У нас каждый радуется, когда его от работы освобождают, а зарплату сохраняют. Из чего я сделал вывод, что наши граждане деньги любят больше, чем работу. Оно и понятно – за деньги можно хоть что-то купить, а работа совершенно бессмысленна. Но с другой стороны…– Завтра в пятнадцать, – оборвал его Зайцев и положил трубку.Ксенофонтов с некоторым огорчением пожал плечами, поскольку следователь не позволил ему зачитать весь фельетон, лежавший перед ним на столе, а на следующий день пришел в прокуратуру за полчаса до назначенного времени. Зайцев был на месте и, судя по всему, волновался – передвигал бумаги на столе, брал телефонную трубку, но номера не набирал, убегал куда-то, возвращался…– Старик, – не выдержал Ксенофонтов, – остановись. Присядь. Пусть выровняется твое дыхание, установится пульс… Не надо так стараться, усердие должно соответствовать разуму. Все равно начальство тебя ценит, к празднику, глядишь, подарит что-нибудь – значок, а то и грамоту… Расскажи мне лучше о своих гостях.– Каких гостях?– Ну, этих… Которых ты пригласил на нашу сегодняшнюю встречу.– Это не встреча. Это очная ставка.– Ну извини… Я по темноте и невежеству мог сказать и что-то глупое… Со мной это случается. Итак, кого мы ждем?Зайцев с минуту сидел молча, смиряясь с легкомыслием Ксенофонтова, с его пренебрежением к тем порядкам, которым служил Зайцев.– Придут пять человек. Все, кто были участниками той злополучной охоты.– Кто остался жив после той злополучной охоты, – поправил Ксенофонтов.– Что? А, да… Конечно. Придут только живые. – И опять не понравились Зайцеву слова Ксенофонтова. Но, поиграв желваками, он продолжил: – Что сказать… Каждому из них где-то около сорока лет, уважаемые люди, у всех семьи, квартиры, дачи, у некоторых машины…– Любовницы?– Этими данными следствие не располагает.– Напрасно. Любовницы более влияют на судьбы людские, нежели жены. Особенно в таком возрасте. Но продолжай. Внимательно тебя слушаю.– Кроме всего прочего, это и довольно состоятельные люди. Должности у них далеко не последние – начальник цеха, директор гастронома, работник исполкома… В этой папке подшиты характеристики с мест, где они работают… Хочешь почитать?– Конечно, нет.– И правильно. Отличные характеристики. Каждый тянет на орден. Всем уже назначили общественных защитников, соседи подписи собирают…– Но один из них убийца. Что же его, бедного, так допекло?А черт его знает! Ведь они давно знают друг друга, праздники вместе отмечают, дичь после охоты поровну делят… А что ты хочешь у них спросить?– Не знаю, – легко, не задумываясь, ответил Ксенофонтов. – Что-нибудь придумаю на ходу.– Очная ставка требует тщательной подготовки, – недовольно заметил Зайцев. – Ни один вопрос не должен быть случайным.– Успокойся, старик. Я и не собираюсь задавать случайные вопросы. Расскажи о них в двух словах.Зайцев открыл стол, достал пачку фотографий. Задумчиво перетасовал их, протянул одну Ксенофонтову.– Это Пахтусов… Начальник цеха на метизном заводе. Уже предлагал мне гвозди для дачи, дверные петли, замки… Жена, дети почти взрослые, сын в институте, дочка школу заканчивает. С самолюбием товарищ, покричать может, о правах поговорить… А это Васысь, – Зайцев протянул еще один снимок. – Немного странная фамилия, но это не его вина. Человек вроде неплохой, работает фотографом. Своих приятелей одаривает прекрасными снимками… Посмотрел я на эти снимки, и самому захотелось в охотники податься. Живет в центре города, сыну пять лет…– Маловато сыну-то? – заметил Ксенофонтов.– Подрастет. Машина у него, жена – врач, в поликлинике работает.– Больничные охотникам выписывает?– Не знаю, не уточнял.– Да, а на чем они добирались к озеру в тот день?– На микроавтобусе. Пахтусов на своем заводе взял. Сам и за рулем сидел. И туда, и обратно.– Они же все пьяные были?– Ну и что? – пожал плечами Зайцев. – Если мы с тобой сейчас остановим десять машин, двое водителей обязательно окажутся поддатыми. Время такое. Никто ничего не боится. Вот это – Хуздалев. В райисполкоме командует каким-то отделом, чуть ли не жилищным. Четкий товарищ, с юридическим образованием, с пониманием о себе. Этакая легкая административная спесь. Хотя часто слова употребляет: извините, пожалуйста, прошу вас… Кто там еще… Вот Феклисов, а это – Ясин. Один из домоуправления, второй – завхоз в институте.– И ни за кем ничего не числится? Пьянка, развод, хищения, бурная молодость, алименты, жажда справедливости, конфликт с начальством?– Ничего. За охотниками это водится. Поскольку в руках оружие, стараются выглядеть получше. Понимаешь, Ксенофонтов, быть охотником нынче накладно. Ружья, патроны – это чепуха. Надо иметь возможность выезжать, доставать лицензии на отстрел всякого зверья, нужно иметь машину, катер, автобус… Тот же Пахтусов! Может и машину достать, и гвозди, и дверные ручки. Хуздалеву в исполкоме нетрудно лицензию раздобыть, Феклисов всегда поможет со стройматериалом, кафельной плиткой, унитазом. Чуть у кого ремонт – сразу к Феклисову.Васысь снимки делает отличные, шашлычник незаменимый, Ясин всем дачи обставил списанной мебелью, за копейки они выкупили в институте стулья, диваны, шкафы.– А Асташкин? – напомнил Ксенофонтов.– Погибший занимал должность директора гастронома, – значительно проговорил Зайцев.– Ого!– Да, вот так. Для него охота была развлечением, а уж никак не добычей пропитания. Хотя для того же Васыся каждая утка – подспорье к семейному столу.– И давно они сгруппировались?– В этом составе лет семь или около того.– Надо же, – удивился Ксенофонтов, но замолчал, поскольку в этот момент открылась дверь и показалась румяная, гладко выбритая физиономия.– Входите, Пахтусов, – сказал Зайцев. – Присаживайтесь, где вам удобно.– Так это вы и есть Пахтусов, – непонятно чему обрадовался Ксенофонтов. – Как поживаете?– А как поживаю… Хорошо. На аппетит не жалуюсь, погода хорошая, пока вот не посадили… – Пахтусов сел, расстегнул пиджак, вытер шею платком, улыбчиво повернулся к Зайцеву. – Что нового на нашем фронте?– Пока ничего. А вы между собой пока не определили, кто стрелял?Не решаемся! Уж коли за дело взялись профессионалы, – Пахтусов рассмеялся. – Там еще Васысь пришел, стесняется войти, курит. Может, позвать? – И, не дожидаясь разрешения, он поднялся, сильными упругими шагами подошел к двери, распахнул ее и крикнул в коридор: – Входите, ребята! Уже можно!Вошли сразу двое. Остановились у порога, кивнули и молча уставились на Зайцева, ожидая указаний.– Садитесь, – Зайцев приглашающе показал на расставленные вдоль стены стулья. – Это Васысь, это Хуздалев. Что-то остальные запаздывают…– Придут, – обронил Васысь. – Куда им деваться…– На охоту больше не ездили? – беззаботно спросил Ксенофонтов.– Какая охота! – махнул рукой Хуздалев. – Не знаю, будет ли у нас когда-нибудь охота.– Почему? Вы теперь не скоро соберетесь кого-нибудь хлопнуть!– Не понял! – распрямился на стуле Пахтусов. – На что это вы намекаете, интересно узнать?– Какие намеки! – весело отозвался Ксенофонтов. – Открытым текстом шпарю. Ведь не будете же вы отрицать, что заряд кабаньей картечи Асташкину в спину всадил кто-то из вас? Это мне интересно узнать – чем же он вам так досадил?– Ну, знаете, – Хуздалев оскорбленно поджал губы. – Чтобы так говорить, нужно иметь основания.– А они у меня есть, – самоуверенно заявил Ксенофонтов. – Потому и говорю. Труп в морге – разве не основание? Не знаю вот только – всей артелью вы его хлопнули или кто-то в одиночку сработал. – Он встал, выглянул из кабинета и, увидев двух человек в курилке, окликнул их: – Вы к Зайцеву? Прошу! Он давно вас ждет. Остальные стрелки в сборе. Зайцев, можете приступать. Пришли опоздавшие Ясин и Феклисов, правильно? Садитесь, стульев здесь предостаточно. Располагайтесь где кому угодно.И после этих слов Ксенофонтов от дальнейшего разговора попросту устранился. А Зайцев принялся подробно уточнять, кто где в тот день находился, не видел ли чего подозрительного, где стояла машина, кто первым вернулся к ней, кто разжигал костер, в каком порядке все расположились на брезенте, кто обнаружил труп Асташкина в воде, кто тащил его к костру… Время от времени он с недоумением поглядывал на Ксенофонтова, но тот проявлял полнейшее безразличие к очной ставке – подходил к окну, снова садился, иногда вынимал свой огромный блокнот, что-то туда вписывал и опять торчал у окна…– Скажите, – неожиданно вмешался он в разговор, – вы можете припомнить, кто сколько уток убил в тот день? Давайте попробуем, а? Начнем с тебя, старик, – обратился он к Ясину.– Три, – ответил тот с некоторой ошалелостью. – А что?– Так и запишем… Ясин убил три утки. Хуздалев?– Семь.– Отлично стреляете, гражданин Хуздалев. Без промаха бьете, а?– Что вы хотите этим сказать? – насторожился тот.– Только то, что вы – прекрасный охотник: твердая рука, верный глаз… Это здорово! А вы, Пахтусов? Двенадцать?! Вот, оказывается, у кого твердая рука и верный глаз! Извините, гражданин Хуздалев, виноват! Васысь? Две? Неважно. Надо потренироваться в тире из воздушного ружья. Феклисов? Тоже две… Записал. Никто не оспаривает показаний друг друга? Это же очная ставка, надо устранить противоречия в показаниях.Зайцев сидел, низко склонив голову над протоколом, и, судя по всему, тяжело переживал позор своего друга. Задавать такие вопросы… Уж лучше бы про водку спросил… Через несколько минут Ксенофонтов действительно принялся выяснять, кто сколько выпивки привез на охоту. Оказалось, что Феклисов захватил с собой одну бутылку водки, Пахтусов – большую бутылку крепкого самогона – во всяком случае, все подтвердили, что самогон горел. Хуздалев приехал с двумя бутылками водки, Васысь тоже привез две, Ясин водки не достал и загрузил рюкзак десятью бутылками пива.– Выпито все? – спросил Ксенофонтов.Оприходовали, – кивнул Пахтусов. – Когда увидели Асташкина с дырой в спине… Тут уж хочешь не хочешь… И я не заметил, чтобы кто-то опьянел.– Еще вопрос… Кто выпил первую рюмку после охоты? Кто начал?– Ясин и Васысь, – ответил Феклисов. – Я пришел третьим, а они уже чокаются.– Охота не пошла, – пояснил Васысь. – Что у него, что у меня… Вот и пришли пораньше.– А из вас двоих? Чья была идея выпить, не дожидаясь остальных? Ведь кто-то первым предложил? Кто из вас бутылку открывал?– Коллективный разум сработал, – ответил Ясин. – Но бутылку мы не открывали. Когда я пришел, она уже была открыта и начата… Ее могли и до охоты начать.– Крутые вы ребята, – почти с восхищением произнес Ксенофонтов. – Еще вопрос… Постарайтесь вспомнить, кто где сидел в автобусе на обратном пути.Охотники переглянулись, но, не почувствовав подвоха, без труда восстановили расположение в машине. Вел автобус Пахтусов. Следом за ним сидели Ясин и Хуздалев, потом Феклисов, а за ним – Васысь. На оставшихся сиденьях лежали рюкзаки и ружья.– А с кем сидел Асташкин, когда вы ехали на охоту?– Со мной сидел, на переднем сиденье, – сказал Хуздалев. – Это что, имеет значение?– Очень большое, – невозмутимо ответил Ксенофонтов. – А за вами кто сидел?– Мы с Ясиным, – ответил Феклисов.– Я так и думал!– Из чего, интересно, вы это заключили? – подал голос Васысь.– О! Интуиция. И последний вопрос на засыпку… Скажите мне, ребята… Только честно… Чем вы занимаетесь в свободное время? Про охоту я знаю. Про то, что вы иногда охотитесь друг за другом, тоже. А еще? В моей таблице осталась одна свободная колонка… Записываю. Феклисов?– Даже не знаю… В домино иногда выйдешь во двор сыграть с соседями… К родне съездишь…– Ясно. Пахтусов?– Дача, огород. Соленья, варенья…– Прекрасно. Васысь?– Трудно сказать так сразу… Книги, фотографии.– Тоже неплохо. Ясин?– Ничем определенным не занимаюсь… Ружье чищу, патроны заряжаю, об охоте мечтаю.– Хуздалев?– Дача.– Асташкин?В кабинете наступила тишина. Все переглянулись, с недоумением посмотрели на Ксенофонтова, повернулись к Зайцеву – объясни, мол, этому гражданину, что Асташкин ничем уже в свободное время не занимается.– Ну что же вы? Когда жив был, занимался чем-то?– А, когда жив был, – с облегчением проговорил Пахтусов, – тогда другое дело. Теннисом.При нашем заводе корт есть, вот он и попросил меня устроить его туда. А раньше, знаю, в бассейн ходил.– Больше вопросов нет, – сказал Ксенофонтов, закрыл блокнот и сунул его в карман.– Ну что ж, – растерянно пробормотал Зайцев, не ожидавший столь резкого окончания, – раз так… Прошу всех подписать протокол очной ставки и… И можете быть свободны.Охотники столпились у стола, по очереди, передавая ручку друг другу, подписали голубоватые бланки, исписанные мелким зайцевским почерком, и, попрощавшись вразнобой, ушли.– У тебя есть фотография Асташкина? – спросил Ксенофонтов, когда дверь за охотниками закрылась.– Сколько угодно, – Зайцев вынул из стола и бросил перед Ксенофонтовым черный пакет.Вынув снимки, Ксенофонтов убедился, что Асташкин любил сниматься. Вот он на теннисном корте с ракеткой, залитый солнцем, подтянутый и веселый, скорее всего после победы, а вот он после удачной охоты – одна нога на земле, вторая на туше громадного кабана с клыкастой мордой, вот у своего гастронома – в светлом костюме, при галстуке, с плоским черным чемоданчиком… Короткая стрижка, худощавое лицо, насмешливый взгляд, чуть оттопыренные уши, что, впрочем, нисколько его не портило.– В детстве, наверно, рыжим был, – задумчиво проговорил Ксенофонтов.– Да, там есть один цветной снимок…– Чем же он их допек… Чем-то он их допек… Ну, ладно, старик, мне пора, – Ксенофонтов поднялся. – Позвони как-нибудь… Через денек-второй.– Пожалуйста, – в голосе Зайцева прозвучало разочарование, он все-таки надеялся на помощь Ксенофонтова. – Конечно, позвоню. Я могу позвонить и через недельку-вторую… Могу вообще не звонить. – Зайцев устало складывал в стол фотографии, запихивал в переполненный сейф уголовное дело с подшитыми протоколами.– Ты все-таки позвони. Мало ли чего… Вдруг мыслишка какая посетит, вдруг пивка достанешь…– Думаешь, стоит посуетиться? – спросил Зайцев, и мелькнула все-таки в его голосе надежда.– А почему бы и нет? Пиво всегда в радость, независимо от того, пойман убийца или продолжает безнаказанно разгуливать на свободе. Как говорил один мой знакомый петух – не догоню, так согреюсь, – сделав прощальный жест рукой, Ксенофонтов величественно удалился. *** На следующий день Ксенофонтов исправно пришел в редакцию и уселся за свой маленький фанерный стол в любимой позе – вытянув из-под него ноги и скрестив руки на груди. Взгляд его, то ли сонный, то ли усталый, еле пробивался из-под век. В редакции уже привыкли к тому, что их незадачливый сотрудник время от времени, злонамеренно уклоняясь от работы, помогает своему другу из прокуратуры разоблачать опасных преступников.Вошла машинистка Ирочка. Постояла, со скорбью глядя на неподвижного Ксенофонтова.– Главный сказал, что он тебя выгонит, если сегодня к вечеру ты не сдашь двести строк на машинку.– Ирочка, скажи, пожалуйста… Ты смогла бы изменить своему мужу?– С тобой? Да.– Значит, вопрос заключается только в одном – с кем?– Для меня – да.– Спасибо, Ирочка. Теперь он не уйдет.– Кто?!– Убийца.– Боже, Ксенофонтов! Тебе плохо?– Передай главному, что завтра… Завтра я ему сдам на машинку четыреста строк. Может быть, это его утешит.Ксенофонтов снова углубился в себя. И наступил наконец момент, когда что-то произошло – чуть дрогнули веки, медленно вытянулись под стол длинные ноги, локти легли на стол, и вот уже в позе Ксенофонтова проступила готовность вскочить и мчаться куда-то.Что он и сделал.Выйдя на улицу, Ксенофонтов посмотрел в дождливое небо, поднял воротник плаща, сунул руки в карманы и уверенно зашагал по тротуару. Через пятнадцать минут он был у пятиэтажного дома. По блокноту сверил адрес, поднялся на третий этаж и позвонил.Дверь открыла женщина. Ксенофонтов удовлетворенно перевел дух, будто узнал ее или очень боялся разочароваться в ней.– Здравствуйте! – сказал он, беззаботно улыбаясь.– Здравствуйте, – ответила хозяйка, ничто не дрогнуло в ее лице. Под глазами темнели круги, она выглядела не просто усталой, а какой-то убитой. Ничуть не удивилась Ксенофонтову, не выразила желания узнать, кто он, зачем пришел, к кому. Она просто стояла и ждала.– Моя фамилия Ксенофонтов. Вчера мы встречались в прокуратуре с вашим мужем… если не возражаете, я зайду на минутку?– Мужа нет дома.– Это не важно. Я хочу поговорить с вами.– Проходите, – без выражения ответила женщина и прошла в комнату, оставив дверь открытой. – Можете раздеться, – донеслось до Ксенофонтова из глубины квартиры. Он воспользовался разрешением и повесил свой плащ в прихожей, разговор в верхней одежде мог получиться скомканным и бестолковым, как бутерброд на ходу.Войдя в комнату, Ксенофонтов увидел, что женщина сидит на диване, напряженно распрямив спину и положив ладони на колени.
1 2 3 4