— Чубарь сделал вид, что намеревается тронуть коня.
Но крестьянин пожал плечами.
— Что-то я не разберусь, тутошний ты или еще откуда, военный или нет…
— А сам почему не в армии? — спросил тогда Чубарь.
— Билет имею.
— Ужели белый?
— Конечно, не красный!
— Что ж у тебя?
— А меня как несли в церковь крестить, так в холодной воде искупали, — поблескивая глазами, ответил крестьянин. — Кум из рук выронил.
— Ну и что? Потом, когда вырос, кума хоть тряхнул разок-другой?
— За что? С белым билетом тоже можно прожить.
— Особенно теперь? — сощурил глаза Чубарь.
— Я по закону, — взъерепенился человек. — А ты вот тоже… почему не воюешь?
Чубарь упрямо помолчал.
— А кто у тебя еще спрашивал про Пеклино?
— Разве вас теперь угадаешь? — сказал с усмешкой крестьянин. — Кто встретит по дороге, тот почему-то про это Пеклино и спрашивает.
— Ну, а все-таки?
— Вышли какие-то двое в военном на дорогу и спрашивали.
«Наверное, окруженцы», — подумал Чубарь и спросил:
— Где это было?
— Там, — махнул крестьянин рукой назад на дорогу.
— А давно?
— И все тебе, как я погляжу, хочется знать! — вдруг будто заупрямился встречный. — А может, я слово дал!
— Ладно, — буркнул недовольно Чубарь, — держи при себе свое слово. А про немцев ты правду сказал?
— Какую ты хотел правду?
— Ну, что в деревне их нет!
— Так я же сказал, что не было.
— Хорошо, проверим, — с нарочитой угрозой заявил Чубарь.
— Им ведь на машинах ничего не стоит теперь, — будто оправдываясь, стал заискивать крестьянин.
Чубарь тронул коня. И уже отъехав, крикнул вдогонку:
— Может, купил бы коня, а? Пригодится в хозяйстве! Крикнул просто так, из одного озорства.
Крестьянин обернулся, укоризненно покачал головой.
— Езжай уж, езжай, пока не попался с этим конем! У нас один продавал уже так вот, а назавтра выяснилось, что конь из соседнего колхоза. Краденый, значит!.. Так что, езжай себе!
— Мой не краденый! — засмеялся Чубарь.
— Ладно, езжай уж, езжай!..
Конь между тем шагал не спеша, шлепая копытами по колдобинам, в которых стояла вода.
Над дорогой с обеих сторон, чуть ли не сплетаясь, нависали еловые лапы, поэтому небо проглядывало только узкой полосой, которая изгибалась вместе с дорогой.
Чубарь не догадывался, что впереди по дороге был красноармейский пост, его действительно с приближением вечера поставили окруженцы. В деревне окруженцы ночевать не решились, только попросили у жителей хлеба. Мясо, конину, они несли с собой, а картошки можно было накопать на колхозном поле. Теперь так делали все, кто, сторонясь больших селений, двигался к откатывавшемуся в глубь страны фронту.
Чубаря окликнули сразу, как только он поравнялся с постом.
Близ дороги меж двух берез, что выделялись своей берестой среди хвойных деревьев, стояли красноармейцы с винтовками. Один, с нахмуренным лицом, в очках, выступил на дорогу, перехватил всадника.
— Кто такой?
Странно, но Чубарь не сразу нашелся что ответить. Действительно, кто он? Тогда, возле Белой Глины, Чубарь не терялся, так как знал, что говорить о себе красноармейцам. Там он был почти дома. В конце концов, для Шпакевича и Холодилова все равно, что Белая Глина, а что Веремейки. Главное, Чубарь — председатель здешнего колхоза. А теперь, в этой незнакомой местности, он был не больше, не меньше, как обычный бродяга. И те, кому он должен был говорить о себе, могли отнестись к его словам по-разному, либо принимая их на веру, либо отвергая. Красноармеец между тем ждал ответа. Наскоро, чтобы не злоупотреблять терпением, Чубарь стал рассказывать про свое путешествие от Беседи до оборонительного рубежа и потом вот обратно сюда… Красноармеец слушал молча, но как только уяснил, что человек на коне не здешний, а так же, как и они, очутился в этом лесу в связи с войной, зачислил его в разряд подозрительных и решил задержать.
— Хватит, — перебил он Чубаря, — остальное расскажете где следует.
Мимо второго красноармейца, который в это время оставался под березами, они двинулись в лес. Чубарь на коне, а его конвоир шел рядом.
— Только не вздумайте выкинуть какую-нибудь штуку, —предупредил Чубаря конвоир. — Удрать все равно не удастся. Посты кругом.
— Я не вооружен, — желая успокоить красноармейца, сказал Чубарь.
Но сам тем временем посматривал вокруг беспокойными глазами — хотя и был уверен в том, что встретились свои и нечего особенно опасаться, однако какой-то чуть ли не звериный инстинкт самосохранения заставлял внутренне напрягаться и быть, как говорится, настороже.
Конь вдруг остановился, расставил ноги и, прогибаясь, начал мочиться. Это обстоятельство почему-то разозлило красноармейца. Он начал торопить:
— Поживей, а то надумали тут!..
— Пускай облегчится, — сказал, улыбаясь, Чубарь и соскочил на мох. — Куда вы меня, в самом деле? — поинтересовался он, разминая ноги.
Красноармеец не ответил.
Вскоре открылся среди деревьев лагерь. Людей в лагере было немного. Горел костер. Вокруг него сидело несколько красноармейцев. Поодаль от костра стояли три шалаша, сооруженные из еловых лап. При входе в ближайший к костру шалаш лежало разостланное одеяло. На нем, прислонившись спиной к невысокому пню, сидел с забинтованной до колена ногой грузный командир с красной звездой на рукаве. На петлицах у него было по четыре шпалы. В левой руке он держал солдатский котелок и ел из него алюминиевой ложкой. Из шалаша на четвереньках вылез другой командир. Он встал сразу же, увидев коня и незнакомого человека в сопровождении красноармейца. Вышел навстречу. Конвоир доложил:
— Товарищ капитан, на дороге задержан… — и так далее и так далее.
Капитан, высокий, со впалыми щеками блондин, выслушав красноармейца, смерил Чубаря недружелюбным взглядом.
— Мне надо поговорить с вами, — первым сказал, волнуясь, Чубарь.
Капитан кивнул головой и молча отошел к шалашу. Там он переговорил о чем-то с полковым комиссаром, махнул Чубарю рукой. Полковой комиссар перестал есть, но котелок не поставил.
— Говорите. Кто вы? — спросил комиссар. Чубарь ответил.
Комиссар улыбнулся и с любопытством оглядел его.
— Однако и фамилия у вас!.. Чубарь тоже усмехнулся.
— Недоразумений не бывает? Чубарь пожал плечами.
Комиссар понял это как — случается…
Был он с большой лысиной, которая почти на клин сходила на самой макушке. Несмотря на то, что комиссару, наверное, нередко приходилось стоять без фуражки и под солнцем, и под дождем, лысина была совершенно белая. Волосы на висках и на затылке поседели до самых корней. Но широкое лицо было загорелым и не отекшим. Неопределенного цвета, то ли карие, то ли черные, глаза смотрели пытливо, однако не жестко, скорее даже немного насмешливо.
По звездочке на рукаве Чубарь догадывался, что перед ним сидел комиссар, но в высоких воинских званиях, особенно политсостава, он не очень-то разбирался. Правда, теперь это не имело значения, довольно уже того, что на рукаве у военного была комиссарская звезда.
И тем не менее комиссар сказал:
— Представляться не буду. Мое все на мне. — Он показал глазами на звезду, затем, уже рукой, на шпалы. Усмехнулся: — Под гимнастеркой тоже свое, отечественное… Фашистского. ничего нет.
Чубарю еще не приходилось слышать, что немцы порой переодеваются в красноармейскую форму — для провокации, и потому последние слова комиссара показались ему излишними, даже неподходящими для человека такого высокого воинского звания.
— А вот про вас, — продолжал полковой комиссар, — хотелось бы узнать подробнее. Документы пожалуйте.
Чубарь пошарил в кармане, подал комиссару все, какие имел при себе, бумаги.
Полковой комиссар поставил сбоку котелок, собираясь проверять документы Чубаря. Но спохватился, кивнул на котелок.
— Если хотите и не брезгуете, можете доесть.
Чубарь смутился. Но по глазам его комиссар догадался, что человек голоден.
— Да вы не стесняйтесь, — сказал он. — Кушайте запросто. Правда, кухни настоящей у нас нет. Харчей тоже небогато. — И засмеялся: — Считайте, что вам в какой-то степени все равно повезло. Я вот зазевался, так теперь придется поделиться с вами. Садитесь.
Полковой комиссар подал Чубарю котелок. Тот еще больше покраснел — было неловко отбирать ужин у человека, который тоже хотел есть.
В котелке был картофельный суп с крупой, густой, еле повернешь ложкой. Пахло мясом. Однако Чубарь есть не спешил.
Капитан сходил к костру, принес краюху деревенского хлеба.
— Ешьте, — сказал он Чубарю. — Мы-то знаем, что значит голодать!..
Полковой комиссар между тем занялся документами.
— Ну, исповедуйтесь, — сказал он после того, как Чубарь подчистил остатки в котелке, и подвинул руками немного в сторону раненую ногу.
Чубарь поблагодарил за еду и начал рассказывать о своих скитаниях. Когда дошел до того места, как они со Шпакевичем и Холодиловым оказались в Пеклине, комиссар бросил молчаливому капитану, стоявшему в двух шагах от него:
— Карту!
Тот быстро достал из перекинутой через плечо планшетки топографическую карту, положил комиссару на колени, а сам опустился на корточки рядам.
— Мы примерно так и полагали, — посмотрел комиссар на Молчаливого исполнительного капитана.
Капитан изобразил на лице что-то похожее на усмешку, кивнул головой.
— Н-да, — в раздумье промолвил полковой комиссар, — по сегодняшней канонаде можно было судить…
Оба — и полковой комиссар, и капитан — некоторое время не отводили глаз от развернутой карты.
— Значит, в Пеклине наши? — уточнил комиссар.
— Были наши, — ответил Чубарь.
Полковой комиссар протянул руку. Капитан вынул из планшетки металлическую линейку. Комиссар намерил ею что-то на карте, задумался.
— Ну что ж, — посмотрел он на Чубаря, — если ваши сведения точны, то мы уже почти у цели!
— Вы заходили в деревни? — спросил у Чубаря капитан.
— Он ведь верхом ехал! — пошутил комиссар.
— Нет, больше пришлось на своих двоих, — серьезно ответил Чубарь.
— А конь?
— Это так… — замялся Чубарь.
— А мы с тобой, капитан, сколько топаем, а вот не додумались, — снова с усмешкой сказал полковой комиссар.
— Я хочу уточнить, — посмотрел на Чубаря капитан, — вы когда шли через деревни, немцев там не видели?
— Я обходил деревни. И потому точно не знаю.
— Вот что, капитан, — распорядился через некоторое время полковой комиссар, — пусть бойцы отдыхают. Завтра выступим на рассвете. И вам, товарищ Чубарь, тоже надо отдохнуть. — И уж совсем непонятно почему добавил: — Вы это заслужили.
Капитан отошел к костру отдавать соответствующие распоряжения. А полковой комиссар поморгал усталыми глазами, устроил поудобнее раненую ногу и снова сказал Чубарю:
— Вы присоединяйтесь пока к моим бойцам и отдыхайте. Думаю, они примут вас. А еще лучше, полезайте в мой шалаш. Берите вон одеяло и накрывайтесь. Будете как у Христа за пазухой. А мы с капитаном посидим. Надо разработать на завтра маршрут. — И добавил: — С вами мы потом тоже еще поговорим. Вы не против?
— Нет, — сказал Чубарь.
Бойцы разбросали ногами костер и разошлись по шалашам.
Случайной опасности не ждали — с четырех сторон вокруг лагеря стояли посты.
Чубарь тоже не заставил уговаривать себя, полез на четвереньках в шалаш.
Снаружи было слышно, как разговаривали полковой комиссар и капитан. Слов их нельзя было разобрать. Да Чубарь и не старался этого делать. Он лежал и не знал, засыпать ему или дождаться комиссара. Но неожиданно появилась новая забота — непривязанный конь мог уйти куда-нибудь ночью. Хотя Чубарь и не знал, нужен ли будет ему завтра этот конь, однако ломал теперь голову над тем, как его привязать. Не хватало простой вещи — веревки или даже обычной бечевки.
Тем не менее пришлось вылезти из шалаша.
— Коня посмотрю, — сказал он капитану, который настороженно поглядел на него.
Конь в каком-то беспокойстве разрыл копытом перед собой плотный лесной мох, но стоял на том месте, где оставил его Чубарь. Действительно, положение было незавидное — привязать коня нечем. Тогда Чубарь подвел его к шалашу и чуть не ткнул его мордой в еловые ветки.
— Стой тут, — приказал он.
Когда Чубарь снова забрался в шалаш, там уже был полковой комиссар.
— А что вы вообще собираетесь делать? — спросил у Чубаря комиссар.
— Пойду с вами, — ответил Чубарь. — Там, в Журиничах, собирают ополченцев.
Полковой комиссар долго молчал.
— А вы считаете, что бить фашистов можно только в ополчении? — наконец нарушил он тишину.
— Почему же, — не понял Чубарь, — в армии тоже… Там, наверное, еще лучше. Но тогда, в Пеклине, меня почему-то не взяли в армию, направили в Журиничи, в ополчение.
— Я не о том, — сказал полковой комиссар. — Вы про партизан слышали?
— Читал в газетах, кажется, в «Правде», а может, в «Известиях», двух наших полешуков-белорусов недавно наградили. Героев Советского Союза дали. Но фамилий я не запомнил.
Полковой комиссар расстегнул карман гимнастерки, достал двумя пальцами сложенную бумагу и подал в темноте Чубарю.
— Это сокращенный текст речи товарища Сталина, которую он произнес третьего июля, — объяснил комиссар. — Тут про все сказано. Про партизан тоже. И вас, как немобилизованного коммуниста, это касается больше всего. Чубарь слушал.
— Знаете, что я сделал бы теперь на вашем месте? — продолжал полковой комиссар. — Вернулся бы в свой колхоз. Там вас хорошо знают…
— Но именно то, что меня хорошо знают, может… Кто-нибудь возьмет да и выдаст немцам.
— Все будет зависеть от вас.
— Но там, очевидно, оставили нужных людей? — выставил тогда самый важный аргумент Чубарь. — Если бы я тоже был нужен, то…
Комиссар ответил не сразу.
— Мне трудно судить, — наконец начал он, — что у вас там, в районе, произошло. Но я уверен, что в вашей местности действительно кто-то оставлен для организации партизанского движения. Вы же сами понимаете, район ваш расположен на самом юго-востоке. Пока фашисты захватили его, сколько времени прошло. Теперь август, а война началась в июне. Это не то что на границе или поблизости от границы. Там могли и не успеть создать партизанские группы. А у вас тут дело другое. Вашему руководству времени хватало, чтобы выполнить директивы партии и правительства. А директивы были определенные. — Комиссар помолчал, будто думал, что бы еще сказать Чубарю, а потом усмехнулся в темноте и с восхищением в голосе проговорил: — А с партизанами мы с капитаном встречались не один раз. Особенно за Днепром. Они там постреливают уже немцев!
Слова полкового комиссара, казалось, не произвели на Чубаря надлежащего впечатления. Он воспринимал их как что-то мало касающееся его лично. И без всякого умысла поинтересовался:
— А вы? Вы ведь тоже могли остаться на оккупированной территории. Почему вы не хотите партизанить?
Комиссар ответил:
— Я, товарищ Чубарь, старый партизан. Помните? — И он тихо пропел: — «Партизанские отряды занимали города…» Так это про нас, дальневосточников. Мы там с Флегонтовым били и японцев, и беляков. Так что мне партизанская жизнь хорошо знакома!
Вернулся капитан — ходил проверять посты. Он постоял немного возле входа в шалаш, присел на корточки и окликнул:
— Где вы там, товарищ полковой комиссар?
— Да вот лежу.
— Как бы вас не задеть?
— Не бойся, лезь, я команды подавать буду — правей, левей.
Но команды не потребовалось. Капитан осторожно залез в шалаш и лег справа от полкового комиссара.
— Все нормально?
— Порядок, — словно похвалился капитан.
— Как думаешь, завтра дождь будет?
— Для нас, может, и лучше было бы, если бы он завтра не переставал. Маскировка. В сильный дождь можно незаметно пройти через любые посты.
— Какие они тогда посты!..
— Так я же про немецкие! — с деланной обидой воскликнул капитан.
— Ну-ну, спи!
Через несколько минут полковой комиссар снова обратился к Чубарю:
— Так вот. Я старый приверженец партизанской тактики, чтобы вы знали, товарищ Чубарь. Даже специально доклад посылал когда-то в Реввоенсовет. Но мне там один умник, наверное, военспец, я даже не поинтересовался, кто именно, сочинил, ответ: мол, гражданская война была преимущественно партизанская, поэтому нецелесообразно заниматься отдельно вопросами тактики партизанских действий в таком плане, как это делаете вы. Словом, отказ был решительный. После такого отказа я, естественно, положил свои конспекты на полку. Вспомнил о них лет через десять. Нет, даже больше. Да, больше. Собрался было послать…
И полковой комиссар назвал одну очень известную в стране, но запрещенную фамилию, а потом, будто чувствуя в темноте удивление Чубаря, сказал более сурово.
— Да, да, не удивляйтесь, именно товарищу Якиру. Бог не выдаст, свинья не съест, а мы с капитаном одной пулей ранены. Только он легко отделался, а я вот все еще не могу стать на ногу. — Полковой комиссар затих, потом снова глухо продолжал: — Но если по-настоящему подойти к делу, то надо целую партизанскую науку разрабатывать.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35
Но крестьянин пожал плечами.
— Что-то я не разберусь, тутошний ты или еще откуда, военный или нет…
— А сам почему не в армии? — спросил тогда Чубарь.
— Билет имею.
— Ужели белый?
— Конечно, не красный!
— Что ж у тебя?
— А меня как несли в церковь крестить, так в холодной воде искупали, — поблескивая глазами, ответил крестьянин. — Кум из рук выронил.
— Ну и что? Потом, когда вырос, кума хоть тряхнул разок-другой?
— За что? С белым билетом тоже можно прожить.
— Особенно теперь? — сощурил глаза Чубарь.
— Я по закону, — взъерепенился человек. — А ты вот тоже… почему не воюешь?
Чубарь упрямо помолчал.
— А кто у тебя еще спрашивал про Пеклино?
— Разве вас теперь угадаешь? — сказал с усмешкой крестьянин. — Кто встретит по дороге, тот почему-то про это Пеклино и спрашивает.
— Ну, а все-таки?
— Вышли какие-то двое в военном на дорогу и спрашивали.
«Наверное, окруженцы», — подумал Чубарь и спросил:
— Где это было?
— Там, — махнул крестьянин рукой назад на дорогу.
— А давно?
— И все тебе, как я погляжу, хочется знать! — вдруг будто заупрямился встречный. — А может, я слово дал!
— Ладно, — буркнул недовольно Чубарь, — держи при себе свое слово. А про немцев ты правду сказал?
— Какую ты хотел правду?
— Ну, что в деревне их нет!
— Так я же сказал, что не было.
— Хорошо, проверим, — с нарочитой угрозой заявил Чубарь.
— Им ведь на машинах ничего не стоит теперь, — будто оправдываясь, стал заискивать крестьянин.
Чубарь тронул коня. И уже отъехав, крикнул вдогонку:
— Может, купил бы коня, а? Пригодится в хозяйстве! Крикнул просто так, из одного озорства.
Крестьянин обернулся, укоризненно покачал головой.
— Езжай уж, езжай, пока не попался с этим конем! У нас один продавал уже так вот, а назавтра выяснилось, что конь из соседнего колхоза. Краденый, значит!.. Так что, езжай себе!
— Мой не краденый! — засмеялся Чубарь.
— Ладно, езжай уж, езжай!..
Конь между тем шагал не спеша, шлепая копытами по колдобинам, в которых стояла вода.
Над дорогой с обеих сторон, чуть ли не сплетаясь, нависали еловые лапы, поэтому небо проглядывало только узкой полосой, которая изгибалась вместе с дорогой.
Чубарь не догадывался, что впереди по дороге был красноармейский пост, его действительно с приближением вечера поставили окруженцы. В деревне окруженцы ночевать не решились, только попросили у жителей хлеба. Мясо, конину, они несли с собой, а картошки можно было накопать на колхозном поле. Теперь так делали все, кто, сторонясь больших селений, двигался к откатывавшемуся в глубь страны фронту.
Чубаря окликнули сразу, как только он поравнялся с постом.
Близ дороги меж двух берез, что выделялись своей берестой среди хвойных деревьев, стояли красноармейцы с винтовками. Один, с нахмуренным лицом, в очках, выступил на дорогу, перехватил всадника.
— Кто такой?
Странно, но Чубарь не сразу нашелся что ответить. Действительно, кто он? Тогда, возле Белой Глины, Чубарь не терялся, так как знал, что говорить о себе красноармейцам. Там он был почти дома. В конце концов, для Шпакевича и Холодилова все равно, что Белая Глина, а что Веремейки. Главное, Чубарь — председатель здешнего колхоза. А теперь, в этой незнакомой местности, он был не больше, не меньше, как обычный бродяга. И те, кому он должен был говорить о себе, могли отнестись к его словам по-разному, либо принимая их на веру, либо отвергая. Красноармеец между тем ждал ответа. Наскоро, чтобы не злоупотреблять терпением, Чубарь стал рассказывать про свое путешествие от Беседи до оборонительного рубежа и потом вот обратно сюда… Красноармеец слушал молча, но как только уяснил, что человек на коне не здешний, а так же, как и они, очутился в этом лесу в связи с войной, зачислил его в разряд подозрительных и решил задержать.
— Хватит, — перебил он Чубаря, — остальное расскажете где следует.
Мимо второго красноармейца, который в это время оставался под березами, они двинулись в лес. Чубарь на коне, а его конвоир шел рядом.
— Только не вздумайте выкинуть какую-нибудь штуку, —предупредил Чубаря конвоир. — Удрать все равно не удастся. Посты кругом.
— Я не вооружен, — желая успокоить красноармейца, сказал Чубарь.
Но сам тем временем посматривал вокруг беспокойными глазами — хотя и был уверен в том, что встретились свои и нечего особенно опасаться, однако какой-то чуть ли не звериный инстинкт самосохранения заставлял внутренне напрягаться и быть, как говорится, настороже.
Конь вдруг остановился, расставил ноги и, прогибаясь, начал мочиться. Это обстоятельство почему-то разозлило красноармейца. Он начал торопить:
— Поживей, а то надумали тут!..
— Пускай облегчится, — сказал, улыбаясь, Чубарь и соскочил на мох. — Куда вы меня, в самом деле? — поинтересовался он, разминая ноги.
Красноармеец не ответил.
Вскоре открылся среди деревьев лагерь. Людей в лагере было немного. Горел костер. Вокруг него сидело несколько красноармейцев. Поодаль от костра стояли три шалаша, сооруженные из еловых лап. При входе в ближайший к костру шалаш лежало разостланное одеяло. На нем, прислонившись спиной к невысокому пню, сидел с забинтованной до колена ногой грузный командир с красной звездой на рукаве. На петлицах у него было по четыре шпалы. В левой руке он держал солдатский котелок и ел из него алюминиевой ложкой. Из шалаша на четвереньках вылез другой командир. Он встал сразу же, увидев коня и незнакомого человека в сопровождении красноармейца. Вышел навстречу. Конвоир доложил:
— Товарищ капитан, на дороге задержан… — и так далее и так далее.
Капитан, высокий, со впалыми щеками блондин, выслушав красноармейца, смерил Чубаря недружелюбным взглядом.
— Мне надо поговорить с вами, — первым сказал, волнуясь, Чубарь.
Капитан кивнул головой и молча отошел к шалашу. Там он переговорил о чем-то с полковым комиссаром, махнул Чубарю рукой. Полковой комиссар перестал есть, но котелок не поставил.
— Говорите. Кто вы? — спросил комиссар. Чубарь ответил.
Комиссар улыбнулся и с любопытством оглядел его.
— Однако и фамилия у вас!.. Чубарь тоже усмехнулся.
— Недоразумений не бывает? Чубарь пожал плечами.
Комиссар понял это как — случается…
Был он с большой лысиной, которая почти на клин сходила на самой макушке. Несмотря на то, что комиссару, наверное, нередко приходилось стоять без фуражки и под солнцем, и под дождем, лысина была совершенно белая. Волосы на висках и на затылке поседели до самых корней. Но широкое лицо было загорелым и не отекшим. Неопределенного цвета, то ли карие, то ли черные, глаза смотрели пытливо, однако не жестко, скорее даже немного насмешливо.
По звездочке на рукаве Чубарь догадывался, что перед ним сидел комиссар, но в высоких воинских званиях, особенно политсостава, он не очень-то разбирался. Правда, теперь это не имело значения, довольно уже того, что на рукаве у военного была комиссарская звезда.
И тем не менее комиссар сказал:
— Представляться не буду. Мое все на мне. — Он показал глазами на звезду, затем, уже рукой, на шпалы. Усмехнулся: — Под гимнастеркой тоже свое, отечественное… Фашистского. ничего нет.
Чубарю еще не приходилось слышать, что немцы порой переодеваются в красноармейскую форму — для провокации, и потому последние слова комиссара показались ему излишними, даже неподходящими для человека такого высокого воинского звания.
— А вот про вас, — продолжал полковой комиссар, — хотелось бы узнать подробнее. Документы пожалуйте.
Чубарь пошарил в кармане, подал комиссару все, какие имел при себе, бумаги.
Полковой комиссар поставил сбоку котелок, собираясь проверять документы Чубаря. Но спохватился, кивнул на котелок.
— Если хотите и не брезгуете, можете доесть.
Чубарь смутился. Но по глазам его комиссар догадался, что человек голоден.
— Да вы не стесняйтесь, — сказал он. — Кушайте запросто. Правда, кухни настоящей у нас нет. Харчей тоже небогато. — И засмеялся: — Считайте, что вам в какой-то степени все равно повезло. Я вот зазевался, так теперь придется поделиться с вами. Садитесь.
Полковой комиссар подал Чубарю котелок. Тот еще больше покраснел — было неловко отбирать ужин у человека, который тоже хотел есть.
В котелке был картофельный суп с крупой, густой, еле повернешь ложкой. Пахло мясом. Однако Чубарь есть не спешил.
Капитан сходил к костру, принес краюху деревенского хлеба.
— Ешьте, — сказал он Чубарю. — Мы-то знаем, что значит голодать!..
Полковой комиссар между тем занялся документами.
— Ну, исповедуйтесь, — сказал он после того, как Чубарь подчистил остатки в котелке, и подвинул руками немного в сторону раненую ногу.
Чубарь поблагодарил за еду и начал рассказывать о своих скитаниях. Когда дошел до того места, как они со Шпакевичем и Холодиловым оказались в Пеклине, комиссар бросил молчаливому капитану, стоявшему в двух шагах от него:
— Карту!
Тот быстро достал из перекинутой через плечо планшетки топографическую карту, положил комиссару на колени, а сам опустился на корточки рядам.
— Мы примерно так и полагали, — посмотрел комиссар на Молчаливого исполнительного капитана.
Капитан изобразил на лице что-то похожее на усмешку, кивнул головой.
— Н-да, — в раздумье промолвил полковой комиссар, — по сегодняшней канонаде можно было судить…
Оба — и полковой комиссар, и капитан — некоторое время не отводили глаз от развернутой карты.
— Значит, в Пеклине наши? — уточнил комиссар.
— Были наши, — ответил Чубарь.
Полковой комиссар протянул руку. Капитан вынул из планшетки металлическую линейку. Комиссар намерил ею что-то на карте, задумался.
— Ну что ж, — посмотрел он на Чубаря, — если ваши сведения точны, то мы уже почти у цели!
— Вы заходили в деревни? — спросил у Чубаря капитан.
— Он ведь верхом ехал! — пошутил комиссар.
— Нет, больше пришлось на своих двоих, — серьезно ответил Чубарь.
— А конь?
— Это так… — замялся Чубарь.
— А мы с тобой, капитан, сколько топаем, а вот не додумались, — снова с усмешкой сказал полковой комиссар.
— Я хочу уточнить, — посмотрел на Чубаря капитан, — вы когда шли через деревни, немцев там не видели?
— Я обходил деревни. И потому точно не знаю.
— Вот что, капитан, — распорядился через некоторое время полковой комиссар, — пусть бойцы отдыхают. Завтра выступим на рассвете. И вам, товарищ Чубарь, тоже надо отдохнуть. — И уж совсем непонятно почему добавил: — Вы это заслужили.
Капитан отошел к костру отдавать соответствующие распоряжения. А полковой комиссар поморгал усталыми глазами, устроил поудобнее раненую ногу и снова сказал Чубарю:
— Вы присоединяйтесь пока к моим бойцам и отдыхайте. Думаю, они примут вас. А еще лучше, полезайте в мой шалаш. Берите вон одеяло и накрывайтесь. Будете как у Христа за пазухой. А мы с капитаном посидим. Надо разработать на завтра маршрут. — И добавил: — С вами мы потом тоже еще поговорим. Вы не против?
— Нет, — сказал Чубарь.
Бойцы разбросали ногами костер и разошлись по шалашам.
Случайной опасности не ждали — с четырех сторон вокруг лагеря стояли посты.
Чубарь тоже не заставил уговаривать себя, полез на четвереньках в шалаш.
Снаружи было слышно, как разговаривали полковой комиссар и капитан. Слов их нельзя было разобрать. Да Чубарь и не старался этого делать. Он лежал и не знал, засыпать ему или дождаться комиссара. Но неожиданно появилась новая забота — непривязанный конь мог уйти куда-нибудь ночью. Хотя Чубарь и не знал, нужен ли будет ему завтра этот конь, однако ломал теперь голову над тем, как его привязать. Не хватало простой вещи — веревки или даже обычной бечевки.
Тем не менее пришлось вылезти из шалаша.
— Коня посмотрю, — сказал он капитану, который настороженно поглядел на него.
Конь в каком-то беспокойстве разрыл копытом перед собой плотный лесной мох, но стоял на том месте, где оставил его Чубарь. Действительно, положение было незавидное — привязать коня нечем. Тогда Чубарь подвел его к шалашу и чуть не ткнул его мордой в еловые ветки.
— Стой тут, — приказал он.
Когда Чубарь снова забрался в шалаш, там уже был полковой комиссар.
— А что вы вообще собираетесь делать? — спросил у Чубаря комиссар.
— Пойду с вами, — ответил Чубарь. — Там, в Журиничах, собирают ополченцев.
Полковой комиссар долго молчал.
— А вы считаете, что бить фашистов можно только в ополчении? — наконец нарушил он тишину.
— Почему же, — не понял Чубарь, — в армии тоже… Там, наверное, еще лучше. Но тогда, в Пеклине, меня почему-то не взяли в армию, направили в Журиничи, в ополчение.
— Я не о том, — сказал полковой комиссар. — Вы про партизан слышали?
— Читал в газетах, кажется, в «Правде», а может, в «Известиях», двух наших полешуков-белорусов недавно наградили. Героев Советского Союза дали. Но фамилий я не запомнил.
Полковой комиссар расстегнул карман гимнастерки, достал двумя пальцами сложенную бумагу и подал в темноте Чубарю.
— Это сокращенный текст речи товарища Сталина, которую он произнес третьего июля, — объяснил комиссар. — Тут про все сказано. Про партизан тоже. И вас, как немобилизованного коммуниста, это касается больше всего. Чубарь слушал.
— Знаете, что я сделал бы теперь на вашем месте? — продолжал полковой комиссар. — Вернулся бы в свой колхоз. Там вас хорошо знают…
— Но именно то, что меня хорошо знают, может… Кто-нибудь возьмет да и выдаст немцам.
— Все будет зависеть от вас.
— Но там, очевидно, оставили нужных людей? — выставил тогда самый важный аргумент Чубарь. — Если бы я тоже был нужен, то…
Комиссар ответил не сразу.
— Мне трудно судить, — наконец начал он, — что у вас там, в районе, произошло. Но я уверен, что в вашей местности действительно кто-то оставлен для организации партизанского движения. Вы же сами понимаете, район ваш расположен на самом юго-востоке. Пока фашисты захватили его, сколько времени прошло. Теперь август, а война началась в июне. Это не то что на границе или поблизости от границы. Там могли и не успеть создать партизанские группы. А у вас тут дело другое. Вашему руководству времени хватало, чтобы выполнить директивы партии и правительства. А директивы были определенные. — Комиссар помолчал, будто думал, что бы еще сказать Чубарю, а потом усмехнулся в темноте и с восхищением в голосе проговорил: — А с партизанами мы с капитаном встречались не один раз. Особенно за Днепром. Они там постреливают уже немцев!
Слова полкового комиссара, казалось, не произвели на Чубаря надлежащего впечатления. Он воспринимал их как что-то мало касающееся его лично. И без всякого умысла поинтересовался:
— А вы? Вы ведь тоже могли остаться на оккупированной территории. Почему вы не хотите партизанить?
Комиссар ответил:
— Я, товарищ Чубарь, старый партизан. Помните? — И он тихо пропел: — «Партизанские отряды занимали города…» Так это про нас, дальневосточников. Мы там с Флегонтовым били и японцев, и беляков. Так что мне партизанская жизнь хорошо знакома!
Вернулся капитан — ходил проверять посты. Он постоял немного возле входа в шалаш, присел на корточки и окликнул:
— Где вы там, товарищ полковой комиссар?
— Да вот лежу.
— Как бы вас не задеть?
— Не бойся, лезь, я команды подавать буду — правей, левей.
Но команды не потребовалось. Капитан осторожно залез в шалаш и лег справа от полкового комиссара.
— Все нормально?
— Порядок, — словно похвалился капитан.
— Как думаешь, завтра дождь будет?
— Для нас, может, и лучше было бы, если бы он завтра не переставал. Маскировка. В сильный дождь можно незаметно пройти через любые посты.
— Какие они тогда посты!..
— Так я же про немецкие! — с деланной обидой воскликнул капитан.
— Ну-ну, спи!
Через несколько минут полковой комиссар снова обратился к Чубарю:
— Так вот. Я старый приверженец партизанской тактики, чтобы вы знали, товарищ Чубарь. Даже специально доклад посылал когда-то в Реввоенсовет. Но мне там один умник, наверное, военспец, я даже не поинтересовался, кто именно, сочинил, ответ: мол, гражданская война была преимущественно партизанская, поэтому нецелесообразно заниматься отдельно вопросами тактики партизанских действий в таком плане, как это делаете вы. Словом, отказ был решительный. После такого отказа я, естественно, положил свои конспекты на полку. Вспомнил о них лет через десять. Нет, даже больше. Да, больше. Собрался было послать…
И полковой комиссар назвал одну очень известную в стране, но запрещенную фамилию, а потом, будто чувствуя в темноте удивление Чубаря, сказал более сурово.
— Да, да, не удивляйтесь, именно товарищу Якиру. Бог не выдаст, свинья не съест, а мы с капитаном одной пулей ранены. Только он легко отделался, а я вот все еще не могу стать на ногу. — Полковой комиссар затих, потом снова глухо продолжал: — Но если по-настоящему подойти к делу, то надо целую партизанскую науку разрабатывать.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35