Попутно оно завалило еще пару домов. Обходить нет времени. Придется карабкаться по этому завалу. Небо затянуто облаками. Темно, только в стороне периодически взлетают осветительные ракеты. Нам они ничего не освещают, но зато и нас они тоже не освещают.
Ползем. Ползем, где по два, где по три человека. Строительный мусор, щебень, песок, битые стекла царапают, обдирают, разрезают кожу. От постоянного напряжения и отсутствия сил сбивается дыхание. Хочется остановиться и передохнуть, но не получается. Сзади тоже ползут товарищи, и в качестве ускорителя для тебя используют ствол автомата, периодически упирая его тебе в задницу. Подниматься и передвигаться короткими перебежками тоже не хочется. Это очень удобный завал, и непременно кто-нибудь использует его для засады. Господствующая высота – с ходу, с налету ее не возьмешь, и поэтому ползем.
Пыль, песок засыпает лицо, набивается в широко разинутый рот, в уши, за шиворот, в рукава. Периодически отплевываешь его. И снова вперед, вперед. Хочу жить, хочу выжить!!! И вот уже на гребне этого завала. Замерли. Сзади тоже подползают и замирают, прислушиваясь, вглядываясь в непроглядную темноту. Вроде тихо. Осторожно, стараясь не споткнуться, спускаемся с этой высоты. Теперь до места встречи рукой подать – не больше квартала. Еще надо подыскать какие-нибудь средства для переправы.
В этом месте Сунжа не очень широкая – метров десять-двенадцать шириной. Но попробуй ее в темноте перейди. Плавать, к своему стыду, я до сих пор не умею. Так, держаться на воде – это одно, но чтобы уверенно переплыть зимой, ночью, реку, которая берет свое начало в горах и поэтому основательно холодная и бурная, то это уже совсем другое. Не забыть еще и переправить раненых. Вот такая непростая задача стояла перед нами.
Дойдя до предполагаемого места переправы, я осмотрелся. Весело! Ночь, ни черта не видать, Сунжа внизу шумит. Берег илистый, скользкий, свалиться – как нечего делать. Оставили раненых наблюдать за обстановкой, разбрелись кто куда. Задача до безумия простая. Найти нечто прочное, легкое, что можно перебросить через речку-вонючку как мостик, и по нему уже перебраться.
Искать в темной комнате черную кошку, особенно когда ее там нет – чертовски сложное занятие. Деревьев на Кавказе мало. А те, что были в Грозном, давно уже пустили на дрова все кому не лень. И мы, и местные жители, и боевики. Здесь мы едины. Притащить плиту? Так кто ее, заразу, поднимет? Так я рассуждал, бродя в потемках, спотыкаясь о всякий мусор и тихо матерясь. В домах тоже бесполезно что-либо искать. Все ценное уже растащили. Кто первый встал – того и тапочки. А тут приперлись хмыри, да еще и ночью, и пытаются что-то обнаружить.
За такими гнусными мыслями я дошел до противоположной стороны улицы и пребольно споткнулся. С трудом удержался на ногах и присел на какой-то хлам, потирая ушибленную голень. Потом сообразил, что ударился о поваленный столб уличного освещения. Так, а что, это идея. Его можно, если постараться, перекинуть через речку и попробовать перебраться.
Я поплелся обратно. Встретил своих и рассказал о своем открытии. Пошли собирать остальных. Когда пришли назад, то увидели, что десантники привязывают найденную веревку ко второму этажу ближайшего дома.
– Вы что, мужики, вешаться собрались? – спросил я у десантников.
– Нет, переправу готовим.
– А на том берегу как закрепите?
– Когда подойдут наши, то перекинем им веревки, а они пусть привяжут за БМП или куда еще, вот по этому мосту мы и переправимся.
– Посмотрим. А раненых как переправим?
– Попробуем. А ваши какие предложения?
– Подтащить осветительный столб, перекинуть его. И по нему перебраться.
– Можно и это попробовать, если не получится так перебраться.
– Ну, мы-то переберемся, а раненые? Есть тяжелораненые.
– Тяжелораненые и по столбу не пройдут. Нужна какая-то опора.
Все призадумались и пришли к компромиссу. Необходим был и канат в качестве перил, и столб в качестве моста.
– Ладно, пошли тащить твой столб, – десантник вздохнул и, махнув своим, отправился за мной.
– Не унывай, – утешал я десантника, – я, конечно, понимаю тебя. Тебе уже не впервой вниз головой падать, а вот мне и остальным – не с руки.
– Да пошел ты, – десантник ворчал.
– Ты что, из-за этого столба расстроился?
– Нет. Не люблю тяжести носить. А твоего столба-то хватит, чтобы перебросить с берега на берег?
– Хватит, хватит, – утешал я его.
– Темнота, – опять начал ворчать десантник, – тут порожний идешь, спотыкаешься, а с этой гробиной…
– Да не ворчи ты, – оборвал я его.
– Понимаешь, я должен был готовиться к поступлению в академию и в июне ехать сдавать экзамены, а тут залетел, вот и отправили… – он вздохнул.
– Морду кому набил? – поинтересовался я.
– Да нет, хуже. В конце октября пошли мы на охоту. Все офицеры нашего полка. На кабана пошли. Как водится, водки набрали. Ну, первый вечер, естественно, накушались до поросячьего визга. Вдрызг, одним словом. А у нас в этом году кабана навалом. Вот мы и устроились на краю убранного поля. Ночью, местные рассказывали, кабаны всем выводком выходят и роют всякие корни. Медведи тоже пошаливают, перед тем как в спячку залечь. Хотя для медведя мы уже поздно поехали. Вот, значит, сидим мы в палатке. Водку, как водится, кушаем. Байки травим. Тут приспичило мне до ветра, я пошел. А мужики говорят: «Возьми ружье. Может, на кабана напорешься. А может, медведя-шатуна найдешь. Возьми. Береженого Бог бережет». Вот и взял на свою голову, – вздохнул десантник. – Стою возле дерева, оправляюсь. Ружье на плече висит. Тут слышу, в кустах в трех метрах от меня шум, шорох и кто-то похрюкивает. Я ружье поднимаю и из двух стволов по очереди… Ба-ба-бах!!! Тут мужики с фонарями из палатки выскочили и ко мне. Я рассказал. Они туда. А там начальник физической подготовки полка сидит. Он, оказывается, раньше меня вышел до ветра. Что ему в голову пришло похрюкать – не знаю. Короче, я ему череп развалил. В стволе жакан оказался. Вот так. Военная прокуратура долго потом разбиралась. Что это было, убийство, или несчастный случай, или преступная халатность. Много тогда я здоровья потерял. Конечно, академия моя накрылась. Уголовное дело закрыли. Списали как несчастный случай. И предложили добровольцем ехать сюда. А мог бы к академии готовиться…
– Значит, не судьба была ему, – вставил я реплику. – Ну, а также, мужик, если бы ты окончил нормальное военное училище, то на звук стрелял бы хуже. А так – рефлексы сработали.
– Точно. Пьяный был. Не думал. Долго еще идти?
– Не знаю, по-моему, мы уже и прошли. Стой, мужики! Назад, мы прошли.
Развернулись назад и через тридцать метров обнаружили этот злосчастный столб. Собрались вокруг него.
– Как его тащить-то?
– Хрен его знает.
– Большой дурак.
– Будем стоять или потащим? – не выдержал я.
– Давайте, хватаем.
– А может, кантовать будем? – кто-то с надеждой в голосе спросил.
– Он хрупкий. Пока докантуем – одна арматура останется.
– Хрупкий, хрупкий, а тяжеленный, небось.
– Взяли!
Нас было пятнадцать человек. Раненых, кто не мог двигаться или сильно ослаб, мы оставили на завале. Там же оставили и все свое оружие. Оно бы только мешалось. В темноте мешались, толкались, сопели, поднимая этот бетонный столб.
– Бля, ну и тяжесть! – слышалось из темноты.
– Когда вернусь домой, то напишу, чтобы этих сволочей делали только из алюминия. Ногу, ногу осторожней!
– Так ты ее не подставляй!
– Я ее не подставляю, я перехватывал.
– Все взяли?
– Взяли.
– Сейчас я слоника рожу.
– Я сейчас сам слоником стану.
– Пошли.
– Какой пошли! Я под ним оказался.
– Держите, держите, мужики, я под ним!
– Вылазь. Стой! Что ты там делаешь? Филонишь?
– Какой «филонишь». Я споткнулся.
– Под ноги, урод, смотри.
– Так ни черта не видать!
– Все равно смотри.
– Тихо, мужики!
В темноте послышался шорох, было слышно, как под каблуком взвизгнула щебенка.
– Неужели духи? – кто-то спросил прерывистым шепотом.
Держать эту бетонную хренотень становилось все труднее. Когда идешь, то вроде легче, а на месте – невмоготу. Ладони стали совсем влажными. Мышцы «забились» кровью и стали каменными, неуправляемыми. Оружия нет. Так, только у кого-нибудь, может, есть пистолет. А у остальных, кроме гранат и ножей – только голый энтузиазм. И еще бетонная дрянь на слабеющих руках.
– Мужики, мужики! – кто-то тихо позвал нас. – Вы где?
– В гризде на верхнем гвозде! …твою мать! – послышалось впереди меня.
– Пошли вперед!
– Пошли, а то сейчас уроню! – кто-то взмолился.
– Что тебе надо?
– Мужики! Там наши подошли. Мы им канат уже перекинули.
– Канат – это хорошо. Если бы сейчас эту дрянь перекинуть, вот это тоже хорошо!
– Ладно, пошли живее.
– Стой!
– Что опять?
– Упал, а эта дрянь на голову сверху. Больно!!!
– Череп цел?
– Что ему будет?
– Пошли. Вперед.
Опять матерясь и проклиная эту тяжесть, мы тронулись. Наконец увидели, как на той стороне реки в свете фар суетятся люди. Наши. На-а-а-а-ши!!! Сил прибавилось. Все побежали вперед. Благо бежать было легко. Начался спуск к реке. Скользя по глине на разъезжающихся ногах, несясь под тяжестью долбаного столба, мы чуть не свалились в воду. Начали поднимать столб и перебрасывать его на другой берег. Тут уже и раненые подключились. Поднимали один конец столба и, подвигая, старались перекинуть на другой берег. Столб, тяжелый, как танк, перевешивался и падал в воду. Кое-как вытащили его, и снова. Холод, вода, ночь. С другого берега нас стали освещать фарами. Появились ориентиры. Из последних сил долбаный столб мы вытащили на свой берег и, уже раскачав его, перекинули другой конец его на тот берег. Адова работенка.
Началась переправа. Ботинки были перемазаны в глине. Ноги разъезжались на столбе. Если бы не канат, придуманный совместно с десантниками как перила, то купались бы в черной ледяной Сунже.
На НАШЕМ берегу нас встречали как родных. Каждый перешедший попадал в теплые, дружеские, родные объятия своих однополчан. Пришли разведчики, медики, связисты. Всего нас встречало человек пятьдесят, наверное. Разведчики перебрались на наш берег и помогли раненым перейти реку. Каждого из нас тут же укутывали, каждому наливали по полному стакану водки.
Кто-то плакал, кто-то смеялся. На меня напал ступор. Юрка скакал вокруг меня, как сумасшедший, и тормошил.
– Славка! Мы перешли! Мы выжили! Славка! Мы выжили!!! Мы сумели!!!
– Сумели, сумели, – я устало отмахивался от Юрки. – Успокойся же. Сейчас пойдем в кунг и нажремся.
– Точно!!! – шумел Юрка. – Нажремся. До зеленых соплей. И мордой в салат!
– Где ты салат найдешь, чудовище? – спросил я, вскарабкиваясь на броню БМП наших разведчиков.
Подошвы были перемазаны в речной глине, скользили. Я забрался только с третьей попытки. Может, и алкоголь с усталостью тоже сделали свое дело. Я наверху. У ствола. Счастлив. Никогда еще не был таким счастливым. И вся предстоящая жизнь казалась сказкой. Если выжил в таком аду, то разве может быть что-нибудь хуже? Если Бог вытащил меня из этого дерьма, то из другого и подавно вынет.
Вот и тронулись в путь. Алкоголь и усталость делали свое дело. Не обращая никакого внимания на тряску и судорожно вцепляясь на поворотах в броню, я дремал. Ушло чувство напряжения, страха. Страха, который точил все эти дни изнутри. Наступило успокоение на душе. Такого спокойствия внутри меня давно не было. Машина выскочила на какую-то широкую улицу, и я ощутил, как ветер начал холодить лицо.
Никто не разговаривал. Все молчали. Спасенные отходили от пережитого, а спасатели были переполнены чувством собственного достоинства. Постепенно я начал узнавать местность.
По моим прикидкам, осталось не больше пятнадцати минут езды. Удивляло одно – отсутствие блокпостов. Проехали брошенный окоп. Я обратился к разведчику, сидевшему рядом:
– Дружище, а где блокпосты?
– Никто толком не знает. Когда вернулись назад, то обнаружили, что наших «соседей» и след простыл. Остались одни. Духи обнаглели. Каждую ночь вылазки устраивают. В третьем батальоне двух часовых прошлой ночью вырезали. Работы хватит, если в госпиталь вас всех не отправят, – проорал в ответ разведчик.
Видимо, вид у меня был такой, что парень решил, будто я в госпиталь отправлюсь.
– Ты не знаешь, цел наш кунг с Пашкой?
– С Рыжим-то? Который караул в эшелоне напоил, когда ехали?
– Да.
– Жив. Никуда не делся. Он не верил, что вы с Юрием Николаевичем загнулись.
Я усмехнулся. Не хочет Пашка стирать наши носки и белье. А может, он и есть наш добрый талисман, берегущий нас с Юркой от беды? Кто знает, в каком качестве и как Господь посылает нам знак? А в госпиталь я не поеду. Кости целы, а контузия… Побольше водки, и все пройдет. Прорвемся!!!
Как будто приближался к родному дому, у меня начало колотиться сердце, когда колонна медленно въехала во двор уже до боли родного бывшего детского садика.
Подъехали к штабу, остановились. Все начали спрыгивать с брони. Кто был на КП, вышли нас встречать. На полуосвещенном крыльце стоял начальник штаба. Наш Сан Саныч. Рядом с ним незнакомый полковник. Наверное, наш новый комбриг. Позже разберемся, какой он мужик и командир.
Нас хлопали по спинам, обнимали. Принесли сигареты и водку. Не стесняясь ни нового командира, ни «старого» начальника штаба, все выпивали по пятьдесят – сто граммов водки, спирта. Началась разгрузка раненых. Сейчас доктора их осмотрят. Кого смогут, прооперируют на месте. Это самых тяжелых. А остальных отвезут на Ханкалу или на «Северный». А там уже раскидают по госпиталям необъятной России. Все, ребята, война для вас закончилась.
Сзади подошел Юрка и, похлопав по плечу, сказал:
– Идем, Слава, представимся Сан Санычу.
– Идем.
Мы подошли к Сан Санычу и, игнорируя незнакомого полковника, обратились к своему непосредственному командиру:
– Товарищ подполковник, майор Рыжов и капитан Миронов прибыли из … – мы не могли подобрать правильно, откуда же прибыли. На языке так и крутилось что-то язвительно-матерное.
– Да ладно, бросьте! – начальник шагнул нам навстречу и обнял. Сначала одного, а затем второго. – С возвращением, ребята. Рад вас видеть живыми. Молодцы. Потом расскажете о своих подвигах. А теперь, – он обратился к незнакомому полковнику, – представляю вам, товарищ полковник, двух старших офицеров штаба нашей бригады. Это майор Рыжов, а это капитан Миронов. А это
– новый командир бригады полковник Буталов.
– Товарищ полковник… – мы начали представляться, но он нас оборвал ленивым жестом.
– Не надо, идите отдыхайте, после разберемся.
– Идите, идите, ребята, отдыхайте. Завтра поговорим. Когда отоспитесь, тогда и приходите. Спокойной ночи.
– Спокойной ночи.
Мы пошли к нашему родному, к нашему дорогому, к нашему уютному кунгу. Возле дверей стоял Пашка и курил, по его напряженной фигуре было видно, что он нервно вглядывается в темноту. Мы подошли к нему сбоку, и поэтому он нас не заметил.
– Ну, здравствуй, мой незаконнорожденный сын, – начал я.
– Здравия желаю! – Пашка выбросил сигарету и теперь мялся. Первому обниматься вроде как неудобно.
– Здорово, Паша! – Юрка первым обнял его.
Потом я подошел поближе и протянул руку, и, после того как поздоровались, обнялись. Почувствовал, как под руками слегка подрагивают Пашкины плечи. Я похлопал его по спине.
– Все, Паша. Все. Мы дома. Давай встречай!
– Да, да, конечно, – Пашка суетился, что никогда не являлось его привычкой. Видимо, после минуткинского дурдома мы все стали немного сентиментальные. – Все готово. Все в кунге. Проходите.
– Вот это да! – мы были в восхищении, когда вошли внутрь нашего кунга.
Все было чисто вымыто и аккуратно заправлено. На ящике-столе, накрытом чистой простыней, были расставлены бутылки с водкой, пара бутылок коньяка, невесть откуда взявшаяся бутылка ликера и пиво! Пиво!!!
Юрка и я бросились к этому пиву и, не садясь и не раздеваясь, молча открыли по банке и прямо из жестяного нутра начали переливать пиво в себя. Как хорошо! Какое блаженство!
– Ну, Пашка, ну, брат, удружил! – мы не скрывали своего восхищения.
– Так пиво и все остальное вам передали с «Северного». А привез замполит Казарцев.
– Молодец Серега!
– Молодец Сашка-комендант.
– Вода, Паша, есть?
– Воды горячей целое ведро.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47