А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 


– Когда отдышусь, Амелия, – прокаркал он, – напомни, что я хотел сказать о твоем...
Я накрыла ему рот ладонью.
– Знаю, дорогой, знаю. Не стоит благодарностей.
Состояние мужа опасений уже не внушало, но медицинская помощь требовалась не ему одному. Леди Баскервиль все еще покоилась в надежных объятиях Вандергельта. Даже в обмороке очаровательная вдова умудрилась принять самую выгодную позу – головка изящно откинута, черный водопад рассыпавшихся волос едва не касается пола. Впервые за время знакомства с американцем я уловила на его лице неподдельную тревогу.
– Уложите ее на диван, – посоветовала я. – И не волнуйтесь вы так. У леди Баскервиль обморок. Уверена, она скоро очнется.
– Вы только взгляните, миссис Эмерсон! – воскликнул Карл, протягивая мне снаряд, который натворил столько бед.
Я вытянула шею, прищурилась... На ладони немца лежал плоский каменный обломок дюймов восьми в длину, с выступающим острым краем. Меня передернуло. А если бы этой каменюкой – да прямо в цель? Представить жутко!
Но Карл, оказывается, не собирался никого пугать. Он повернул камень и... С обратной стороны смертоносного снаряда на меня смотрел человек!
Близко посаженные глаза, неестественно вытянутый подбородок, изогнутый в таинственной улыбке рот... и следы синей краски на остроконечном подобии шлема – боевом уборе египетских фараонов. Это уникальное лицо я узнала бы из тысяч других!
– Хэнатон!
Боже, как я могла забыть, что это имя способно вырвать Эмерсона даже из летаргического сна, а уж из пустякового забытья и подавно. Сбросив мою руку (я как закрыла ему рот, так по рассеянности и забыла убрать ладонь), он уселся на полу и в мгновение ока завладел находкой.
– Не совсем так, Амелия! – Вместе с прытью к нему вернулся и голос. – Знаешь ведь, Уолтер считает, что имя фараона произносилось «Эхнатон», а не «Хэнатон».
– Ну и пусть. А для меня он как был Хэнатоном, так и останется! – Я многозначительно понизила голос. В груди заныло от сладких воспоминаний. Ах эти чудные далекие дни! Первая встреча с Эмерсоном... заброшенный город фараона-еретика...
Думаете, Эмерсона растрогал этот намек на наше романтическое знакомство? Как бы не так! С благоговейным восторгом мой муж взирал на камень, едва не размозживший ему череп.
– Потрясающе... Невероятно! Это же подлинник, не копия! Где, черт возьми...
– Довольно! – сурово заявила я. – Археология подождет. Эмерсон, ты сию же минуту отправляешься в постель, а леди Баскервиль...
– Что? Какая постель? Вздор, Пибоди! – Опираясь на руку услужливого немца, Эмерсон поднялся на ноги, мутным взором обвел гостиную, уставился на леди Баскервиль. – Что это с ней?
– Женщина в белом... – простонала вдовушка, как по приказу распахнув глаза.
Вандергельт упал на одно колено рядом с диваном, взял безвольно повисшую ручку.
– Все хорошо, моя дорогая, опасности нет. Расскажите нам – что вы увидели?
– Ну, это-то как раз очевидно, – опередила я леди Баскервиль. – Женщину в белом. Как она выглядела? Камень в окно она бросила?
– Н-не зна-аю, – выдохнула мадам, томно прикрывая свободной ладошкой глаза. – Все как в тумане. Я только заметила... белую призрачную фигуру... На лбу и руках что-то блеснуло. Кажется, золото... А потом странный толчок в грудь, я попятилась и... Боже! Рэдклифф, вы же весь в крови! Какой ужас!
– Я в порядке, – отмахнулся Эмерсон. И впрямь – что ему рана на голове и кровь по всему лицу, когда в руках бесценная археологическая находка! – Как по-вашему, откуда у чертова привидения портрет Эхнатона?
Этот нелепый диалог мог тянуться до бесконечности – Эмерсон ахал бы над своим сокровищем, леди Баскервиль стенала не хуже профессиональной плакальщицы... А я бы не выдержала и устроила что-нибудь из ряда вон – к примеру, грохнула еще парочку ваз, для ровного счета. К счастью, у одного из наших джентльменов осталась-таки капля разума. И кто бы, вы думали, оказался моим спасителем? Ни за что не догадаетесь! Мистер Милвертон! Англичанин буквально на глазах перевоплотился – плавные движения, здоровый цвет лица, уважительный, но непререкаемый тон...
– Извините, профессор, однако отдых действительно необходим. Удар по голове – дело нешуточное, а рисковать вашим здоровьем мы не имеем права. Леди Баскервиль после такого ужасного потрясения тоже нужен покой. Позвольте...
Послав мне заговорщическую улыбку, он подхватил Эмерсона под руку. Тот уткнулся носом в портрет и, по-моему, даже не заметил, как поплелся к двери.
Леди Баскервиль, беспомощно припав к американцу, покинула гостиную вслед за нами. Милвертон до конца исполнил свою благородную миссию и уже в спальне, усадив Эмерсона, отозвал меня в сторонку.
– Я там приберу, – шепнул он, – чтобы слуги ни о чем не узнали.
– Боюсь, уже слишком поздно. Но все равно спасибо, мистер Милвертон, отличная мысль.
На этом мы и распрощались. Наш юный друг удалился, безмятежно насвистывая себе под нос что-то незатейливое. Я же занялась мужем, который как зачарованный вглядывался в таинственный каменный лик фараона-еретика: обработала рану и вознесла молитвы Всевышнему за чудесное спасение... А из головы все никак не шел мистер Милвертон. С чего бы это он так неожиданно воспрянул духом? Ответ поразил меня, как молния в ясном небе: камень-то в гостиную швырнули, когда мы были все вместе! Значит, Милвертон якобы вне подозрений! Вот вам и причина для радости. Неизвестный злоумышленник (а скорее всего, сообщник) попытался усыпить нашу бдительность и выставить англичанина невинной овечкой.

Глава восьмая
I
Через полчаса моя раненая половина нашла в себе силы оторваться от лицезрения Эхнатона. И знаете, куда собрался этот безумец, вместо того чтобы, как любой нормальный человек, улечься в постель? На встречу с рабочими!
– Нужно с ними поговорить, – бубнил Эмерсон. – О камне уже весь дом знает, не сомневайся. Если я начну хитрить со своими людьми...
– Можешь не продолжать, – отрезала я. – И так ясно. Будь добр, смени хотя бы рубашку, эта свое отжила. Просила же купить на Риджент-стрит лишнюю дюжину! Таких нерях, как ты, еще поискать...
Эмерсона как ветром сдуло. Одного его я, само собой, не отпустила.
Рабочих поселили в бывшей кладовой – компактном и благодаря нашим заботам довольно уютном домишке неподалеку от главного здания. Уже через несколько минут я убедилась в правоте мужа. Рабочие не просто слышали о происшествии. Они даже знали больше нас.
При виде Эмерсона десятки глаз округлились, а лица вытянулись. Явись сюда сам призрак фараона, он не мог бы рассчитывать на больший эффект.
Гигант Абдулла поднялся с почетного места у камина и пробасил, тщетно пытаясь скрыть радость за бесстрастным тоном:
– Живой... А нам сказали...
– Все ложь! – заявил Эмерсон. – Кто-то бросил в меня камень, но рука врага дрогнула.
Запустив пальцы в густую черную шевелюру, он продемонстрировал багровый рубец на виске. В мерцании камина высокая фигура казалась обведенной золотым ореолом. Кровавые пятна на рубашке зловеще чернели. Он стоял неподвижно, величавый и царственный, как владыка Египта.
Когда все насмотрелись на результат вероломной атаки, Эмерсон медленно опустил руку и тряхнул головой. Смоляные пряди вновь скрыли рубец.
– Призраки камнями не бросаются! Кто из живых людей в Гурнехе ненавидит меня так, что готов отправить в страну духов?
Слушатели оживились, начали кивать и многозначительно переглядываться. Суровое лицо Абдуллы смягчила лукавая улыбка:
– Не только в Гурнехе, Эмерсон, но и во всем Египте таких людей много. Преступник ненавидит судью, озорное дитя – строгого родителя.
– Вы не преступники и не дети, – торжественно отозвался Эмерсон. – Вы друзья мне! Я сразу пришел к друзьям и рассказал все без утайки.
II
Если бы состояние раненого меня тревожило, мой муж весь следующий день провел бы в постели. Уж я бы, поверьте, нашла способ удержать его там. В крайнем случае привязала к кровати – и дело с концом. Но Эмерсон был здоров как... как сто Эмерсонов! Рассвет он встретил с энтузиазмом Д'Артаньяна, предвкушающего взятие Ла-Рошели. От моих медицинских услуг презрительно отказался и собственноручно налепил на висок здоровенный кусок пластыря, как будто ему не то что показывать кому-нибудь рану – самому смотреть на нее было противно.
Словом, новый день, несмотря на все пережитые неприятности, сулил только хорошее. И не сдержал обещаний.
Тучи стали сгущаться с самого утра. У входа в гробницу мы первым делом столкнулись с милейшим имамом. Заполонив площадку перед входом своей свитой, он обрушил на нас проклятия, угрозы и посулы всяческих небесных кар, ну а злополучный пластырь сыграл роль неопровержимого доказательства могущества фараона.
Эмерсон с пеной у рта отрицает этот факт, но я-то знаю, что подобные стычки ему в радость. Он встал лицом к лицу с имамом, скрестил на груди руки и нацепил маску куртуазной тоски. Вот он, мол, я – весь внимание, но боже! какая скука! Разок даже зевнул, слушая злобные речи. Не встречая отпора, святейший все вещал, вещал, вещал... пока не произошло неизбежное. Слушатели устали, имам забыл, с чего начал, пошел по второму кругу и наконец выдохся, что случается даже с самыми фанатичными проповедниками. Эмерсон еще немного помолчал, выжидающе склонив голову к плечу. Убедился, что поток иссяк, и поставил точку в монологе, которому так и не суждено бskо вылиться в желанную для имама словесную баталию:
– Это все? Благодарю, святейший. Польщен твоим вниманием. – Отвесив поклон, мой супруг бережно, как бесценную статую, обогнул взбешенного потомка Магомета и растворился в черном провале пещеры.
Зловещий дух имама еще, казалось, витал над нашими головами, как грянул новый гром. Его отзвуки донеслись до меня из гробницы, я бросила корзину и кинулась в пещеру. Карл фон Борк и Милвертон стояли друг напротив друга в весьма воинственных позах. Англичанин принял боевую стойку – ноги врозь, кулаки наготове. Немец же яростно рвался из рук Эмерсона, выкрикивая в адрес фотографа цветистые, хотя и не совсем вразумительные угрозы. Багровая отметина на щеке летописца экспедиции свидетельствовала, что одними словами здесь дело не обошлось.
– Он оскорбил мисс Мэри! – потрясая кулаками, выкрикнул Милвертон.
В ответ грянул немецкий фейерверк. Карл не оскорблял мисс Мэри! Оскорбил сам Милвертон! Карл возмутился, а Милвертон на него напал!
Англичанин аж затрясся от злости; если в не мой муж, боюсь. Карлу был бы обеспечен как минимум еще один синяк. Намертво прижав немца к стене, Эмерсон схватил второго драчуна за воротник и рванул вверх.
– Да что же это такое! – Из тени в углу вдруг выступила мисс Мэри собственной персоной. – Как вам не стыдно?.. – Щеки девушки пылали, в бездонных очах плескался гнев. Чудо как хороша! Даже распаленная схваткой троица обмерла в восхищении. – Никто меня не оскорблял! – звонко произнесла Мэри. – Я ценю ваше благородство и настаиваю, чтобы вы сейчас же помирились. Прошу вас, пожмите друг другу руки!
Эта пылкая речь в сочетании с дивными взглядами, поровну доставшимися Карлу и Милвертону, противников, конечно, не примирила. Но к порядку все же призвала. Молодые люди сделали вид, что пожали руки. Мэри улыбнулась. Эмерсон хмыкнул. Ну а я вернулась к своему мусору.
Когда перевалило за полдень, Эмерсон объявил перерыв, выбрался из пещеры и подошел ко мне.
– Ну как дела? – поинтересовался он, обмахиваясь веером.
Мы беседовали о том о сем, как вдруг Эмерсон изменился в лице и окаменел, глядя на что-то у меня за спиной. Я в ужасе обернулась.
По Долине Царей к гробнице приближалась фантастическая процессия. Возглавляли ее шестеро дюжих египтян, через мощные, но заметно перекосившиеся плечи которых пролегли две палки; на палках же покоилось некое коробкообразное строение, целиком затянутое занавесками. Эта штуковина раскачивалась из стороны в сторону и ежеминутно грозила придавить носильщиков, и без того с трудом передвигавших ноги. Сопровождала шествие пестрая толпа туземцев в тюрбанах и длинных балахонах.
И все это надвигалось на нас! Позади паланкина вышагивала фигура в европейском костюме. Шляпу мистер Инкогнито натянул до самых бровей, но по рассеянности оставил сбоку несколько огненно-рыжих прядей, чем и раскрыл свою нахальную ирландскую личность.
Взмокшие носильщики доплелись до площадки и попытались опустить коробку. То ли у них руки тряслись от усталости, то ли сноровки не хватило, но паланкин резко накренился, на землю вывалилась бесформенная туша, забарахталась, заколотила руками и ногами, и на наши многострадальные головы в очередной раз обрушился поток воплей и проклятий.
Имя обитателя нелепого сарая я могла назвать задолго до этой катастрофы. Кому еще во всем Луксоре пришла бы идея воспользоваться таким оригинальным, образно выражаясь, видом транспорта?!
Мадам Беренжери облачилась в длинный наряд – убогую копию изысканных дамских туалетов времен фараонов. Падение из паланкина самым плачевным образом сказалось на этом льняном уродстве. Мало того, что одеяние приобрело цвет вековой пыли, так еще и треснуло в неожиданном месте, явив взорам зрителей бескрайние просторы упитанной дебелой плоти. Черный парик, вокруг которого вились полчища мошкары, тоже не выдержал сотрясения и съехал на глаза.
Эмерсон, подбоченившись, взирал на страдалицу, а та продолжала вопить и корчиться у его ног.
– Ну вот что, О'Коннелл, – скомандовал наконец мой муж. – Поднимите ее, засуньте в это хитроумное сооружение и отправьте обратно. Иначе я вам гарантирую безобразную сцену.
– А мистер О'Коннелл как раз этого и жаждет! Безобразные сцены – его репортерский хлеб! – сообщила я.
Если до сих пор ирландец прятал глаза и явно был не в своей тарелке, то после моего ехидного заявления неожиданно взбодрился. Сверкнул всеми своими веснушками и лихо сдвинул шляпу набок.
– Вы ко мне несправедливы, миссис Эмерсон, и точка! А кто-нибудь поможет? Одному ни за что не справиться!
Носильщики, в изнеможении растянувшись на земле, ахали, стонали и проклинали свою злосчастную судьбу. От них, понятное дело, помощи ждать не приходилось. Об Эмерсоне и говорить нечего – он и пальцем бы не пошевелил ради этой комедиантки. Словом, мадам Беренжери под белы ручки поднимали мы с мистером О'Коннеллом. И представьте себе, подняли... хотя пару мышц на спине я точно растянула.
Пока мы канителились, пыхтели и ругались, необычные звуки привлекли к себе внимание всех остальных. На площадку один за другим выбрались Карл, Милвертон, Мэри... Я отчетливо услышала, как с губ мисс Мэри слетело слово, которое приличной английской девушке и знать-то не следовало бы.
– Господи, мама! Что ты здесь делаешь?! Тебе ведь нельзя! В такую жару...
– Я была призвана! – Мадам сбросила с плеча руку дочери. – Мне был голос свыше! Предупреждение должно прозвучать из моих уст! Уйди с дороги, дочь моя!
– Проклятье! – процедил Эмерсон. – Амелия, зажми ей рот ладонью, и немедленно!
Да что там ладонью! Клянусь, я с удовольствием набила бы рот новоявленной Кассандры камнями, но в этом варварском акте уже не было смысла. Туристы, местные бездельники, вечно околачивавшиеся поблизости, свита мадам Беренжери и даже истерзанные носильщики – все до единого навострили уши. Мадам была наверху блаженства!
– Прозрение снизошло на меня, – патетически взвыла она, – во время медитации в храме Амона и Сераписа, владыки преисподней. Ужас грядет!!! Кара небесная падет на головы осквернителей могилы!!! Я исполнила свой долг! Любовь матери вдохнула жизнь в умирающее тело! Дочь моя! Ты спасена!
– Мама! – Мисс Мэри топнула ногой. Вот так, должно быть, выглядела божественная Клеопатра, бросая вызов Цезарю... если рискнуть представить себе Клеопатру в рабочей блузе и холщовой юбке, со слезами бессильной ярости на глазах.
Мадам Беренжери умолкла, но возмущение дочери тут было ни при чем. Наша пророчица высказала все, что повелел ей голос свыше, – чей бы он там ни был – и с самодовольной ухмылкой почила на лаврах.
– Извини, мама, не хотела тебе грубить, но...
– Я прощаю тебя! – Купаясь в лучах славы, мадам была милосердна.
– Но то, что ты сказала... Возвращайся домой, мама!
Один из носильщиков оторвал голову от земли и заныл пуще прежнего. Его речь, пересыпанная красочными арабскими сравнениями, по сути содержала одну ценную мысль. Спина бедного араба сломана, спины его товарищей сломаны, нести великую леди обратно они не в силах.
Эту проблему Эмерсон решил. Убийственная комбинация угроз и подкупа сделала свое дело. Когда цена достигла астрономических по египетским понятиям величин, сломанные спины носильщиков волшебным образом исцелились. На пару с репортером мы избавили Рамзеса Великого – то бишь Эмерсона – от пылких объятий его возлюбленной супруги и без всяких церемоний затолкали пророчицу в паланкин.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31