Но Зизи! Пустышка, бабочка-однодневка, явная кокаинистка, вульгарная и плохо образованная певичка – она с самого начала вызывала настороженность, хотя при первом взгляде приятно волновала, что греха таить, обворожительное создание! Ну а когда профессор Муромцев по дороге на железнодорожную станцию рассказал ему о том, что милое создание принесло книгу Фрейда «Толкование сновидений», доктор укрепился в своей неприязни. Книгу Фрейда он знал. И считал позором для всякого владеющего искусством врачевания человека всерьез относиться к подобной писанине.
Клим Кириллович Коровкин вспомнил неожиданно и свое первое посещение взморья – когда ему показалось, что за экзотической парочкой следует соглядатай. Филер? Тайный воздыхатель? Скорее, все-таки последнее. Спесивый французский аристократ никак не обнаруживал склонности к революционной или шпионской деятельности. А если он помешан на своем саркофаге, какое до этого дело полиции? Нет, серый субъект на пляже – скорее всего, отвергнутый любовник взбалмошной певички... Слава Богу, возле дачи его не видно...
Доктор не стал сообщать профессору о неожиданном поручении его младшей дочери. Мура ухитрилась вручить ему бумажку с изображением трех длинных рядов цифр и латинских знаков – доктор ничего не понимал в формулах. Она просила его узнать у кого-нибудь, что означает запись, но ни единой душе не говорить о ее просьбе.
Клим Кириллович еще в поезде решил придумать что-нибудь, что успокоит Муру. В самом деле, не ходить же с бумажкой, чтобы выполнить девичьи прихоти. Да и к кому идти – к математикам, к химикам, к инженерам? Доктор не имел представления.
Однако уже в Петербурге, когда он вышел из дому, направляясь к княгине Татищевой на Караванной, и встретил следователя Вирхова, он поступил вопреки своему решению.
– Дорогой Клим Кириллович, – удивился Вирхов, – значит, не только я поджариваюсь на каменной сковородке, но и вы здесь мучаетесь!
– Я-то здесь не мучаюсь, – доктор Коровкин улыбнулся и пожал руку Карла Ивановича, – дачные прелести не по мне.
– А где вы изволите снимать дачу?
– Вместе с профессором Муромцевым и его семейством нашли на лето на северном взморье, уютный домик, принадлежащий вдове купца Коноплянко – невдалеке от загородной усадьбы нашего конфетного барона Жоржа Бормана.
– А, знаю, знаю, – Карл Иванович с видимым удовлетворением расправил плоские белесые брови, – там и купальни хорошие есть. И что ж вы не на природе?
– Визиты, господин Вирхов, заставили прибыть сюда. Должен навестить престарелую княгиню Татищеву – не сидится ей в летней резиденции. И еще одно маленькое дельце есть.
Доктор Коровкин остановился, вздохнул и продолжил:
– Может быть, вы, любезный Карл Иваныч, не откажетесь помочь, хотя бы советом?
– Всегда рад быть вам полезным, – кивнул следователь. Для него это время года не было напряженным: летом преступники перемещались из столицы в курортные местности, там больше всего и происходило краж и грабежей.
– Видите ли, Карл Иванович, дело-то, как мне кажется, пустое и, вероятно, не займет у вас слишком много времени. Нет ли у вас какого-либо эксперта, который сумел бы разобраться в таких вот цифрах?
Доктор Коровкин достал из нагрудного кармана сложенный вчетверо листок бумаги, на котором Мура вывела карандашом три ряда цифр и знаков. Он протянул листок Вирхову.
– Да, батенька, цифры странные. Я, конечно, не могу с первого взгляда определить их значение. Но – если вы оставите мне листок – попробую разыскать кого-нибудь, кто разберется.
– Благодарю вас, Карл Иванович, – с облегчением вздохнул доктор Коровкин, – бумагу оставьте себе. Дело не срочное Через неделю приеду в город, зайду – может быть, к тому времени и будет у вас ответ. Впрочем, я нисколько не удивлюсь, если эти цифры – всего лишь какие-нибудь студенческие упражнения.
Доктор Коровкин довольный, с одной стороны, тем, что выполнил просьбу Муры, а с другой, тем, что ему в голову пришло разумное объяснение нацарапанных на бумажке цифр и знаков, которое точно заставит девушку успокоиться и не искать во всем какой-то таинственный смысл, попрощался с Карлом Ивановичем Вирховым. Взяв извозчика, он отправился на Караванную.
В самом деле, думал он, нашла девушка непонятную ей бумажку и взволновалась, что-то подозревает, а это, скорее всего, оброненный каким-нибудь студентом лист с решением задач или упражнений – летом в дачной местности студентов пруд пруди. Почему не дала Пете разобраться? Что за постоянное желание втягивать его, доктора Коровкина, в свои странные тайны? Впрочем, на Муру он всерьез сердиться не мог, разве что сетовал про себя на ее чересчур беспокойный нрав...
Почти совсем успокоившись, доктор Коровкин входил в дом княгини Татищевой. Старая дама вы-, вывала у доктора смешанные чувства. Он уважал ее цепкий ум и обширную информированность о событиях минувших и нынешних. Но не по нраву ему были ее гордыня и снобизм, что, к счастью, полностью исключало возможность того, что она, отчаявшись найти своей дочери достойного жениха с подходящей родословной, остановит свой взгляд на нем. Он, Клим Кириллович Коровкин, имел почтенное происхождение, но в качестве жениха далеко не молоденькой княжне явно не подходил. Род Коровкиных никогда не принадлежал к фамилиям богатым и прославленным, хотя и ни в чем дурном замечен не был. А знатность происхождения являлась необходимым условием для выбора жениха княжне Ольге – доктор это знал по откровениям старой княгини. Ольга ему не нравилась, и он надеялся, что сегодня не увидит ее в особняке на Караванной.
Старая княгиня, как всегда собранная и подтянутая, встретила доктора, встав из-за кабинетного бюро. Она приветствовала Клима Кирилловича и предложила ему сесть в кресло, обтянутое черной кожей. Доктор повиновался.
– Спасибо, что навестили старуху. – Княгиня пристрастно оглядывала доктора с головы до ног. – Посвежели. Значит, живете на даче? И как вам новомодный Курорт? Новый Биарриц?
– Мы снимаем дачу за Сестрорецком, и в самом Курорте я еще не бывал. Но знаю, что в Курорте прекрасные ванны и грязевые, и серные, морской воздух изумительный, лес смешанный, микроклимат совершенно особенный. Прописал бы вам, Анна Павловна, Сестрорецк, да вы к своей Стрельне привыкли. А на даче я провел всего несколько дней. Довольно многолюдное собрание, но места хорошие.
– В Биарриц ваш не поеду, слишком новомодное место, – махнула рукой госпожа Татищева, – и вообще мне сейчас не до воздуха. Вы слышали о смерти князя Салтыкова?
– Да, читал некролог в газете. – Сердце доктора забилось учащенно.
– Так вот, его неожиданная смерть – а ходят слухи, скажу вам по секрету, что наступила она вовсе не от кровоизлияния, – взбудоражила весь Петербург. Молодой Салтыков хорошего рода. Да и сам служил в канцелярии начальника артиллерии Кронштадтской крепости, имел прекрасные перспективы. Беда с молодыми, – недовольно добавила княгиня, – боюсь, юноша связался с дурной компанией: молодые красивые женщины, вино и карты приятно щекочут молодежи нервы.
Княгиня и Клим Кириллович помолчали.
– Салтыковы в родстве со Строгановыми, – продолжила госпожа Татищева, переходя на любимую тему родословных. – Прабабка покойного – внучка самого графа Строганова, Александра Сергеевича, что при Павле президентом Академии художеств состоял. Сам – коллекционер страстный, собирал картины, эстампы, медали, камни – с большим художественным чутьем и вкусом был человек. И оригинал – до греческих древностей охотник. Да и наследник его, Павел Александрович, тоже коллекционировал, но больше любил художественную утварь, мебель, бронзу, фарфор. Коллекцию Строгановы оставили замечательную. Но и Салтыковы – род не бедный и знатный. И у них от строгановского наследия кое-что водится. Сейчас наследники решают, что делать со стариной, что на строгановской даче еще от Александра Сергеевича осталась. Дача-то давно заброшена, еще когда Строгановы в Марьино, под Новгородом, на лето жить перебрались. Вот и меня беспокоят теперь с просьбами об экспертизе. Мой покойный муж оставил записки не только о своих раритетах, но и о тех, которые были в руках других коллекционеров. Например, о саркофаге Гомера.
– О саркофаге Гомера? – От изумления доктор даже вскочил с кресла.
– Что вас так удивляет, господин Коровкин? – подозрительно спросила княгиня.
– Простите, я немного взволнован. А все потому, что недавно – хотя и с большим трудом – проник за ограду, за которой скрыт саркофаг.
– Но ведь доступ-то к саркофагу закрыт, – удивилась княгиня. – Кто же вас пустил?
Доктор смотрел на госпожу Татищеву и ничего не говорил.
– Позвольте полюбопытствовать, а зачем же вы хотели его осмотреть? Не для покупки, надеюсь? – В голосе княгини послышалось плохо скрываемое презрение.
Доктор наконец решился продолжить.
– Видите ли, я не собирался его осматривать. А вот граф Сантамери, наш сосед по даче, сгорал от нетерпения – так захотел его увидеть. Кажется, он действительно намерен его купить.
– Ну и глупо, – уверенно заявила княгиня. – Цена саркофагу – медный грош. Да и кто такой граф Сантамери – не знаю. Я считала, что род Сантамери давно прервался. А этот из новых, наверное? Барышник, титул купивший и возомнивший себя ценителем искусства.
– О графе Сантамери я точных сведений не имею. Он француз, говорит, что является владельцем каких-то предприятий во Франции. Суконного производства, что ли? Что же касается саркофага, то он меня разочаровал: камень полуразрушен, вид плачевный, кое-что из убранства утрачено...
– Не имеет никакого значения, – отрезала княгиня Татищева, – все камни когда-нибудь разрушаются. Но мой покойный муж считал, что строгановский саркофаг не имеет никакого отношения к Гомеру. Покойный князь Татищев выяснил, что камень привез в Россию сто с лишним лет назад ловкий офицер по фамилии Домашнев – он надеялся получить неплохие деньги у коллекционеров, рассказывал, что нашел саркофаг на одном из островов греческого архипелага. Может, и правда, чего только не везли из туретчины в годы войны. И он же предлагал графу Строганову этот камень за двадцать тысяч рублей – сам же и придумал, что это саркофаг Гомера. Видно, никого другого из античной истории не знал.
– Но все-таки граф Строганов купил саркофаг! – осторожно заметил доктор.
– Для забавы и потехи – не более того. И разумеется, не за двадцать тысяч. Вдумайтесь сами: разве граф Строганов поставил бы под открытое небо подлинную древность, возраст которой составляет две тысячи семьсот лет?
– Я согласен с вами, княгиня, – покорился доктор, – да и надписи никакой на саркофаге не заметил.
– И не было там никакой надписи с самого начала, – подтвердила княгиня. – Если кто-нибудь согласится заплатить за фальшивку большие деньги, то наследники, возможно, и избавятся от развалины. Вы говорили, что ваш друг – граф Сантамери – хотел бы купить саркофаг?
– Я не могу назвать его своим другом, но и плохого о нем сказать не берусь. Мы недолго знакомы. Меня очень тронуло его поведение около саркофага – он чуть ли не плакал, осматривая его, каждый вершок ощупывал и оглаживал... Теперь вы понимаете, почему я так воспринял ваши слова о «саркофаге Гомера». Согласитесь, удивительно: на даче – разговоры о саркофаге, и здесь – о нем же, из ваших уст. Не думал, что он так известен.
– Из дружеского расположения к вам, милый доктор, – Татищева доверительно наклонилась в сторону Клима Кирилловича, – могу составить протекцию вашему графу. Его зовут Сантамери? Странная фамилия, и на итальянскую похожа, и на французскую, – хитро усмехнулась княгиня.
– Я думаю, граф будет чрезвычайно признателен вам, княгиня, за такую рекомендацию. У каждого человека – свой способ быть счастливым. У графа – выполнение завещания отца, возврат в семейную собственность этого саркофага.
– Возвращение в семейную собственность? – Княгиня задумалась. – Значит, офицер Домашнее придумал и то, что саркофаг находился на греческом острове? Конечно, где еще мог умереть Гомер? На самом деле саркофаг, получается, иного происхождения? Более позднего. И вполне возможно стоял еще где-нибудь в Италии или во Франции. Очень интересные сведения. Я обязательно внесу дополнения в записки покойного мужа.
Княгиня встала. Доктор понял, что пора откланяться, и тоже поднялся.
– И вот что я скажу вам на прощанье, милый доктор, – улыбнулась княгиня, – я не обижусь, если вы недельку-другую забудете обо мне и как следует отдохнете на даче. Чувствую я себя великолепно, вы видите. Ни на что не жалуюсь. А если помру по воле Божьей – то уж и ваша помощь мне не пригодится.
– Надеюсь, такого не случится, – улыбнулся доктор. – Передавайте мой поклон княжне Ольге.
– Передам, передам, – заверила княгиня Татищева, с сожалением оглядывая доктора: как досадно, что такой милый и достойный человек не может стать мужем Ольги! По многим причинам – и родословная весьма скромная, и в древностях ничего не смыслит и даже ими не интересуется – разве можно оставить на такого человека коллекцию покойного мужа?
Клим Кириллович в прекрасном расположении духа вышел из особняка на Караванной. Еще несколько часов назад он с удовольствием покидал дачу, снятую семейством Муромцевых, дачу с уютным флигельком для него и тетушки Полины, и вот теперь он страстно желал одного – вернуться обратно. Увидеть милые лица профессорских дочери, посидеть за чашкой чая на прохладной веранде... У него, доктора Коровкина, есть прекрасные Новости и для Муры, и для Рене. Интересно, как прошел велопробег? Наверное, ассистент профессора, несмотря на травму, преодолел дистанцию быстрее всех! И молодежь веселится, празднуя победу Ипполита Прынцаева! Шутят, смеются, гуляют, поют и танцуют! И у него есть шанс принять участие общем веселье!
Как радовался доктор, отправляясь на вокзал с намерением как можно быстрее выехать из душного, пыльного, пропахшего конским навозом Петербурга! Он вспомнил слова тетушки о невозможности оставаться в городе в летнюю пору. Не удивительно! Столица энергично строилась: возводились здания новые и ремонтировались старые, изрытые рвами улицы и чинящиеся мостовые вызывали глупые мысли о продолжительной осаде, в которой находится столица. Пешеходы, конки, экипажи лепились к одной стороне проезжей части. Клим Кириллович почувствовал, что ему трудно дышать: сизоватая пелена каких-то промозглых испарений проникала даже на лучшие улицы, отчетливо различался запах гнили, навоза.
Теперь ему снова хотелось на дачу! Он скажет Муре, что ее цифры на листке – невинные студенческие штудии математического свойства. А для Рене у него тоже прекрасная новость – протекция княгини: камень, называемый саркофагом Гомера, будет продан, если вообще его продадут, именно графу Сантамери.
Доктор еще не знал, говорить ли графу о том, что, по мнению российских специалистов, греческая древность – наглая фальшивка и не стоит за нее платить большие деньги? Не знал он и того, что его благое намерение, дружеское предупреждение может поставить его в такое положение, когда он окажется на грани жизни и смерти.
Глава 15
Многочисленные болельщики, собравшиеся посмотреть на велопробег, событие в размеренной дачной жизни яркое и незаурядное, шумно выражали свою радость: аплодировали, кричали приветствия, подпрыгивали, размахивали руками. У каждого среди велосипедистов имелись свои фавориты, с которыми их связывали дружеские либо родственные связи. Особенно вольно вела себя молодежь, но и те, кто постарше, не пытались скрывать свои чувства и волнение. Первым к финишной ленте приближался Ипполит Прынцаев. Он, низко склонившись над никелированным рулем и бешено вращая педали своего железного коня, не смотрел по сторонам – оставались последние, самые выматывающие метры перед финишем. Обитатели муромцевской дачи оказались в первых рядах болельщиков и теперь открыто ликовали, глядя на напряженное, измученное и вдохновенное лицо лидирующего физкультурника. Зизи и Мура приветственно подняли руки вверх и восторженно в унисон скандировали: «Прын-цаев! Прын-цаев!» Даже всегда спокойная Брунгильда позволила себе крикнуть – правда, один раз и не очень громко – поощряющее «быстрей!». Граф Сантамери смотрел на финишную прямую циклодрома со сдержанным одобрением Елизавету Викентьевну и тетушку Полину также охватило азартное сопереживание, и они, радостно смеясь, переводили взгляды с Прынцаева на свою счастливую молодежь.
Мура жалела только о том, что они не догадались захватить с собой чудесную сирень из сада, чтобы вручить ее счастливому победителю. Именно Прынцаев разорвал финишную ленту и оказался в объятьях своих коллег из организационного комитета. А барышни уже бежали к нему.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34