"Разделяй и властвуй". Я все понял.
- Пошли, - сказал я, - мы уходим.
- Что же вы хотите со мной сделать?
- Не заботься об этом, я предоставлю тебе хороший пансион с видом на море. Я не обещал тебе, что там будет теннис и бассейн, но тебя будут кормить.
Она стала жалобно хныкать. Но я, как бифштекс в общественных столовых, не смягчался. В тюрьме у нее будет время для жалоб и сожалений.
Дорога была так же свободна, как депутат, председательствующий при распределении призов.
Я мчался со скоростью 200 км в час на "феррари" маркиза ди Чаприни. Это хорошая скорость, особенно если не спешишь.
Телеграфные столбы кажутся плотным забором.
Вперед! Вперед!
Сидя рядом со мной, девушка ничего не говорила. Это у нее реакция. Она находится в прострации.
Вдруг, в тот момент, когда я сбросил скорость, чтобы сделать вираж, она открыла дверцу и выбросилась из машины. Вы знаете, когда сидишь в таком болиде, то теряешь представление о скорости, и, как только ты немного замедляешь ход, кажется, что ты сейчас остановишься. Она, вероятно, подумала, что я сбросил скорость до 30 км в час, в то время как спидометр показывал 140. Я сильно затормозил и остановился.
Прижав локти к телу, я побежал по освещенной луной дороге, чтобы отыскать ее. Я ее нашел.
Она лежала на асфальте с вывернутыми руками. У нее была только половина головы, и, пусть это будет сказано между нами, это, пожалуй, жалко, так как остальное было довольно приятным.
Я ничего не мог для нее сделать, так что я покинул ее. Выбросившись из жизни, девочка поставила меня в очень тяжелое положение. Но, может быть, некоторые мои действия останутся неизвестными?
Я ничего не мог сделать другого, ведь вы меня знаете. Раз мой старый друг - судьба - решил именно так, к чему же мне быть большим гуманистом, чем маркиз?
10
Не очень-то благородно с моей стороны оставлять труп красивой дамы на дороге. Но я должен был думать о живых. И в особенности - о Берурье.
Что же такое произошло с Его Величеством? С Булимиком I? Я испытывал живейшее беспокойство.
Если с ним что-нибудь случилось, то к списку жертв, пострадавших по моей вине, прибавится еще один труп. Их будет уже четыре. Несколько многовато для разумного комиссара, согласны?
"Феррари" остановился перед нашим фургоном. Я почувствовал, что в голове у меня потеплело, когда я увидел свет в нашей лачуге на колесах. Значит, Толстяк дома!
О, радость! О несказанное блаженство! Значит, с Беру все в порядке!
Я уже собирался подняться по ступенькам (у нас их пять, ведущих к двери), когда все мое внимание было привлечено стоном, похожим скорее на крик новорожденного. Он доносился с правой стороны. Я сделал несколько шагов, не помню в точности сколько именно, но что-то между тремя и тремя с половиной.
Я увидел типа в лохмотьях, лежащего на земле. Он был молод, насколько я мог судить по его искалеченной физиономии. У него были черные маслянистые глаза, его разбитые губы были толстыми, как куски дыни, покалеченные скулы кровоточили, и время от времени он выплевывал один или два зуба, как обычно выплевывают косточки от винограда. Он стонал. Ему было трудно дышать, так как, вероятно, у него было сломано несколько ребер. Короче, он был в жалком состоянии.
Я нагнулся над ним, и мне показалось, что я уже где-то видел этого зебра.
- Кто вы, благородный незнакомец? - ласково спросил я.
Он что-то пробормотал. Это было похоже на звук, издаваемый сточными желобами, если их быстро заткнуть.
Я решил сходить за Толстяком, чтобы он помог мне.
Я быстро проник в наш фургон и нашел Беру, развалившимся на диване с тигром в руках.
- Ты даже не можешь себе представить, насколько эта бестия мила, сказал он. - Со мной - настоящий котенок. Я с каждым часом привязываюсь к нему все больше и больше.
- Скажи, Беру, - оборвал я его, - в нашем районе не было никакого сражения? Там снаружи находится тип, который похож на что-то среднее между жаркое из печенки и Робинзоном.
Мой Беру засмеялся.
- Какое сражение?! Это я отделал его.
- На тебя напали? Я был в этом уверен.
- Нападение-то было, но только на мою добродетель. Помнишь ту девушку, которую я подцепил в коробке и которая пришла туда с маркизом?
- Барбара?
- Да. Представь себе, что я продолжал свой сеанс обольщения. Все шло превосходно, она делала мне такие авансы, что я не мог усидеть на месте, а когда мы вышли из машины, я пошел зигзагами.
- У нее был дружок, который тебя подстерегал и который попытался...
- Подожди! Я предложил ей посмотреть на моего бенгальского тигра. Когда нет японских эстампов, нужно пользоваться тем, что есть, ты согласен?
- Ну, конечно!
- Она согласилась. Я привел ее сюда и показал своего Медора... Тут ей стало страшно, она стала кричать и ухватывать меня за шею. Видя это, я оставил своего Медора в ванной и уложил свою деточку на диван, на котором сейчас сижу. Я начал успокаивать эту бедную козочку. Я немного приврал ей, немного ее погладил, словом, сам знаешь, как это делается.
Ты не можешь себе представить, до чего она была хорошей партнершей. Но ты ведь знаешь Берурье?! Разные безделицы - его главный порок. Я решил, что проведу деликатный вечер, с факельным шествием и хором мальчиков.
Что же касается прелестей, то их у нее хватало. И, надо сказать, она умела ими пользоваться. Моя жеманница продолжала завлекать меня, и это ей здорово удавалось. Я же воспользовался классическим способом, потому что у меня есть диплом по этому виду деятельности.
Я говорил ей о ее глазах, а когда я гладил ее ножку, у меня создавалось впечатление, что я глажу перья утки. Я сказал ей, что ее рот такой нежный, как первосортное филе, а дыхание такое же ласкающее, как аромат воздушного пирога у Гранд Марнье. Ты улавливаешь стиль человека? Александр Мюссе, Виктор Ламартин, Шатобриан никогда не имели ничего подобного, и, не желая хвастаться, должен сказать, что это мой стиль.
Она просила меня продолжать, и я довел ее до бесчувствия. Я уже приготовился к главной операции, и что же я обнаружил?
- Девушку?
Но Беру не обратил внимания на мое вмешательство.
- Твоя Барбара была мужчиной! Ты слышишь, Сан-Антонио? Какой-то Жюль, превращенный в девушку, гром и молния! А?! Ты не можешь знать! Если бы я обнаружил удава в моей тарелке или статую Наполеона IV на моей кровати, я бы и то меньше удивился. Я оставался недвижим, по крайней мере, минут десять, прежде чем сообразил. Вначале я подумал, что эта мышка зашла в магазин и закупила этих штук и ловушек, прежде чем прийти в коробку. Но ерунда! Она была серьезна. Тогда я увидел все в красном свете. Большой танец, вот что ей надо устроить!
Сначала, как я тебе говорил, она находила все прекрасным. Ее просьбы! "Еще дорогой", - умоляла она меня, - "еще"! Она получила то, чего добивалась. Я не хочу хвалиться, Сан-Антонио, но я уверен, что самая прекрасная выволочка в моей жизни была та, что я задал этой бестии! Она закричала, что я злой, это я-то, Беру?! Ты отдаешь себе отчет?! Вместо того, чтобы успокаивать меня, она только трепала мои нервы. И бац! И бац! И вот тебе! Вот тебе! На! Получи!
Рассказывая это, Толстяк яростно боксировал воздух руками.
Тигр, протестуя, замяукал, так как сотрясения дивана потревожили его сон. Одним ударом Толстяк успокоил его.
- Это еще не все, - сказал я. - Нужно теперь вернуть твою маленькую женщину.
- Ах! Не шути со мной по этому поводу! - завопил Беру. - Я этого не вынесу.
- Ну, Толстяк, - сказал я, - нужно немного умерить свои эмоции.
В нашу дверь постучали. Я пошел открывать дверь, в то время как Беру с заметным хладнокровием набросил покрывало на свою бенгальскую кошку.
На пороге нашей двери стоял Пивуникони, как всегда с достоинством, как всегда немного чопорный, с видом посла в отставке.
- Простите меня за то, что я нарушил ваш покой в такой поздний час, заметил маг, - но мне кажется, что одна персона снаружи нуждается в помощи.
И Храбрец, и я изобразили из себя очень удивленных людей.
- Он, вероятно, поскользнулся на банановой кожуре, - проговорил мой компаньон.
- Надо позвонить в госпиталь, - сказал я.
Девятый случай! Просто непостижимо, какое количество людей отправляется в морг и в госпиталь из-за этого дела.
Остерегайтесь, чтобы вам тоже не попасть туда. Аспирин не всегда сможет помочь вам, парни. Организм к нему приспосабливается. Настанет день, когда вы упадете без чувств от одного слова Сан-Антонио. Заметьте, что это составит мне рекламу, но, так как у меня доброе сердце, я пролью над вами одну слезу, особенно если рядом со мной будет находиться лук.
Короче, Беру погружается в холодную ночь забвения.
Пивуникони сказал мне, что он отправится в свой фургон за лекарствами.
Я пользуюсь возможностью проинтервьюировать молодую девушку, лежащую у моих ботинок.
- Скажи-ка, девочка, - спросил я, - вы давно уже дружите с маркизом ди Чаприни?
Она выплюнула два последних зуба, которые еще остались у нее.
- Со вчерашнего дня.
- А как вы познакомились?
- У Тортиколи. Я новенькая, приехала из Содома, где работала танцовщицей в Йеллоу Гранд. Но я не знаю никакого другого случая...
Это все, что я хотел узнать.
Пивуникони вернулся, нагруженный медикаментами. Он продезинфицировал раны несчастной и приложил к ним какие-то снадобья. Потом он перевязал их.
Короче, когда появилась санитарная карета, им оставалось лишь забрать молодую женщину.
Беру был мрачен, его испорченный вечер испортил ему желудок.
- Не доставите ли вы мне удовольствия, выпив со мной немного пунша? любезно предложил Пивуникони.
Я собирался отказаться, так как чувствовал, что глаза мои начинают слипаться, но Беру уже ответил:
- С большим удовольствием.
Так что мы оказались у мага раньше, чем успели бы прочитать полное собрание сочинений Жюля Романа.
В помещении Пивуникони чувствуешь себя довольно странно. Мисс Лола, его партнерша, барышня, исчезающая из чемодана, несмотря на поздний час, очень любезно встретила нас.
Час был настолько поздний, что уже наступало утро.
Пивуникони приготовлял пунш как алхимик, готовящий сложный опыт.
Нос у него был крючком, взгляд пристальный и лихорадочный, а скулы выступали так сильно, как выпавшая буква в вывеске предпринимателя.
Забавный парень!
- В этом цирке происходят страшные вещи, не правда ли? - сказал Беру мисс Лоле.
Лола - это не звезда Голливуда, торгующаяся из-за каждого доллара. Она бедна, покорна и немного жеманна. Принужденная жить в чемодане и исчезать, она в конце концов стала похожа на дымок.
Безусловно, маг поражает ее. Он же считает себя Наполеоном иллюзионистов. Первым манипулятором мира, как объявляют о нем афиши. Афиши, которые он сам сочиняет, - я, кажется, говорил вам уже об этом?
В настоящий момент он придумал новую. Он представляется на лошади, стоящей на розовом облаке. Его вытянутая рука мечет молнии, и все это происходит над планетой Земля. Его улучшенная фотография, на ней его физиономия имеет что-то анархическое.
- Красивая работа, - сказал я, - у вас просто талант.
У него появился тик в углу губ, благодаря которому становятся видны два красивых зуба из золота, стоимостью приблизительно в сто франков каждый. Кроме того, он слегка улыбается довольной улыбкой.
Никогда я не видел человека до такой степени довольного собой. Он должен был бы прикрепить к потолку зеркало, чтобы можно было любоваться собой спящим. Я завидую ему. Как хорошо, должно быть, быть вселенной для самого себя. Он для себя храм и Пантеон, сам для себя устанавливает законы и нормы поведения. Маленький бог и неплохой черт. К тому же, у него есть возможность, какой у других нет. Он может взять у вас наручные часы и вынуть их из трусиков у королевы или герцогини. Это здорово, правда?
- Как это случилось, что вы еще не легли в такой поздний час? осторожно осведомился я, дуя на свой пунш, чтобы остудить его.
Он сардонически рассмеялся, и смех его был похож на карканье ворона, которого охотник-дальтоник принял за фазана.
- Спросите у мисс Лолы.
Мисс Лола бросила на него восхищенный взгляд. - Профессор никогда не спит, - пробормотала она.
- Как это так - никогда?
- Я - как лошадь, мой дорогой, - пояснил Пивуникони, - когда мне хочется спать, я сплю стоя.
- Это, вероятно, очень практично, - заметил Берурье. - И это, возможно, сослужило вам добрую службу в армии, особенно когда вы находились на часах?
Я стремился поскорее убраться отсюда. Мне была ненавистна атмосфера этого помещения. Все ненормальное мне противно. И еще, вид этой бледной девушки нервировал меня. Она никогда не получала в подарок букета фиалок. Магические фокусы - только это мог предложить ей этот пресыщенный кондор. Ее любовь к Пивуникони могла бы заинтересовать психиатра. К тому же, этот тип до такой степени принадлежит ей, что все остальные должны отступать.
А он требует от мисс Лолы лишь того, чтобы она кричала "браво" и хлопала в ладоши. Если бы у меня было немного побольше времени, я бы заинтересовался этой девушкой, но не так, как вы об этом думаете: я не стал бы ее удочерять, на это я не способен. Но я хотел бы проделать с ней собственные фокусы, вот!
Ну, вот... Я опять вас шокировал? До какой же степени вы можете быть стыдливы, ну?
Я опорожнил свой стакан, а что касается Беру, то у него эта операция была давно проделана, и мы распрощались с этими господами.
- Я не пожелаю вам доброй ночи, - сказал я Пивуникони, - потому что вы не спите, а скажу: "Добрый день!"
Беру зевал так, как будто присутствовал на концерте Дебюсси.
- Скорее в постель, - сказал он. - Я очень рад, что нашел Медора. Он согревает меня. Должен тебе сказать, он стоит настоящего одеяла.
- Почему ты зовешь его Медор, ведь это собачье имя! Если бы оно было хотя бы кошачьим!..
Это замечание огорчило его. Он нахмурился.
- Вот уж не ожидал, что ты можешь быть таким формалистом.
Затем он внезапно понял справедливость моего замечания.
- В сущности, ты, возможно, и прав. А как же, по-твоему, я смог бы его окрестить?
- Три Лансье, - предложил я.
- А может быть, Бисскот?
- Почему?
- Потому, что он из Бенгалии.
- Нет, это уж слишком длинно. Нужно, чтобы имя было резким и легко произносилось. А у тебя есть намерения продолжать жить с этим животным, Толстяк?
- Естественно. Я его усыновлю. Я куплю его у Барнаби и увезу его в Париж вместе с нами, когда мы вернемся туда.
- Но мне кажется, что ты собрался подать Старику заявление об отставке?
- Я это сказал так просто, чтобы что-нибудь сказать, но мое последнее выступление заставило меня задуматься. Если я буду продолжать эту работу, то кончится тем, что у меня не выдержит кишечник.
Наконец, мы оказались в своих апартаментах. Я ощупал стальные мускулы Толстяка.
- Ты на самом деле хочешь спать, Беру?
- Немного, племянничек. У меня такое ощущение, как будто к моим векам привязали пудовые гири.
- В таком случае, я отправляюсь один, - сказал я.
- Куда?
- В то место, куда Барнаби отвез свой таинственный товар.
- А что там делать?
Я удивленно посмотрел на него.
- Скажи, Беру, ты не вспоминаешь про то, что мы с тобой легавые, проводящие определенное следствие?
- Мы должны заниматься кражами картин, а не другими вещами.
- А кто тебе сказал, что в этих коробках не картины?
Теперь наступила его очередь выразить удивление, не лишенное жалости.
- Ты можешь представить себе картину в футляре для флейт?
- Картина, вынутая из рамы, Беру, сворачивается как бретонский блин.
Убежденный, он опустил голову.
- Я не рассматривал проблему под таким аспектом.
Он задумался.
- Хорошо, я буду сопровождать тебя, - проговорил он в порыве горячей дружбы. - Мы доставим себе удовольствие утром. Я прошу у тебя только десять секунд, чтобы пойти к Медору и дать ему сахару.
11
По дороге я рассказал ему о деле Градос. Его Величеству не понравился мой рассказ.
- Видишь, какова жизнь, - вздохнул он. - Ищут вора картин, а находят торговцев наркотиками: это как Генрих IV на вокзале Аустерлиц: ты ждешь грущи, а появляются боши.
Турин почти пуст. Это как раз то время ночи, когда те, кто возвращаются домой, встречаются с теми, которым рано выходить на работу... И те и другие падают от недосыпания...
Темнота так же плотна, как испанское вино. Несколько капель дождя упало на асфальт.
- Видишь, - пробормотал Беру, - если у тебя есть порок, ты за него платишь. Каприз мадам Кабеллабурна, ее шофер, Градос, другой парень, о котором ты говоришь, и его мышка, если бы они были нормальными, то в настоящий момент они были бы живы.
- Да, но время относительно! - вздохнул я. - Человеческая жизнь так коротка, Толстяк! Так ненадежна!
- Я дам тебе посмотреть на мою... если она ненадежна, - возмутился булимик.
Наши шаги гулко раздавались по пустой улице.
- Разве ты не чувствуешь, до какой степени настоящее мимолетно, Берурье Александр-Бенуа? Ты не ужасаешься при мысли, что каждая секунда промелькает раньше, чем ты сумеешь ее прочувствовать?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13