— услышал я голос.
Малыши, как утята, вытянув шеи, стояли вокруг нас. Один, в красной бескозырке, подошёл ко мне и грозно сказал:
— Я вот тебе как задам кулаком!
— За что? — удивился я.
— Дедушка пачет! — сказала коротышка с бантом из-под платочка. — Не пачь!
— Это от ветра, — торопливо сказал дед.
— А водить будешь?
— Обязательно. Только вот покурю. Подождите немножко.
— Давай, — предложил я деду, чтобы не молчать, чтобы говорить с ним, — давай всей компанией поедем к Форген-Моргену увеличитель дарить.
— Давай, — кивнул дед и, затянувшись, добавил: — Ты меня… это… вовлекай…
— Что ты такое говоришь… Ты меня прости только, пожалуйста.
— За что?
— За всё!.. Даже за собаку прости.
— За какую собаку?
— Ну, я просил собаку, а ты сказал — от неё грязь…
— Ну… — Дед закашлялся. — Если за ней ухаживать как следует…
— Я же понимаю, — перебил я его. — Тебя фашисты с собаками догоняли — вот ты, наверное, собачьего лая и не выносишь поэтому.
— Собаки-то не виноваты… И вообще надо перековываться.
Малыши терпеливо ждали.
— Здорово ты сегодня играл! — переменил дед тему. — Просто молодец.
— А ты! Ты что не играешь?
— Хе! — улыбнулся дед. — Зубы-то я о панораму в сорок первом выбил… Теперь ты за меня играй! У нас раньше хороший оркестр был, а только в войну растерялись все, а иные погибли. Учил-учил… Никого не осталось…
— Да ты что? Меня! Твоя пионерка! Антонина Николаевна.
— Кто это?
«Конечно, — подумал я. — Разве он её помнит?»
— Она после тебя приняла оркестр… А после войны музыкальное училище закончила, класс духовых. Она после тебя пионервожатой была.
— Антошка! — закричал дед. — Врёшь! Она в сорок втором погибла!
— Не кричи на меня! Ты сам погиб в сорок третьем! Мы тебя год почти что ищем! Полковник Таран!
— Я не погиб! — орал дед. — А она погибла! У меня похоронка есть!
— Как же она погибла, если она тебя до сих пор любит! Если она сейчас воспалением лёгких болеет. И у неё никого, никого, кроме тебя, нет! Она тебя любит! Мёртвого, а ты живой…
— Где она!
— Не ори на меня! — закричал я, называя адрес…
— Бежим! — хватая ртом воздух как рыба, сказал дед.
— Ты продышись! Продышись! И аккуратней! Не напугай её… Она и так болеет.
— А мы? — сказала красная шапка. — Мы чего делать будем?
— Да! — сказал дед. — Тут в жэке собрание. Этих вот девать некуда, меня поиграть с ними попросили…
— Беги, — сказал я деду. — Беги. Я с ними буду за тебя. Не волнуйся. Шляпу надень!
— Ага! Ага! — сказал дед. — Слушай, чего-то я боюсь…
— Иди! Иди! — сказал я. — Иди, собрание кончится — я к вам приду. Мы все к вам придём…
— Давай води! — сказала малявка.
— Раз, два, три, четыре, пять… Я иду искать!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14
Малыши, как утята, вытянув шеи, стояли вокруг нас. Один, в красной бескозырке, подошёл ко мне и грозно сказал:
— Я вот тебе как задам кулаком!
— За что? — удивился я.
— Дедушка пачет! — сказала коротышка с бантом из-под платочка. — Не пачь!
— Это от ветра, — торопливо сказал дед.
— А водить будешь?
— Обязательно. Только вот покурю. Подождите немножко.
— Давай, — предложил я деду, чтобы не молчать, чтобы говорить с ним, — давай всей компанией поедем к Форген-Моргену увеличитель дарить.
— Давай, — кивнул дед и, затянувшись, добавил: — Ты меня… это… вовлекай…
— Что ты такое говоришь… Ты меня прости только, пожалуйста.
— За что?
— За всё!.. Даже за собаку прости.
— За какую собаку?
— Ну, я просил собаку, а ты сказал — от неё грязь…
— Ну… — Дед закашлялся. — Если за ней ухаживать как следует…
— Я же понимаю, — перебил я его. — Тебя фашисты с собаками догоняли — вот ты, наверное, собачьего лая и не выносишь поэтому.
— Собаки-то не виноваты… И вообще надо перековываться.
Малыши терпеливо ждали.
— Здорово ты сегодня играл! — переменил дед тему. — Просто молодец.
— А ты! Ты что не играешь?
— Хе! — улыбнулся дед. — Зубы-то я о панораму в сорок первом выбил… Теперь ты за меня играй! У нас раньше хороший оркестр был, а только в войну растерялись все, а иные погибли. Учил-учил… Никого не осталось…
— Да ты что? Меня! Твоя пионерка! Антонина Николаевна.
— Кто это?
«Конечно, — подумал я. — Разве он её помнит?»
— Она после тебя приняла оркестр… А после войны музыкальное училище закончила, класс духовых. Она после тебя пионервожатой была.
— Антошка! — закричал дед. — Врёшь! Она в сорок втором погибла!
— Не кричи на меня! Ты сам погиб в сорок третьем! Мы тебя год почти что ищем! Полковник Таран!
— Я не погиб! — орал дед. — А она погибла! У меня похоронка есть!
— Как же она погибла, если она тебя до сих пор любит! Если она сейчас воспалением лёгких болеет. И у неё никого, никого, кроме тебя, нет! Она тебя любит! Мёртвого, а ты живой…
— Где она!
— Не ори на меня! — закричал я, называя адрес…
— Бежим! — хватая ртом воздух как рыба, сказал дед.
— Ты продышись! Продышись! И аккуратней! Не напугай её… Она и так болеет.
— А мы? — сказала красная шапка. — Мы чего делать будем?
— Да! — сказал дед. — Тут в жэке собрание. Этих вот девать некуда, меня поиграть с ними попросили…
— Беги, — сказал я деду. — Беги. Я с ними буду за тебя. Не волнуйся. Шляпу надень!
— Ага! Ага! — сказал дед. — Слушай, чего-то я боюсь…
— Иди! Иди! — сказал я. — Иди, собрание кончится — я к вам приду. Мы все к вам придём…
— Давай води! — сказала малявка.
— Раз, два, три, четыре, пять… Я иду искать!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14