Таким образом, советники, опасность в нас самих, и отсюда следует, что не должно быть никакого сомнения официального плана в ценности Плана Селдона. Давайте же примем спокойно и твердо, что не будет ни официальных сомнений, ни критики, ни осуждения Плана. Мы должны полностью поддержать его. Он оправдал себя за пять столетий. План – это безопасность человечества, вмешиваться в него нельзя. Принято?
Раздалось тихое бормотание. Мэр даже не подняла глаза, чтобы найти видимые доказательства одобрения. Она знала всех членов Совета и реакцию каждого из них. Теперь в кильватере победы возражений быть не могло. На следующий год – неизвестно, – но не сейчас. С проблемами будущего года она будет биться в будущем году.
Но всегда бывают исключения…
– Контроль над мыслями, мэр Брэнно? – громко спросил Голан Тревиз, спускаясь в проход. Он не потрудился занять свое место, поскольку у него, как у новичка, место было в заднем ряду.
Брэнно, не поднимая глаз сказала:
– А ваша точка зрения советник Тревиз?
– Правительство не может налагать запрет на свободу слова; все индивидуумы, включая, конечно, леди и джентльменов советников, избранных для этой цели, имеют право спорить о проблемах дня; и не политическим выводом, возможно, будет отход от Плана Селдона.
Брэнно сложила руки и посмотрела на Тревиза. Лицо ее ничего не выражало.
Она сказала:
– Советник Тревиз вы выступили с этими дебатами вне уставного порядка. Тем не менее, я прошу вас обосновать точку зрения, а потом отвечу вам.
– В контексте Плана Селдона свободное выражение мнения не ограниченно, но нас ограничивает сама природа Плана. Есть много способов интерпретировать события до того, как изображение даст окончательное решение, но, как только это решение дано, оно больше не обсуждается в Совете. Оно не обсуждается и заранее, чтобы кто-то не сказал: «Если Хари Селдон установил так-то и так-то, то он, возможно, ошибся». А если этот кто-то честно думает так, мадам мэр?
– Он может так говорить, если он – частное лицо и спорить о деле в частном разговоре.
– Значит, вы хотите сказать, что ограничение свободы слова, какие вы предлагаете, относятся целиком и полностью к правительству?
– Именно. Это не новый принцип закона Основания. Сначала он относился к мэрам всех партий. Личная точка зрения ничего не значит; официальное выражение мнения имеет вес и может быть единым. И мы не хотим рисковать этой опасностью теперь.
– Позвольте мне уточнить, мадам мэр, что этот ваш принцип применяется изредка и случайно специальными актами Совета. Он никогда не относился к чему-то столь обширному и бесконечному, как План Селдона.
– План Селдона больше всего нуждается в защите, потому что именно для него подобные сомнения могут оказаться наиболее роковыми.
– Вы не учитываете, мэр Брэнно, – Тревиз повернулся, обращаясь теперь к членам Совета, которые, казалось, все до единого затаили дыхание, словно в ожидании исхода дуэли, – вы не учитываете, члены Совета, что есть все основания думать, что Плана Селдона вообще нет?
– Мы все были свидетелями, как он работал сегодня, – сказала мэр Брэнно спокойно, в то время как Тревиз стал говорить громче и по-ораторски.
– Именно, поэтому, что мы видели, как он работал сегодня, леди и джентльмены –советники, мы могли видеть, что План Селдона, в который нас учат верить, не может существовать.
– Советник Тревиз, вы вне регламента и не можете продолжать в том же духе.
– У меня это должностная привилегия, мэр.
– Эта привилегия отведена, советник.
– Вы не можете отвести привилегию. Ваше заявление, ограничивающее свободу слова, само по себе не может иметь силы закона. Официального голосования в Совете не было, мэр, а даже если бы оно и было, я имел бы право поставить вопрос о его законности.
– Отвод, советник, не имеет отношения к моему заявлению, защищающему План Селдона.
– А к чему же относится отвод?
– Вы обвиняетесь в измене, советник. Я хочу оказать Совету любезность и не арестовывать вас в зале Совета, но сотрудники Безопасности ждут за дверью и возьмут вас под стражу, когда вы выйдете. Я просила бы вас выйти спокойно.
Если вы сделаете какое-нибудь злонамеренное движение, тогда, конечно это будет рассматриваться как угроза, и Безопасность войдет в зал. Но я Уверенна, что это не понадобится.
Тревиз нахмурился. В зале стояла абсолютная тишина. Неужели все ждали этого – все, кроме него и Кампера? Он никого не видел, но не сомневался, что мэр Брэнно не блефует. От ярости от начал заикаться.
– Я пред… представитель большого числа избирателей, мэр Брэнно…
– Не сомневаюсь, что они разочаруются в вас.
– На каком основании вы выдвигаете это дикое обвинение?
– Это будет предъявлено должным порядком, и будьте уверенны, что у нас есть все, что нужно. Вы очень несдержанный молодой человек; вы поймете, что кое-кто может быть вашим другом, но не желает следовать за вами по пути измены.
Тревиз крутанулся, чтобы встретиться с голубыми глазами Кампера. Они были как каменные.
Мэр Брэнно спокойно сказала:
– Я могу засвидетельствовать перед всеми, что когда я сделала свое последнее заявление, советник Тревиз повернулся и посмотрел на советника Кампера. Теперь вы уйдете, советник, или вынудите нас пригласить арестовать вас в Зале?
Тревиз повернулся, снова поднялся по ступенькам, и за дверью два вооруженных человека в униформе встали у него по бокам.
А мэр Брэнно, бесстрастно поглядев ему в след, прошептала почти сомкнутыми губами:
– Дурак!
Лиско Кодил был директором Безопасности администрации мэра Брэнно. Это была не пыльная работенка, как он любил говорить, но лгал он или нет никто, конечно, не мог сказать. Он не выглядел лжецом, но это еще ничего не означало.
Он казался спокойным и дружелюбным; вполне возможно это и требовалось для его работы. Он был роста ниже среднего, веса выше среднего, имел густые усы (весьма необычные для граждан Терминуса), теперь сильно побледневшие, блестящие карие глаза и характерную заплату первоначального цвета на нагрудном кармане его потускневшего коричневого комбинезона.
– Садитесь, Тревиз, – сказал он. – Давайте держаться на дружеской ноге, если сможем.
– На дружеской? С изменником? – Тревиз засунул пальцы за пояс и остался стоять.
– С обвинением в измене. Мы еще не дошли до точки, когда обвинение даже исходящее от мэра – эквивалентно убеждению. Я уверен, что мы не дойдем до нее. Мое дело – обелить вас, если я смогу. Я предпочел бы сделать так, чтобы не причинить вреда – разве только вашей гордости, – а не быть вынужденным выносить все на суд общественности. Надеюсь, вы согласны со мной в этом?
Тревиз не смягчился. Он сказал:
– Давайте без заискивания. Ваша работа – заставить меня расколоться, как будто я и есть изменник. Я не изменник. И возмущен необходимостью доказывать это для вашего удовольствия. Почему бы вам не доказать свою преданность для моего удовольствия.
– В принципе – так. Но, к сожалению, сила на моей стороне, а не на вашей.
И, следовательно, задавать вопросы мое право, а не ваше. Если какое-либо подозрение в нелояльности или в измене падет на меня, я окажусь снятым с должности, и меня будет допрашивать кто-то другой, кто, как я горячо надеюсь, отнесется ко мне не хуже, чем я намеревался отнестись к вам.
– А как вы намеренны отнестись ко мне?
– Как друг и как равный, если и вы отнесетесь ко мне так же.
– Не стану ли я выпивать с вами? – ядовито спросил Тревиз.
– Позднее – возможно, но сейчас, пожалуйста, сядьте. Я прошу вас как друг.
Тревиз поколебался, но сел. Дальнейшее недоверия вдруг показались ему не нужными.
– Что дальше? – спросил он.
– Дальше – могу ли я попросить вас ответить на мои вопросы правдиво и полно, и без утаивания.
– А если я не отвечу? Какая угроза стоит за этим? Психический зонд?
– Уверен, что нет.
– Я тоже уверен, что нет. Нет – для советника. Зонд не влияет на измены, а когда я буду оправдан, в моих руках будет ваша политическая голова, да и голова мэра, очень возможно. Вам дорого обойдется попытка применить Психический Зонд.
Кодил нахмурился и покачал головой.
– О, нет. О, нет. Слишком велика опасность повредить мозг. Иногда это делают очень осторожно, и с вами это не стоит труда. Но иногда, знаете, когда Зондом пользуются в раздражении…
– Угроза, Кодил?
– Констатация факта, Тревиз. Не ошибайтесь во мне, советник. Если мне придется воспользоваться Зондом, я воспользуюсь, и даже если вы невиновен, выхода у вас не будет.
– Что вы хотите знать?
Кодил нашел кнопку на столе и сказал:
– То, что я спрошу, и то, что вы ответите, будет записано – и изображение, и звук. Я не хочу никаких самопроизвольных высказываний от вас, или чего-то безответственного. Я уверен, что вы это понимаете.
– Я понимаю, что вы хотите записывать только то, что вам нравится, презрительно сказал Тревиз.
– Это правильно, но опять-таки – не ошибитесь во мне. Я не буду искажать ничего из того, что вы скажете, я запишу или не запишу, вот и все. Но вы будете знать, что я записываю, и не станете тратить мое и свое время.
– Посмотрим.
– У нас есть основания думать, советник Тревиз, – налет официальности в голосе Кодила показал, что он записывает, – что вы утверждали открыто и неоднократно, что не верите в существование Плана Селдона.
Тревиз медленно сказал:
– Если я утверждал это открыто и неоднократно, чего же вам еще надо?
– Давайте не будем тратить время на увертки, советник. Вы знаете, что я хочу открытого признания, сделанного вашим собственным голосом, со свойственными ему оттенками, при условии, что вы полностью владеете собой.
– Потому, я полагаю, что использование какого-либо гипно-эффекта, химического или иного, изменяют оттенок голоса?
– Очень заметно.
– И вы боитесь продемонстрировать, что пользовались незаконными методами при допросе советника? Не порицаю вас за это.
– Рад, что вы не порицаете меня, советник. Во всяком случае, продолжим. Вы утверждали открыто и неоднократно, что не верите в существование Плана Селдона. Вы признаете это?
Тревиз медленно произнес подбирая слова:
– Я не верю, что так называемый План Селдона имеет то значение, какое мы придаем ему.
– Неопределенное утверждение. Вы стараетесь усложнить?
– Обычную концепцию, что Хари Селдон, пятьсот лет назад, воспользовавшись математической наукой психоисторией, разработал курс человеческих событий в мельчайших деталях, и что мы должны следовать курсу, начертанному, чтобы, вести нас от Первой Галактической Империи ко Второй по линии максимальной вероятности, я считаю наивной. Такого не может быть.
– Не означает ли это, что, по вашему мнению, Хари Селдон никогда не существовал?
– Отнюдь нет. Конечно, он существовал.
– Что он никогда не развивал науку психоисторию?
– Нет, я, конечно не имел ввиду ничего подобного. Видите ли, директор, я объяснил бы это Совету, если бы мне позволили, и я объясню вам. Истина, которую я собираюсь высказать, так очевидна…
Директор безопасности спокойно и совершенно очевидно выключил аппарат.
Тревиз сделал паузу и нахмурился.
– Зачем вы это сделали?
– Вы тратите мое время, советник. Я не просил вас произносить речи.
– Вы просили меня объяснить мою точку зрения, нет?
– Не совсем так. Я просил вас отвечать на вопросы и не добавлять ничего, о чем я не спрашивал. Поступайте так и это займет много времени.
– Вы хотите сказать, что намерены вытянуть из меня то, что подкрепит официальную версию якобы совершенного мною.
– Мы просим вас сделать правдивое заявление и только, и, уверяю вас, мы ничего не исказим в нем. Разрешите мне попытаться снова. Мы говорили насчет Хари Селдона. – Записывающий аппарат пришел в действие и кодил спокойно повторил: – И он никогда не развивал науку психоисторию?
– Конечно, он развивал науку, которую мы называем психоисторией, сказал Тревиз, уже не скрывая нетерпения и раздраженно жестикулируя.
– Которую вы определяете – как?
– О, Галактика! Ее обычно определяют как отрасль математики, которая имеет дело с общими реакциями большой группы людей на данный стимул в данных обстоятельствах. Иными словами, это предположительно предсказывает социальные и исторические перемены.
– Вы говорите «предположительно». Вы заключаете это с точки зрения математической экспертизы?
– Нет, – ответил Тревиз, – я не психоисторик. Ни один член правительства Основания, ни один гражданин Терминуса, ни один…
Рука Кодила поднялась. Он Мягко сказал:
– Советник, прошу вас!
И Тревиз замолчал.
– Есть ли у вас основание, – сказал Кодил, – предполагать, что Хари Селдон не сделал необходимого анализа, когда комбинировал, насколько возможно, эффективнее, факторы максимальной вероятности и кратчайшей продолжительности пути от Первой Империи ко Второй путем Основания?
– Меня там не было, – ехидно ответил Тревиз, – откуда мне знать?
– Вы знаете, что он этого не делал?
– Нет.
– Может быть, вы отрицаете, что голографическое изображение Хари Селдона, которое появлялось в каждом случае кризиса в течении пятисот лет, в действительности изображение самого Селдона, сделанное в последний год его жизни, незадолго до организации Основания?
– Предполагаю, что не могу отрицать.
– Вы «предполагаете». Не хотите ли вы сказать, что это обман, мистификация, придуманная кем-то в прошлом для какой-то цели?
Тревиз вздохнул.
– Нет, я не утверждал этого.
– Утверждаете ли вы, что сообщения, которые дает Хари Селдон, вообще подтасованы?
– Нет. Не имею основания думать, что такая подтасовка возможна и нужна.
– Понятно. Мы были свидетелями самого последнего появления Селдона. Нашли ли вы, что его анализ, сделанный пятьсот лет назад, не согласуется с реальными сегодняшними условиями.
– Наоборот, – сказал Тревиз с неожиданным ликованием, – он очень точно согласуется.
Кодил, казалось, безразлично отнесся к эмоциям Тревиза.
– Однако, советник, после появления Селдона вы все-таки считаете, что Плана Селдона не существует?
– Конечно, считаю. Он не существует как раз потому, что анализ так отлично сходится.
Кодил выключил запись.
– Советник, – сказал он, покачивая головой, – вы заставляете меня стирать запись. Я спросил вас, Поддерживаете ли вы еще свою странную уверенность, а вы начали выдавать мне причины. Позвольте мне повторить мой вопрос: однако, советник, вы все-таки считаете, что Плана Селдона не существует?
– Откуда вы это знаете? Ни у кого не было возможности поговорить с моим другом-доносчиком Кампером после появления Селдона.
– Допустим, вы угадали, советник. Допустим вы уже ответили: «Конечно, считаю». Если вы это скажете еще раз, но без добавочной информации, мы можем на этом кончить.
– Конечно, считаю, – иронически сказал Тревиз.
– Хорошо, – сказал Кодил, – я выберу из этих «конечно, считаю» то, которое звучит наиболее естественно. Благодарю вас, советник.
И записывающий аппарат снова был выключен.
– Все? – спросит Тревиз.
– Да. То, что мне нужно.
– Совершенно ясно. Вам нужен комплект вопросов и ответов, который вы можете представить Терминусу и всей Федерации и показать, что я полностью принимаю легенду о Плане Селдона. Так что любое отрицание его, какое я сделал позднее, выглядит донкихотством или полнейшим безумием.
– Или даже изменой в глазах возбужденной массы, которая считает План главным спасением Основания. Возможно, публиковать это не будет необходимости, советник Тревиз, если мы придем к некоторому взаимопониманию; если же понадобится, мы позаботимся, чтобы об этом услышала вся Федерация.
– Неужели вы настолько глупы, сэр, – сказал хмуро Тревиз, – что совершенно не интересуетесь тем, что я на самом деле хочу сказать?
– Как человеческое существо, я заинтересован, и в свободное время выслушал бы вас с интересом и некоторой долей скептицизма. Как директор Безопасности, я в настоящее время имею то, что хотел.
– Надеюсь, вы понимаете, что это плохо обернется для вас и для мэра. – Как ни странно, я другого мнения. А теперь вы можете уйти. Под стражей, конечно.
– Куда меня отведут?
Кодил улыбнулся.
– До свидания, советник. Вы не очень сотрудничали, но надеяться на обратное было бы нереально. – Он протянул руку.
Тревиз, игнорируя ее, встал, разгладил морщинки на поясе и сказал.
– Вы только отсрочиваете неизбежное. Другие, наверное, думают так же, как и я, или будут думать позднее. Посадите вы меня в тюрьму или убьете это вызовет удивление и, возможно, ускорит появление таких мыслей. В конце концов, истина и я восторжествуем.
Кодил опустил руку и медленно покачал головой.
– В сущности, Тревиз, – сказал он, – вы дурак.
Около полуночи два охранника пришли вывести Тревиза из роскошной – он должен был признать это – комнаты штаб-квартиры Безопасности. Роскошной, но закрытой. Тюремная камера, иначе не назовешь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43
Раздалось тихое бормотание. Мэр даже не подняла глаза, чтобы найти видимые доказательства одобрения. Она знала всех членов Совета и реакцию каждого из них. Теперь в кильватере победы возражений быть не могло. На следующий год – неизвестно, – но не сейчас. С проблемами будущего года она будет биться в будущем году.
Но всегда бывают исключения…
– Контроль над мыслями, мэр Брэнно? – громко спросил Голан Тревиз, спускаясь в проход. Он не потрудился занять свое место, поскольку у него, как у новичка, место было в заднем ряду.
Брэнно, не поднимая глаз сказала:
– А ваша точка зрения советник Тревиз?
– Правительство не может налагать запрет на свободу слова; все индивидуумы, включая, конечно, леди и джентльменов советников, избранных для этой цели, имеют право спорить о проблемах дня; и не политическим выводом, возможно, будет отход от Плана Селдона.
Брэнно сложила руки и посмотрела на Тревиза. Лицо ее ничего не выражало.
Она сказала:
– Советник Тревиз вы выступили с этими дебатами вне уставного порядка. Тем не менее, я прошу вас обосновать точку зрения, а потом отвечу вам.
– В контексте Плана Селдона свободное выражение мнения не ограниченно, но нас ограничивает сама природа Плана. Есть много способов интерпретировать события до того, как изображение даст окончательное решение, но, как только это решение дано, оно больше не обсуждается в Совете. Оно не обсуждается и заранее, чтобы кто-то не сказал: «Если Хари Селдон установил так-то и так-то, то он, возможно, ошибся». А если этот кто-то честно думает так, мадам мэр?
– Он может так говорить, если он – частное лицо и спорить о деле в частном разговоре.
– Значит, вы хотите сказать, что ограничение свободы слова, какие вы предлагаете, относятся целиком и полностью к правительству?
– Именно. Это не новый принцип закона Основания. Сначала он относился к мэрам всех партий. Личная точка зрения ничего не значит; официальное выражение мнения имеет вес и может быть единым. И мы не хотим рисковать этой опасностью теперь.
– Позвольте мне уточнить, мадам мэр, что этот ваш принцип применяется изредка и случайно специальными актами Совета. Он никогда не относился к чему-то столь обширному и бесконечному, как План Селдона.
– План Селдона больше всего нуждается в защите, потому что именно для него подобные сомнения могут оказаться наиболее роковыми.
– Вы не учитываете, мэр Брэнно, – Тревиз повернулся, обращаясь теперь к членам Совета, которые, казалось, все до единого затаили дыхание, словно в ожидании исхода дуэли, – вы не учитываете, члены Совета, что есть все основания думать, что Плана Селдона вообще нет?
– Мы все были свидетелями, как он работал сегодня, – сказала мэр Брэнно спокойно, в то время как Тревиз стал говорить громче и по-ораторски.
– Именно, поэтому, что мы видели, как он работал сегодня, леди и джентльмены –советники, мы могли видеть, что План Селдона, в который нас учат верить, не может существовать.
– Советник Тревиз, вы вне регламента и не можете продолжать в том же духе.
– У меня это должностная привилегия, мэр.
– Эта привилегия отведена, советник.
– Вы не можете отвести привилегию. Ваше заявление, ограничивающее свободу слова, само по себе не может иметь силы закона. Официального голосования в Совете не было, мэр, а даже если бы оно и было, я имел бы право поставить вопрос о его законности.
– Отвод, советник, не имеет отношения к моему заявлению, защищающему План Селдона.
– А к чему же относится отвод?
– Вы обвиняетесь в измене, советник. Я хочу оказать Совету любезность и не арестовывать вас в зале Совета, но сотрудники Безопасности ждут за дверью и возьмут вас под стражу, когда вы выйдете. Я просила бы вас выйти спокойно.
Если вы сделаете какое-нибудь злонамеренное движение, тогда, конечно это будет рассматриваться как угроза, и Безопасность войдет в зал. Но я Уверенна, что это не понадобится.
Тревиз нахмурился. В зале стояла абсолютная тишина. Неужели все ждали этого – все, кроме него и Кампера? Он никого не видел, но не сомневался, что мэр Брэнно не блефует. От ярости от начал заикаться.
– Я пред… представитель большого числа избирателей, мэр Брэнно…
– Не сомневаюсь, что они разочаруются в вас.
– На каком основании вы выдвигаете это дикое обвинение?
– Это будет предъявлено должным порядком, и будьте уверенны, что у нас есть все, что нужно. Вы очень несдержанный молодой человек; вы поймете, что кое-кто может быть вашим другом, но не желает следовать за вами по пути измены.
Тревиз крутанулся, чтобы встретиться с голубыми глазами Кампера. Они были как каменные.
Мэр Брэнно спокойно сказала:
– Я могу засвидетельствовать перед всеми, что когда я сделала свое последнее заявление, советник Тревиз повернулся и посмотрел на советника Кампера. Теперь вы уйдете, советник, или вынудите нас пригласить арестовать вас в Зале?
Тревиз повернулся, снова поднялся по ступенькам, и за дверью два вооруженных человека в униформе встали у него по бокам.
А мэр Брэнно, бесстрастно поглядев ему в след, прошептала почти сомкнутыми губами:
– Дурак!
Лиско Кодил был директором Безопасности администрации мэра Брэнно. Это была не пыльная работенка, как он любил говорить, но лгал он или нет никто, конечно, не мог сказать. Он не выглядел лжецом, но это еще ничего не означало.
Он казался спокойным и дружелюбным; вполне возможно это и требовалось для его работы. Он был роста ниже среднего, веса выше среднего, имел густые усы (весьма необычные для граждан Терминуса), теперь сильно побледневшие, блестящие карие глаза и характерную заплату первоначального цвета на нагрудном кармане его потускневшего коричневого комбинезона.
– Садитесь, Тревиз, – сказал он. – Давайте держаться на дружеской ноге, если сможем.
– На дружеской? С изменником? – Тревиз засунул пальцы за пояс и остался стоять.
– С обвинением в измене. Мы еще не дошли до точки, когда обвинение даже исходящее от мэра – эквивалентно убеждению. Я уверен, что мы не дойдем до нее. Мое дело – обелить вас, если я смогу. Я предпочел бы сделать так, чтобы не причинить вреда – разве только вашей гордости, – а не быть вынужденным выносить все на суд общественности. Надеюсь, вы согласны со мной в этом?
Тревиз не смягчился. Он сказал:
– Давайте без заискивания. Ваша работа – заставить меня расколоться, как будто я и есть изменник. Я не изменник. И возмущен необходимостью доказывать это для вашего удовольствия. Почему бы вам не доказать свою преданность для моего удовольствия.
– В принципе – так. Но, к сожалению, сила на моей стороне, а не на вашей.
И, следовательно, задавать вопросы мое право, а не ваше. Если какое-либо подозрение в нелояльности или в измене падет на меня, я окажусь снятым с должности, и меня будет допрашивать кто-то другой, кто, как я горячо надеюсь, отнесется ко мне не хуже, чем я намеревался отнестись к вам.
– А как вы намеренны отнестись ко мне?
– Как друг и как равный, если и вы отнесетесь ко мне так же.
– Не стану ли я выпивать с вами? – ядовито спросил Тревиз.
– Позднее – возможно, но сейчас, пожалуйста, сядьте. Я прошу вас как друг.
Тревиз поколебался, но сел. Дальнейшее недоверия вдруг показались ему не нужными.
– Что дальше? – спросил он.
– Дальше – могу ли я попросить вас ответить на мои вопросы правдиво и полно, и без утаивания.
– А если я не отвечу? Какая угроза стоит за этим? Психический зонд?
– Уверен, что нет.
– Я тоже уверен, что нет. Нет – для советника. Зонд не влияет на измены, а когда я буду оправдан, в моих руках будет ваша политическая голова, да и голова мэра, очень возможно. Вам дорого обойдется попытка применить Психический Зонд.
Кодил нахмурился и покачал головой.
– О, нет. О, нет. Слишком велика опасность повредить мозг. Иногда это делают очень осторожно, и с вами это не стоит труда. Но иногда, знаете, когда Зондом пользуются в раздражении…
– Угроза, Кодил?
– Констатация факта, Тревиз. Не ошибайтесь во мне, советник. Если мне придется воспользоваться Зондом, я воспользуюсь, и даже если вы невиновен, выхода у вас не будет.
– Что вы хотите знать?
Кодил нашел кнопку на столе и сказал:
– То, что я спрошу, и то, что вы ответите, будет записано – и изображение, и звук. Я не хочу никаких самопроизвольных высказываний от вас, или чего-то безответственного. Я уверен, что вы это понимаете.
– Я понимаю, что вы хотите записывать только то, что вам нравится, презрительно сказал Тревиз.
– Это правильно, но опять-таки – не ошибитесь во мне. Я не буду искажать ничего из того, что вы скажете, я запишу или не запишу, вот и все. Но вы будете знать, что я записываю, и не станете тратить мое и свое время.
– Посмотрим.
– У нас есть основания думать, советник Тревиз, – налет официальности в голосе Кодила показал, что он записывает, – что вы утверждали открыто и неоднократно, что не верите в существование Плана Селдона.
Тревиз медленно сказал:
– Если я утверждал это открыто и неоднократно, чего же вам еще надо?
– Давайте не будем тратить время на увертки, советник. Вы знаете, что я хочу открытого признания, сделанного вашим собственным голосом, со свойственными ему оттенками, при условии, что вы полностью владеете собой.
– Потому, я полагаю, что использование какого-либо гипно-эффекта, химического или иного, изменяют оттенок голоса?
– Очень заметно.
– И вы боитесь продемонстрировать, что пользовались незаконными методами при допросе советника? Не порицаю вас за это.
– Рад, что вы не порицаете меня, советник. Во всяком случае, продолжим. Вы утверждали открыто и неоднократно, что не верите в существование Плана Селдона. Вы признаете это?
Тревиз медленно произнес подбирая слова:
– Я не верю, что так называемый План Селдона имеет то значение, какое мы придаем ему.
– Неопределенное утверждение. Вы стараетесь усложнить?
– Обычную концепцию, что Хари Селдон, пятьсот лет назад, воспользовавшись математической наукой психоисторией, разработал курс человеческих событий в мельчайших деталях, и что мы должны следовать курсу, начертанному, чтобы, вести нас от Первой Галактической Империи ко Второй по линии максимальной вероятности, я считаю наивной. Такого не может быть.
– Не означает ли это, что, по вашему мнению, Хари Селдон никогда не существовал?
– Отнюдь нет. Конечно, он существовал.
– Что он никогда не развивал науку психоисторию?
– Нет, я, конечно не имел ввиду ничего подобного. Видите ли, директор, я объяснил бы это Совету, если бы мне позволили, и я объясню вам. Истина, которую я собираюсь высказать, так очевидна…
Директор безопасности спокойно и совершенно очевидно выключил аппарат.
Тревиз сделал паузу и нахмурился.
– Зачем вы это сделали?
– Вы тратите мое время, советник. Я не просил вас произносить речи.
– Вы просили меня объяснить мою точку зрения, нет?
– Не совсем так. Я просил вас отвечать на вопросы и не добавлять ничего, о чем я не спрашивал. Поступайте так и это займет много времени.
– Вы хотите сказать, что намерены вытянуть из меня то, что подкрепит официальную версию якобы совершенного мною.
– Мы просим вас сделать правдивое заявление и только, и, уверяю вас, мы ничего не исказим в нем. Разрешите мне попытаться снова. Мы говорили насчет Хари Селдона. – Записывающий аппарат пришел в действие и кодил спокойно повторил: – И он никогда не развивал науку психоисторию?
– Конечно, он развивал науку, которую мы называем психоисторией, сказал Тревиз, уже не скрывая нетерпения и раздраженно жестикулируя.
– Которую вы определяете – как?
– О, Галактика! Ее обычно определяют как отрасль математики, которая имеет дело с общими реакциями большой группы людей на данный стимул в данных обстоятельствах. Иными словами, это предположительно предсказывает социальные и исторические перемены.
– Вы говорите «предположительно». Вы заключаете это с точки зрения математической экспертизы?
– Нет, – ответил Тревиз, – я не психоисторик. Ни один член правительства Основания, ни один гражданин Терминуса, ни один…
Рука Кодила поднялась. Он Мягко сказал:
– Советник, прошу вас!
И Тревиз замолчал.
– Есть ли у вас основание, – сказал Кодил, – предполагать, что Хари Селдон не сделал необходимого анализа, когда комбинировал, насколько возможно, эффективнее, факторы максимальной вероятности и кратчайшей продолжительности пути от Первой Империи ко Второй путем Основания?
– Меня там не было, – ехидно ответил Тревиз, – откуда мне знать?
– Вы знаете, что он этого не делал?
– Нет.
– Может быть, вы отрицаете, что голографическое изображение Хари Селдона, которое появлялось в каждом случае кризиса в течении пятисот лет, в действительности изображение самого Селдона, сделанное в последний год его жизни, незадолго до организации Основания?
– Предполагаю, что не могу отрицать.
– Вы «предполагаете». Не хотите ли вы сказать, что это обман, мистификация, придуманная кем-то в прошлом для какой-то цели?
Тревиз вздохнул.
– Нет, я не утверждал этого.
– Утверждаете ли вы, что сообщения, которые дает Хари Селдон, вообще подтасованы?
– Нет. Не имею основания думать, что такая подтасовка возможна и нужна.
– Понятно. Мы были свидетелями самого последнего появления Селдона. Нашли ли вы, что его анализ, сделанный пятьсот лет назад, не согласуется с реальными сегодняшними условиями.
– Наоборот, – сказал Тревиз с неожиданным ликованием, – он очень точно согласуется.
Кодил, казалось, безразлично отнесся к эмоциям Тревиза.
– Однако, советник, после появления Селдона вы все-таки считаете, что Плана Селдона не существует?
– Конечно, считаю. Он не существует как раз потому, что анализ так отлично сходится.
Кодил выключил запись.
– Советник, – сказал он, покачивая головой, – вы заставляете меня стирать запись. Я спросил вас, Поддерживаете ли вы еще свою странную уверенность, а вы начали выдавать мне причины. Позвольте мне повторить мой вопрос: однако, советник, вы все-таки считаете, что Плана Селдона не существует?
– Откуда вы это знаете? Ни у кого не было возможности поговорить с моим другом-доносчиком Кампером после появления Селдона.
– Допустим, вы угадали, советник. Допустим вы уже ответили: «Конечно, считаю». Если вы это скажете еще раз, но без добавочной информации, мы можем на этом кончить.
– Конечно, считаю, – иронически сказал Тревиз.
– Хорошо, – сказал Кодил, – я выберу из этих «конечно, считаю» то, которое звучит наиболее естественно. Благодарю вас, советник.
И записывающий аппарат снова был выключен.
– Все? – спросит Тревиз.
– Да. То, что мне нужно.
– Совершенно ясно. Вам нужен комплект вопросов и ответов, который вы можете представить Терминусу и всей Федерации и показать, что я полностью принимаю легенду о Плане Селдона. Так что любое отрицание его, какое я сделал позднее, выглядит донкихотством или полнейшим безумием.
– Или даже изменой в глазах возбужденной массы, которая считает План главным спасением Основания. Возможно, публиковать это не будет необходимости, советник Тревиз, если мы придем к некоторому взаимопониманию; если же понадобится, мы позаботимся, чтобы об этом услышала вся Федерация.
– Неужели вы настолько глупы, сэр, – сказал хмуро Тревиз, – что совершенно не интересуетесь тем, что я на самом деле хочу сказать?
– Как человеческое существо, я заинтересован, и в свободное время выслушал бы вас с интересом и некоторой долей скептицизма. Как директор Безопасности, я в настоящее время имею то, что хотел.
– Надеюсь, вы понимаете, что это плохо обернется для вас и для мэра. – Как ни странно, я другого мнения. А теперь вы можете уйти. Под стражей, конечно.
– Куда меня отведут?
Кодил улыбнулся.
– До свидания, советник. Вы не очень сотрудничали, но надеяться на обратное было бы нереально. – Он протянул руку.
Тревиз, игнорируя ее, встал, разгладил морщинки на поясе и сказал.
– Вы только отсрочиваете неизбежное. Другие, наверное, думают так же, как и я, или будут думать позднее. Посадите вы меня в тюрьму или убьете это вызовет удивление и, возможно, ускорит появление таких мыслей. В конце концов, истина и я восторжествуем.
Кодил опустил руку и медленно покачал головой.
– В сущности, Тревиз, – сказал он, – вы дурак.
Около полуночи два охранника пришли вывести Тревиза из роскошной – он должен был признать это – комнаты штаб-квартиры Безопасности. Роскошной, но закрытой. Тюремная камера, иначе не назовешь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43