Класс выстроился по алфавиту – сначала девочки, потом мальчики. Дверь стала бархатисто-черной, и Эстер Адамс, помахав рукой, шагнула в пустоту.– До за-а-ав…Прощание оборвалось на середине, почти как всегда.Дверь стала серой, затем снова почернела, и через нее прошла Тереза Кантроччи. Серая, черная – и ушла Зелда Карлович. Серая, черная – Патриция Кумбс. Серая, черная – Сара Мей Эванс.Очередь становилась все короче. Дверь проглатывала девочек одну за другой, отправляя их по домам. Иногда некоторые мамы забывали настроить домашнюю Дверь на режим приема в положенное время, и тогда школьная Дверь оставалась серой. После минутного ожидания механизм автоматически переходил к следующей комбинации, а незадачливый ученик ждал, пока пройдут все остальные, после чего звонок из школы напоминал забывчивым родителям о правилах и долге. Подобная небрежность всегда плохо действовала на учеников, особенно впечатлительных, которых больно задевало доказательство того, что дома о них думают мало. Мисс Роббинс старалась объяснить это родителям, но каждый семестр такие случаи хотя бы раз, но повторялись.Все девочки прошли через Дверь. Ушел Джон Абрамович, за ним – Эдвин Бирн…Конечно, чаще возникала другая проблема – когда кто-нибудь из мальчиков или девочек занимал не свое место в очереди. Им это удавалось, несмотря на строгий присмотр учителей, особенно в начале учебного года, когда заведенный порядок еще не входил в привычку.И если такое случалось, с полдюжины детей оказывались не в своих домах. Их присылали обратно, начиналась путаница, которая отнимала лишнее время и неизменно вызывала нарекания родителей.Мисс Роббинс внезапно заметила, что очередь остановилась.– Проходи, Самуэль! – она резко прикрикнула на мальчика в начале очереди. – Чего ты ждешь?Но Самуэль Джонс взглянул на нее и самодовольно ответил:– Это не моя комбинация, мисс Роббинс.– А чья же?Она нетерпеливо осмотрела пятерых оставшихся мальчишек.– Кто встал не на свое место?– Это код Дика Хэншо, мисс Роббинс.– Где он?Ей ответил другой мальчик, отвратительным фарисейским тоном, которым пользуются дети, донося старшим о проступках друзей:– Он убежал через запасной выход, мисс Роббинс.– Что?Дверь классной комнаты перешла на очередную комбинацию, и в ней исчез Самуэль Джонс. Один за другим ушли и остальные.Как только класс опустел, мисс Роббинс бросилась к запасному выходу. Это небольшое приспособление управлялось вручную, и, чтобы не нарушать единообразной структуры помещения, его разместили за выступом стены.Она со скрежетом привела механизм в действие. Выход служил для эвакуации из здания на случай пожара и, и, конечно же был пережитком прошлого, навязанным устаревшими законами, которые не принимали расчет современных систем автоматического пожаротушения, устанавливаемых во всех общественных строениях. Снаружи никого не оказалось – только то, что и должно быть снаружи. Солнечный свет резал глаза, в лицо бил пыльный ветер.Мисс Роббинс закрыла дверь, Как вовремя она позвонила миссис Хэншо. Ее долг исполнен. Вне всяких сомнений, с Ричардом творится что-то странное. Она подавила желание еще раз позвонить матери мальчика.
В тот день миссис Хэншо так и не уехала в Нью-Йорк. Она осталась дома, встревоженная и злая на эту наглую мисс Роббинс.Ее нервы начали сдавать, и за пятнадцать минут до окончания школьных занятий миссис Хэншо стояла у Двери. В прошлом году она установила автоматическое приспособление, которое ровно без пяти три активировало Дверь на школьные координаты и держало их, запирая ручной набор, до появления Ричарда.Ее взгляд остановился на мрачной серости (почему неактивированное силовое поле не окрасили в какой-нибудь другой цвет – более живой и веселый). Она ждала. Руки стали холодными как лед, и она сцепила пальцы.Дверь стала черной с точностью до секунды, но ничего не произошло. Время летело, Ричард опаздывал – а потом вдруг стало поздно. Потом стало очень поздно.Без четверти четыре она пришла в отчаяние. Конечно, ей следовало позвонить в школу, но она не могла сделать это, не могла. Особенно после того как учительница выразила сомнение в психическом здоровье Ричарда. Ну как же звонить после этого?Миссис Хэншо беспокойно зашагала по комнате, дрожащими пальцами прикурила сигарету, но тут же раздавила ее в пепельнице. А если произошло что-то вполне обычное? Возможно, Ричарда задержали в школе какие-то дела? Но в таком случае он бы обязательно предупредил ее заранее. И тут ее осенило, что Ричард знал о ее предстоящей поездке в Нью-Йорк, а значит, мог не вернуться до самого вечера…Нет, он бы предупредил ее. Хотя зачем себя обманывать?Ее гордость была сломлена. Миссис Хэншо закрыла глаза, и слезы просочились сквозь сомкнутые ресницы. Она была готова звонить в школу и даже в полицию.А когда она открыла глаза, перед ней, потупив голову, стоял Ричард, и весь его вид был жалким и обреченным.– Привет, мам.Тревога миссис Хэншо тут же превратилась в гнев (да, так умеют только мамы).– Где ты был, Ричард?Прежде чем завести обычные причитания о беспечных неблагодарных сыновьях и разбитых сердцах матерей, она осмотрела его повнимательней и ужасе выдохнула:– Ты был в открытом пространстве!Ее сын уставился на свои перепачканные туфли (флексы где-то потерялись), полосы грязи покрывали его руки, а на рубашке зияла небольшая, но хорошо заметная дыра.– Ей-богу, мам, я просто подумал, что… – И он замолк.– Со школьной Дверью тоже что-то не в порядке?– Нет, мам.– Ты хоть понимаешь, что я чуть не заболела, переживая за тебя?Она напрасно ожидала ответа.– Ладно, молодой человек, об этом мы поговорим позже. А сейчас ты примешь душ и выбросишь всю свою одежду до нитки. Механо!Но механо уже отреагировал на фразу «примешь душ» и устремился в ванную, плавно и тихо скользя над полом.– Снимай туфли и отправляйся за механо, – велела миссис Хэншо.Ричард покорно исполнил приказание, понимая, что протесты бесполезны.Миссис Хэншо подняла перепачканную обувь кончиками пальцев и бросила в мусоропровод, который испуганно взвыл от неожиданной нагрузки. Она тщательно вытерла руки тряпкой и швырнула ее в мусоропровод вслед за туфлями.Во время обеда она не вышла к Ричарду, и он ел в обществе ненавистного ему механо. Она считала, что столь явное выражение недовольства лучше любых упреков и наказаний заставит мальчика понять всю глубину проступка. А Ричард, как она часто говорила себе, был очень чувствительный ребенок.Но перед сном миссис Хэншо пришла навестить его.Она улыбнулась ему и мягко заговорила. Ей казалось, что так будет лучше всего. В конце концов, он и так уже наказан.– Что сегодня произошло, Дикки, сынуля?Она называла его так только в детстве, и эти слова растрогали ее саму почти до слез. Но сын отвернулся.– Мне не нравится проходить через эти чертовы Двери, мам, – холодно и упрямо ответил он.– Но почему, дорогой?Он потер ладонями по тонкой простыне (свежей, чистой, стерилизованной и, конечно же, одноразового пользования).– Просто они мне не нравятся.– А как же ты намерен ходить в школу, Дикки?– Я буду ходить пешком, по земле, – нерешительно пробормотал он.– Сынок, в Дверях нет ничего плохого.– Мне они не нравятся.Он никогда так не смотрел на нее.В отчаянии она сказала:– Ладно, тебе надо хорошенько выспаться, и завтра утром ты будешь чувствовать себя гораздо лучше.Она поцеловала его и вышла из комнаты, автоматически проведя рукой по фотоэлементу луча, чтобы погасить освещение.Той ночью она долго не могла уснуть. С чего Дикки вдруг невзлюбил Двери? Они никогда не тревожили его прежде. Да, сегодня утром произошла поломка, но это, наоборот, должно было показать мальчику неоценимые достоинства Дверей.Дикки вел себя неразумно.Неразумно? Она вспомнила о мисс Роббинс и ее диагнозе. В темноте и уединении спальни она позволила себе тихонько выругаться. Что за чушь! Мальчик просто расстроился, и крепкий сон будет той терапией, которая ему необходима.Однако на следующее утро, встав с постели, она обнаружила, что Ричарда нигде нет. Механо не мог говорить и отвечал на вопросы жестами подвесок, которые означали либо «да», либо «нет». Менее чем за полминуты миссис Хэншо выяснила, что мальчик встал на тридцать минут раньше обычного, наскоро вымылся в душе и ушел из дома.Но не через Дверь.Вернее, через дверь – но с маленькой «д».
Визифон благовоспитанно просигналил в 15.10. Миссис Хэншо догадывалась, кто ей может звонить, и, включив приемное устройство, убедилась в правильности своих предположений. Быстрый взгляд в зеркало убедил ее, что, несмотря на терзающие мысли и тревоги в течение дня, выглядит она довольно спокойно, поэтому она включила передатчик и с холодком сказала:– Я слушаю вас, мисс Роббинс.Учительница Ричарда с трудом перевела дыхание.– Миссис Хэншо, Ричард опять ушел через запасной выход, хотя я настаивала, чтобы он воспользовался нормальной Дверью, – сказала она. – И я не знаю, куда он отправился.– Он пошел домой, – осторожно ответила миссис Хэншо.Мисс Роббинс смутилась.– Так вы это одобряете?Миссис Хэншо побледнела и решила тут же поставить учительницу на место.– Я не думаю, что у вас есть повод поучать меня. Если мои ребенок не хочет пользоваться Дверью это касается только его и меня. К тому же я не помню каких-либо школьных правил, которые регламентировали бы использование Двери, – не так ли?Весь ее вид вполне очевидно говорил о том, что если какие-то правила и есть, она позаботится об их немедленной отмене.Мисс Роббинс покраснела.– И все же я бы отправила его на зондирование. Обязательно бы отправила! – быстро произнесла она и исчезла с экрана.Миссис Хэншо застыла перед пластиной кварциниума, слепо уставившись на чистую поверхность. Родственные чувства довольно прочно удерживали ее несколько мгновений на стороне Ричарда. Почему он должен пользоваться Дверью, если не хочет? В любом случае ей оставалось только ждать, и чувство собственного достоинства боролось с грызущими сомнениями в психическом здоровье Ричарда.Он пришел домой, взгляд его был вызывающим, по мать с огромным усилием взяла себя в руки и встретила его так, словно ничего необычного не случилось.Несколько недель она придерживалась этой линии поведения. «Ничего страшного, – говорила она себе. – Это просто каприз. И скоро он вырастет из него».Дела вошли почти в нормальное русло. А дня три кряду, спускаясь вниз к завтраку, она находила Ричарда у Двери. Он угрюмо ждал начала урока, после чего уходил в черный прямоугольник. Она всегда воздерживалась от замечаний по этому поводу.И всегда, когда он пользовался Дверью, а особенно когда возвращался через нее домой, на душе миссис Хэншо теплело, и она думала: «Ну вот и все, закончилось». Но через день, два или три он, как наркоман, принимался за старое и украдкой выскальзывал в дверь – с маленькой «д» – еще до того, как мать успевала проснуться.И каждый раз она в отчаянии думала о психиатрах и зондировании, но, представив себе довольное лицо невоспитанной мисс Роббинс, которая могла обо всем пронюхать, миссис Хэншо останавливалась, хотя едва ли понимала истинную причину своей нерешительности.Вот так она жила и делала, что могла. Она велела механо поджидать мальчика у двери – с маленькой «д» – приготовив терго-дущ и смену одежды. Ричард покорно мылся и переодевался. Его белье, носки и флексы без промедления выбрасывались, миссис Хэншо безропотно несла ежедневные расходы на рубашки. В конце концов она продлила срок носки брюк до недели при условии их тщательной ежевечерней дезинфекции.Однажды она предложила Ричарду сопровождать ее в Нью-Йорк. Это было продиктовано скорее смутным желанием держать его у себя на виду, чем частью какого-то хитроумного плана. И он не возражал. Он светился от счастья. Мальчик беззаботно прошел через Дверь. Он не колебался. Он даже избавился от обиженного вида, который напускал на себя по утрам, когда уходил в школу через Дверь.Миссис Хэншо обрадовалась. Это могло вновь приучить его пользоваться Дверью, и она подстегнула свою изобретательность, стараясь как можно больше путешествовать вместе с Ричардом. Она мобилизовала свою энергию до немыслимых высот и организовала однодневную поездку в Кантон, чтобы полюбоваться китайским фестивалем.Это было в воскресенье, а на следующее утро Ричард как обычно ушел через дыру в стене. Миссис Хэншо, проснувшись особенно рано, сама стала свидетельницей этого. И на сей раз, потеряв терпение, она жалобно окликнула его:– А почему не в Дверь, Дикки?– Дверь хороша для Кантона, – кратко ответил он и ушел из дома.Так ее план окончился неудачей. А потом, в один из дней, Ричард вернулся домой насквозь промокший. Механо нерешительно крутился вокруг него, а миссис Хэншо, только что вернувшись из Айовы, где провела четыре часа в гостях у сестры, закричала:– Ричард Хэншо!Мальчик пристыженно оправдывался:– Просто начался дождь. И начался очень неожиданно.Несколько мгновений она не могла найти слов. От собственных школьных дней и уроков географии ее отделяло двадцать долгих лет. Но она вспомнила их, и в памяти возникли косые струи воды, непрерывно льющейся с неба, – сумасшедший водопад, который невозможно было выключить ни краном, ни кнопкой, ни разрывом контакта.– И ты не мог переждать под крышей? – спросила она.– Ну что ты, мам! Я спешил домой, как только мог. Я не знал, что пойдет дождь.Миссис Хэншо нечего было сказать. Она перепугалась, страх наполнил ее до краев, и для слов не осталось места.Через два дня у Ричарда потекло из носа и появился сухой скрипучий кашель. Миссис Хэншо пришлось признать, что вирус болезни пробрался в ее дом, словно в жалкую лачугу эпохи Железного века.Такого она потерпеть не могла, ее упрямству и гордости пришел конец, и она согласилась, что Ричарду нужна помощь психиатра.
Миссис Хэншо выбирала доктора с большой осторожностью. Ее первым побуждением было поискать врача в другом городе. Она даже хотела отправиться в Медицинский центр Сан-Франциско и выбрать кого-нибудь наугад.Но потом ей пришло в голову, что в таком случае она получит просто анонимного консультанта. Значит, ее уравняют с простыми пользователями общественной Двери в городских трущобах – и на какое внимание она тогда может рассчитывать? С другой стороны, если она останется в своей общине, ее слово будет иметь вес…Миссис Хэншо просмотрела районную карту – из той превосходной серии, которую подготовила компания «Двери» и бесплатно раздавала клиентам. Каждый раз, раскрывая ее, миссис Хэншо испытывала невольный прилив гражданской гордости. Это был не только прекрасно изданный указатель координат Дверей. Это была настоящая карта, которая обозначала точно выверенное положение каждого дома.А почему бы и нет? Район А-3 славился во всем мире как символ аристократии. Он стал первой общиной на планете, которую полностью обеспечили Дверями. Первый, самый большой, самый богатый и известный всем район. Здесь не было ни заводов, ни складов. Здесь не было даже дорог. Каждый дом превратился в маленькую изолированную крепость. Дверь которой имела выход в любую точку мира, где находилась другая Дверь.Она внимательно просмотрела кодовый список района А-3, в котором числилось пять тысяч фамилий. Она знала, что среди них найдется и несколько психиатров. В районе А-3 обитали только известные профессионалы.Доктор Гамильтон Слоун оказался вторым, до имени которого она добралась, и ее палец заскользил по карте. Приемный кабинет доктора находился менее чем в двух милях от ее дома. Ей понравилось его имя. Сам факт, что он жил н А-3, свидетельствовал о достоинствах этого человека. И он жил совсем рядом – практически по соседству. Он должен понять, что это безотлагательное дело – дело, требующее конфиденциальности.Она решительно позвонила в его приемную и условилась о встрече.
Доктор Гамильтон Слоун выглядел сравнительно молодо, не старше сорока лет. Он был из хорошей семьи и слышал о миссис Хэншо.Молча выслушав ее, он сказал:– И это все началось с поломки Двери?– Совершенно верно, доктор.– Как вы считаете, может быть, он боимся проходить через Двери?– Конечно, нет. Что за странная идея!Она откровенно испугалась.– Все возможно, миссис Хэншо. Все возможно. В конце концов, когда вы перестаете задумываться над тем, как работает Дверь, это еще более пугающий симптом. Вы шагаете в Дверь, и в одно мгновение ваши атомы превращаются в энергетическое поле, которое передается в другую часть пространства и снова преобразуется в материю, И в это мгновение вас не существует.– Я уверена, что никто не думает о таких вещах.– А ваш сын, возможно, задумался. Он стал свидетелем поломки Двери. И он мог сказать себе: «А что, если Дверь сломается в тот миг, когда я буду на полпути?»– Но это чушь, Он до сих пор пользуется Дверью. Он даже был со мной в Кантоне – а это уже Китай, К тому же, как я вам уже говорила, раз или два в неделю он проходит сквозь нее в школу.
1 2 3
В тот день миссис Хэншо так и не уехала в Нью-Йорк. Она осталась дома, встревоженная и злая на эту наглую мисс Роббинс.Ее нервы начали сдавать, и за пятнадцать минут до окончания школьных занятий миссис Хэншо стояла у Двери. В прошлом году она установила автоматическое приспособление, которое ровно без пяти три активировало Дверь на школьные координаты и держало их, запирая ручной набор, до появления Ричарда.Ее взгляд остановился на мрачной серости (почему неактивированное силовое поле не окрасили в какой-нибудь другой цвет – более живой и веселый). Она ждала. Руки стали холодными как лед, и она сцепила пальцы.Дверь стала черной с точностью до секунды, но ничего не произошло. Время летело, Ричард опаздывал – а потом вдруг стало поздно. Потом стало очень поздно.Без четверти четыре она пришла в отчаяние. Конечно, ей следовало позвонить в школу, но она не могла сделать это, не могла. Особенно после того как учительница выразила сомнение в психическом здоровье Ричарда. Ну как же звонить после этого?Миссис Хэншо беспокойно зашагала по комнате, дрожащими пальцами прикурила сигарету, но тут же раздавила ее в пепельнице. А если произошло что-то вполне обычное? Возможно, Ричарда задержали в школе какие-то дела? Но в таком случае он бы обязательно предупредил ее заранее. И тут ее осенило, что Ричард знал о ее предстоящей поездке в Нью-Йорк, а значит, мог не вернуться до самого вечера…Нет, он бы предупредил ее. Хотя зачем себя обманывать?Ее гордость была сломлена. Миссис Хэншо закрыла глаза, и слезы просочились сквозь сомкнутые ресницы. Она была готова звонить в школу и даже в полицию.А когда она открыла глаза, перед ней, потупив голову, стоял Ричард, и весь его вид был жалким и обреченным.– Привет, мам.Тревога миссис Хэншо тут же превратилась в гнев (да, так умеют только мамы).– Где ты был, Ричард?Прежде чем завести обычные причитания о беспечных неблагодарных сыновьях и разбитых сердцах матерей, она осмотрела его повнимательней и ужасе выдохнула:– Ты был в открытом пространстве!Ее сын уставился на свои перепачканные туфли (флексы где-то потерялись), полосы грязи покрывали его руки, а на рубашке зияла небольшая, но хорошо заметная дыра.– Ей-богу, мам, я просто подумал, что… – И он замолк.– Со школьной Дверью тоже что-то не в порядке?– Нет, мам.– Ты хоть понимаешь, что я чуть не заболела, переживая за тебя?Она напрасно ожидала ответа.– Ладно, молодой человек, об этом мы поговорим позже. А сейчас ты примешь душ и выбросишь всю свою одежду до нитки. Механо!Но механо уже отреагировал на фразу «примешь душ» и устремился в ванную, плавно и тихо скользя над полом.– Снимай туфли и отправляйся за механо, – велела миссис Хэншо.Ричард покорно исполнил приказание, понимая, что протесты бесполезны.Миссис Хэншо подняла перепачканную обувь кончиками пальцев и бросила в мусоропровод, который испуганно взвыл от неожиданной нагрузки. Она тщательно вытерла руки тряпкой и швырнула ее в мусоропровод вслед за туфлями.Во время обеда она не вышла к Ричарду, и он ел в обществе ненавистного ему механо. Она считала, что столь явное выражение недовольства лучше любых упреков и наказаний заставит мальчика понять всю глубину проступка. А Ричард, как она часто говорила себе, был очень чувствительный ребенок.Но перед сном миссис Хэншо пришла навестить его.Она улыбнулась ему и мягко заговорила. Ей казалось, что так будет лучше всего. В конце концов, он и так уже наказан.– Что сегодня произошло, Дикки, сынуля?Она называла его так только в детстве, и эти слова растрогали ее саму почти до слез. Но сын отвернулся.– Мне не нравится проходить через эти чертовы Двери, мам, – холодно и упрямо ответил он.– Но почему, дорогой?Он потер ладонями по тонкой простыне (свежей, чистой, стерилизованной и, конечно же, одноразового пользования).– Просто они мне не нравятся.– А как же ты намерен ходить в школу, Дикки?– Я буду ходить пешком, по земле, – нерешительно пробормотал он.– Сынок, в Дверях нет ничего плохого.– Мне они не нравятся.Он никогда так не смотрел на нее.В отчаянии она сказала:– Ладно, тебе надо хорошенько выспаться, и завтра утром ты будешь чувствовать себя гораздо лучше.Она поцеловала его и вышла из комнаты, автоматически проведя рукой по фотоэлементу луча, чтобы погасить освещение.Той ночью она долго не могла уснуть. С чего Дикки вдруг невзлюбил Двери? Они никогда не тревожили его прежде. Да, сегодня утром произошла поломка, но это, наоборот, должно было показать мальчику неоценимые достоинства Дверей.Дикки вел себя неразумно.Неразумно? Она вспомнила о мисс Роббинс и ее диагнозе. В темноте и уединении спальни она позволила себе тихонько выругаться. Что за чушь! Мальчик просто расстроился, и крепкий сон будет той терапией, которая ему необходима.Однако на следующее утро, встав с постели, она обнаружила, что Ричарда нигде нет. Механо не мог говорить и отвечал на вопросы жестами подвесок, которые означали либо «да», либо «нет». Менее чем за полминуты миссис Хэншо выяснила, что мальчик встал на тридцать минут раньше обычного, наскоро вымылся в душе и ушел из дома.Но не через Дверь.Вернее, через дверь – но с маленькой «д».
Визифон благовоспитанно просигналил в 15.10. Миссис Хэншо догадывалась, кто ей может звонить, и, включив приемное устройство, убедилась в правильности своих предположений. Быстрый взгляд в зеркало убедил ее, что, несмотря на терзающие мысли и тревоги в течение дня, выглядит она довольно спокойно, поэтому она включила передатчик и с холодком сказала:– Я слушаю вас, мисс Роббинс.Учительница Ричарда с трудом перевела дыхание.– Миссис Хэншо, Ричард опять ушел через запасной выход, хотя я настаивала, чтобы он воспользовался нормальной Дверью, – сказала она. – И я не знаю, куда он отправился.– Он пошел домой, – осторожно ответила миссис Хэншо.Мисс Роббинс смутилась.– Так вы это одобряете?Миссис Хэншо побледнела и решила тут же поставить учительницу на место.– Я не думаю, что у вас есть повод поучать меня. Если мои ребенок не хочет пользоваться Дверью это касается только его и меня. К тому же я не помню каких-либо школьных правил, которые регламентировали бы использование Двери, – не так ли?Весь ее вид вполне очевидно говорил о том, что если какие-то правила и есть, она позаботится об их немедленной отмене.Мисс Роббинс покраснела.– И все же я бы отправила его на зондирование. Обязательно бы отправила! – быстро произнесла она и исчезла с экрана.Миссис Хэншо застыла перед пластиной кварциниума, слепо уставившись на чистую поверхность. Родственные чувства довольно прочно удерживали ее несколько мгновений на стороне Ричарда. Почему он должен пользоваться Дверью, если не хочет? В любом случае ей оставалось только ждать, и чувство собственного достоинства боролось с грызущими сомнениями в психическом здоровье Ричарда.Он пришел домой, взгляд его был вызывающим, по мать с огромным усилием взяла себя в руки и встретила его так, словно ничего необычного не случилось.Несколько недель она придерживалась этой линии поведения. «Ничего страшного, – говорила она себе. – Это просто каприз. И скоро он вырастет из него».Дела вошли почти в нормальное русло. А дня три кряду, спускаясь вниз к завтраку, она находила Ричарда у Двери. Он угрюмо ждал начала урока, после чего уходил в черный прямоугольник. Она всегда воздерживалась от замечаний по этому поводу.И всегда, когда он пользовался Дверью, а особенно когда возвращался через нее домой, на душе миссис Хэншо теплело, и она думала: «Ну вот и все, закончилось». Но через день, два или три он, как наркоман, принимался за старое и украдкой выскальзывал в дверь – с маленькой «д» – еще до того, как мать успевала проснуться.И каждый раз она в отчаянии думала о психиатрах и зондировании, но, представив себе довольное лицо невоспитанной мисс Роббинс, которая могла обо всем пронюхать, миссис Хэншо останавливалась, хотя едва ли понимала истинную причину своей нерешительности.Вот так она жила и делала, что могла. Она велела механо поджидать мальчика у двери – с маленькой «д» – приготовив терго-дущ и смену одежды. Ричард покорно мылся и переодевался. Его белье, носки и флексы без промедления выбрасывались, миссис Хэншо безропотно несла ежедневные расходы на рубашки. В конце концов она продлила срок носки брюк до недели при условии их тщательной ежевечерней дезинфекции.Однажды она предложила Ричарду сопровождать ее в Нью-Йорк. Это было продиктовано скорее смутным желанием держать его у себя на виду, чем частью какого-то хитроумного плана. И он не возражал. Он светился от счастья. Мальчик беззаботно прошел через Дверь. Он не колебался. Он даже избавился от обиженного вида, который напускал на себя по утрам, когда уходил в школу через Дверь.Миссис Хэншо обрадовалась. Это могло вновь приучить его пользоваться Дверью, и она подстегнула свою изобретательность, стараясь как можно больше путешествовать вместе с Ричардом. Она мобилизовала свою энергию до немыслимых высот и организовала однодневную поездку в Кантон, чтобы полюбоваться китайским фестивалем.Это было в воскресенье, а на следующее утро Ричард как обычно ушел через дыру в стене. Миссис Хэншо, проснувшись особенно рано, сама стала свидетельницей этого. И на сей раз, потеряв терпение, она жалобно окликнула его:– А почему не в Дверь, Дикки?– Дверь хороша для Кантона, – кратко ответил он и ушел из дома.Так ее план окончился неудачей. А потом, в один из дней, Ричард вернулся домой насквозь промокший. Механо нерешительно крутился вокруг него, а миссис Хэншо, только что вернувшись из Айовы, где провела четыре часа в гостях у сестры, закричала:– Ричард Хэншо!Мальчик пристыженно оправдывался:– Просто начался дождь. И начался очень неожиданно.Несколько мгновений она не могла найти слов. От собственных школьных дней и уроков географии ее отделяло двадцать долгих лет. Но она вспомнила их, и в памяти возникли косые струи воды, непрерывно льющейся с неба, – сумасшедший водопад, который невозможно было выключить ни краном, ни кнопкой, ни разрывом контакта.– И ты не мог переждать под крышей? – спросила она.– Ну что ты, мам! Я спешил домой, как только мог. Я не знал, что пойдет дождь.Миссис Хэншо нечего было сказать. Она перепугалась, страх наполнил ее до краев, и для слов не осталось места.Через два дня у Ричарда потекло из носа и появился сухой скрипучий кашель. Миссис Хэншо пришлось признать, что вирус болезни пробрался в ее дом, словно в жалкую лачугу эпохи Железного века.Такого она потерпеть не могла, ее упрямству и гордости пришел конец, и она согласилась, что Ричарду нужна помощь психиатра.
Миссис Хэншо выбирала доктора с большой осторожностью. Ее первым побуждением было поискать врача в другом городе. Она даже хотела отправиться в Медицинский центр Сан-Франциско и выбрать кого-нибудь наугад.Но потом ей пришло в голову, что в таком случае она получит просто анонимного консультанта. Значит, ее уравняют с простыми пользователями общественной Двери в городских трущобах – и на какое внимание она тогда может рассчитывать? С другой стороны, если она останется в своей общине, ее слово будет иметь вес…Миссис Хэншо просмотрела районную карту – из той превосходной серии, которую подготовила компания «Двери» и бесплатно раздавала клиентам. Каждый раз, раскрывая ее, миссис Хэншо испытывала невольный прилив гражданской гордости. Это был не только прекрасно изданный указатель координат Дверей. Это была настоящая карта, которая обозначала точно выверенное положение каждого дома.А почему бы и нет? Район А-3 славился во всем мире как символ аристократии. Он стал первой общиной на планете, которую полностью обеспечили Дверями. Первый, самый большой, самый богатый и известный всем район. Здесь не было ни заводов, ни складов. Здесь не было даже дорог. Каждый дом превратился в маленькую изолированную крепость. Дверь которой имела выход в любую точку мира, где находилась другая Дверь.Она внимательно просмотрела кодовый список района А-3, в котором числилось пять тысяч фамилий. Она знала, что среди них найдется и несколько психиатров. В районе А-3 обитали только известные профессионалы.Доктор Гамильтон Слоун оказался вторым, до имени которого она добралась, и ее палец заскользил по карте. Приемный кабинет доктора находился менее чем в двух милях от ее дома. Ей понравилось его имя. Сам факт, что он жил н А-3, свидетельствовал о достоинствах этого человека. И он жил совсем рядом – практически по соседству. Он должен понять, что это безотлагательное дело – дело, требующее конфиденциальности.Она решительно позвонила в его приемную и условилась о встрече.
Доктор Гамильтон Слоун выглядел сравнительно молодо, не старше сорока лет. Он был из хорошей семьи и слышал о миссис Хэншо.Молча выслушав ее, он сказал:– И это все началось с поломки Двери?– Совершенно верно, доктор.– Как вы считаете, может быть, он боимся проходить через Двери?– Конечно, нет. Что за странная идея!Она откровенно испугалась.– Все возможно, миссис Хэншо. Все возможно. В конце концов, когда вы перестаете задумываться над тем, как работает Дверь, это еще более пугающий симптом. Вы шагаете в Дверь, и в одно мгновение ваши атомы превращаются в энергетическое поле, которое передается в другую часть пространства и снова преобразуется в материю, И в это мгновение вас не существует.– Я уверена, что никто не думает о таких вещах.– А ваш сын, возможно, задумался. Он стал свидетелем поломки Двери. И он мог сказать себе: «А что, если Дверь сломается в тот миг, когда я буду на полпути?»– Но это чушь, Он до сих пор пользуется Дверью. Он даже был со мной в Кантоне – а это уже Китай, К тому же, как я вам уже говорила, раз или два в неделю он проходит сквозь нее в школу.
1 2 3