Компания ждала, когда прервется фырчащий поток автомашин, чтобы перейти дорогу.
— Тот самый, — сказал Тим.
— Квашеный, — мрачно произнес Барбус. — И его каюк-компания.
И тут же перевел взгляд в сторону ларька экспресс-кафе, где минуту назад ошивался Генка-Будильник. Вспотевший и злой, он вливал в себя стакан за стаканом «Фанту», громко сетуя, что пропивает здесь больше, чем зарабатывает.
Будильника на месте не было. Дима Смольский пронзительно свистнул, однако никакого ответа не последовало. Тим внимательно посмотрел на Серегу. Тот, не обращая ни на кого внимания, наклонился и выплеснул на «фольксваген» ведро чистой воды.
— Готово, — спокойным голосом произнес он.
Тем временем Квашеный уже перешел дорогу. Он двигался неспешным, упругим шагом, поворачивая ступни внутрь и загребая пыль. Походка ротвейлера. Или питбуля. Пачка торопливо семенил за ним, стреляя колючими глазками по сторонам.
— Как работается, пролетарии? — издалека поинтересовался Квашеный. — Что-то вас сегодня негусто…
«К твоему большому сожалению», — подумал Тим. Сегодня они были только вчетвером: Будильник, как назло, так и не показывался.
— Ну что молчите? — поднял брови Квашеный. — Сколько заработали, спрашиваю?
— Опять мелочи, на колу не хватает? — отозвался Барбус.
— Обижаешь, — осклабился тот, — Годы мои уже не те, чтобы колой травиться… А вот от баночки пива не откажусь.
— Так сходи и купи. — Барбус сделал каменное лицо.
— А я думал, что гостей принято угощать, — прищурился Квашеный,
— Незваный гость хуже татарина.
— А хочешь, я тебя асфальт грызть заставлю? — нахально высунулся вперед Пачка. Он был мокрый как мышь и, разговаривая, постоянно сдувал пот с верхней губы. На майке под мышками отпечатались широкие соляные разводы.
В воздухе повисло тяжелое молчание. Прямой вопрос Пачки требовал такого же прямого ответа: или ребята покорно скинутся Квашеному на пиво, или сейчас будет драка.
— Пиво пить вредно, — неожиданно для себя и всех остальных сказал Тим (по правде говоря, его папа утверждал маме как раз обратное).
Не успел он произнести последнее слово, как небольшая заасфальтированная площадка напротив бетонной эстакады превратилась в поле боя… Квашеный первым же ударом свалил с ног Димку Смольского. Димка молча рухнул на колени, схватившись дрожащей рукой за ухо. Тим мельком увидел лицо Квашеного: оно стало похожим на сжатый кулак, кровь отхлынула от щек, веснушки, словно грязно-рыжие острова, обнажившиеся во время отлива, проступили вдруг ярко и отчетливо.
— Димка! — крикнул Тим, догадываясь, какие действия последуют сейчас со стороны Квашеного.
Он метнулся вбок, уворачиваясь от тяжелого кулака Пачки; тот, оступившись, по инерции подался вперед. Тим врезался плечом в Квашеного, который уже готов был пнуть ногой Димку Смольского, и опрокинул его на спину.
— Молись, сосунок… — прорычал Квашеный.
Тим знал, что главное сейчас — не дать ему встать. Он схватил Квашеного за запястье, пробуя вывернуть ему руку, но рука оказалась жилистой, крепкой, словно морской канат.
Квашеный пнул сзади Тима коленом. Потом выдернул руку, и в ту же секунду Тим почувствовал, как его голова отлетает от кулака Квашеного, словно волейбольный мяч… А тут подоспели Пачка и еще один парень из каюк-компании. Они схватили Тима под мышки и отшвырнули к эстакаде. Тимофей врезался боком в бетонный столб и, не удержавшись, вскрикнул.
— Готов, — сказал кто-то.
В голове царил непрерывный шум и кавардак. Тим приподнялся на руках и увидел перед собой перекошенное от злобы веснушчатое лицо. Квашеный сидел перед ним на корточках. Ни слова не говоря, он накрыл лицо Тимофея своей потной ладонью и сильно сжал, словно это была мокрая мочалка. Тим выбросил вперед кулак, но ровным счетом ничего этим не добился; в ответ послышался тихий подлый смешок.
— Проси прощения, сопляк.
Тим укусил его за руку и тут же получил такую увесистую оплеуху, что тусклое небо закружилось перед ним, постепенно уменьшаясь в размерах, пока не превратилось в маленькую точку и внезапно исчезло, будто вытекло в канализацию.
Видимо, Тим потерял сознание всего на минуту, не больше. Когда он пришел в себя, то увидел, как Барбус, схватив толстый резиновый шланг, отчаянно отбивается сразу от четверых противников.
— Не подходи, гады-ы-ы-ы! — кричал он, размахивая черной кишкой.
А в дальнем уголке площадки беседовали Квашеный и Серега Светлов. В первый миг Тимофею показалось, что они и вправду тихо-мирно беседуют (и это в то время, когда остальные пацаны чуть ли не в полном вырубе!..). А потом ленивый ветерок донес до него слова:
— А тебя, боец, предупреждаю особо, — каким-то противным, мурлыкающим голосом проговорил Квашеный. — Я повторяться не люблю, ты же знаешь.
Тут Тим увидел, что он держит Серегу за ворот тенниски, нахально накручивая ее на палец.
— А мне твои предупреждения… сам знаешь, — хрипло отозвался Серега.
Квашеный сделал быстрое неуловимое движение и ударил Серегу локтем в висок. Потом, рисуясь, сделал ложный замах и провел прямой правый. Послышался неприятный звук, словно наступили на кулек с воздушной кукурузой. Серега отступил на шаг, потом еще…
— Стой, где стоял, Квашеный! — заорал Тим, с трудом поднимаясь на ноги.
Он рассчитывал, что тот оглянется на него, и тогда Серега сможет влепить ему от души. Но Серега, видно, что-то не понял. Он продолжал отступать дальше и дальше, закрыв руками лицо. Квашеный удивленно взглянул на Тима, сплюнул и вразвалку направился к нему.
Тим пригнулся и нащупал рукой короткий арматурный прут. Краем глаза он заметил, что Барбус выдохся, опустил свой шланг, и его в тот же миг опрокинули на асфальт. Пачка, который минуту назад прятался за чужими спинами, теперь старался больше всех… Димка Смольский, так и не оправившись от первого удара, отполз к траве.
— Отчаянный, да? — В пустых бесцветных глазах Квашеного отражался облупленный дорожный знак «STOP».
— Да уж неквашеный в любом случае, — как можно спокойнее сказал Тим.
— И что ты собираешься этой штукой делать? — Квашеный кивнул на арматуру.
Внезапно откуда-то донеслось:
— Эй там, полегче… оглоеды!
Тим осторожно глянул в сторону. Несколько водителей и служащих заправки все это время с интересом наблюдали за схваткой. На некоторое время даже прекратилась отгрузка бензина. Теперь публика, видно, заволновалась, почувствовав, что дело заходит слишком далеко.
— Брось железку, малец! — крикнул какой-то усатый водила. — А не то вас всех быстро к ногтю… Ну — кому говорено?
Усатый перешагнул через бензиновый шланг и направился в их сторону. Тим ругнулся про себя и швырнул арматурину как можно дальше. Квашеный улыбнулся. Он лихо цвыркнул сквозь зубы на Тимин ботинок, развернулся и пошел прочь.
— Айда. Оставьте этого заморыша, — он кивнул своим ребятам на распластанного на асфальте Барбуса, — в другой раз добьем…
Когда каюк-компания приблизилась к шоссе, Квашеный обернулся и громко сказал:
— Все-таки зря вы не скинулись на пиво, засранцы. ОЧЕНЬ-ОЧЕНЬ ЗРЯ.
Глава 8
Если бы случилось так, что дети сами выбирали себе мам, то Тим, естественно, выбрал бы свою маму.
Ну, а если бы его мама оказалась уже занята (Тим не сомневался, что ее акции пользовались ажиотажным спросом), то он выбрал бы Ларису Васильевну — маму Аллы Рассолько.
Лариса Васильевна — заведующая в поликлинике. Ей всего тридцать два года, а выглядит она еще моложе. Тимин папа как-то сказал, что она похожа на теледиктора Татьяну Миткову, и мама странно так посмотрела на него, и они долго после этого не разговаривали. У Ларисы Васильевны легкий характер, она не давит на психику, как остальные взрослые. Запретных тем для нее не существует, и в трудную минуту к Ларисе Васильевне можно обратиться с любым вопросом. Тим своими ушами слышал, как она произнесла в разговоре слово «пенис», причем сказала просто, не хихикая, не прикрываясь ладошкой, — она в самом деле считала, что пенис надо называть пенисом, а папу Леши Морозова (который по пьяни гоняется за сыном с электрошокером) — органическим олигофреном.
— Здравствуйте, мальчики, — сказала Лариса Васильевна, увидев Тима и Серегу.
Она была одета в спортивный костюм с каким-то сногсшибательным австралийским рисунком, — видимо, совершала вечерний моцион.
— Здравствуйте, — вяло поздоровался за обоих Тимофей.
Они с Серегой брели домой с заправки, угрюмо рассматривая асфальт под ногами, напоминающий изъеденный кратерами лунный ландшафт. За всю дорогу они не сказали друг другу ни слова.
— Подождите-ка…
Взгляд Ларисы Васильевны задержался на баклажанно-лиловой Серегиной физиономии.
— Вы подрались с кем-то?
Серега поднял на нее глаза и снова молча уткнулся в землю.
— Чепуха, Лариса Васильевна, — отмахнулся Тим. — В нашем возрасте даже полезно…
— Не говори ерунды, — сказала Лариса Васильевна.
Она подошла к Сереге, приподняла его лицо за подбородок и заставила его смотреть себе в глаза.
— Как мама себя чувствует? — неожиданно спросила она.
Серега вздрогнул.
— Спасибо, — тихим, каким-то чужим голосом ответил он.
— Мне не нужно навестить ее?
Лариса Васильевна не давала Сереге опустить глаза.
— Нет, не надо…
— Я не хотела бы, чтобы ты расстраивал ее еще больше, — негромко произнесла она.
До Тима вдруг дошло, что у нее с Серегой какой-то сугубо личный разговор и что ему следует отойти в сторонку. Тим отступил к краю тротуара и уселся прямо на траву, прислонившись спиной к боку застывшего на газоне «жигуля». Интересно, а у Роберта Планта в молодости были такие знакомые, как Квашеный? Или как Пачка?..
Лариса Васильевна что-то тихо говорила Сереге, на что он изредка и явно нехотя кивал головой. В конце концов он выдавил из себя единственную фразу, по всей видимости «до свидания», и стремительным шагом направился дальше.
— Cepera! — крикнул Тимофей, поднимаясь.
Тот даже не обернулся и только прибавил шагу.
— Дурной какой-то, честное слово…
Лариса Васильевна с улыбкой подошла к Тиму. Она медленно, с наслаждением распрямила ноги. Тим подумал, что никто из телезрителей не видел, какая фигура у Татьяны Митковой, и еще он подумал, что Лариса Васильевна в любом случае дала бы ей сто очков вперед.
— У вас междоусобный конфликт? — спросила она, показывая на вспухшую губу Тимофея. — Или был кто-то третий?
— И третий, и четвертый, и пятый…
— От мамы тебе влетит, — серьезно сказала Лариса Васильевна.
Она уже перестала улыбаться. Тим пожал плечами.
— Обязательно влетит. Будь я на ее месте — влетело бы по первое число.
— Не в первый и не в последний раз.
— Может, зайдешь к нам на минутку? — вдруг предложила Лариса Васильевна. — Я попытаюсь чем-нибудь помочь.
— Поздно уже, — скривился Тим.
— Вот еще, — она сделала вид, будто поняла его буквально. — Летом нормальные дети засыпают не раньше полуночи… К тому же Алла будет рада.
Вот еще, будет он радовать Аллу Рассолько!.. Несмотря на то что ее мама считалась самой эмансипированной женщиной во всем микрорайоне, сама Алла была тихоней из тихонь. И красотой пока что не блистала. Возможно, когда-нибудь, лет через десять, она и прорвется в «Мисс Вселенная», но многие мальчишки во дворе сомневались на этот счет.
— Я пойду, пожалуй, домой, — твердо сказал Тим.
И в тот же миг его внутренний голос завопил: «Ты последний идиот! Ведь кому, как не Ларисе Васильевне, знать о том, что происходит в семействе Светловых!.. И если мама Сереги больна, то Лариса Васильевна наверняка знает — чем именно! Соображаешь, дурья башка?..»
— Дело хозяйское, — она пожала плечами. — Приходи как-нибудь в другой раз. Я расскажу тебе, что делать, чтобы синяк рассосался за две минуты.
— Серьезно? — неожиданно заинтересовался Тим. И, помявшись, добавил: — Может… вы мне расскажете немножко сейчас?
Лариса Васильевна снова улыбнулась, будто ни на минуту не сомневалась, что Тим согласится как миленький. Кивнув ему головой, она направилась к своему подъезду.
— В первую очередь для этого необходимо заварить свежий чай, — сказала она.
* * *
Она действительно заварила чай, а потом достала свежее печенье с корицей и вишней, а еще миланский шоколадный пирог фабричной выпечки.
А потом на кухню приплелась Алла с «Поющими в терновнике» под мышкой. За первый месяц каникул с ее лица сошла болезненная зеленоватая бледность, а волосы отрасли чуть не до середины спины и выгорели добела. Ей это шло.
— Привет. Я слышала, ты на мойке работаешь? — сказала Алла.
— Работаю, — ответил Тим, погрузив лицо в чашку.
— И много зарабатываешь?
— Страшное дело, — кивнул Тимофей.
— Не донимай гостя расспросами, — сказала Лариса Васильевна, подкладывая печенье в корзину. — Это невежливо.
— Я пытаюсь его развлечь, только и всего, — пожала плечами Алла.
Тим почувствовал, как от крепкого чая его прошиб пот. «Если бы эта Алка убралась куда-нибудь…»
— Ты не знаешь, что происходит с Сергеем? — словно прочитав его мысли, спросила Лариса Васильевна.
Тим сделал большой глоток.
— Ничего хорошего.
И, обжигаясь, глотнул еще раз.
— Возможно, он переживает из-за мамы, — осторожно добавил он.
— Так ты… знаешь? — как-то странно удивилась Лариса Васильевна.
— Все только и говорят об этом, — ни с того ни с сего ляпнул Тимофей.
— Не может быть… — Кофейные от загара щеки Ларисы Васильевны побледнели. — Откуда они узнали?
Тим промолчал.
— Евгения Львовна не хотела никому говорить об этом. Даже Сереже. Может, это он в конце концов проболтался? — Лариса Васильевна в упор посмотрела на Тимофея.
— Нет.
Она оглянулась на дочь.
— Да ты что, мама, — прощебетала Алла, — мне сто лет не нужно выдавать чужие секреты.
— Впрочем, — Лариса Васильевна махнула рукой и мягко улыбнулась, — не думаю, чтобы из этого на самом деле следовало делать страшную тайну… Заболевание костного мозга — это, простите за выражение, не гонорея. Такая история может произойти с каждым… Но, честно говоря, — добавила она минуту спустя, — я не совсем понимаю связь между болезнью Евгении Львовны и Сережиными синяками. Он что, дерется с вами?
— Нет, — замотал головой Тимофей. — Да я и сам толком не понимаю, в чем там дело.
«Заболевание костного мозга…» Тим вспомнил, как папа читал маме заметку в «Известиях», где говорилось о какой-то девчонке-чеченке, которой требовалось делать пересадку костного мозга. Теперь становилось понятным, почему их заинтересовала именно эта статья… Кстати, там говорилось о какой-то бешеной сумме долларов, необходимой для операции.
— Ей будут делать пересадку? — спросил Тим.
— Почему ты так решил? — удивилась Лариса Васильевна. — До этого дело пока не дошло. Правда, через месяц-другой может наступить резкое ухудшение… Я не знаю… — Она встала и оперлась о кухонный столик. — В хирургическом центре, куда я направила Евгению Львовну, сказали, что, если будет сделана небольшая упреждающая операция, все еще может обойтись…
Лариса Васильевна тряхнула густыми каштановыми волосами (кадр из рекламы «Пантин Про-Ви») и усмехнулась.
— Да я и сама могу разболтать что угодно, — сказала она. — Непонятно, зачем я это вам рассказываю… Одна из тяжелых форм стресса — это когда человек начинает обсуждать с посторонними свои профессиональные проблемы.
— Мы не посторонние, — зевнула Алла и, сунув под мышку «Поющих в терновнике», удалилась.
— Я пойду, пожалуй, — сказал Тимофей.
— Не оставляй Сергея, — сказала Лариса Васильевна на прощание. — Я прошу не ради него самого — ради себя. Ради меня то есть. Евгения Львовна — мой пациент, и я не хочу, чтобы у нее был лишний повод для расстройства. Тогда и у меня все будет хорошо.
— Я понял.
— Будь рядом с Сергеем. Вы как-никак друзья.
Лариса Васильевна улыбнулась. Улыбка у нее получилась какой-то усталой.

Часть 2
ИГРА НАЧИНАЕТСЯ
Глава 9
Папаша Зельнов отгрохал этот особняк меньше года назад. Сколько стоило это удовольствие — никто вам не скажет. Но некоторые особо информированные люди утверждают, что на деньги, которые он сюда ухлопал, вполне можно было бы купить небольшой городок на западном побережье США.
Проект был заказан у набирающего в ту пору известность московского архитектора по фамилии Цигельбаум. Этот Цигельбаум был помешан на компьютерах и виртуальной реальности; в Качалове и Битце ходили легенды, что проект особняка Зельнова родился под впечатлением одной из компьютерных игр (о какой именно игре идет тут речь, опять-таки неизвестно).
О внутреннем убранстве резиденции судить было трудно, так как никто из местного бомонда сюда приглашен не был. Легендарную славу Самого Понтового Дома поддерживает подземный гараж на шесть машин, откуда периодически выруливают то «олдс-мобил», то «альфа-ромео», а то и коллекционный «мазерати»; местных зевак также впечатляют две летние террасы, украшенные фонтанами с подсветкой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20