Ну как, старшина? — спросил Костикова Сливин.
Пробоина небольшая, товарищ капитан первого ранга. Замерил ее, сейчас Коркин уточняет замер.
Он встал, подошел к кормовому срезу.
Течение здесь больно здоровое. А когда всплывешь на поверхность, волнами о борт бьет… Пора бы Коркину выходить.
А вот он и выходит, — сказал Пушков, всматриваясь за борт. Возникая из волнистых зеленовато-черных глубин, за бортом белела непрерывная струя пузырьков. Замерцали в глубине круглые отблески меди. Человек в скафандре, как чудовищная головастая рыба, вынырнул на поверхность, работая плавниками рук.
Казалось, волна ударит его о железную стенку, но он ловко ухватился за ступеньку скоб-трапа, поднимался из воды, грузно подтягивая ноги в свинцовых, окованных медью галошах.
Отвинтили огромный шар медного глазастого шлема. Черноволосая голова Коркина возникла над круглым резиновым воротником. Коркин жадно дышал, глотая влажный ветер.
Все точно, как замерил старшина, — сказал, переводя дух, Коркин. — Повреждений нет, кроме как в подбашенном отсеке второго понтона.
Стало быть, разрешите заводить пластырь? — спросил Костиков.
Приступайте, — сказал Сливин.
Легким, почти юношеским шагом командир экспедиции взбежал по крутым пролетам трапов, соединяющих стапель-палубу с вершиной башни. Немного задыхаясь, Андросов следовал за ним.
В дощатой рубке ждал у аппарата радист.
— Вызовите капитана «Прончищева», — приказал Сливин.
Андросов остановился у флага, вьющегося на башне. Глянул на очертания ледокола, на «Пингвин», еще не соединенный тросами с «Прончищевым»… Стал всматриваться в линию береговых скал.
Кайма прибоя вставала у подножия скал островка Скумкам. Башня маяка казалась неподвижным гребнем взметнувшейся в воздух волны… Не было видно ни шлюпки, ни каких-либо признаков жизни на островке. Но вот от береговых складок что-то двинулось, стало отдаляться от линии прибоя. Шлюпка возвращалась на док.
— Капитан «Прончищева» на аппарате, — доложил из рубки радист.
Начальник экспедиции взял переговорную трубку.
— Сливин говорит. Сергей Севастьянович, в доке, к счастью, повреждение небольшое. Снимемся с якорей, как только заведем буксиры на «Пингвин». Сейчас возвращаюсь на ледокол, прошу начать подготовку к заводке. Как поняли меня? Перехожу на прием.
Он отпустил рычаг трубки, слушал, что говорит Потапов. Вновь надавил рычаг.
— Понял вас, Сергей Севастьянович.
Отдал трубку радисту, вышел из рубки. Озабоченно глянул на Андросова.
Верно говорит народ, несчастье никогда не приходит одно. Боцман Птицын слег. Ходить не может. Сейчас уточним: если взять на «Прончищев» Агеева, справятся здесь без него? А мичман служил раньше на ледоколах, знает их якорные и швартовые устройства…
Я уже уточнял — справятся без Агеева здесь… А что Птицын сляжет — нужно было ожидать, — сказал Андросов. — У него серьезный ушиб. Во время аварии, при первом возбуждении, может быть, и боли-то он не почувствовал, а потом ушиб себя показал… Мичман Агеев умеет передавать свой опыт, за время похода воспитал сплоченный коллектив. Если прикажете перейти мичману на ледокол, его здесь заменит боцман Ромашкин.
А вон и шлюпка подходит. Быстро обернулись, — сказал Сливин,
Они спустились по трапам. Парус на шлюпке был уже спущен, вельбот точно, в притирку подходил к понтонам. Олсен первый поднялся на палубу дока.
Норвежский лоцман весь трепетал от сдерживаемого возмущения.
Ну, товарищ Олсен, что там на маяке? — спросил Сливин.
Там на маяке… — Олсен вскинул старческие смятенные глаза. — Там на маяке сделано большое преступление. Там рыбаки очень напуганы. Ловили треску, остались ночевать на острове из-за тумана. Ночью увидели, что погас свет, пришли на маяк… Старший среди них — Гельмар Верле, почитаемый в округе человек, очень удивлен, рассержен…
По мере того как Олсен говорил, Андросов вполголоса переводил его слова столпившимся вокруг морякам.
— Они понимают, что значит маячный огонь в такую непогоду, — говорил лоцман. — Когда бежали на маяк, увидели — в море зажегся другой свет. Смотритель и его помощник лежали без чувств, а наверху был другой человек, преступник.
Олсен обвел взглядом стоящих вокруг старшин и матросов.
Это хорошо, что меня слушают все. Об этом должен узнать весь мир. Рыбаки говорят: вчера вечером видели вблизи острова подводную лодку… А когда пришли на маяк, человек, потушивший фонарь, стоял на вершине башни, смотрел на море в бинокль. Его хотели схватить рыбаки, но он выстрелил, ранил в руку одного молодого парня, сбил с ног двух других, убежал… Когда рассвело, рыбаки осмотрели остров, но никого не нашли…
Так он и стал бы их ждать! — сказал Агеев. — Ясно — на подлодку ушел… Разрешите вопрос задать? — шагнул он вперед, когда замолчал Олсен.
Спрашивайте! — сказал Сливин.
Мы, товарищ капитан первого ранга, как было приказано, на берег не сходили, не могли с теми норвегами поговорить. А хорошо бы узнать — какой он с виду, диверсант этот. В морской форме или нет? Чем, так сказать, выделялся?
Андросов перевел слова Агеева. Лоцман коротко ответил.
— Нет, он не был в морской форме… — переводил Андросов, и мичман понимающе кивнул. — Был он одет, как рыбак… Наружность невидная… Лица его не запомнили. Говорят, был невысокого роста, но сильный. Потому и не смогли они его задержать, что не ожидали в нем такой силы.
Мичман кивнул снова. Слегка наклонив голову, Сливин слушал, что говорит, обращаясь к нему, Олсен.
— Нет, товарищ Олсен, мы не будем ждать результатов расследования, — сказал наконец Сливин. — Это дело местных властей, а когда еще они доберутся до маяка. Конечно, доложим кому полагается, но пока наша задача — скорей закончить буксировку.
Он повернулся к матросам.
Каждое наше промедление в пути — выигрыш для врага, товарищи! Давайте же так закончим проводку, чтобы показать всему миру, что никакие трудности не собьют русского моряка с намеченного курса!.. Вам, Сергей Никитич, придется на ледокол с нами идти. Примете на себя обязанности боцмана «Прончищева». Птицын в лазарет слег.
Временно переходить, товарищ капитан первого ранга?
До конца плавания перейдете. Личные вещи вам собирать долго?
Имущество мое небольшое. Разрешите исполнять?
— Идите. Жду вас у шлюпки. Сергей Никитич исчез в люке баржи.
— Вот и объяснение, товарищи, как хотели они расправиться с нами, — говорил Сливин окружившим его морякам…
В барже Агеев действовал с обычной стремительной аккуратностью.
Пряча в чемодан маленькое зеркальце для бритья, несколько мгновений всматривался он в отражение своего красно-коричневого круглого лица. Спокойное, как всегда, лицо. Еще недавно так радовался бы, получив приказ перебазироваться на «Прончищев». А теперь мысли всецело заняты другим. «Каждое промедление в пути — выигрыш для врага», — сказал капитан первого ранга. С особой ясностью встала в уме вся цель связанных с буксировкой непонятных событий.
Он вышел из кубрика с потертым чемоданом в одной руке, с шинелью, затянутой в ремни, в другой. Ромашкин и Щербаков, ждавшие у борта баржи, подхватили вещи, понесли к шлюпке. Когда Сергей Никитич спрыгивал на стапель-палубу, его услужливо поддержал Мосин. Все матросы дока глядели на своего боцмана, шагнувшего к шлюпке.
Ну смотри, Ромашкин, не осрами! — с чувством сказал Агеев. — Заместителем моим здесь остаешься. А вы, Щербаков, когда придем в базу, доложите мне, обижал вас Мосин или нет, — улыбнулся он одними глазами.
Да мы, товарищ главный боцман, давно с ним друзья! — растроганно сказал Щербаков.
Гребцы уже приняли чемодан и шинель, боцман спрыгнул в шлюпку, положил руку на румпель.
Шли минуты горячего морского труда. Вступив на палубу «Прончищева», забросив вещи в каюту, Сергей Никитич с головой ушел в этот труд, а все вспоминались ему прощальные слова друзей с дока…
Стоя на носу ледокола, боцман немного пригнулся, верхние пуговицы его рабочего кителя отстегнулись, выглядывали сине-белые полосы тельняшки. Но сейчас боцман не замечал этих непорядков в одежде. Он был целиком захвачен работой.
Недавно прошедший у борта «Прончищева» «Пингвин» развел большую волну. Бросательный конец, поданный с юта «Пингвина», не долетел до палубы ледокола, упал в море. Боцман успел заметить — матрос с бросательным концом слишком перегнулся через борт, не мог хорошо подать конец из-за неправильного положения тела.
— Свешиваться за борт не нужно, замах лучше будет! — крикнул Агеев вслед маленькому кораблю. И теперь, когда «Пингвин» снова подходил к ледоколу, заметил еще издали, что его совет принят: длиннорукий матрос, держащий «на товсь» широкий моток тонкого троса, правильно стоит у борта.
Низкий черный «Пингвин» прошел почти вплотную у носа ледокола. Бросательный конец, отяжелевший от влаги, просвистел в воздухе, коснулся палубы «Прончищева».
Прежде чем он успел соскользнуть, мичман подхватил его, потянул из воды прикрепленный к нему пеньковый проводник. И стальной трос, подтягиваемый десятками рук, пополз на палубу вслед за пеньковым.
На кораблях кружились электрошпили, сгибались и выпрямлялись спины моряков.
Мичман, смотрите, чтоб слабина была! — кричал в рупор с мостика Сливин.
Есть! — отвечал Агеев.
Вира! — выкрикивал Агеев команду, привычную еще со времен работы на гражданских кораблях.
Снаружи тросов стоять! — предупреждал он моряков, без достаточной осторожности работавших на баке.
Семафор на док — по местам стоять, с якоря сниматься! — скомандовал наконец Сливин. Снял фуражку, под холодным ветром вытер вспотевший лоб.
Жуков писал флажками над качающимся, серым с просинью океаном, в бессолнечном свете задернутого тучами неба.
Было видно, как взлетел над доковой башней, забился на ветру белый круг на длинном красном полотнище — ответный вымпел «ясно вижу».
Лоцман Олсен сосредоточенно шагал по мостику ледокола.
Курнаков вышел из штурманской рубки, стоял прямой, молчаливый. Все в штурманском хозяйстве готово к продолжению похода.
Над неподвижно стоящим доком стал вздыматься металлический гром. Было видно, как вползают из воды на палубу черные звенья якорных цепей.
«Не подвел Ромашкин. Времени не теряет, славно разворачивается с якорь-цепями», — подумал главный боцман.
Кружилась широкая стальная катушка носового шпиля.
Смычки якорь-цепи с грохотом струились на палубу ледокола.
Матрос с шлангом в руках обмывал цепь, из клюза обрушивалась за борт плотная водяная струя.
«Пингвин» качался неподалеку на волнах. Трос, соединивший его с «Прончищевым», уходил провисающей частью в глубь океана.
Чист якорь! — крикнул Агеев в мегафон на мостик.
Чист якорь! — доложил старший помощник капитану Потапову.
— Стоп шпиль! — скомандовал старший помощник. Караван двинулся в сторону шхер. Проплывали мимо хмурые очертания острова Скумкам.
Агеев не торопясь шел на корму. Открылась дверь палубной надстройки. Наружу нетвердо шагнул, оперся на поручни похудевший, белеющий забинтованной головой Фролов.
Сейчас же вернитесь! — строго сказала Ракитина, выйдя на палубу следом.
Да я, Танечка, только на минутку. Ветра морского понюхать. Сил нет больше киснуть в каюте!
Фролов глубоко дышал, жадно смотрел в океанскую даль.
Дайте хоть прочесть, что там с дока пишут…
Если сейчас же не вернешься в каюту — честное ленинское, напишу рапорт капитану и ходить за тобой перестану! Пользуешься, что доктор отлучился, — сказала Таня.
Ее глаза так выразительно блеснули, что Фролов покорно повернулся к двери.
Да я только бы еще полминутки…
Поговори у меня! — оборвала Таня, придерживая дверь. Фролов шагнул в коридор. Он и вправду чувствовал себя еще очень слабым…
Таня остановилась у поручней. Постояла, глядя вдаль, обернулась, увидела Агеева, задержавшегося невдалеке.
— Сергей Никитич! — радостно вскрикнула Таня.
Она порывисто шагнула к нему. И мичман, весь просияв, протянул обе руки, вобрал в свои ладони ее легкие застывшие пальцы.
А я и не знала, что вы теперь с нами… Что же не зашли, Сергей Никитич, не навестили? — говорила Таня с улыбкой, тихонько высвобождая руку.
Не успел, Татьяна Петровна, — тоже улыбался Агеев, — Да я теперь часто к вам наведываться буду.
Еще, может, надоесть успею, помешаю вам Димку Фролова лечить.
Он шутил — весь во власти охватившей его радости, но Таня вспыхнула, сердито сдвинула брови.
Надоел мне этот ваш Димка. Непослушный, болтун. Ходишь, ходишь за ним, а он вот вырвется, как сейчас, и все лечение пойдет насмарку.
Нет, Фролов парень хороший, душевный…— продолжал мичман шутливо, но вдруг осекся — что-то поразило его в Танином разгоряченном лице. — Он и впрямь человек хороший, — серьезно, тихо сказал мичман. — Если, Татьяна Петровна, по сердцу он вам…
Сергей Никитич замолчал, внутренне весь напрягся. Так напрягался на фронте, в бою, когда, бывало, вставал из укрытия, зная: в следующий момент, может быть, ударит в тебя смертельная пуля.
— Я таких, как он, болтунов, хвастунов ненавижу, — горячо, страстно сказала Таня. — Почему он всегда пустяки болтает? Почему он несносный такой, нескромный! Не как некоторые другие…
Агеев слушал, опустив глаза.
Подвигами своими на Севере хвастается то и дело. И в базе, когда меня пройтись пригласил, показал на памятник морякам-гангутцам и говорит: «А ведь я тоже гангутец, на Ханко сражался. Мне с боевыми друзьями еще не такой памятник поставят»… Ну зачем, зачем так о себе говорить?..
Стало быть, вы памятник этот видали? — почти непроизвольно произнес мичман.
Видала… — она открыто взглянула в его потемневшее лицо. — Сергей Никитич, что с вами?
А в тот вечер, когда я в библиотеке вас не застал, когда беда с Жуковым стряслась, вы у памятника того не проходили?
Она молчала, вдруг побледнев. Он молчал тоже, потом сказал раздельно, не отводя глаз:
Папаша мой, Татьяна Петровна, при случае, бывало, пословицу одну вспоминал: «С ложью далеко уйдешь, да назад не вернешься».
С ложью? — повторила она. И вдруг какое-то мучительное выражение возникло на Танином лице, дрогнули губы, беспомощно и в то же время надменно скосились глаза.
Она повернулась, дернула ручку двери, не прибавив ни слова, скрылась в надстройке.
Мичман прошел на корму, где мерно всплескивали, чуть напрягаясь, два стальных троса в белом кипении забортного буруна.
Снова охватывали его привычные походные ощущения: дрожь и покачивание палубы, неустанный свист ветра. Но где то глубокое спокойствие, та радость за-; служенного отдыха, которые обычно следовали за хорошо оконченной работой?
Внезапно сердце его забилось рывками. «Сергей Никитич», — послышался откуда-то издали призывный, слабый Танин голос. Решил не оглядываться, потом все же оглянулся. Нет, это только послышалось ему. Он стоял и стоял, глядя на бушующий след ледокольных винтов.
Он знал — нельзя бесконечно стоять так. Нужно наконец решиться. Пойти к Андросову, доложить о своих чудовищных подозрениях. А ноги словно приросли к палубе. Но вот он вздохнул, решительно пошел по шкафуту. Сумрачно смотрели глаза Агеева с жесткого, словно отлитого из темной меди лица.
Глава двадцать вторая
МАЙОР ОБЪЯСНЯЕТ ВСЕ
— Войдите, — сказал Андросов, откликаясь на сдержанный стук.
Агеев вошел, молча шагнул к столу, за которым, склонясь над бумагами, сидел Андросов. Ефим Авдеевич поднял голову, ждал.
— Разрешите обратиться. Поговорить мне нужно, по одному особому делу.
Голос Агеева звучал приглушенно, трудно.
Присаживайтесь, Сергей Никитич, — сказал устало Андросов. — Выкладывайте ваше особое дело.
Это о Ракитиной Татьяне Петровне, — мичман запнулся, не по-обычному, грузно опустился на диванчик. Темный румянец стал заливать лицо и шею Агеева, резко выделяя полоску подворотничка. Переплелись, сжались широкие пальцы пересеченных шрамами рук. Андросов ждал молча.
— Зашел у нас с ней как-то в начале плавания разговор о памятнике героям Гангута. О том, что, помните, в базе стоит, на пути в старый город. Полагаю, видели вы его?
— Видел, конечно, — сказал удивленно Андросов.
— А она мне ответила, что не видала никогда, — в той части города будто бы не бывала. А сейчас вот обмолвилась невзначай, что видела памятник этот…
Как бы собираясь с силами, мичман замолчал, вытер лицо платком.
— Стало быть, она солгала, — тяжко вымолвил Агеев. — А народ говорит: «Ложь до правды доводит»… Так и ударило в сердце: зачем она мне солгала? Девушка ведь серьезная, не пустышка… Не потому ли, что памятник стоит по дороге туда, где убийство произошло в базе?
Ожидая возражений, он с надеждой поднял глаза.
Дальше, мичман, — только и сказал Андросов.
После всех этих пакостей, что нам в пути враги строят, все думаю о том — нет ли еще подвоха какого… Верю — ничего плохого помыслить она не могла… А только если и наш человек поскользнется…
Агеев перевел дух.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28