Но ты должна признать, в последнее время ты замкнулась в себе, грустишь, ничего не ешь, тебя тошнит, ты вдруг стала бояться, не пополнела ли ты… А потом, я не могла не заметить, что ты в этом месяце не прикасалась к своей коробке с «Тампаксами». Я знаю, это у тебя пока нерегулярно, но когда все сложилось вместе… Ах, Элли, ты даже не представляешь, как я рада, что неверно подвела итог!
Она стискивает меня в объятиях и вдруг настораживается:
— Все-таки от тебя пахнет кислым!
— Прекрати! Не заводи все сначала!
Анна отстраняет меня на длину руки, смотрит прямо в глаза.
— В чем дело, Элли?
— Ни в чем.
— Перестань. Ты уже с каких пор сама не своя.
— Ну, ладно. Я себе не нравлюсь. Я хочу стать новым человеком.
— А мне нравилась прежняя Элли, — говорит Анна. — Ты как будто погасла. Такая бледная, измученная. Я, наверное, с ума сошла, что поддержала тебя с той глупой диетой. Ты очень похудела.
— Нет, неправда, даже и не начала. Я все еще жутко толстая, посмотри! — Я с отвращением дергаю свою одежду.
— Сама посмотри. — Анна приподнимает мой толстый джемпер.
— Анна, пусти, — вырываюсь я. — Хватит меня разглядывать.
— Ты очень сильно похудела! Я и не замечала, насколько сильно. Господи, Элли, у тебя не анорексия?
— Конечно, нет. Посмотри, сколько я лопаю. Вот сегодня — целых два обеда.
— Да, наверное… Разве только… Элли, скажи честно, ты не вызвала у себя рвоту?
Сердце гулко стучит, но я заставляю себя смотреть ей прямо в глаза.
— Анна, честно, остановись. То у меня ребенок, то анорексия, теперь булимия!
— Прости, прости. Я совсем запуталась. Насчет Дэна. Ты говоришь, вы больше не дружите?
— Не знаю. Я не знаю, дружим мы или нет, потому что я уже не знаю, сколько времени не видела Дэна.
— Женщины, кончайте вы трепаться в кухне, сколько можно? — Папа просовывает голову в дверь. — Пошли смотреть телевизор, раз уж я его приволок.
— Идем, идем.
— А Дэна ты скоро увидишь, — говорит папа. — Я в пабе встретил его папочку и пригласил все семейство к нам на сегодня, на вечер, выпить по случаю Рождества!
Глава 8
ПРИМЕРНАЯ ДЕВОЧКА
— Что ты сделал?! — спрашиваю я.
— Я думал, ты обрадуешься, — теряется папа. — Тебе ведь до смерти хотелось повидать этого молодого человека или нет?
— Нет! То есть… Дело в том, что мне хотелось, чтобы он сам ко мне пришел. А так он подумает, что это я тебя попросила. Ох, папа, как ты мог?
— Да, как ты мог?! — присоединяется ко мне Анна. — Вот бестолковина! Выпить по случаю Рождества? Что выпить? У нас только вино к завтрашнему обеду и несколько банок пива. А все их детишки! Сколько их там — пять, шесть? А еда? Нужно же их как-то угостить. У меня пакет хрустящей картошки и одна банка зеленого горошка. Они это сметут в один момент!
— Пап, Дэн придет? Мне нравится Дэн! Он играет в интересные игры, с ним весело, — говорит Моголь.
— Да, дружок. Дэн придет. Я рад, что хоть кто-то доволен. — Папа сажает Моголя к себе на плечо, и оба они возвращаются к телевизору.
Я говорю:
— Когда они придут, я уйду.
— Не дури, Элли. Куда тебе идти? Ты же не можешь слоняться в одиночестве по горам в темноте.
— Но ты понимаешь, как все это выглядит? О боже, а я как буду выглядеть? Я совсем не взяла с собой приличной одежды.
— И я тоже. Но родные у Дэна не слишком строги по части одежды.
Мы обе зловредно хихикаем. По части одежды семейка Дэна — полный отстой.
— Так чем же все-таки их кормить? — Анна начинает перебирать коробки на кухне. — Придется поехать в деревню и опустошить магазин. Как будто мне больше нечем заняться, честное слово. Я-то надеялась подготовить овощи и нафаршировать индейку к завтрашнему обеду.
— Я этим займусь, — говорю я.
Я чищу картошку и брюссельскую капусту, набиваю фаршем индейку, пока руки не начинают болеть. Потом ополаскиваю лицо в ледяной ванной и пытаюсь привести в порядок волосы. Натягиваю черные джинсы и черную с серебром блузку. Живот все еще кажется мне раздувшимся, и я очень боюсь, что джинсы не налезут — но они застегиваются с легкостью, и блузка уже не натягивается на груди. Видно, я и правда похудела. Довольно основательно…
Возвращается из магазина Анна. Она по-настоящему благодарна мне, особенно после того, как я пожарила на гриле маленькие сосисочки, запихнула начинку в слоеные пирожки и обернула консервированные побеги аспарагуса тоненькими ломтиками черного хлеба. Я красиво раскладываю все это на тарелке, а для детей сооружаю маленькие рожицы из кусочков сыра, ананасов и оливок, уложенных на крекеры. Сама я ни кусочка не откусила и, хоть от слабости меня слегка качает, ощущаю странное волнение. Я добилась своего. Я худею.
Я ХУДЕЮ!
Но мгновенно начинаю казаться себе все толще и толще, когда слышу подъезжающую машину, хлопанье дверей, звук множества голосов.
Анна, папа и Моголь идут встречать гостей. Я держусь сзади, стараясь выглядеть спокойной.
В комнату вваливаются братья и сестры Дэна, одетые в старые самодельные джемперы и мешковатые штаны. Помнится, их было не так много — некоторые прихватили с собой приятелей. Хорошо, что Анна сгоняла в магазин. Потом входят папа и мама Дэна, они одеты в одинаковые свитера из овечьей шерсти и джинсы, сидящие вкривь и вкось. Они тоже привели с собой друзей — мужчину, тоже в веселеньком джемпере (бредовые вязаные лягушки) и в старых, вонючих вельветовых штанах, и сутулую женщину в лоскутной безрукавке и в индейской юбке с неровным краем.
Затем входит еще одна незнакомая девочка. Примерно моя ровесница. Тоже явно скрывается от "полиции стиля". На ней мужская фуфайка для игры в регби и мешковатые тренировочные штаны. В штанах — основательный зад. Она не то что толстая, просто очень крупная, и к тому же мощная. Под этими полосочками скрывается неслабая мускулатура. У нее длинные волосы, еще курчавее моих, но она заплела их в школьную косичку, да так туго, что кожа натянулась на лбу. Она улыбается:
— Привет, ребята!
Боже, какая непосредственность! Кто же это?
— Я — Гейл, — говорит она и машет толстой ручкой. — Я — подружка Дэна.
Я смотрю на нее во все глаза. В комнате вдруг становится очень тихо. Все ждут. И вот появляется сам Дэн. Он зацепляется ногой за коврик у двери, эффектно покачивается и уже готов растянуться во весь рост, но тут Гейл хватает его за руку и рывком ставит на ноги.
— Оп-ля! — восклицает она.
— Вот уж, действительно, оп-ля, — бормочет папа — он неожиданно оказался рядом со мной. — Элли, солнышко, что ты будешь пить? Кока-колу? Апельсиновый сок? Капельку вина?
Какой он милый — поддерживает меня, даже предлагает залить свое горе.
— Элли, поможешь мне передать тарелки? Это все Элли приготовила. Правда, художественно получилось? — говорит Анна, и всем приходится кивать и восхищаться.
Дэн стоит неподвижно, с красным лицом, но глаза его блестят за запотевшими стеклами очков. Волосы, остриженные чуть ли не наголо, немного отросли, и образовался некий странный подлесок, опрокидывающий все законы земного тяготения. Гейл с широкой улыбкой нежно треплет его щетину.
— Дэнни, ты такой дурак, честное слово.
Дэн и точно стоит дурак дураком. Он тоже одет в мужскую фуфайку для регби. Плечи висят до локтей, подол болтается на уровне коленок. До боли ясно, что эта фуфайка никогда не бывала в деле на грязном спортивном поле. Может, у Гейл на уме совсем другая физкультура? Она все время трогает его руками. Моголь изо всех сил отталкивает ее.
— Привет, Дэн! Привет! Это я, Моголь!
— Привет, Моголь. — Дэн поднимает его, переворачивает вверх ногами и щекочет.
Моголь пищит, извивается и дрыгает ногами. Попадает пяткой прямо Гейл в живот. Другая сложилась бы пополам, но эта, как видно, гуттаперчевая.
— Эй, козявка! Поосторожней брыкайся! — говорит она, забирает Моголя у Дэна и слегка встряхивает.
Это, конечно, в шутку. Сделай так Дэн, Моголь был бы в восторге, но сейчас он яростно выгибается и вопит:
— А ну, пусти! Перестань! Меня сейчас стошнит!
Гейл ставит его на пол, подняв брови.
— Да успокойся ты, все нормально, — говорит она.
Моголь игнорирует ее и обращается к Дэну:
— Это кто?
— Это Гейл. Мы с ней друзья, — говорит Дэн.
— Значит, она твоя подружка?
— Моголь, прекрати, — говорит Анна. — Иди сюда.
Она не может увести его силой, потому что руки у нее заняты — Анна несет сразу три тарелки с едой.
Дэн шаркает своими кедами. Зато Гейл ни капельки не смущается.
— Ну конечно, я подружка Дэна, — заявляет она.
— Неправда! — кричит оскорбленный Моголь. — Это Элли подружка Дэна, а не ты!
— Помолчи, Моголь, — говорю я, пятясь к стене.
Но Моголь не согласен молчать.
— Почему Элли больше не может быть твоей подружкой? Она в сто раз лучше, — не отступается он.
— Закройся, Моголь. — Папа подхватывает его на руки и уносит наверх.
Моголь отказывается закрыться и по дороге орет во все горло. Внизу царит леденящее душу молчание.
О боже. Все очень стараются сделать вид, как будто меня здесь нет.
— Кому еще пирожков? — в отчаянии спрашивает Анна.
— Я принесу, — бормочу я и выскакиваю на кухню.
Прислоняюсь к раковине, наливаю себе стакан воды. Проглатываю залпом, стараясь успокоиться.
— Элли?
Вода попадает мне не в то горло. Дэн притащился за мной на кухню!
— Ты в порядке?
У меня вода течет из носа, а он спрашивает, в порядке ли я! Дэн сильно бьет меня по спине.
— Прекрати!
— Извини, я просто подумал, что ты подавилась.
— Нет, я не подавилась. Между прочим, это я должна тебя побить, а не наоборот.
— Ох, Элли, прости. Я не знал, что делать. Хотел просто незаметно уйти на задний план. Так было бы легче для всех, правда? Я думал, может, ты уже сама все просекла, и вообще, это ведь я по тебе с ума сходил, а ты нет. Я думал, может, мы и не встретимся больше, а тут твой папа нас всех пригласил, и мой папа сказал, будет очень невежливо, если мы с Гейл не придем вместе со всеми. Я чувствовал себя просто ужасно — в смысле, я ведь не собирался хвастаться Гейл перед тобой. Хоть я от нее и балдею, но все-таки ты — моя первая подружка, и… и… и я знаю, нужно было рассказать тебе о ней, но я все откладывал и…
— Дэн, хватит лепетать. У нас с тобой ничего серьезного и не было никогда. Подумаешь, большое дело. Правда.
Я это только говорю или действительно так думаю? Дэн — хороший товарищ, но надо было совсем свихнуться, чтобы думать, будто у меня могло быть к нему большое чувство. Или маленькое чувство. Или вообще хоть какое-нибудь чувство.
Будь Гейл стройной и стильной — вот тогда мне было бы ужасно. Но она — словно карикатура на меня, только еще толще. Сказать по правде, настоящий танк. И такая же способность давить людей своими гусеницами. Она бодро входит на кухню, хотя совершенно очевидно, что нам с Дэном нужно пять минут побыть наедине, чтобы выяснить отношения.
— Ну что, Элли, без обид? — Она хлопает меня по плечу.
Завтра на этом месте будет синяк. Ей непременно нужно рассказать мне длинную и безумно скучную историю о том, как они познакомились. Она была участницей женской школьной команды по регби, они приехали на игру в школу Дэна, он отвечал за доставку апельсинов в перерыве. Я вас умоляю, где же тут романтика? Потом они встретились в автобусе, и Дэн, видимо, был сражен наповал. Да мне-то какое дело?
Нет мне до этого никакого дела. И все-таки… Пусть Дэн чудной и бестолковый, как-то странно думать, что теперь у меня совсем никого нет. Сначала я просто придумала наши отношения, чтобы показать Магде и Надин, что у меня наконец-то появился поклонник. А когда они обо всем догадались, я начала думать: а может, Дэн все-таки мой поклонник? Он выглядит полным идиотом и ведет себя соответственно, но он умеет быть и веселым, и забавным, и остроумным. Иногда. И одно в нем искупало все недостатки: ко мне он относился так, словно я — Джульетта, а он — Ромео.
А оказывается, я была всего лишь Розалина. А Джульетта — Гейл. Вот сейчас на моих глазах они разыгрывают бессмертную любовную сцену. Конечно, они не Леонардо Ди Каприо и Клэр Дейнс. Но когда они смотрят друг другу в глаза и смеются, кажется, что они в каком-то своем мире, а вся толпа, набившаяся в наш дряхлый, замшелый коттедж — в другом. А мне вдруг становится очень одиноко, потому что я в своем, отдельном мире, и у меня никого нет — даже Дэна.
Одно хорошо. Я чувствую себя настолько отрешенной, что даже есть не хочется. Я разношу тарелки, передаю стаканы, а сама весь вечер только пью воду из-под крана. Никаких калорий.
Анна заглядывает на кухню, подходит ко мне.
— По-моему, ты держишься замечательно, Элли.
— Хорошо, что ты больше не думаешь, что я жду ребенка, — говорю я. — Ох, Анна, только представь себе Дэна папой. Он младенцу подгузник напялит на голову, а нагрудник — на попку!
Мы с Анной смеемся — между нами, девочками. Полчаса спустя я вижу, как папа поднимает над ними пошлую ветку омелы, и они целуются — сплошные "грезы любви". Мне снова становится так одиноко, что светская улыбка примерзает к лицу, и слезы щиплют глаза.
Я знаю, чего мне сейчас хочется. Позвонить подружкам. Но телефон стоит в гостиной, а там толчется столько народу, и дети носятся, все это просто невозможно.
— Элли? — Папа отходит от Анны и приближается ко мне. — Элли, ты в порядке?
— Нет. Я в полном беспорядке.
Папа роняет омелу на ковер.
— Прости. Это все я виноват. Я тупой. Чем я могу искупить свою вину?
— Сделай так, чтобы все исчезли и я могла позвонить Магде и Надин.
— М-м-м. Попробую, — говорит он. Морщит нос, закрывает глаза и бормочет: — Фокус-покус-чехарда, исчезайте без следа.
— Не получилось, папочка.
— Действительно. Тебе правда очень хочется позвонить Магде и Надин?
— Да. Но я не могу. Не при всех же.
— Ну что ж, я ведь — Дед Мороз. Натягивай куртенку, поедем кататься на саночках.
Папа берет меня за руку, и мы тихонько выскальзываем из дома. Он везет меня в деревню, останавливает машину около телефона-автомата и вручает мне свою телефонную карточку.
— Ой, пап! Миленький ты мой Дед Мороз! Спасибо, спасибо! — Я изо всех сил обнимаю его.
Сначала звоню Надин.
— Ой, Элли, я уже совсем очумела, — шепчет Надин. — Пришли дядя с тетей и бабушка, и наша кудрявая малютка так выкомаривается, что просто с души воротит, а все мне талдычат: развеселись, ведь сейчас Рождество. Полный отстой.
Я по-сестрински утешаю ее, рассказываю, что мне еще хуже: бывший поклонник явился в гости с новой подружкой.
Потом звоню Магде. У нее дома тоже гости.
— Только я не в настроении, — говорит Магда. — Пришли несколько стильных мальчиков, знакомые моих братьев. Мне бы сейчас скакать и резвиться, но после того жуткого вечера с Миком у меня появился какой-то страх. Все боюсь, вдруг другие тоже подумают не то, вот и сижу тише воды, ниже травы, почти ни с кем не разговариваю, а все мне говорят: развеселись, ведь сейчас Рождество, — представляешь?
— Я только что звонила Надин, у нее точно то же самое.
— Ну, хоть ты в порядке, Элли. У тебя есть Дэн, он-то не станет набрасываться на девушку, а потом распускать гнусные сплетни. Он просто лапочка, хоть и придурок. Ой, извини, я не то хотела сказать!
— Можешь его оскорблять, сколько твоей душе угодно, Магда.
И я рассказываю ей про Дэна и его новую любовь.
Мы с ней дружно смеемся, пока на папиной карточке не заканчивается кредит.
— Вот это замечательный рождественский подарок! — говорю я.
На следующий день я получаю еще несколько замечательных подарков: книгу о Фриде Кало, "Под стеклянным колпаком" американской поэтессы Сильвии Плат, "Цвет пурпура" Элис Уокер, стильный черный купальник от известного модельера и большую коробку с пастелью — все это от папы и Анны. Моголь дарит мне новый альбом для рисования. Почти все рождественское утро я рисую их портреты.
Мы играем в Счастливое Семейство.
И вдруг все рушится.
Около двух мы садимся за рождественский обед. Я предупредила Анну, чтобы положила мне поменьше, но на всех тарелках — целые горы еды. Она замечает мой тревожный взгляд.
— Что не доешь, Элли, оставь на тарелке, — говорит Анна, стараясь сохранить мир.
Но все не так просто. Раз принявшись за работу, мои челюсти уже не хотят останавливаться. Еда бесподобна: золотистая поджаристая индейка, фаршированная каштанами, с клюквенным соусом, малюсенькие булочки с сардельками «чиполата» и беконом, жареная картошка, брюссельская капуста, пастернак, фасоль. Я ем, ем, ем, и все так вкусно, что я просто не в силах положить нож и вилку, я режу, накалываю, жую, пока не исчезает последний кусочек. Я даже собираю пальцем остатки подливки.
— Элли! Ты еще тарелку оближи, — говорит папа, но при этом улыбается. — Приятно видеть, что к тебе вернулся аппетит.
Я и на этом не остановилась. Пирожки с мясом гости вчера подъели, но еще остался рождественский пудинг с коньячным кремом, а потом я беру мандарин и еще три шоколадных конфеты к кофе.
— Ням-ням, — приговаривает Моголь, засовывая в рот конфету с начинкой из шерри-бренди.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16
Она стискивает меня в объятиях и вдруг настораживается:
— Все-таки от тебя пахнет кислым!
— Прекрати! Не заводи все сначала!
Анна отстраняет меня на длину руки, смотрит прямо в глаза.
— В чем дело, Элли?
— Ни в чем.
— Перестань. Ты уже с каких пор сама не своя.
— Ну, ладно. Я себе не нравлюсь. Я хочу стать новым человеком.
— А мне нравилась прежняя Элли, — говорит Анна. — Ты как будто погасла. Такая бледная, измученная. Я, наверное, с ума сошла, что поддержала тебя с той глупой диетой. Ты очень похудела.
— Нет, неправда, даже и не начала. Я все еще жутко толстая, посмотри! — Я с отвращением дергаю свою одежду.
— Сама посмотри. — Анна приподнимает мой толстый джемпер.
— Анна, пусти, — вырываюсь я. — Хватит меня разглядывать.
— Ты очень сильно похудела! Я и не замечала, насколько сильно. Господи, Элли, у тебя не анорексия?
— Конечно, нет. Посмотри, сколько я лопаю. Вот сегодня — целых два обеда.
— Да, наверное… Разве только… Элли, скажи честно, ты не вызвала у себя рвоту?
Сердце гулко стучит, но я заставляю себя смотреть ей прямо в глаза.
— Анна, честно, остановись. То у меня ребенок, то анорексия, теперь булимия!
— Прости, прости. Я совсем запуталась. Насчет Дэна. Ты говоришь, вы больше не дружите?
— Не знаю. Я не знаю, дружим мы или нет, потому что я уже не знаю, сколько времени не видела Дэна.
— Женщины, кончайте вы трепаться в кухне, сколько можно? — Папа просовывает голову в дверь. — Пошли смотреть телевизор, раз уж я его приволок.
— Идем, идем.
— А Дэна ты скоро увидишь, — говорит папа. — Я в пабе встретил его папочку и пригласил все семейство к нам на сегодня, на вечер, выпить по случаю Рождества!
Глава 8
ПРИМЕРНАЯ ДЕВОЧКА
— Что ты сделал?! — спрашиваю я.
— Я думал, ты обрадуешься, — теряется папа. — Тебе ведь до смерти хотелось повидать этого молодого человека или нет?
— Нет! То есть… Дело в том, что мне хотелось, чтобы он сам ко мне пришел. А так он подумает, что это я тебя попросила. Ох, папа, как ты мог?
— Да, как ты мог?! — присоединяется ко мне Анна. — Вот бестолковина! Выпить по случаю Рождества? Что выпить? У нас только вино к завтрашнему обеду и несколько банок пива. А все их детишки! Сколько их там — пять, шесть? А еда? Нужно же их как-то угостить. У меня пакет хрустящей картошки и одна банка зеленого горошка. Они это сметут в один момент!
— Пап, Дэн придет? Мне нравится Дэн! Он играет в интересные игры, с ним весело, — говорит Моголь.
— Да, дружок. Дэн придет. Я рад, что хоть кто-то доволен. — Папа сажает Моголя к себе на плечо, и оба они возвращаются к телевизору.
Я говорю:
— Когда они придут, я уйду.
— Не дури, Элли. Куда тебе идти? Ты же не можешь слоняться в одиночестве по горам в темноте.
— Но ты понимаешь, как все это выглядит? О боже, а я как буду выглядеть? Я совсем не взяла с собой приличной одежды.
— И я тоже. Но родные у Дэна не слишком строги по части одежды.
Мы обе зловредно хихикаем. По части одежды семейка Дэна — полный отстой.
— Так чем же все-таки их кормить? — Анна начинает перебирать коробки на кухне. — Придется поехать в деревню и опустошить магазин. Как будто мне больше нечем заняться, честное слово. Я-то надеялась подготовить овощи и нафаршировать индейку к завтрашнему обеду.
— Я этим займусь, — говорю я.
Я чищу картошку и брюссельскую капусту, набиваю фаршем индейку, пока руки не начинают болеть. Потом ополаскиваю лицо в ледяной ванной и пытаюсь привести в порядок волосы. Натягиваю черные джинсы и черную с серебром блузку. Живот все еще кажется мне раздувшимся, и я очень боюсь, что джинсы не налезут — но они застегиваются с легкостью, и блузка уже не натягивается на груди. Видно, я и правда похудела. Довольно основательно…
Возвращается из магазина Анна. Она по-настоящему благодарна мне, особенно после того, как я пожарила на гриле маленькие сосисочки, запихнула начинку в слоеные пирожки и обернула консервированные побеги аспарагуса тоненькими ломтиками черного хлеба. Я красиво раскладываю все это на тарелке, а для детей сооружаю маленькие рожицы из кусочков сыра, ананасов и оливок, уложенных на крекеры. Сама я ни кусочка не откусила и, хоть от слабости меня слегка качает, ощущаю странное волнение. Я добилась своего. Я худею.
Я ХУДЕЮ!
Но мгновенно начинаю казаться себе все толще и толще, когда слышу подъезжающую машину, хлопанье дверей, звук множества голосов.
Анна, папа и Моголь идут встречать гостей. Я держусь сзади, стараясь выглядеть спокойной.
В комнату вваливаются братья и сестры Дэна, одетые в старые самодельные джемперы и мешковатые штаны. Помнится, их было не так много — некоторые прихватили с собой приятелей. Хорошо, что Анна сгоняла в магазин. Потом входят папа и мама Дэна, они одеты в одинаковые свитера из овечьей шерсти и джинсы, сидящие вкривь и вкось. Они тоже привели с собой друзей — мужчину, тоже в веселеньком джемпере (бредовые вязаные лягушки) и в старых, вонючих вельветовых штанах, и сутулую женщину в лоскутной безрукавке и в индейской юбке с неровным краем.
Затем входит еще одна незнакомая девочка. Примерно моя ровесница. Тоже явно скрывается от "полиции стиля". На ней мужская фуфайка для игры в регби и мешковатые тренировочные штаны. В штанах — основательный зад. Она не то что толстая, просто очень крупная, и к тому же мощная. Под этими полосочками скрывается неслабая мускулатура. У нее длинные волосы, еще курчавее моих, но она заплела их в школьную косичку, да так туго, что кожа натянулась на лбу. Она улыбается:
— Привет, ребята!
Боже, какая непосредственность! Кто же это?
— Я — Гейл, — говорит она и машет толстой ручкой. — Я — подружка Дэна.
Я смотрю на нее во все глаза. В комнате вдруг становится очень тихо. Все ждут. И вот появляется сам Дэн. Он зацепляется ногой за коврик у двери, эффектно покачивается и уже готов растянуться во весь рост, но тут Гейл хватает его за руку и рывком ставит на ноги.
— Оп-ля! — восклицает она.
— Вот уж, действительно, оп-ля, — бормочет папа — он неожиданно оказался рядом со мной. — Элли, солнышко, что ты будешь пить? Кока-колу? Апельсиновый сок? Капельку вина?
Какой он милый — поддерживает меня, даже предлагает залить свое горе.
— Элли, поможешь мне передать тарелки? Это все Элли приготовила. Правда, художественно получилось? — говорит Анна, и всем приходится кивать и восхищаться.
Дэн стоит неподвижно, с красным лицом, но глаза его блестят за запотевшими стеклами очков. Волосы, остриженные чуть ли не наголо, немного отросли, и образовался некий странный подлесок, опрокидывающий все законы земного тяготения. Гейл с широкой улыбкой нежно треплет его щетину.
— Дэнни, ты такой дурак, честное слово.
Дэн и точно стоит дурак дураком. Он тоже одет в мужскую фуфайку для регби. Плечи висят до локтей, подол болтается на уровне коленок. До боли ясно, что эта фуфайка никогда не бывала в деле на грязном спортивном поле. Может, у Гейл на уме совсем другая физкультура? Она все время трогает его руками. Моголь изо всех сил отталкивает ее.
— Привет, Дэн! Привет! Это я, Моголь!
— Привет, Моголь. — Дэн поднимает его, переворачивает вверх ногами и щекочет.
Моголь пищит, извивается и дрыгает ногами. Попадает пяткой прямо Гейл в живот. Другая сложилась бы пополам, но эта, как видно, гуттаперчевая.
— Эй, козявка! Поосторожней брыкайся! — говорит она, забирает Моголя у Дэна и слегка встряхивает.
Это, конечно, в шутку. Сделай так Дэн, Моголь был бы в восторге, но сейчас он яростно выгибается и вопит:
— А ну, пусти! Перестань! Меня сейчас стошнит!
Гейл ставит его на пол, подняв брови.
— Да успокойся ты, все нормально, — говорит она.
Моголь игнорирует ее и обращается к Дэну:
— Это кто?
— Это Гейл. Мы с ней друзья, — говорит Дэн.
— Значит, она твоя подружка?
— Моголь, прекрати, — говорит Анна. — Иди сюда.
Она не может увести его силой, потому что руки у нее заняты — Анна несет сразу три тарелки с едой.
Дэн шаркает своими кедами. Зато Гейл ни капельки не смущается.
— Ну конечно, я подружка Дэна, — заявляет она.
— Неправда! — кричит оскорбленный Моголь. — Это Элли подружка Дэна, а не ты!
— Помолчи, Моголь, — говорю я, пятясь к стене.
Но Моголь не согласен молчать.
— Почему Элли больше не может быть твоей подружкой? Она в сто раз лучше, — не отступается он.
— Закройся, Моголь. — Папа подхватывает его на руки и уносит наверх.
Моголь отказывается закрыться и по дороге орет во все горло. Внизу царит леденящее душу молчание.
О боже. Все очень стараются сделать вид, как будто меня здесь нет.
— Кому еще пирожков? — в отчаянии спрашивает Анна.
— Я принесу, — бормочу я и выскакиваю на кухню.
Прислоняюсь к раковине, наливаю себе стакан воды. Проглатываю залпом, стараясь успокоиться.
— Элли?
Вода попадает мне не в то горло. Дэн притащился за мной на кухню!
— Ты в порядке?
У меня вода течет из носа, а он спрашивает, в порядке ли я! Дэн сильно бьет меня по спине.
— Прекрати!
— Извини, я просто подумал, что ты подавилась.
— Нет, я не подавилась. Между прочим, это я должна тебя побить, а не наоборот.
— Ох, Элли, прости. Я не знал, что делать. Хотел просто незаметно уйти на задний план. Так было бы легче для всех, правда? Я думал, может, ты уже сама все просекла, и вообще, это ведь я по тебе с ума сходил, а ты нет. Я думал, может, мы и не встретимся больше, а тут твой папа нас всех пригласил, и мой папа сказал, будет очень невежливо, если мы с Гейл не придем вместе со всеми. Я чувствовал себя просто ужасно — в смысле, я ведь не собирался хвастаться Гейл перед тобой. Хоть я от нее и балдею, но все-таки ты — моя первая подружка, и… и… и я знаю, нужно было рассказать тебе о ней, но я все откладывал и…
— Дэн, хватит лепетать. У нас с тобой ничего серьезного и не было никогда. Подумаешь, большое дело. Правда.
Я это только говорю или действительно так думаю? Дэн — хороший товарищ, но надо было совсем свихнуться, чтобы думать, будто у меня могло быть к нему большое чувство. Или маленькое чувство. Или вообще хоть какое-нибудь чувство.
Будь Гейл стройной и стильной — вот тогда мне было бы ужасно. Но она — словно карикатура на меня, только еще толще. Сказать по правде, настоящий танк. И такая же способность давить людей своими гусеницами. Она бодро входит на кухню, хотя совершенно очевидно, что нам с Дэном нужно пять минут побыть наедине, чтобы выяснить отношения.
— Ну что, Элли, без обид? — Она хлопает меня по плечу.
Завтра на этом месте будет синяк. Ей непременно нужно рассказать мне длинную и безумно скучную историю о том, как они познакомились. Она была участницей женской школьной команды по регби, они приехали на игру в школу Дэна, он отвечал за доставку апельсинов в перерыве. Я вас умоляю, где же тут романтика? Потом они встретились в автобусе, и Дэн, видимо, был сражен наповал. Да мне-то какое дело?
Нет мне до этого никакого дела. И все-таки… Пусть Дэн чудной и бестолковый, как-то странно думать, что теперь у меня совсем никого нет. Сначала я просто придумала наши отношения, чтобы показать Магде и Надин, что у меня наконец-то появился поклонник. А когда они обо всем догадались, я начала думать: а может, Дэн все-таки мой поклонник? Он выглядит полным идиотом и ведет себя соответственно, но он умеет быть и веселым, и забавным, и остроумным. Иногда. И одно в нем искупало все недостатки: ко мне он относился так, словно я — Джульетта, а он — Ромео.
А оказывается, я была всего лишь Розалина. А Джульетта — Гейл. Вот сейчас на моих глазах они разыгрывают бессмертную любовную сцену. Конечно, они не Леонардо Ди Каприо и Клэр Дейнс. Но когда они смотрят друг другу в глаза и смеются, кажется, что они в каком-то своем мире, а вся толпа, набившаяся в наш дряхлый, замшелый коттедж — в другом. А мне вдруг становится очень одиноко, потому что я в своем, отдельном мире, и у меня никого нет — даже Дэна.
Одно хорошо. Я чувствую себя настолько отрешенной, что даже есть не хочется. Я разношу тарелки, передаю стаканы, а сама весь вечер только пью воду из-под крана. Никаких калорий.
Анна заглядывает на кухню, подходит ко мне.
— По-моему, ты держишься замечательно, Элли.
— Хорошо, что ты больше не думаешь, что я жду ребенка, — говорю я. — Ох, Анна, только представь себе Дэна папой. Он младенцу подгузник напялит на голову, а нагрудник — на попку!
Мы с Анной смеемся — между нами, девочками. Полчаса спустя я вижу, как папа поднимает над ними пошлую ветку омелы, и они целуются — сплошные "грезы любви". Мне снова становится так одиноко, что светская улыбка примерзает к лицу, и слезы щиплют глаза.
Я знаю, чего мне сейчас хочется. Позвонить подружкам. Но телефон стоит в гостиной, а там толчется столько народу, и дети носятся, все это просто невозможно.
— Элли? — Папа отходит от Анны и приближается ко мне. — Элли, ты в порядке?
— Нет. Я в полном беспорядке.
Папа роняет омелу на ковер.
— Прости. Это все я виноват. Я тупой. Чем я могу искупить свою вину?
— Сделай так, чтобы все исчезли и я могла позвонить Магде и Надин.
— М-м-м. Попробую, — говорит он. Морщит нос, закрывает глаза и бормочет: — Фокус-покус-чехарда, исчезайте без следа.
— Не получилось, папочка.
— Действительно. Тебе правда очень хочется позвонить Магде и Надин?
— Да. Но я не могу. Не при всех же.
— Ну что ж, я ведь — Дед Мороз. Натягивай куртенку, поедем кататься на саночках.
Папа берет меня за руку, и мы тихонько выскальзываем из дома. Он везет меня в деревню, останавливает машину около телефона-автомата и вручает мне свою телефонную карточку.
— Ой, пап! Миленький ты мой Дед Мороз! Спасибо, спасибо! — Я изо всех сил обнимаю его.
Сначала звоню Надин.
— Ой, Элли, я уже совсем очумела, — шепчет Надин. — Пришли дядя с тетей и бабушка, и наша кудрявая малютка так выкомаривается, что просто с души воротит, а все мне талдычат: развеселись, ведь сейчас Рождество. Полный отстой.
Я по-сестрински утешаю ее, рассказываю, что мне еще хуже: бывший поклонник явился в гости с новой подружкой.
Потом звоню Магде. У нее дома тоже гости.
— Только я не в настроении, — говорит Магда. — Пришли несколько стильных мальчиков, знакомые моих братьев. Мне бы сейчас скакать и резвиться, но после того жуткого вечера с Миком у меня появился какой-то страх. Все боюсь, вдруг другие тоже подумают не то, вот и сижу тише воды, ниже травы, почти ни с кем не разговариваю, а все мне говорят: развеселись, ведь сейчас Рождество, — представляешь?
— Я только что звонила Надин, у нее точно то же самое.
— Ну, хоть ты в порядке, Элли. У тебя есть Дэн, он-то не станет набрасываться на девушку, а потом распускать гнусные сплетни. Он просто лапочка, хоть и придурок. Ой, извини, я не то хотела сказать!
— Можешь его оскорблять, сколько твоей душе угодно, Магда.
И я рассказываю ей про Дэна и его новую любовь.
Мы с ней дружно смеемся, пока на папиной карточке не заканчивается кредит.
— Вот это замечательный рождественский подарок! — говорю я.
На следующий день я получаю еще несколько замечательных подарков: книгу о Фриде Кало, "Под стеклянным колпаком" американской поэтессы Сильвии Плат, "Цвет пурпура" Элис Уокер, стильный черный купальник от известного модельера и большую коробку с пастелью — все это от папы и Анны. Моголь дарит мне новый альбом для рисования. Почти все рождественское утро я рисую их портреты.
Мы играем в Счастливое Семейство.
И вдруг все рушится.
Около двух мы садимся за рождественский обед. Я предупредила Анну, чтобы положила мне поменьше, но на всех тарелках — целые горы еды. Она замечает мой тревожный взгляд.
— Что не доешь, Элли, оставь на тарелке, — говорит Анна, стараясь сохранить мир.
Но все не так просто. Раз принявшись за работу, мои челюсти уже не хотят останавливаться. Еда бесподобна: золотистая поджаристая индейка, фаршированная каштанами, с клюквенным соусом, малюсенькие булочки с сардельками «чиполата» и беконом, жареная картошка, брюссельская капуста, пастернак, фасоль. Я ем, ем, ем, и все так вкусно, что я просто не в силах положить нож и вилку, я режу, накалываю, жую, пока не исчезает последний кусочек. Я даже собираю пальцем остатки подливки.
— Элли! Ты еще тарелку оближи, — говорит папа, но при этом улыбается. — Приятно видеть, что к тебе вернулся аппетит.
Я и на этом не остановилась. Пирожки с мясом гости вчера подъели, но еще остался рождественский пудинг с коньячным кремом, а потом я беру мандарин и еще три шоколадных конфеты к кофе.
— Ням-ням, — приговаривает Моголь, засовывая в рот конфету с начинкой из шерри-бренди.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16