Будьте любезны разойтись, – повторил полицейский.
Они повернули направо. Сначала показалось высокое здание Карнеджи-холла. В этом здании миссис Аткинс была как-то на концерте. Она вспомнила, что ей и другим неграм пришлось тогда сидеть на галерке: вниз цветных не пускали.
«В цирке этого, разумеется, не будет, – подумала миссис Аткинс, – это только в театрах и на концертах…»
Перед ребятами замелькали гигантские разноцветные афиши с изображением тигров, слонов, прыгающих собак и клоунов в высоких колпаках.
Вот и цирк – огромное серое сооружение с круглым куполом посредине. Высокий капельдинер, весь обшитый золотыми галунами, как придворный, проверял билеты. Миссис Аткинс протянула ему розовые бумажки. Он посмотрел на них, потом кинул взгляд на столпившихся за учительницей ребят.
– Цветные в ложи не допускаются, – сказал он сухо, – неграм придется уйти. Сегодня на галерку билетов нет.
Что такое?
Ребята стояли ошеломленные. Миссис Аткинс опустила голову.
Вдруг кто-то крикнул:
– Цветных не пускают? И миссис Аткинс тоже не пустят? Тогда и мы не пойдем, ребята!
Это кричал Стан. Лихорадочные пятна загорелись у него на щеках.
– Плевать, ребята, бросим их билеты и уйдем отсюда!
– Уйдем! Бросим! – раздались дружные голоса.
Билеты очутились у Стана в руках. Миг – и розовые обрывки усеяли лестницу.
– Вот вам ваши билеты! – азартно кричали ребята прямо в лицо раззолоченному капельдинеру, который глупо таращил глаза.
ВСЕМ ИНТЕРЕСНО
Хмурые, ребята молча шли по улице.
– Что же я теперь буду делать? – плаксиво сказала вдруг Нэнси. – Мама дала мне никель, чтобы я купила в цирке чего-нибудь вкусного, а мы в цирк не попали.
Ребята невольно рассмеялись, и у всех сразу отлегло от сердца. Тони принялся рассказывать Чарли о техническом клубе. Девочки глазели в окна магазинов. Беппо читал вслух рекламы:
– «Пей кока-кола», «Кури папиросы только нашего изготовления»…
Однако миссис Аткинс видела, что, как ни храбрится Стан и все остальные мальчики и девочки, все же им очень жалко, что они не попали в цирк.
– Пропал интересный вечер, – сказал Беппо, щелкая на языке резинкой, – Когда еще удастся увидеть слонов, и клоунов, и другие вещи…
Остальные молча вздохнули.
– Так, может, ты хочешь вернуться? – сказал Стан. Щеки у него снова вспыхнули. – Иди к капельдинеру, попроси у него прощения, и он тебя пустит в ложу. Ты же белый!… Иди!
Но Беппо покачал головой:
– Олух! Кто говорит о том, чтобы вернуться? Я только сказал, что хорошо было бы увидеть или услышать что-нибудь интересное…
– У меня есть предложение, – сказал вдруг Чарли. – Знаете что? Идем к нам и попросим нашу бабушку Салли что-нибудь рассказать…
– Вот здорово! – закричал Нил. – Чарли, ты всегда что-нибудь такое придумаешь. Бабушка замечательно рассказывает про войну.
Все посмотрели на миссис Аткинс.
– В самом деле, недурное предложение, – сказала учительница. – Если кому-нибудь из вас это интересно, идемте к нам.
– Всем, всем интересно! – с жаром закричали ребята, сразу оживившись.
У СТАРОГО ВЯЗА
Среди чахлого газона стоял небольшой аккуратный домик с занавесками на окнах, похожий, как близнец, на своих соседей. Домик был бы совсем обыкновенным, если бы не огромные черные надписи «Верх» и «Низ», пересекающие его стены.
Жирные буквы надписи оказывались то над окном, то посреди двери. Обитатели домика давно уже свыклись с этим. Соседи также не удивлялись, так как у большинства из них были такие же надписи на домах.
Бедняки, населявшие Ямайку, использовали пустые ящики, в которых автомобильный завод Уайта перевозил по железной дороге грузовики. Такой ящик, опрокинутый и поставленный на землю, мог служить домом для целой семьи. В нем прорезали отверстия для окон, настилали пол и вешали занавески. Возле каждого дома был разбит сад, если можно назвать садом клочок травы, узкую грядку цветов и два или три недоразвитых деревца. Цементная дорожка, ведущая к двери каждого домика, торжественно называлась «аллеей».
Дом миссис Аткинс внутри был разделен пополам перегородкой. В одной половине помещалась учительница с бабушкой Салли. Эта половина считалась парадной: здесь стоял круглый стол, большое мягкое кресло для бабушки и несколько простых стульев для остальных. На полке лежала стопка книг; несколько фотографий было развешано по стенам. Около кровати стояла передвижная лампа на высокой ножке и шкаф-сундук, в котором висели немногие платья миссис Аткинс и праздничные курточки ее сыновей.
На половине мальчиков, кроме двух кроватей, был простой, весь изрезанный перочинными ножами стол, скамейка, на которой они в детстве поочередно ездили верхом, и полки с учебниками. На стене висели всякие необходимые вещи: поломанное игрушечное ружье, два огромных змея из цветной бумаги, три картинки с изображением охоты на тигров, деревянный меч и рядом фотография миссис Аткинс. В углу беспорядочной кучей валялись удочки, хлыстики, палки, зазубренная пила, рубанок, сломанная мышеловка – все имущество Нила и Чарли.
Дом миссис Аткинс был гордостью всей Ямайки, потому что там посреди двора рос огромный столетний вяз. Ямайцы утверждали, что вяз помнит первых поселенцев в этой части Америки. Так как сам вяз ничего не говорил, а только шелестел листьями, то проверить, правду ли говорят ямайцы, было невозможно. Вяз был такой же достопримечательностью Ямайки, как и бабушка Салли, сидевшая под ним с утра до позднего вечера.
Бабушку Салли знали решительно все; каждый проходивший, будь то взрослый или совсем маленький ребенок, завидя под вязом белую курчавую голову и черное лицо старой негритянки, непременно кричал:
– Как вы поживаете, бабушка Салли?
Или, если это были пожилые негры:
– Как ваше здоровье, сестра Дотсон? Бабушка поднимала глаза от шитья или ©т вязанья, кивала головой и широко улыбалась.
ХРОМАЯ БАБУШКА
– Ух, откуда такая уйма ребят? – весело воскликнула бабушка, когда школьники, предводительствуемые миссис Аткинс, появились у старого вяза.
Она сидела, как всегда, с шитьем в руках. Руки негритянки напоминали ветви старого вяза – такие же узловатые, крепкие и темные. На бабушке было синее платье с белым передником, в котором было столько карманов, что почти не оказывалось свободного кусочка материи. В этих карманах хранилось бесчисленное множество интересных и нужных вещей: катушки и клубочки ниток, лоскутки, обрывки лент и веревочек, резинки, бумажки от конфет и самые конфеты, сберегаемые для внуков, пуговицы всех размеров и видов, ножницы и даже подушечка для булавок. Кроме того, на груди бабушки был наколот целый панцирь из булавок и иголок. Несмотря на этот воинственный вид, лицо ее сохраняло свойственное всем старым негритянкам выражение бесконечного терпения и добродушия.
Учительница нежно поцеловала бабушку и прошептала ей что-то на ухо. Старая негритянка покачала головой, потом оглядела ребят, и веселые морщинки запрыгали у нее вокруг глаз.
– Так я должна заменить вам цирк? – сказала она посмеиваясь. – Неужели вы заставите бедную старуху кувыркаться, скакать на лошади или делать фокусы?
Ребята засмеялись, представив себе кувыркающуюся посреди арены бабушку. Сильно прихрамывая на одну ногу, бабушка прошлась по «аллее».
– Видите, с такой ногой трудновато проделывать все эти штуки.
Нил ухватил бабушку за фартук:
– Бабушка, ну что ты тя-анешь? Садись и начинай!
– Ах ты, скверный мальчишка! – закричала бабушка. – Давай-ка уши! Кто у меня утром стащил из кармана клубок шпагата?!
Она погналась за Нилом, грозя ему обрывком веревки. Несмотря на свою хромоту, она двигалась очень проворно, но под конец все-таки запыхалась и, тяжело дыша, повалилась на стул у старого вяза.
– Замучил! Погоди, я с тобой еще разделаюсь! Ты на свои змеи потаскал у меня все бечевки! Напомни мне завтра наказать тебя. А то память у меня дырявая…
Она засмеялась, потом оглядела кучку ребят, рассевшихся вокруг нее на траве.
– Прочно уселись! Вы, я вижу, не собираетесь уходить, покуда своего не добьетесь?
– Да, бабушка! – хором ответили ребята. Они смотрели ей в рот, как будто ждали, что оттуда вот-вот посыплются удивительные истории.
– Не знаю, право, о чем бы это вам рассказать? – задумчиво сказала бабушка. – И в каком роде – в веселом или в печальном?
– Бабушка, отчего вы хромаете? – спросила Нэнси. Она сидела рядом с Беппо и усердно жевала кусочек его резинки.
– Это целая история, – отвечала бабушка, – и начинается она не с меня, а с моей матери… Вот, если хотите, я вам расскажу, только она будет очень-очень длинная.
– Чем длинней, тем лучше, – сказал Стан, – терпеть не могу тоненьких книжек. Только начнешь – глядь, уже и конец.
– Кажется, мне придется уйти, – шепнула Стану Мэри, – мама не любит, когда я опаздываю.
– Тогда уходи сейчас, – зашипел на нее Стан, – а то ты будешь мешать нам слушать. Станешь вертеться, смотреть на часы…
Мэри встала, потом опять села. Ей до смерти хотелось послушать, что станет рассказывать бабушка. Остальные давно уже приготовились слушать. Некоторые развалились на траве, другие сидели, сложив ноги калачиком, третьи подобрались поближе к бабушке. Двери домика были открыты. На пороге сидела миссис Аткинс с газетой в руках. У соседних домов тоже было много негров и белых, вышедших подышать воздухом после целого дня работы.
Бабушка вытащила приколотую к фартуку иголку:
– Нил, сними куртку, дай я зачиню тебе локти. Праведный боже, как ты дерешь одежду! Чарли куда аккуратнее тебя…
Беппо невольно поглядел в ту сторону, где сидели Чарли и Тони. Мальчиков не было. Он хотел было спросить, куда они делись, но слова бабушки отвлекли его, и вскоре он совсем позабыл о товарищах.
– Сначала я расскажу вам о моей матери, – сказала бабушка, расправляя на коленях рваную куртку Нила. – Ее звали Джен, она была невольницей сварливой старой девы мисс Уайтсайд. Это было давно, лет восемьдесят тому назад…
Старый вяз тихо шелестел листьями. Стоял светлый весенний вечер. Солнце только что закатилось, и небо было совсем еще розовое.
СТАРАЯ ДЕВА ПОЕТ
…Каждый, кто видел в первый раз мисс Уайтсайд, неизменно вспоминал летучую мышь. Одетая во все серое, с крохотным личиком, на котором выделялись выпуклые водянистые глаза, старая дева неслышно передвигалась по комнатам.
Голову она повязывала шарфом, и его развевающиеся концы были похожи на крылья летучей мыши.
В большом доме мисс Уайтсайд было множество черных слуг, и самой молодой среди них была негритянка Джен.
Совершенно черная, с курчавыми волосами, похожими на шкурку черного каракуля, Джен была любимицей всех невольников.
Девушка щебетала, словно жаворонок; у нее был звонкий и приятный голос, и она знала много красивых негритянских песен.
Когда она, бывало, принималась петь эти песни, все черные слуги на кухне бросали работу и начинали ей подпевать.
К несчастью, и хозяйка Джен – мисс Уайтсайд – также любила петь. Она воображала себя искусной певицей, хотя звуки, которые она издавала, меньше всего напоминали пение. Казалось, будто плохо смазанная дверь скрипит на своих петлях или водят ножом по заржавленной сковородке.
Однажды к мисс Уайтсайд съехались гости – соседние плантаторы [1]. После сытного обеда гости и любезная хозяйка перешли в гостиную.
– Прошу внимания, леди и джентльмены, сейчас я спою вам новый романс, – сказала старая дева, поправляя крылья своего шарфа.
Она вытянула жилистую шею, закатила глаза и открыла рот. В это мгновение мисс напоминала уже не летучую мышь, а вытащенную из воды рыбу. Ужасные, скрипучие звуки вылетали из ее горла.
Блестят на чашечке розы –
О радость!
Капли росы, как слезы –
О радость!
Я легкой пчелкой летаю –
О радость!
И мед золотой собираю –
О радость!
Гости пожимали плечами и толкали друг друга в бок. Вдруг из-за двери раздался чистый молодой голос, повторявший ту же песню.
…И мед золотой собираю… –
пела неизвестная певица.
Щеки мисс Уайтсайд вспыхнули. Она со стуком захлопнула рот, словно крышку клавикордов. Песня, казалось, заполняла весь дом.
Дрожа от ярости, хозяйка выскочила в соседнюю комнату.
– Кто смеет передразнивать меня?! – налетела она на толпу перепуганных слуг.
Вдруг взгляд ее упал на Джен. Маленькая негритянка втянула голову в плечи.
– Это ты, черная мерзавка?! – завопила старая дева. – Это ты делаешь меня посмешищем перед гостями?
Она наотмашь ударила Джен по щеке. Негритянка старалась руками прикрыть лицо и голову от ударов, но костлявая леди норовила ударить побольней. Потом, схватив Джен за шиворот, она втолкнула ее в темный чулан:
– Посидишь здесь, так забудешь, как песенки петь!…
ДЖЕН ПРОДАНА
Ключ повернулся, загремел замок, и Джен очутилась в темноте.
В чулане было тесно, пахло лекарствами и табачными листьями. Пол был выложен кирпичами. Кругом на полках стояли пустые банки из-под солений.
У Джен горели щеки. Она вытащила из-за пазухи блестящий белый камешек, подаренный ей матерью, и стала шепотом молиться:
– Бог, великий бог, сделай так, чтоб раскрылись двери чулана. Накажи смертью злую хозяйку Джен, и чтоб сгорел ее дом, и чтоб сгорел весь хлопок и весь табак…
Но дверь чулана не открывалась, и в доме ничто не указывало на пожар. Бог не слушал Джен, и негритянка с яростью бросила на пол свой амулет:
– Вот тебе, негодный бог! Ты, наверное, слушаешь только белых людей! Молитва черных до тебя не доходит!
Она принялась неистово стучать в дверь:
– Пустите меня! Я не хочу здесь сидеть! Пустите!…
Долго стучала и плакала Джен. Никто не отзывался на ее крики. Наконец в доме загремели посудой, и в щель проник тоненький лучик света.
«Лампы зажгли. Значит, уже поздний вечер», – подумала Джен.
Она свернулась клубочком на полу и, утомленная слезами, заснула.
Проснулась Джен от звона ключей у двери чулана. Было уже утро.
– Хозяйка велела тебе идти в город, на рынок, – буркнул ей привратник ирландец.
Она хотела было взять корзину для провизии, но ирландец сердито остановил ее:
– Не надо. И так дотащишь.
Джен отправилась в путь. Солнце поднялось уже высоко.
По сторонам тянулись табачные и кукурузные поля. Гигантская кукуруза стояла, как войско, вооруженное копьями. Под широкими листьями прятались арбузы и дыни, похожие на огромных черепах; в зелени трав пламенели колпачки красного перца. Волнами ходила пшеница под знойным ветром, и вдали виднелись широкополые шляпы работающих негров. И все это – хлеб, табак, фрукты, черные люди на полях, – все принадлежало старой леди, хозяйке Джен.
Ноги и спина Джен еще ныли после ночи в чулане, но негритянка не унывала и бодро шагала босыми ногами по горячей пыли.
Она уже приближалась к маленькому соседнему городку, как вдруг на ее плечо опустилась волосатая рука.
– Поворачивай за мной! – сказал резкий голос.
Джен обернулась. За ней стоял чужой белый человек с расплющенным носом и маленькими, свиными глазками. Над губой у него торчали щеткой рыжие усы. Джен хотела крикнуть, позвать на помощь, но человек схватил ее за руку:
– Тише, ты! Твоя хозяйка продала тебя мне. Я заплатил за тебя хорошую цену. Боюсь, даже переплатил…
Маленькая негритянка Джен никогда не увидела больше ни своего дома, ни своих родных. Рыжеусый человек торговал неграми. Он продал девушку богатому фермеру в Нью-Орлеан, а тот перепродал ее плантатору Паркеру в Западную Виргинию.
КОШАЧИЙ ПАРКЕР
У Паркера Джен определили для работы на кухне и в доме. То и дело слышались приказания:
– Джен, приготовь похлебку рабочим!
– Джен, принеси дров!
– Джен, стащи с меня сапоги!
И Джен металась от одного к другому, постоянно опасаясь побоев. У нового хозяина были злые глаза, обвислый лиловый нос, и он так топал ногами, когда сердился, что посуда прыгала на полках.
– Что ты на меня вытаращила глаза? – закричал он на Джен, зайдя в первый раз на кухню.
А Джен продолжала с удивлением глядеть на хозяина.
Этот маленький тучный человек нацепил на себя целый арсенал: за поясом у него торчала пара револьверов, широкий нож был всунут в кожаные ножны, через плечо он носил короткую саблю, а в руках держал тонкий металлический хлыст.
Джен очень хотелось засмеяться, но она не посмела.
– Негры и мулы должны работать наравне, – сказал Паркер. Это было его любимое изречение. – Помни, у меня чтоб без баловства! Иначе… – И он выразительно погрозил хлыстом.
Джен хорошо знала, что он хотел сказать.
Плантаторы Южных штатов обращались со своими невольниками особенно жестоко. Из-за пустяка, из-за малейшего неповиновения или непочтительного ответа негров били плетьми. Побег карался смертью. Но даже среди плантаторов Юга Паркер славился своим жестоким обращением с неграми.
– Я тебя продам Кошачьему Паркеру, – грозили плантаторы неграм. И это была самая страшная угроза.
Это ознакомительный отрывок книги. Данная книга защищена авторским правом. Для получения полной версии книги обратитесь к нашему партнеру - распространителю легального контента "ЛитРес":
Полная версия книги 'Черная Салли'
1 2 3
Они повернули направо. Сначала показалось высокое здание Карнеджи-холла. В этом здании миссис Аткинс была как-то на концерте. Она вспомнила, что ей и другим неграм пришлось тогда сидеть на галерке: вниз цветных не пускали.
«В цирке этого, разумеется, не будет, – подумала миссис Аткинс, – это только в театрах и на концертах…»
Перед ребятами замелькали гигантские разноцветные афиши с изображением тигров, слонов, прыгающих собак и клоунов в высоких колпаках.
Вот и цирк – огромное серое сооружение с круглым куполом посредине. Высокий капельдинер, весь обшитый золотыми галунами, как придворный, проверял билеты. Миссис Аткинс протянула ему розовые бумажки. Он посмотрел на них, потом кинул взгляд на столпившихся за учительницей ребят.
– Цветные в ложи не допускаются, – сказал он сухо, – неграм придется уйти. Сегодня на галерку билетов нет.
Что такое?
Ребята стояли ошеломленные. Миссис Аткинс опустила голову.
Вдруг кто-то крикнул:
– Цветных не пускают? И миссис Аткинс тоже не пустят? Тогда и мы не пойдем, ребята!
Это кричал Стан. Лихорадочные пятна загорелись у него на щеках.
– Плевать, ребята, бросим их билеты и уйдем отсюда!
– Уйдем! Бросим! – раздались дружные голоса.
Билеты очутились у Стана в руках. Миг – и розовые обрывки усеяли лестницу.
– Вот вам ваши билеты! – азартно кричали ребята прямо в лицо раззолоченному капельдинеру, который глупо таращил глаза.
ВСЕМ ИНТЕРЕСНО
Хмурые, ребята молча шли по улице.
– Что же я теперь буду делать? – плаксиво сказала вдруг Нэнси. – Мама дала мне никель, чтобы я купила в цирке чего-нибудь вкусного, а мы в цирк не попали.
Ребята невольно рассмеялись, и у всех сразу отлегло от сердца. Тони принялся рассказывать Чарли о техническом клубе. Девочки глазели в окна магазинов. Беппо читал вслух рекламы:
– «Пей кока-кола», «Кури папиросы только нашего изготовления»…
Однако миссис Аткинс видела, что, как ни храбрится Стан и все остальные мальчики и девочки, все же им очень жалко, что они не попали в цирк.
– Пропал интересный вечер, – сказал Беппо, щелкая на языке резинкой, – Когда еще удастся увидеть слонов, и клоунов, и другие вещи…
Остальные молча вздохнули.
– Так, может, ты хочешь вернуться? – сказал Стан. Щеки у него снова вспыхнули. – Иди к капельдинеру, попроси у него прощения, и он тебя пустит в ложу. Ты же белый!… Иди!
Но Беппо покачал головой:
– Олух! Кто говорит о том, чтобы вернуться? Я только сказал, что хорошо было бы увидеть или услышать что-нибудь интересное…
– У меня есть предложение, – сказал вдруг Чарли. – Знаете что? Идем к нам и попросим нашу бабушку Салли что-нибудь рассказать…
– Вот здорово! – закричал Нил. – Чарли, ты всегда что-нибудь такое придумаешь. Бабушка замечательно рассказывает про войну.
Все посмотрели на миссис Аткинс.
– В самом деле, недурное предложение, – сказала учительница. – Если кому-нибудь из вас это интересно, идемте к нам.
– Всем, всем интересно! – с жаром закричали ребята, сразу оживившись.
У СТАРОГО ВЯЗА
Среди чахлого газона стоял небольшой аккуратный домик с занавесками на окнах, похожий, как близнец, на своих соседей. Домик был бы совсем обыкновенным, если бы не огромные черные надписи «Верх» и «Низ», пересекающие его стены.
Жирные буквы надписи оказывались то над окном, то посреди двери. Обитатели домика давно уже свыклись с этим. Соседи также не удивлялись, так как у большинства из них были такие же надписи на домах.
Бедняки, населявшие Ямайку, использовали пустые ящики, в которых автомобильный завод Уайта перевозил по железной дороге грузовики. Такой ящик, опрокинутый и поставленный на землю, мог служить домом для целой семьи. В нем прорезали отверстия для окон, настилали пол и вешали занавески. Возле каждого дома был разбит сад, если можно назвать садом клочок травы, узкую грядку цветов и два или три недоразвитых деревца. Цементная дорожка, ведущая к двери каждого домика, торжественно называлась «аллеей».
Дом миссис Аткинс внутри был разделен пополам перегородкой. В одной половине помещалась учительница с бабушкой Салли. Эта половина считалась парадной: здесь стоял круглый стол, большое мягкое кресло для бабушки и несколько простых стульев для остальных. На полке лежала стопка книг; несколько фотографий было развешано по стенам. Около кровати стояла передвижная лампа на высокой ножке и шкаф-сундук, в котором висели немногие платья миссис Аткинс и праздничные курточки ее сыновей.
На половине мальчиков, кроме двух кроватей, был простой, весь изрезанный перочинными ножами стол, скамейка, на которой они в детстве поочередно ездили верхом, и полки с учебниками. На стене висели всякие необходимые вещи: поломанное игрушечное ружье, два огромных змея из цветной бумаги, три картинки с изображением охоты на тигров, деревянный меч и рядом фотография миссис Аткинс. В углу беспорядочной кучей валялись удочки, хлыстики, палки, зазубренная пила, рубанок, сломанная мышеловка – все имущество Нила и Чарли.
Дом миссис Аткинс был гордостью всей Ямайки, потому что там посреди двора рос огромный столетний вяз. Ямайцы утверждали, что вяз помнит первых поселенцев в этой части Америки. Так как сам вяз ничего не говорил, а только шелестел листьями, то проверить, правду ли говорят ямайцы, было невозможно. Вяз был такой же достопримечательностью Ямайки, как и бабушка Салли, сидевшая под ним с утра до позднего вечера.
Бабушку Салли знали решительно все; каждый проходивший, будь то взрослый или совсем маленький ребенок, завидя под вязом белую курчавую голову и черное лицо старой негритянки, непременно кричал:
– Как вы поживаете, бабушка Салли?
Или, если это были пожилые негры:
– Как ваше здоровье, сестра Дотсон? Бабушка поднимала глаза от шитья или ©т вязанья, кивала головой и широко улыбалась.
ХРОМАЯ БАБУШКА
– Ух, откуда такая уйма ребят? – весело воскликнула бабушка, когда школьники, предводительствуемые миссис Аткинс, появились у старого вяза.
Она сидела, как всегда, с шитьем в руках. Руки негритянки напоминали ветви старого вяза – такие же узловатые, крепкие и темные. На бабушке было синее платье с белым передником, в котором было столько карманов, что почти не оказывалось свободного кусочка материи. В этих карманах хранилось бесчисленное множество интересных и нужных вещей: катушки и клубочки ниток, лоскутки, обрывки лент и веревочек, резинки, бумажки от конфет и самые конфеты, сберегаемые для внуков, пуговицы всех размеров и видов, ножницы и даже подушечка для булавок. Кроме того, на груди бабушки был наколот целый панцирь из булавок и иголок. Несмотря на этот воинственный вид, лицо ее сохраняло свойственное всем старым негритянкам выражение бесконечного терпения и добродушия.
Учительница нежно поцеловала бабушку и прошептала ей что-то на ухо. Старая негритянка покачала головой, потом оглядела ребят, и веселые морщинки запрыгали у нее вокруг глаз.
– Так я должна заменить вам цирк? – сказала она посмеиваясь. – Неужели вы заставите бедную старуху кувыркаться, скакать на лошади или делать фокусы?
Ребята засмеялись, представив себе кувыркающуюся посреди арены бабушку. Сильно прихрамывая на одну ногу, бабушка прошлась по «аллее».
– Видите, с такой ногой трудновато проделывать все эти штуки.
Нил ухватил бабушку за фартук:
– Бабушка, ну что ты тя-анешь? Садись и начинай!
– Ах ты, скверный мальчишка! – закричала бабушка. – Давай-ка уши! Кто у меня утром стащил из кармана клубок шпагата?!
Она погналась за Нилом, грозя ему обрывком веревки. Несмотря на свою хромоту, она двигалась очень проворно, но под конец все-таки запыхалась и, тяжело дыша, повалилась на стул у старого вяза.
– Замучил! Погоди, я с тобой еще разделаюсь! Ты на свои змеи потаскал у меня все бечевки! Напомни мне завтра наказать тебя. А то память у меня дырявая…
Она засмеялась, потом оглядела кучку ребят, рассевшихся вокруг нее на траве.
– Прочно уселись! Вы, я вижу, не собираетесь уходить, покуда своего не добьетесь?
– Да, бабушка! – хором ответили ребята. Они смотрели ей в рот, как будто ждали, что оттуда вот-вот посыплются удивительные истории.
– Не знаю, право, о чем бы это вам рассказать? – задумчиво сказала бабушка. – И в каком роде – в веселом или в печальном?
– Бабушка, отчего вы хромаете? – спросила Нэнси. Она сидела рядом с Беппо и усердно жевала кусочек его резинки.
– Это целая история, – отвечала бабушка, – и начинается она не с меня, а с моей матери… Вот, если хотите, я вам расскажу, только она будет очень-очень длинная.
– Чем длинней, тем лучше, – сказал Стан, – терпеть не могу тоненьких книжек. Только начнешь – глядь, уже и конец.
– Кажется, мне придется уйти, – шепнула Стану Мэри, – мама не любит, когда я опаздываю.
– Тогда уходи сейчас, – зашипел на нее Стан, – а то ты будешь мешать нам слушать. Станешь вертеться, смотреть на часы…
Мэри встала, потом опять села. Ей до смерти хотелось послушать, что станет рассказывать бабушка. Остальные давно уже приготовились слушать. Некоторые развалились на траве, другие сидели, сложив ноги калачиком, третьи подобрались поближе к бабушке. Двери домика были открыты. На пороге сидела миссис Аткинс с газетой в руках. У соседних домов тоже было много негров и белых, вышедших подышать воздухом после целого дня работы.
Бабушка вытащила приколотую к фартуку иголку:
– Нил, сними куртку, дай я зачиню тебе локти. Праведный боже, как ты дерешь одежду! Чарли куда аккуратнее тебя…
Беппо невольно поглядел в ту сторону, где сидели Чарли и Тони. Мальчиков не было. Он хотел было спросить, куда они делись, но слова бабушки отвлекли его, и вскоре он совсем позабыл о товарищах.
– Сначала я расскажу вам о моей матери, – сказала бабушка, расправляя на коленях рваную куртку Нила. – Ее звали Джен, она была невольницей сварливой старой девы мисс Уайтсайд. Это было давно, лет восемьдесят тому назад…
Старый вяз тихо шелестел листьями. Стоял светлый весенний вечер. Солнце только что закатилось, и небо было совсем еще розовое.
СТАРАЯ ДЕВА ПОЕТ
…Каждый, кто видел в первый раз мисс Уайтсайд, неизменно вспоминал летучую мышь. Одетая во все серое, с крохотным личиком, на котором выделялись выпуклые водянистые глаза, старая дева неслышно передвигалась по комнатам.
Голову она повязывала шарфом, и его развевающиеся концы были похожи на крылья летучей мыши.
В большом доме мисс Уайтсайд было множество черных слуг, и самой молодой среди них была негритянка Джен.
Совершенно черная, с курчавыми волосами, похожими на шкурку черного каракуля, Джен была любимицей всех невольников.
Девушка щебетала, словно жаворонок; у нее был звонкий и приятный голос, и она знала много красивых негритянских песен.
Когда она, бывало, принималась петь эти песни, все черные слуги на кухне бросали работу и начинали ей подпевать.
К несчастью, и хозяйка Джен – мисс Уайтсайд – также любила петь. Она воображала себя искусной певицей, хотя звуки, которые она издавала, меньше всего напоминали пение. Казалось, будто плохо смазанная дверь скрипит на своих петлях или водят ножом по заржавленной сковородке.
Однажды к мисс Уайтсайд съехались гости – соседние плантаторы [1]. После сытного обеда гости и любезная хозяйка перешли в гостиную.
– Прошу внимания, леди и джентльмены, сейчас я спою вам новый романс, – сказала старая дева, поправляя крылья своего шарфа.
Она вытянула жилистую шею, закатила глаза и открыла рот. В это мгновение мисс напоминала уже не летучую мышь, а вытащенную из воды рыбу. Ужасные, скрипучие звуки вылетали из ее горла.
Блестят на чашечке розы –
О радость!
Капли росы, как слезы –
О радость!
Я легкой пчелкой летаю –
О радость!
И мед золотой собираю –
О радость!
Гости пожимали плечами и толкали друг друга в бок. Вдруг из-за двери раздался чистый молодой голос, повторявший ту же песню.
…И мед золотой собираю… –
пела неизвестная певица.
Щеки мисс Уайтсайд вспыхнули. Она со стуком захлопнула рот, словно крышку клавикордов. Песня, казалось, заполняла весь дом.
Дрожа от ярости, хозяйка выскочила в соседнюю комнату.
– Кто смеет передразнивать меня?! – налетела она на толпу перепуганных слуг.
Вдруг взгляд ее упал на Джен. Маленькая негритянка втянула голову в плечи.
– Это ты, черная мерзавка?! – завопила старая дева. – Это ты делаешь меня посмешищем перед гостями?
Она наотмашь ударила Джен по щеке. Негритянка старалась руками прикрыть лицо и голову от ударов, но костлявая леди норовила ударить побольней. Потом, схватив Джен за шиворот, она втолкнула ее в темный чулан:
– Посидишь здесь, так забудешь, как песенки петь!…
ДЖЕН ПРОДАНА
Ключ повернулся, загремел замок, и Джен очутилась в темноте.
В чулане было тесно, пахло лекарствами и табачными листьями. Пол был выложен кирпичами. Кругом на полках стояли пустые банки из-под солений.
У Джен горели щеки. Она вытащила из-за пазухи блестящий белый камешек, подаренный ей матерью, и стала шепотом молиться:
– Бог, великий бог, сделай так, чтоб раскрылись двери чулана. Накажи смертью злую хозяйку Джен, и чтоб сгорел ее дом, и чтоб сгорел весь хлопок и весь табак…
Но дверь чулана не открывалась, и в доме ничто не указывало на пожар. Бог не слушал Джен, и негритянка с яростью бросила на пол свой амулет:
– Вот тебе, негодный бог! Ты, наверное, слушаешь только белых людей! Молитва черных до тебя не доходит!
Она принялась неистово стучать в дверь:
– Пустите меня! Я не хочу здесь сидеть! Пустите!…
Долго стучала и плакала Джен. Никто не отзывался на ее крики. Наконец в доме загремели посудой, и в щель проник тоненький лучик света.
«Лампы зажгли. Значит, уже поздний вечер», – подумала Джен.
Она свернулась клубочком на полу и, утомленная слезами, заснула.
Проснулась Джен от звона ключей у двери чулана. Было уже утро.
– Хозяйка велела тебе идти в город, на рынок, – буркнул ей привратник ирландец.
Она хотела было взять корзину для провизии, но ирландец сердито остановил ее:
– Не надо. И так дотащишь.
Джен отправилась в путь. Солнце поднялось уже высоко.
По сторонам тянулись табачные и кукурузные поля. Гигантская кукуруза стояла, как войско, вооруженное копьями. Под широкими листьями прятались арбузы и дыни, похожие на огромных черепах; в зелени трав пламенели колпачки красного перца. Волнами ходила пшеница под знойным ветром, и вдали виднелись широкополые шляпы работающих негров. И все это – хлеб, табак, фрукты, черные люди на полях, – все принадлежало старой леди, хозяйке Джен.
Ноги и спина Джен еще ныли после ночи в чулане, но негритянка не унывала и бодро шагала босыми ногами по горячей пыли.
Она уже приближалась к маленькому соседнему городку, как вдруг на ее плечо опустилась волосатая рука.
– Поворачивай за мной! – сказал резкий голос.
Джен обернулась. За ней стоял чужой белый человек с расплющенным носом и маленькими, свиными глазками. Над губой у него торчали щеткой рыжие усы. Джен хотела крикнуть, позвать на помощь, но человек схватил ее за руку:
– Тише, ты! Твоя хозяйка продала тебя мне. Я заплатил за тебя хорошую цену. Боюсь, даже переплатил…
Маленькая негритянка Джен никогда не увидела больше ни своего дома, ни своих родных. Рыжеусый человек торговал неграми. Он продал девушку богатому фермеру в Нью-Орлеан, а тот перепродал ее плантатору Паркеру в Западную Виргинию.
КОШАЧИЙ ПАРКЕР
У Паркера Джен определили для работы на кухне и в доме. То и дело слышались приказания:
– Джен, приготовь похлебку рабочим!
– Джен, принеси дров!
– Джен, стащи с меня сапоги!
И Джен металась от одного к другому, постоянно опасаясь побоев. У нового хозяина были злые глаза, обвислый лиловый нос, и он так топал ногами, когда сердился, что посуда прыгала на полках.
– Что ты на меня вытаращила глаза? – закричал он на Джен, зайдя в первый раз на кухню.
А Джен продолжала с удивлением глядеть на хозяина.
Этот маленький тучный человек нацепил на себя целый арсенал: за поясом у него торчала пара револьверов, широкий нож был всунут в кожаные ножны, через плечо он носил короткую саблю, а в руках держал тонкий металлический хлыст.
Джен очень хотелось засмеяться, но она не посмела.
– Негры и мулы должны работать наравне, – сказал Паркер. Это было его любимое изречение. – Помни, у меня чтоб без баловства! Иначе… – И он выразительно погрозил хлыстом.
Джен хорошо знала, что он хотел сказать.
Плантаторы Южных штатов обращались со своими невольниками особенно жестоко. Из-за пустяка, из-за малейшего неповиновения или непочтительного ответа негров били плетьми. Побег карался смертью. Но даже среди плантаторов Юга Паркер славился своим жестоким обращением с неграми.
– Я тебя продам Кошачьему Паркеру, – грозили плантаторы неграм. И это была самая страшная угроза.
Это ознакомительный отрывок книги. Данная книга защищена авторским правом. Для получения полной версии книги обратитесь к нашему партнеру - распространителю легального контента "ЛитРес":
Полная версия книги 'Черная Салли'
1 2 3