Но только я обнаруживаю сначала ступню, идущую из туфли, потом голень, идущую от ступни, затем всю ногу, идущую от голени, затем туловище, идущее от ноги, и затем голову. На этом найденный овощ заканчивается. И я говорю себе, что дальше можно не рыть. Человек, который закопал это тело в своем огороде, вряд ли хотел, чтобы оно выросло и начало плодоносить. Он закопал его, чтобы похоронить навсегда.
Я зажигаю спичку и склоняюсь над ямой. Умершая была, видимо, очень красивой, пока ее красотой не занялись черви. Здесь я не играю словами, поскольку, согласитесь, что это все же лучше, чем выдают некоторые академисты: ее красивые останки!
Когда спичка гаснет, я слышу шаги по посыпанной гравием дорожке. Поворачиваюсь и вижу Грейс, мою любезную переводчицу. Она смотрит на меня вопросительно, подходит ближе и наклоняется над ямой.
- Это Марта Обюртен, да? - спрашиваю я.
- Да, - отвечает она, вскидывает руку ко рту и пятится. У нее нет тренировки, у Грейс. - Как вы догадались, что это она? - спрашивает девушка.
Я показываю ей платок.
- Вот что я подобрал в саду. Это женский платок. Нет ни инициалов, ни запаха духов... Платок женщины без кокетства...
Грейс кивает головой, и первый раз с тех пор, как я ее вижу, что-то похожее на восхищение появляется на ее лице.
- Нужно сообщить в полицию, - говорит она.
- О'кей, - соглашаюсь я, - но только, пожалуйста, не в местную. Не хочу терять время на тупые допросы, поскольку мне самому надо опросить еще множество людей. Я сообщу в Скотленд-ярд, с вашей помощью, естественно, поскольку решил мобилизовать вас под свои знамена...
Я ставлю лопату на место, нахожу кусок толя и несу его к яме, чтобы закрыть эту нетрадиционную могилу.
Наклонившись над ямой, я замечаю правую руку умершей, прижатую к груди. Похоже, она что-то держит в руке. Я разжимаю мертвые пальцы, если только так можно сказать, поскольку впечатление, будто разжимаешь руку статуи из мрамора. Да что я говорю! Скорее из дерева, настолько сильный хруст раздается при этом. Мне удается вырвать наконец ее добычу пуговицу... Простая роговая пуговица от ее костюма, которую она оторвала непонятно почему...
- Так, теперь можно уходить, - говорю я. - Пойдем в ближайшую пивную и позвоним в Лондон...
Грейс идет с опущенной головой.
- Ее убили? - спрашивает она.
- У меня все причины думать так, хотя я и не обнаружил раны... Но поскольку у людей не принято хоронить умерших естественной смертью в своем огороде...
Черная ночь как-то быстро наползает на город, а туман опять захватывает все на свете. Мы идем, погруженные в свои невеселые мысли...
Она молодец, Грейс. В этих случаях девушки обычно падают в обморок или кричат как помешанные.
- Это произвело на вас дурное впечатление? - спрашиваю я.
Она отвечает тихим голосом:
- Да, действительно, грустно...
- Вы никогда не видели мертвых?
- Нет...
- Хочу сделать вам комплимент: вы стойко держались... Кстати, удалось раздобыть сведения о хозяине дома?
- Да...
- Я вас слушаю.
- Это некто Хиггинс. Он снял дом три или четыре месяца назад. Он коммивояжер и практически здесь не бывает.
- Как он выглядит, этот Хиггинс?
- Среднего роста, седые волосы...
- К нему кто-нибудь приходил?
- Несколько раз Марта, как я поняла по описанию, и еще молодой человек...
- Где работает Хиггинс?
- Соседи не знают. Он ни с кем не разговаривал... Приезжал на день-два, потом опять пропадал на неделю...
- На чем он приезжал?
- На машине. Ярко-красный "хиллман" с откидывающимся верхом...
- Браво, - говорю я, - у вас явные способности, малыш!
Она скромно опускает глаза.
Мы подходим к пабу. Три ступеньки. В этой стране нужно обязательно пройти по нескольким ступенькам вниз или вверх, чтобы куда-то попасть.
Мы садимся в баре.
- Что вы будете пить? - осведомляюсь я вежливо.
- То же, что и вы, - отвечает она.
- Я - виски...
- Я тоже.
- Двойное виски...
- Тогда два двойных...
- Ваше сердечко страдает?
- Есть такое дело...
Бармен наливает нам два стакана виски, оставив место, лишь чтобы положить туда по куску льда. Мы пьем с наслаждением... Звучит тихая приятная музыка, причем не какая-то там американская, а настоящая французская. И это доставляет мне такое же удовольствие, как и алкоголь...
- Может, позвоним? - намекаю я. - Но, заметьте, мы никуда не спешим, а, учитывая положение дел, спешить вообще некуда...
Грейс спрыгивает со своего табурета.
- Пошли...
Мы втискиваемся в узкую кабинку в глубине зала.
- Попросите соединить со Скотленд-ярдом, - говорю я, - а как только они ответят, позовите инспектора Брандона для комиссара Сан-Антонио. Я буду с ним разговаривать сам, так как он понимает мой красивый язык.
Грейс кивает и начинает объясняться с телефонисткой.
В этой узкой деревянной клетке я чувствую ее всю. Тепло ее тела, тонкий аромат духов... Наши тела плотно прижаты друг к другу, и я ощущаю, еще немного, и может случиться так, что ваш дорогой Сан-Антонио получит пощечину - будьте здоровы!
Грейс разговаривает, потом умолкает, затем снова что-то произносит...
Очевидно, ее уже соединили со Скотленд-Ярдом, где велят подождать...
Наконец она передает мне трубку.
Эбонитовый микрофон сохраняет запах ее помады... Тепло ее дыхания...
Грейс хочет выскользнуть из кабины, но я удерживаю ее, прижимая к стенке. Она не двигается, никак не реагирует, только лишь дыхание становится чуть чаще, чуть сильнее.
- Алло! - слышу я далекий голос.
- Брандон?
- Yes...
- Это комиссар Сан-Антонио...
- О-о! Как ваши дела, коллега?
- Лучше, чем у Марты Обюртен... Он испускает какую-то непонятную тираду, затем любопытствует:
- С ней случилось несчастье?
- Можно и так сказать. Она похоронена в саду некоего Хигтинса, это на Кастой-Маркет, дом сто двадцать два.
- Что вы сказали?
Он, похоже, ошарашен, этот инспектор лучшей в мире полиции.
- Как вам удалось найти?
- По нюхомеру...
- Что это за инструмент? Я смеюсь.
- Это патентованный французский прибор, дорогой друг... Я хотел поговорить с девушкой, но она пропала. Тогда я решил ее поискать. Вот нашел. Только, пожалуйста, мне не хотелось бы лезть в это дело, поэтому займитесь им сами. Хорошо? У меня время очень ограничено, а мне еще столько нужно сделать, чтобы дойти до конца...
- Что вы имеете в виду под "дойти до конца"?
- Докопаться до истины. Я знаю, и вот вам доказательство, что за банальным преступлением Ролле скрывается что-то серьезное, понимаете, Брандон? Вот увидите, мы еще найдем горшок роз в один из дней...
- Найдем... что?
Я вздыхаю... Нет, решительно никогда я не смогу привыкнуть к этой стране.
- Вы приедете сюда?
- Сейчас же выезжаю.
- Может быть, мы встретимся? - предлагаю я. - Где вы остановитесь?
- Ну... я думаю... Скорее всего в "Коронованном льве".
- Хорошо. Если я не дождусь вас, то оставлю записку.
- Вы собираетесь уехать?
- Еще не знаю...
- Могу ли я спросить, каковы ваши планы на ближайшее время?
- Выпить двойное виски...
- Тогда ваше здоровье, комиссар!
Я вешаю трубку.
Грейс передо мной, близко-близко, не двигается, лишь грудь вздымается из-за частого дыхания.
Я смотрю на нее, как смотрит юноша на девушку, когда очень ее желает.
Она чувствует опасность и открывает дверь.
Мы оба красные, она и я, когда возвращаемся к стойке.
- Два двойных, - говорю я ровным голосом, стараясь скрыть эмоции.
Глава 6
Где пойдет речь о хозяине гаража, который знает свое дело, и о французском комиссаре Сан-Антонио, который знает свое!
Мы молча прихлебываем виски. Время идет, пластинка в проигрывателе крутится, и, очевидно, кружится голова моей мужественной переводчицы, поскольку Грейс хлещет виски, как настоящий мужчина. Но держится молодцом и если уж отключится, то еще не скоро.
Я потихоньку провожу инвентаризацию своих мыслей.
Пока у нас имеется три персонажа в этой истории: Марта Обюртен, еженедельная спутница Ролле, высокий блондин в замшевом жилете, который, как мне кажется, в чем-то противодействовал Ролле, и Хиггинс, арендатор дома, где огород служит филиалом кладбища Нортхемптона.
О первой я кое-что знаю: она работала в аптеке, она не была кокеткой, она якобы срочно уехала под предлогом болезни тетушки и, самое главное, она теперь мертва.
О втором я знаю лишь, что он молодой блондин высокого роста, который носит коричневый замшевый жилет.
О третьем мне известно, что его зовут Хиггинс и у него красный кабриолет марки "хиллман".
Выходит так, что, имея в наличии пока только эти элементы, мне придется продолжать поиски в полном тумане - в прямом и переносном смысле и без знания английского языка. Чудненькая перспектива...
Я морщусь, и нос у меня вытягивается. Со стороны я, очевидно, похож на бухгалтера, вспомнившего за вечерним виски, что забыл вставить важную статью в финансовый отчет.
Я поднимаю на Грейс глаза, тяжелые от невеселых мыслей.
- Ладно, - говорю я, - уже поздно. Наверное, вы хотите вернуться домой? Она не смотрит на меня, но отвечает:
- Нет.
Коротко и ясно.
- Но, - бормочу я, - я же не могу вас таскать за собой вечно, а?
Конечно, она не может понять этот слишком разговорный французский, да и словарь здесь сразу не поможет, но в общий смысл врубается.
- Если я вам мешаю, - произносит она спокойно, - тогда другое дело. Грейс соскальзывает с табурета.
- Всего доброго! Мне было очень интересно. - И направляется к выходу.
- Э! Подождите! - кричу я. - Только давайте без комплексов. Естественно, я предпочитаю, чтобы вы остались со мной, так как без вас я ощущаю себя брошенным в племени папуасов.
- Так в чем же дело?
- Просто меня терзают угрызения совести...
- Мне всегда говорили, что у полицейских их не бывает.
Я смотрю, что она тоже, как ваш покорный слуга, за словом в карман не лезет.
- Спорим, что я исключение, подтверждающее правило. Мои угрызения совести являются неотъемлемой частью моих правил приличия. Я, скажем так, мучился из-за того, что вас, может быть, кто-то ждет...
- Никто меня не ждет.
- В вашем возрасте это ненормально...
- Вы находите?
- Еще как нахожу!
- Мои родители умерли...
- А местные юноши? Что они делают после работы? Вышивают?
- Они все больше играют в пинг-понг...
Я умолкаю. Бессмысленно продолжать муссировать тему возмужалости местной молодежи. Для меня это так же странно, как надувные куклы для любовных шалостей.
- Так, все, - говорю я решительно. - Пошли за мной!
Мы выходим из бара, и я ошарашен страшной сыростью воздуха. Весь город как огромная губка. Я ощущаю себя микробом, загибающимся в легких плевритика.
- Куда мы идем? - спрашивает Грейс.
- Подождите-ка минуточку...
Вдруг мне в тыкву приходит гениальная (как обычно) мысль. Мысль старого автомобилиста...
- Скажите, а здесь машины оставляют на ночь, как правило, на улице?
- Нет, - отвечает она, - из-за тумана это запрещено.
- О'кей...
Значит, Хиггинс ставит свою тележку куда-то на ночь, когда бывает здесь. Поскольку нет возможности запихнуть ее в маленький двор, то он ставит ее в какой-то гараж... И естественно, в ближайший гараж от дома. Это нормально, правда?
- Послушайте, Грейс, спросите у первого встречного адрес ближайшего к дому Хиггинса гаража...
- Хорошо.
Увидев полицейского, скучающего на углу перекрестка, она подходит к нему. Полицейский указывает направление рукой, подкрепляя этим жестом свои безусловно бесценные слова.
- Пойдемте, - говорит она мне, поблагодарив полисмена коротким "thanks".
* * *
Гараж называется "Эксельсиор", как везде.
Но на самом деле стоянка весьма скромных размеров.
Грейс ведет меня к стеклянной стене, отгораживающей бюро.
Внутри горит свет. За столом сидит тип с темными волосами и горбатым носом. Он курит сигарету и листает автокаталог.
Я стучу.
- Входите! - кричит тип.
Я вхожу в аквариум. Внутри тепло и пахнет новой резиной, что пробуждает во мне ностальгию по моей новой машине.
- Добрый вечер! - произношу я тщательно по-английски и поворачиваюсь к Грейс. - Не могли бы вы спросить у этого господина, нет ли у него клиента по имени Хиггинс?
Парень взрывается смехом. Он смеется от всего сердца.
- Ба! Без базара? - радостно кричит он. - Француз?
У него парижский акцент - хрен спутаешь!
Я тащусь!
- Ты тоже француз? - задаю я дурацкий вопрос.
- Немножко да, сын мой!
И мы жмем кости под ошарашенным взглядом девушки.
Парень кидается рассказывать о себе: он попал сюда после высадки в Дюнкерке - пуля в ноге вывела его из строя навсегда. Его лечили в Нортхемптоне. За ним ухаживала сестра, дочка хозяина гаража, шикарная девица, которая ему очень нравилась. Поскольку он любит рыжих и автомеханику, то быстренько женился на обеих, а после смерти старика стал хозяином гаража.
- Я, понимаешь, - говорит он, - как бобер строю дом своим...
Я коротким тычком обрываю его, чтобы избежать смущения Грейс.
- Ну а ты? - спохватывается он. Я показываю ему свое удостоверение.
- А, черт! - крякает он. - Легавый! - И тут же исправляется: Извините меня, комиссар.
- Да брось ты, не надо экивоков из-за того, что я полицейский. Есть два парижанина, случайно встретившихся...
Я хлопаю его по плечу.
- Ладно, иди поближе, - лыбится он, опять отбросив официальность, давай лучше вспрыснем встречу бутылочкой нашего вина. Мне его привозят прямо из погребов. Сейчас увидишь, это тебе не чай...
И мы идем мимо запаркованных машин в квартиру моего земляка, которого, между прочим, зовут Александр Тюпен.
Он заводит нас в столовую, обставленную, кстати сказать, пусть не шикарно, но далеко не бедно, и идет за вином.
Открывая бутылку, он говорит радостно:
- Представь себе, я, наверное, целую жизнь не видел парижанина! Как же, черт возьми, приятно услышать родной язык. Слушай, ну что Париж, все на том же месте?
- Да, - киваю я, - по крайней мере до следующего ядерного испытания.
Мы болтаем обо всем сразу и ни о чем, потом, принеся очередную бутылку, он вдруг спохватывается:
- Кстати, что тебя привело в мою обитель? Тебе нужна тачка? Я трясу головой.
- Нет, только информация.
- По технической части? Клевое воображение у моего земляка. Он, видимо, даже спит на каталогах запасных частей.
- Скажи, Александр, не было ли среди твоих клиентов в последнее время человека по фамилии Хиггинс?
- Дай сообразить... Нет, думаю, нет... Разочарование отдается в моем желудке.
- Понимаешь, - продолжает он, - я не очень обращаю внимание на их имена, тяжело запоминаются... Ты говоришь - Хиггинс?
- Да...
- А! Все может быть... Как он выглядит, этот твой...
- Сам хотел бы узнать...
Тюпен становится серьезным.
- Понятно! Дело важное?
- Думаю, да.
- А что у него за тележка?
- Красный "хиллман", кабриолет... Он подпрыгивает на стуле, будто его ошпарили.
- Знаю! Да, красный "хиллман"... Хиггинс, точно. Мощный парень в возрасте с седыми волосами.
- Верно срисовал.
- Ну и? - спрашивает он.
- Расскажи мне о нем.
- Да я лучше тебе расскажу о Тино Росси. Хиггинс этот... Клиент, как все другие: залить-поменять-помыть, ну и все...
- Ты его видел с кем-нибудь?
- Нет, не помню...
- Может быть, тебе запомнилось что-нибудь, какая-то мелочь, чтобы я мог его найти?
- А чего тут запоминать? Его адрес у меня в журнале. Кажется, площадь Кастом-Маркет... Рядом с остановкой автобуса, как я заметил...
- Это я и сам знаю. Только он смотался, и мне хотелось бы знать куда, чтобы отловить...
Мой земляк разводит руками.
- Ты уж от меня слишком много хочешь!
Я понимаю, что дальнейшие вопросы бессмысленны, и помогаю ему прикончить бутылку.
Когда я встаю, быстро поднимается и Грейс, которая следит за моими движениями и, кажется, готова стать моей тенью.
Вдруг моего приятеля осеняет.
- У меня есть идея! - хлопает он себя по лбу.
- Идея?
- По поводу твоего этого... Я смотрю на него с нескрываемой надеждой.
- Что, правда?
- Послушай. Однажды у него накрылась бобина. И он приехал с бобиной, которую ему дал кто-то из его приятелей, как он сказал. Он попросил заменить ее, а ту, одолженную, отправить по адресу хозяина. Короче, я помню адрес и имя. Его фамилия Тоун, и он живет в Бате. Я точно запомнил название - Бат. Кажется, где-то под Бристолем...
Я повторяю:
- Тоун, в Бате?
- Точно-точно...
В конце концов, чем черт не шутит, может быть, мне это поможет отыскать Хиггинса.
Я записываю сведения в блокнот, и мы прощаемся...
- Что вы обо всем этом думаете, Грейс?
Она пытается идти со мной в ногу... Мне просто не по себе от ее послушности. Такое впечатление, что ею можно управлять мановением руки или взглядом.
Девчушек, готовых на все по мановению руки, полно в девичьих интернатах. Но те, что слушаются взгляда, - такие встречаются реже!
- Я ничего не думаю, - говорит она, - я просто иду, и все. Мне кажется, что я живу в каком-то романе. Будь я сейчас дома, может быть, куда-нибудь пошла... Куда? Не знаю... Бродила бы по улицам или пошла в кино...
- Вы не хотите есть? Я умираю с голодухи... Спать тоже хочется. Я уже двое суток не смыкал глаз...
- У меня есть холодная курица.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13