Неужели Чемп думает, что поднимается бесшумно и может захватить Курта врасплох? Или, уверенный в своих силах, плевать он хотел, слышит его Курт или нет? По наступившей тишине Курт понял, что Чемп уже на гребне и ждет, когда же он выдаст себя. Значит, Чемп полагал, что Курт не подозревает о его присутствии! Выждав две минуты, он шевельнул ногой, сбросив вниз камешек.
И приготовился к встрече.
Две минуты спустя из-за валуна показалась левая рука Чемпа. Он повторил маневр Курта, огибая валун спиной к нему.
Пора.
Ударом правой ноги, обутой в подбитый металлом башмак, он раздробил левый локоть Чемпа. От этого удара любого сбросило бы с гребня.
Но Чемп обладал рефлексами животного, поэтому метнулся не вперед, а вбок, вскрикнув от боли. Он не свалился вниз, но оказался лицом к лицу с Куртом, на пятачке шириной с ярд.
— Ты... ты сломал мне руку! — в изумлении воскликнул Чемп.
И прыгнул на Курта. Тот не ожидал столь резкой атаки. Его спина впечаталась в скалу, от удара затылком потемнело в глазах. Голова Чемпа оказалась у него под подбородком, правая рука обхватила талию, кулак уперся в позвоночник.
Широко расставив ноги, Чемп одним движением развернул их обоих, и теперь уже Курт оказался спиной к обрыву. Его левая рука была зажата между телами, правая не находила цели, потому что Чемп втянул голову в плечи. Курт застонал. Чемп так перегнул его в поясе, что лицо Курта смотрело в небо, а плечи повисли над пропастью. Боль дважды пронзила его грудь: треснули два ребра.
Боль привела его в чувство. Все кончено? Ну нет.
И Курт вогнал левое колено между ног Чемпа. Здоровяк задрожал всем телом, попытался хоть как-то уберечься от второго удара, но не ослабил хватки.
Курт ударил вновь. Чемп застонал, повернул голову влево, еще сильнее надавил черепом на челюсть Курта. Но одновременно открыл для удара лицо. Как заправский каратист, Курт сжал правую руку в кулак, выставив вперед вторую фалангу среднего пальца, и со всей силой ударил туда, где, по его расчетам, был левый глаз Чемпа.
Он не ошибся.
Чемп громко вскрикнул, поднес правую руку к глазу. Курт едва не свалился вниз, с трудом удержав равновесие, и тут же Чемп, словно раненый бык, бросился на него, ослепленный болью и яростью. Курт вновь воспользовался окованным железом башмаком. На этот раз удар пришелся в пах. Здоровяк рухнул на колени, словно пораженный в сердце буйвол, и Курт обрушил ребро правой ладони на открытую шею, чтобы перебить позвонки. Ударил он на три дюйма ниже, по лопатке, но так сильно, что Чемпа сбросило с пятачка.
Курта от боли в ребрах согнуло вдвое. Он едва дышал, приходя в себя от медвежьих объятий.
Первые несколько футов Чемп падал головой вниз, но затем схватился правой рукой за скальный выступ и держался за него, пока его тело скользило вниз. Он не отпустил выступ, даже когда повис над пропастью на одной руке, вторая висела плетью.
Когда Курт перегнулся через край, он увидел перед собой перекошенное страхом лицо.
— Я... — от ужаса Чемп осип. — Мистер... пожалуйста.
Вот и Дебби простонала в телефонную трубку: «Пожалуйста». Курт наблюдал, как намертво вцепившиеся в выступ пальцы начинают распрямляться.
— Пожалуйста.
Он не мог не откликнуться. Курт улегся на живот, протянул руку, схватил Чемпа за запястье.
— Попробуй упереться ногой. Попробуй подняться...
Пальцы Чемпа распрямились, теперь его удерживала только рука Курта. Но его тело пронзила боль, он вскрикнул и понял, что рука свободна. От боли его пальцы разжались, выпустив запястье Чемпа.
Чемп полетел вниз, перевернулся в воздухе, голова оказалась ниже ног, правая рука хватала пустоту. Он даже не вскрикнул. Тяжелое тело пробило ветки кустов и рухнуло на камни у подножия обрыва.
Воцарилась тишина, нарушаемая лишь урчанием далекого прибоя.
Курт поднялся, с посеревшим лицом привалился к валуну. Хищники? Пожалуй, он узнал кое-что и про себя. Хладнокровно он бы этого не сделал. Победа его не радовала. Что же касалось остальных...
Снизу донеслись не стоны: тишину прорезали крики, громкие, резкие. Курт подошел к обрыву, всмотрелся в темноту. После такого падения человек не может остаться в живых, не может...
Ему вспомнился случай, когда они два дня пролежали в пустыне под вражеским огнем. Одного из них, в передовом окопе, ранило, и он девять часов кричал без перерыва. Трое солдат погибли, пытаясь добраться до него. А он все кричал, пока не умер.
Значит, надо спускаться, подумал Курт. Надо что-то делать. Но... пути вниз не было. Во всяком случае, для человека со сломанными ребрами. Тогда вверх? Невозможно. Оставалось только одно: идти по гребню, пока он не сольется с оврагом, а уж потом по усыпанной гравием дороге добраться до умирающего.
Курт уже двинулся с места, но остановился как вкопанный. Глаза его обежали поляну. Остальные так и не появились! Свет керосиновой лампы пробивался сквозь зашторенные окна. Они же слышали шум падающего тела, слышали крики. Но ни один не вышел из дома. Даже если они думали, что это Курт, а не Чемп, их закадычный приятель.
По телу Курта пробежала дрожь. Видать, у них совсем нет сердца. И, превозмогая боль, он зашагал вдоль гребня.
Глава 30
Они сидели в гостиной, когда тяжелое тело провалилось сквозь листву и шмякнулось о камни. Рик вскочил, сжимая в руке пистолет и побледнев как мел.
— Что это? — хрипло прошептал он.
Вскочил и Толстяк, кровь бросилась ему в лицо.
— Чемп сбросил его с обрыва!
Хулио уже двинулся к двери, когда Рик остановил его:
— Если упал Холстид, мы все узнаем по возвращении Чемпа.
— А если это Чемп? Если...
— Тогда мы уже ничем ему не поможем.
Ну и черт с тобой, подумал Хулио. После изнасилования Дебби он как бы начал пробуждаться от кошмарного сна, начавшегося в апреле с избиения Рокуэлла... Сна, в котором он делал не то, что хотел, а то, что ему навязывали. Что ж, больше он не будет во всем следовать за Риком.
Еще шаг к двери — и Хулио услышал щелчок предохранителя. Обернулся. Рик целился в него. Безумный взгляд заставил Хулио вернуться к креслу.
И тут послышались крики.
Хулио вздрогнул:
— Это голос Чемпа. Он ранен, ему требуется...
— Возможно, это ловушка.
Пистолет по-прежнему целился ему в грудь. Хулио застыл. Прошло пятнадцать минут, крики не прекращались. Толстяк, усевшись на диване, ел сандвичи. Рик устроился в кресле-качалке у газовой плиты, перебросив правую ногу через подлокотник. Рукоятка пистолета упиралась в его колено.
— Рик, пожалуйста, прислушайся... Чемп...
— Заткнись!
Крики продолжались с час, словно раненому делали операцию без наркоза. Толстяк ел, ел, ел. Заталкивал в рот хлеб, сыр, ветчину.
— Ты пойдешь со мной? — обратился к нему Хулио. — Я больше не могу выносить этих криков.
Толстяк уставился на него, затем громко рыгнул. По подбородку потек жир от ветчины.
— Не... гу, Хул... Ри... ска... ждать.
— Сначала прожуй, паршивая свинья, а потом разевай пасть! — взорвался Хулио.
Толстяк прожевал, проглотил еду, снова рыгнул.
— Рик говорит, что мы должны подождать, — он стрельнул взглядом на Рика, который вновь развернул предсмертную записку Паулы. — Я не трус, кто бы что ни говорил, но я и не дурак. «Триумф» выведен из строя, «шеви», готов спорить, тоже, и я не собираюсь чинить их в темноте. Так что отсюда нам не выбраться. И чего выходить из дома?
Хулио мерил комнату шагами, словно загнанное в клетку животное, вздрагивая при каждом крике Чемпа. Его распирало от ярости. Это все Холстид, он сбросил Чемпа с обрыва, он что-то сделал с Риком, как-то воздействовал на него, и в итоге они сидят здесь, а Чемп кричит там...
Что происходит с Риком? С ними всеми? Рик же не такой трус, как Толстяк, но сегодня его словно ударили мешком по голове. Сидит и смотрит на записку мертвой женщины ее мужу. А может, он тронулся умом, когда передал им Дебби? Такое у него было лицо... Или все началось раньше, весной, с Рокуэлла. Тогда они были группой, единым целым, превосходившей мощью отдельные части. Но Рокуэлл, потом Паула Холстид, Дебби, наконец...
Все равно что в парке аттракционов, сидишь на центрифуге, которая крутится все быстрее и быстрее, и как бы ты ни стремился удержаться на середине, тебя сносит на периферию.
Он должен выбраться отсюда. Хулио остановился перед Риком.
— Ты можешь сидеть, качать ногой и притворяться, что ничего не боишься. Но ты боишься. Ты боишься даже выстрелить, — он повернулся и зашагал к двери, остановился, оглянулся. — Даже в меня. Даже мне в спину.
И двинулся дальше. С побледневшим лицом, посеревшими губами Рик медленно опустил пистолет на колено. Его левая нога начала непроизвольно подергиваться.
Толстяк потянулся за очередным сандвичем.
...Луна опустилась ниже, навстречу клубам сгущающегося предрассветного тумана. Холодный ветер с океана, пробиравший до костей, подбодрил Хулио. Он ожидал получить пулю в спину, действительно ожидал, но не мог остановить себя. Как это ни странно, Рика он только жалел. С ними все кончено, в этом он уже не сомневался. Они зашли слишком далеко, а ведь могли же остановиться, поставить точку в цепи насилий. Но они переходили от одного этапа к другому, и теперь просто невозможно повернуть вспять. Для них все кончено. Как и для Дебби, Паулы Холстид и Гарольда Рокуэлла, Чемпа.
Чемп закричал вновь. Словно раненое животное в каком-то телефильме о джунглях. Через поляну Хулио зашагал к подножию обрыва, где он ожидал найти бедного, изувеченного Чемпа. Но не Холстида. Этот-то давно смылся.
Но в пяти ярдах от кустов он услышал мужской голос. Холстид! Здесь, под обрывом! Хулио присел, в руке у него блеснул нож.
— Мужайся, сынок, — таким тоном наездник успокаивает занервничавшую лошадь. — И мне спуск дался нелегко. Теперь я...
Хулио бросился на него сзади, как хорек на курицу, целясь ножом в почки. Но то ли поспешил, то ли в лунном свете неверно оценил дистанцию. Курт откатился в сторону и тут же вскочил, уже лицом к Хулио. А нож пронзил воздух.
Но Холстид по-прежнему в западне, на маленькой полянке, подумал Хулио и, оскалившись, двинулся на него.
— Твой друг изувечен, — голос Холстида звучал очень спокойно. — Я думаю, у него сломана спина. Но он, возможно, выживет, если ему окажут квалифицированную помощь. Давай...
Хулио рассмеялся. Испугался стали этот Холстид. И правда, нож превращает человека в гиганта. Чемп, лежащий в двух ярдах, вдруг громко застонал. Облако закрыло луну — свет, и без того тусклый, померк еще больше. Хулио слышал слова Курта, но едва ли понял их смысл. Он видел, что Курт пятится, а для Хулио это означало только одно — страх.
— Я тебя убью, — просипел Хулио.
Выражение лица отступающего от него человека изменилось, но не так, как ожидал Хулио. На нем отразился... не ужас — скорее, удовольствие. Правая рука Холстида нырнула за спину, чтобы вернуться с обоюдоострым ножом.
— И не пытайся, сынок. Я забыл вот об этом, когда столкнулся с твоим приятелем на обрыве, но обращаться с ножом я умел, когда тебя еще не было на свете.
В душу Хулио закрался страх, но он прыгнул вперед, размахивая ножом, как принято в уличной драке, когда противник, как правило, практически невооружен. Махнул ножом и Курт, целясь в костяшки пальцев, чтобы перерезать сухожилия и обезоружить парня. Но почти в полной темноте не мог сказать, достиг его удар цели или только оцарапал руку.
Внезапно Хулио замер. Потом повернулся к Курту, лицо его окаменело.
— Что...
— Послушай, — оборвал его Курт, — я могу покончить с тобой в любой момент. Давай прекратим...
Хулио шагнул к нему и рухнул лицом вниз. Курт ждал, подозревая, что это ловушка. Другого и быть не могло. Он же только полоснул его по пальцам. Но Хулио не шевелился. Тут в разрыве между облаков показалась луна, и Курт увидел, что нож Хулио лежит в нескольких дюймах от его руки.
Выругавшись, Курт подошел, опустился на колено, перевернул Хулио. Черные безжизненные глаза смотрели в никуда, совсем как глаза Паулы, когда он нашел ее лежащей на туалетном столике, как глаза часового из его кошмаров, глаза многих людей во время войны. Курт тяжело вздохнул, встал. Вытер лезвие о свитер, убрал нож.
Вместо костяшек пальцев он попал в запястье — туда, где лучевая артерия проходит под самой кожей. Тридцать секунд спустя Хулио потерял сознание, через две минуты он умер. И хотя эта бессмысленная смерть вызвала у Курта лишь шок и отвращение, он не мог не подумать: «Холстид, старина, а сноровка у тебя та же, не так ли?»
Мысль эта тут же ушла, оставив во рту привкус тошноты. Он смотрел на свои жертвы: один изувечен, второй мертв. Безумие. И надо прикончить еще двоих? Нет, хватит, хватит. Хищники? Если б в день нападения на Рокуэлла он приехал на несколько минут раньше, если в был дома, когда они набросились на Паулу, ничего бы этого...
Но, возможно, лишь на долгом, мучительном пути, пройденном им после смерти Паулы, он осознал: угрозе, силе и страху можно противопоставить лишь те же угрозы, силу и страх. Профессор Куртис Холстид уговаривал бы, приводил бы логичные доводы и, скорее всего, был бы уничтожен. Может, только Куртис Холстид, закаленный боями в пустыне, мог...
Курт отогнал от себя эти мысли. Все кончено. С двумя оставшимися пусть разбирается Монти Уорден, а с него хватит. Он снял тяжелый свитер, укрыл им Чемпа, пощупал его пульс. Слабый, учащенный, но устойчивый. Возможно, выживет, если он быстро свяжется с врачами.
И лишь в густом тумане добравшись до «фольксвагена», Курт понял, что потерял ключи. Что теперь? Как соединить провода напрямую, он не знал. Где выпали из кармана ключи, не имел ни малейшего понятия. Оставалось только одно.
И он зашагал к Сан-Конрадо, лежащему в десяти милях городку, при каждом вздохе кривясь от боли в треснувших ребрах, дрожа от холода. Он понимал, что туман сводит до нуля его шансы поймать попутку. Следовательно, предстояло пройти пешком все десять миль.
Глава 31
Сидя на жалобно поскрипывающем под его тяжестью старом диване, Толстяк гадал, почему так долго не возвращается Хулио. Да, крики смолкли, но от тишины стало еще страшнее. Доносящиеся снаружи крики означали, что там есть кто-то живой. Живой! Круглую физиономию перекосило. Толстяк громко рыгнул.
— Слушай, Рик, как ты думаешь, когда вернется Хулио?
Рик медленно повернулся к Толстяку. Его левая нога по-прежнему дергалась.
— Ты знаешь не хуже меня, что он мертв.
Толстяк заерзал на диване, вновь рыгнул. Потянулся за сандвичем, но тарелка уже опустела. Хулио мертв? Или ловит на Береговой автостраде попутную машину?
— Э... я хочу сделать несколько сандвичей. Ты есть будешь?
Рик наблюдал, как Толстяк поднимается с дивана.
— Делай сандвичи, набивай живот. Здесь он нас не достанет.
Толстяк протопал на кухню, при свете двух свечей начал резать хлеб. Что творится с Риком? Он даже подумал, что Рик застрелит Хулио. Возьмет и застрелит. Он намазал ломти толстым слоем майонеза, открыл банку ветчины. При свете он бы выпотрошил «триумф», чтобы привести «шеви» в рабочее состояние. Правда, он и сейчас мог в темноте прокрасться на автостраду или вплавь добраться до следующей бухты к югу...
Толстяк застыл над банкой с ветчиной.
— Слышь, Рик, а я знаю, как этому Холстиду удалось пробраться сюда незамеченным. Он просто приплыл сюда из бухты, что примыкает с юга. Всего-то полмили...
— Заткнись! — рявкнул Рик. — Он проскользнул мимо Хулио и Чемпа, прямо по дороге. Эти трусливые тупицы...
Спасаясь от гнева Рика, Толстяк ретировался на кухню. Да, у Рика определенно поехала крыша. Он вновь занялся сандвичами. Если в у него был пистолет, как у Рика, он бы точно пошел к автостраде... Но тут он представил себе извилистую дорогу, усыпанную гравием, стоящие впритык деревья с толстыми стволами, за каждым из которых мог притаиться Холстид. Нет, пожалуй, к автостраде идти не стоит. А вот будь он сейчас на берегу, то мог бы уплыть отсюда. Правда, дверь заперта, а ключ у Рика. Разумеется, можно открыть окно, но...
Толстяк задумался. Туман скроет его как от Рика, так и от Холстида, если тот все еще бродит поблизости. Быстро открыть окно, сбежать к воде, выплыть из бухты. Отправиться в Мексику, где никто его не поймает... Старик по нему тосковать не будет, да и он обойдется без...
Толстяк влез на раковину, через плечо глянул в гостиную. С кресла-качалки Рик не мог видеть, что он делает. Толстяк рывком открыл окно. Холодный воздух ворвался на кухню, загасил одну свечу.
— Толстяк! Что ты там учудил, Толстяк?
Охваченный паникой, Толстяк сиганул в окно, покатился по земле. Его штаны лопнули на заднице по всей длине. Он вскочил и побежал. Вслед трижды выстрелил пистолет, но он уже несся вниз, надежно укрытый густым туманом. Отбежав на тридцать ярдов, Толстяк оглянулся. Рик закрывал окно. Он в безопасности!
От холодного тумана по коже побежали мурашки, ветер гулял в порванных штанах. Он потрусил к воде. Песок набился в ботинки, гниющие водоросли пахли йодом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20
И приготовился к встрече.
Две минуты спустя из-за валуна показалась левая рука Чемпа. Он повторил маневр Курта, огибая валун спиной к нему.
Пора.
Ударом правой ноги, обутой в подбитый металлом башмак, он раздробил левый локоть Чемпа. От этого удара любого сбросило бы с гребня.
Но Чемп обладал рефлексами животного, поэтому метнулся не вперед, а вбок, вскрикнув от боли. Он не свалился вниз, но оказался лицом к лицу с Куртом, на пятачке шириной с ярд.
— Ты... ты сломал мне руку! — в изумлении воскликнул Чемп.
И прыгнул на Курта. Тот не ожидал столь резкой атаки. Его спина впечаталась в скалу, от удара затылком потемнело в глазах. Голова Чемпа оказалась у него под подбородком, правая рука обхватила талию, кулак уперся в позвоночник.
Широко расставив ноги, Чемп одним движением развернул их обоих, и теперь уже Курт оказался спиной к обрыву. Его левая рука была зажата между телами, правая не находила цели, потому что Чемп втянул голову в плечи. Курт застонал. Чемп так перегнул его в поясе, что лицо Курта смотрело в небо, а плечи повисли над пропастью. Боль дважды пронзила его грудь: треснули два ребра.
Боль привела его в чувство. Все кончено? Ну нет.
И Курт вогнал левое колено между ног Чемпа. Здоровяк задрожал всем телом, попытался хоть как-то уберечься от второго удара, но не ослабил хватки.
Курт ударил вновь. Чемп застонал, повернул голову влево, еще сильнее надавил черепом на челюсть Курта. Но одновременно открыл для удара лицо. Как заправский каратист, Курт сжал правую руку в кулак, выставив вперед вторую фалангу среднего пальца, и со всей силой ударил туда, где, по его расчетам, был левый глаз Чемпа.
Он не ошибся.
Чемп громко вскрикнул, поднес правую руку к глазу. Курт едва не свалился вниз, с трудом удержав равновесие, и тут же Чемп, словно раненый бык, бросился на него, ослепленный болью и яростью. Курт вновь воспользовался окованным железом башмаком. На этот раз удар пришелся в пах. Здоровяк рухнул на колени, словно пораженный в сердце буйвол, и Курт обрушил ребро правой ладони на открытую шею, чтобы перебить позвонки. Ударил он на три дюйма ниже, по лопатке, но так сильно, что Чемпа сбросило с пятачка.
Курта от боли в ребрах согнуло вдвое. Он едва дышал, приходя в себя от медвежьих объятий.
Первые несколько футов Чемп падал головой вниз, но затем схватился правой рукой за скальный выступ и держался за него, пока его тело скользило вниз. Он не отпустил выступ, даже когда повис над пропастью на одной руке, вторая висела плетью.
Когда Курт перегнулся через край, он увидел перед собой перекошенное страхом лицо.
— Я... — от ужаса Чемп осип. — Мистер... пожалуйста.
Вот и Дебби простонала в телефонную трубку: «Пожалуйста». Курт наблюдал, как намертво вцепившиеся в выступ пальцы начинают распрямляться.
— Пожалуйста.
Он не мог не откликнуться. Курт улегся на живот, протянул руку, схватил Чемпа за запястье.
— Попробуй упереться ногой. Попробуй подняться...
Пальцы Чемпа распрямились, теперь его удерживала только рука Курта. Но его тело пронзила боль, он вскрикнул и понял, что рука свободна. От боли его пальцы разжались, выпустив запястье Чемпа.
Чемп полетел вниз, перевернулся в воздухе, голова оказалась ниже ног, правая рука хватала пустоту. Он даже не вскрикнул. Тяжелое тело пробило ветки кустов и рухнуло на камни у подножия обрыва.
Воцарилась тишина, нарушаемая лишь урчанием далекого прибоя.
Курт поднялся, с посеревшим лицом привалился к валуну. Хищники? Пожалуй, он узнал кое-что и про себя. Хладнокровно он бы этого не сделал. Победа его не радовала. Что же касалось остальных...
Снизу донеслись не стоны: тишину прорезали крики, громкие, резкие. Курт подошел к обрыву, всмотрелся в темноту. После такого падения человек не может остаться в живых, не может...
Ему вспомнился случай, когда они два дня пролежали в пустыне под вражеским огнем. Одного из них, в передовом окопе, ранило, и он девять часов кричал без перерыва. Трое солдат погибли, пытаясь добраться до него. А он все кричал, пока не умер.
Значит, надо спускаться, подумал Курт. Надо что-то делать. Но... пути вниз не было. Во всяком случае, для человека со сломанными ребрами. Тогда вверх? Невозможно. Оставалось только одно: идти по гребню, пока он не сольется с оврагом, а уж потом по усыпанной гравием дороге добраться до умирающего.
Курт уже двинулся с места, но остановился как вкопанный. Глаза его обежали поляну. Остальные так и не появились! Свет керосиновой лампы пробивался сквозь зашторенные окна. Они же слышали шум падающего тела, слышали крики. Но ни один не вышел из дома. Даже если они думали, что это Курт, а не Чемп, их закадычный приятель.
По телу Курта пробежала дрожь. Видать, у них совсем нет сердца. И, превозмогая боль, он зашагал вдоль гребня.
Глава 30
Они сидели в гостиной, когда тяжелое тело провалилось сквозь листву и шмякнулось о камни. Рик вскочил, сжимая в руке пистолет и побледнев как мел.
— Что это? — хрипло прошептал он.
Вскочил и Толстяк, кровь бросилась ему в лицо.
— Чемп сбросил его с обрыва!
Хулио уже двинулся к двери, когда Рик остановил его:
— Если упал Холстид, мы все узнаем по возвращении Чемпа.
— А если это Чемп? Если...
— Тогда мы уже ничем ему не поможем.
Ну и черт с тобой, подумал Хулио. После изнасилования Дебби он как бы начал пробуждаться от кошмарного сна, начавшегося в апреле с избиения Рокуэлла... Сна, в котором он делал не то, что хотел, а то, что ему навязывали. Что ж, больше он не будет во всем следовать за Риком.
Еще шаг к двери — и Хулио услышал щелчок предохранителя. Обернулся. Рик целился в него. Безумный взгляд заставил Хулио вернуться к креслу.
И тут послышались крики.
Хулио вздрогнул:
— Это голос Чемпа. Он ранен, ему требуется...
— Возможно, это ловушка.
Пистолет по-прежнему целился ему в грудь. Хулио застыл. Прошло пятнадцать минут, крики не прекращались. Толстяк, усевшись на диване, ел сандвичи. Рик устроился в кресле-качалке у газовой плиты, перебросив правую ногу через подлокотник. Рукоятка пистолета упиралась в его колено.
— Рик, пожалуйста, прислушайся... Чемп...
— Заткнись!
Крики продолжались с час, словно раненому делали операцию без наркоза. Толстяк ел, ел, ел. Заталкивал в рот хлеб, сыр, ветчину.
— Ты пойдешь со мной? — обратился к нему Хулио. — Я больше не могу выносить этих криков.
Толстяк уставился на него, затем громко рыгнул. По подбородку потек жир от ветчины.
— Не... гу, Хул... Ри... ска... ждать.
— Сначала прожуй, паршивая свинья, а потом разевай пасть! — взорвался Хулио.
Толстяк прожевал, проглотил еду, снова рыгнул.
— Рик говорит, что мы должны подождать, — он стрельнул взглядом на Рика, который вновь развернул предсмертную записку Паулы. — Я не трус, кто бы что ни говорил, но я и не дурак. «Триумф» выведен из строя, «шеви», готов спорить, тоже, и я не собираюсь чинить их в темноте. Так что отсюда нам не выбраться. И чего выходить из дома?
Хулио мерил комнату шагами, словно загнанное в клетку животное, вздрагивая при каждом крике Чемпа. Его распирало от ярости. Это все Холстид, он сбросил Чемпа с обрыва, он что-то сделал с Риком, как-то воздействовал на него, и в итоге они сидят здесь, а Чемп кричит там...
Что происходит с Риком? С ними всеми? Рик же не такой трус, как Толстяк, но сегодня его словно ударили мешком по голове. Сидит и смотрит на записку мертвой женщины ее мужу. А может, он тронулся умом, когда передал им Дебби? Такое у него было лицо... Или все началось раньше, весной, с Рокуэлла. Тогда они были группой, единым целым, превосходившей мощью отдельные части. Но Рокуэлл, потом Паула Холстид, Дебби, наконец...
Все равно что в парке аттракционов, сидишь на центрифуге, которая крутится все быстрее и быстрее, и как бы ты ни стремился удержаться на середине, тебя сносит на периферию.
Он должен выбраться отсюда. Хулио остановился перед Риком.
— Ты можешь сидеть, качать ногой и притворяться, что ничего не боишься. Но ты боишься. Ты боишься даже выстрелить, — он повернулся и зашагал к двери, остановился, оглянулся. — Даже в меня. Даже мне в спину.
И двинулся дальше. С побледневшим лицом, посеревшими губами Рик медленно опустил пистолет на колено. Его левая нога начала непроизвольно подергиваться.
Толстяк потянулся за очередным сандвичем.
...Луна опустилась ниже, навстречу клубам сгущающегося предрассветного тумана. Холодный ветер с океана, пробиравший до костей, подбодрил Хулио. Он ожидал получить пулю в спину, действительно ожидал, но не мог остановить себя. Как это ни странно, Рика он только жалел. С ними все кончено, в этом он уже не сомневался. Они зашли слишком далеко, а ведь могли же остановиться, поставить точку в цепи насилий. Но они переходили от одного этапа к другому, и теперь просто невозможно повернуть вспять. Для них все кончено. Как и для Дебби, Паулы Холстид и Гарольда Рокуэлла, Чемпа.
Чемп закричал вновь. Словно раненое животное в каком-то телефильме о джунглях. Через поляну Хулио зашагал к подножию обрыва, где он ожидал найти бедного, изувеченного Чемпа. Но не Холстида. Этот-то давно смылся.
Но в пяти ярдах от кустов он услышал мужской голос. Холстид! Здесь, под обрывом! Хулио присел, в руке у него блеснул нож.
— Мужайся, сынок, — таким тоном наездник успокаивает занервничавшую лошадь. — И мне спуск дался нелегко. Теперь я...
Хулио бросился на него сзади, как хорек на курицу, целясь ножом в почки. Но то ли поспешил, то ли в лунном свете неверно оценил дистанцию. Курт откатился в сторону и тут же вскочил, уже лицом к Хулио. А нож пронзил воздух.
Но Холстид по-прежнему в западне, на маленькой полянке, подумал Хулио и, оскалившись, двинулся на него.
— Твой друг изувечен, — голос Холстида звучал очень спокойно. — Я думаю, у него сломана спина. Но он, возможно, выживет, если ему окажут квалифицированную помощь. Давай...
Хулио рассмеялся. Испугался стали этот Холстид. И правда, нож превращает человека в гиганта. Чемп, лежащий в двух ярдах, вдруг громко застонал. Облако закрыло луну — свет, и без того тусклый, померк еще больше. Хулио слышал слова Курта, но едва ли понял их смысл. Он видел, что Курт пятится, а для Хулио это означало только одно — страх.
— Я тебя убью, — просипел Хулио.
Выражение лица отступающего от него человека изменилось, но не так, как ожидал Хулио. На нем отразился... не ужас — скорее, удовольствие. Правая рука Холстида нырнула за спину, чтобы вернуться с обоюдоострым ножом.
— И не пытайся, сынок. Я забыл вот об этом, когда столкнулся с твоим приятелем на обрыве, но обращаться с ножом я умел, когда тебя еще не было на свете.
В душу Хулио закрался страх, но он прыгнул вперед, размахивая ножом, как принято в уличной драке, когда противник, как правило, практически невооружен. Махнул ножом и Курт, целясь в костяшки пальцев, чтобы перерезать сухожилия и обезоружить парня. Но почти в полной темноте не мог сказать, достиг его удар цели или только оцарапал руку.
Внезапно Хулио замер. Потом повернулся к Курту, лицо его окаменело.
— Что...
— Послушай, — оборвал его Курт, — я могу покончить с тобой в любой момент. Давай прекратим...
Хулио шагнул к нему и рухнул лицом вниз. Курт ждал, подозревая, что это ловушка. Другого и быть не могло. Он же только полоснул его по пальцам. Но Хулио не шевелился. Тут в разрыве между облаков показалась луна, и Курт увидел, что нож Хулио лежит в нескольких дюймах от его руки.
Выругавшись, Курт подошел, опустился на колено, перевернул Хулио. Черные безжизненные глаза смотрели в никуда, совсем как глаза Паулы, когда он нашел ее лежащей на туалетном столике, как глаза часового из его кошмаров, глаза многих людей во время войны. Курт тяжело вздохнул, встал. Вытер лезвие о свитер, убрал нож.
Вместо костяшек пальцев он попал в запястье — туда, где лучевая артерия проходит под самой кожей. Тридцать секунд спустя Хулио потерял сознание, через две минуты он умер. И хотя эта бессмысленная смерть вызвала у Курта лишь шок и отвращение, он не мог не подумать: «Холстид, старина, а сноровка у тебя та же, не так ли?»
Мысль эта тут же ушла, оставив во рту привкус тошноты. Он смотрел на свои жертвы: один изувечен, второй мертв. Безумие. И надо прикончить еще двоих? Нет, хватит, хватит. Хищники? Если б в день нападения на Рокуэлла он приехал на несколько минут раньше, если в был дома, когда они набросились на Паулу, ничего бы этого...
Но, возможно, лишь на долгом, мучительном пути, пройденном им после смерти Паулы, он осознал: угрозе, силе и страху можно противопоставить лишь те же угрозы, силу и страх. Профессор Куртис Холстид уговаривал бы, приводил бы логичные доводы и, скорее всего, был бы уничтожен. Может, только Куртис Холстид, закаленный боями в пустыне, мог...
Курт отогнал от себя эти мысли. Все кончено. С двумя оставшимися пусть разбирается Монти Уорден, а с него хватит. Он снял тяжелый свитер, укрыл им Чемпа, пощупал его пульс. Слабый, учащенный, но устойчивый. Возможно, выживет, если он быстро свяжется с врачами.
И лишь в густом тумане добравшись до «фольксвагена», Курт понял, что потерял ключи. Что теперь? Как соединить провода напрямую, он не знал. Где выпали из кармана ключи, не имел ни малейшего понятия. Оставалось только одно.
И он зашагал к Сан-Конрадо, лежащему в десяти милях городку, при каждом вздохе кривясь от боли в треснувших ребрах, дрожа от холода. Он понимал, что туман сводит до нуля его шансы поймать попутку. Следовательно, предстояло пройти пешком все десять миль.
Глава 31
Сидя на жалобно поскрипывающем под его тяжестью старом диване, Толстяк гадал, почему так долго не возвращается Хулио. Да, крики смолкли, но от тишины стало еще страшнее. Доносящиеся снаружи крики означали, что там есть кто-то живой. Живой! Круглую физиономию перекосило. Толстяк громко рыгнул.
— Слушай, Рик, как ты думаешь, когда вернется Хулио?
Рик медленно повернулся к Толстяку. Его левая нога по-прежнему дергалась.
— Ты знаешь не хуже меня, что он мертв.
Толстяк заерзал на диване, вновь рыгнул. Потянулся за сандвичем, но тарелка уже опустела. Хулио мертв? Или ловит на Береговой автостраде попутную машину?
— Э... я хочу сделать несколько сандвичей. Ты есть будешь?
Рик наблюдал, как Толстяк поднимается с дивана.
— Делай сандвичи, набивай живот. Здесь он нас не достанет.
Толстяк протопал на кухню, при свете двух свечей начал резать хлеб. Что творится с Риком? Он даже подумал, что Рик застрелит Хулио. Возьмет и застрелит. Он намазал ломти толстым слоем майонеза, открыл банку ветчины. При свете он бы выпотрошил «триумф», чтобы привести «шеви» в рабочее состояние. Правда, он и сейчас мог в темноте прокрасться на автостраду или вплавь добраться до следующей бухты к югу...
Толстяк застыл над банкой с ветчиной.
— Слышь, Рик, а я знаю, как этому Холстиду удалось пробраться сюда незамеченным. Он просто приплыл сюда из бухты, что примыкает с юга. Всего-то полмили...
— Заткнись! — рявкнул Рик. — Он проскользнул мимо Хулио и Чемпа, прямо по дороге. Эти трусливые тупицы...
Спасаясь от гнева Рика, Толстяк ретировался на кухню. Да, у Рика определенно поехала крыша. Он вновь занялся сандвичами. Если в у него был пистолет, как у Рика, он бы точно пошел к автостраде... Но тут он представил себе извилистую дорогу, усыпанную гравием, стоящие впритык деревья с толстыми стволами, за каждым из которых мог притаиться Холстид. Нет, пожалуй, к автостраде идти не стоит. А вот будь он сейчас на берегу, то мог бы уплыть отсюда. Правда, дверь заперта, а ключ у Рика. Разумеется, можно открыть окно, но...
Толстяк задумался. Туман скроет его как от Рика, так и от Холстида, если тот все еще бродит поблизости. Быстро открыть окно, сбежать к воде, выплыть из бухты. Отправиться в Мексику, где никто его не поймает... Старик по нему тосковать не будет, да и он обойдется без...
Толстяк влез на раковину, через плечо глянул в гостиную. С кресла-качалки Рик не мог видеть, что он делает. Толстяк рывком открыл окно. Холодный воздух ворвался на кухню, загасил одну свечу.
— Толстяк! Что ты там учудил, Толстяк?
Охваченный паникой, Толстяк сиганул в окно, покатился по земле. Его штаны лопнули на заднице по всей длине. Он вскочил и побежал. Вслед трижды выстрелил пистолет, но он уже несся вниз, надежно укрытый густым туманом. Отбежав на тридцать ярдов, Толстяк оглянулся. Рик закрывал окно. Он в безопасности!
От холодного тумана по коже побежали мурашки, ветер гулял в порванных штанах. Он потрусил к воде. Песок набился в ботинки, гниющие водоросли пахли йодом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20