Оно издало за подписью фельдмаршала Александера ряд инструкций, прибывавших партизан сложить оружие и разойтись по домам.Выполнить эти инструкции означало погубить партизанское движение в Италии. Гитлеровские войска немедленно воспользовались бы этим.Коммунистическая партия решительно отвергла англо-американские «указания». Она призвала народ преодолеть холод и голод, с тем чтобы сохранить свои силы и перейти в новое наступление против фашистских оккупантов. И вот партизанское движение с каждым днем все более крепло и превращалось в грозную антифашистскую силу.Одной из боевых единиц в этой борьбе был небольшой отряд Анатолия Тарасенко, в рядах которого отважно сражались теперь плечом к плечу с итальянскими патриотами Алексей Кубышкин, Език Вагнер, Виктор Золотухин, Николай Остапенко, Павел Лезов, Иван Румянцев, Федосей Корековцев, Алексей Никитин, Василий Ефремов, Николай Дрожак, Василий Ильюшин, Иван Логинов, Петр Ильиных, Василий Межерицкий и другие.Они сражались за общее дело, за разгром захватчиков. Боевые тропы Чаще всего отряду приходилось уничтожать немецкие транспорты, доставлявшие на линию фронта боеприпасы и продовольствие. Однажды разведчики обнаружили в горах склад продуктов. Он, видимо, предназначался специально для карателей, выслеживающих партизан. Несколько длинных приземистых бараков без окон, окруженных колючей проволокой, охраняло 12 – 15 фашистских солдат. К складу вела узенькая извилистая тропинка. Ее охранял часовой. С других сторон столбы с колючей проволокой подходили к глубокому пятиметровому обрыву.Партизаны решили захватить склад. Группа в двенадцать человек незаметно подкралась к нему. Алексею поручили снять часового. Другие подготовились забросать гранатами домик, в котором расположилась охрана.Алексей вместе с калабрийским горцем Николо решил подкрасться к часовому с той стороны, куда немец даже и не смотрел. Николо, смуглый, стройный и верткий, недавно вступил в отряд и был в нем пока единственным итальянцем.Они подождали, пока стемнело и немцы зашли в сторожевой домик.– Пора, – шепнул Алексей и пополз к обрыву. Николо осторожно двинулся за ним.Они цеплялись за каждый выступ и очень боялись, – вдруг столкнут вниз какой-нибудь камень.– Баста! – прошептал Николо.Он предусмотрительно прихватил с собой длинную веревку. Теперь, сделав петлю, он ловко захлестнул ею острый выступ площадки, на которой стоял склад. Всем телом повис на веревке, проверяя прочность крепления.– Можно!Алексей полез вверх. Лез медленно, осторожно, каждой мышцей ощущая напряженную дрожь веревки. Когда глаза его оказались на уровне площадки, он заметил часового, по-прежнему не менявшего привычный маршрут. Алексей подтянулся на руках и выполз на ровное место.«Давай!» – махнул он рукой вниз.Николо с обезьяньей ловкостью начал взбираться по отвесному склону. Алексей тем временем, справившись с дыханием, просматривал путь от края площадки до часового.План Алексея был дерзок. Он решил напасть на часового, подкравшись к нему… через территорию склада. А Николо должен был оставаться у обрыва на тот случай, если немцы заметят партизан и начнут стрельбу.Алексей подлез под колючую проволоку и, извиваясь всем телом, пополз к ближайшему бараку…Часовой, тощий высокий немец, положив руки на автомат, ходил взад-вперед возле дверей. Похоже, он был сыт и. спокоен. Когда Алексей, по-кошачьи подскочив к нему, вонзил между лопаток острый нож, часовой даже не успел вскрикнуть. Тихо захрипев, он мешком свалился на землю…Алексей подал сигнал. И тотчас в окна домика полетели гранаты.Только два немца, которые отдыхали под навесом, остались живы. Ошалелые, они бросились к обрыву, но тут их скосил из своего автомата Николо.Заглянув в домик и убедившись, что ни одного немца в живых не осталось, Анатолий Тарасенко дал команду взломать склад. Отряд пополнил запасы продовольствия и оружия. Затем под дверь склада подкатили бочку с бензином и подожгли.Уходя в ночную темень гор, партизаны долго еще видели зарево…Все чаще немецкие машины, везущие смертоносный груз на фронт, взлетали в воздух, подорванные гранатами партизан. Все чаще пули народных мстителей настигали оккупантов. Среди наиболее значительных операций, проведенных отрядом, были – крушение железнодорожного состава на линии Рим – Неаполь, поджог немецкого железнодорожного состава с бензином, взрыв трех зенитных батарей.Гитлеровцы почувствовали себя неопокойно. Каждый холм казался им теперь Везувием, способным извергнуть на них горячую лаву свинца, осколков металла и камней. И тем безудержнее становилась их свирепость, тем чаще показывали они свое звериное нутро.Однажды разъяренное действиями партизан немецкое командование, находящееся в Риме, организовало карательную экспедицию. Несколько отрядов фашистских головорезов было отправлено в район Альбанских холмов.Коммунисты-подпольщики действовали молниеносно. Сразу же отряд Анатолия Тарасенко узнал об опасности. Партизаны решили встретить карателей в глухой балке, заросшей густым кустарником.Рано утром над головами зажужжал немецкий разведывательный самолет. Сделав несколько кругов, он повернул обратно. Выше, по балке, началась перестрелка. Самолет пускал ракеты туда, где замечал скопление партизан. И тогда немцы посылали в это место свои мины. Но вот точная пулеметная очередь настигла самолет, он вспыхнул и, кувыркаясь, пошел вниз.Немцы бросились в атаку. Партизаны ударили в ответ из пулеметов и автоматов. Атака захлебнулась.Фашисты притихли. Они ждали подкрепление. И оно подошло. Немцы начали устанавливать новые минометы и легкие орудия.Соотношение сил становилось другим, положение изменилось. Тогда Анатолий Тарасенко приказал бойцам по одному спуститься в соседнюю балку и уходить на север. Когда загрохотал, ударил по балке бешеный минометный огонь, там уже не было ни одного партизана.Целые сутки пришлось отступать с холма на холм, узкими пастушьими тропами. Шли измученные и голодные. Ели листья и желуди. Было несколько легкораненых – их оружие несли те, кто остался невредимым. Кубышкин нес два автомата. Вагнер поддерживал раненного в ногу бойца.Анатолий Тарасенко, шедший впереди, то и дело подбадривал своих людей. Но с его сурового, обожженного, овеянного пороховым дымом лица не сходила тень озабоченности: ведь эти люди доверили ему свою жизнь, он должен их сохранить и вывести в безопасное место. Борьба еще не кончена! Отряду нужна лишь передышка.Наступил вечер. Замерли листья на редких деревьях, удлинялись тени, незаметно, громоздясь друг на друга, наплывали серые облака. Солнце быстро скрывалось за вершинами гор, покрытых реденькой растительностью. Казалось, оно торопилось оставить людей без света среди безмолвных, равнодушных скал. И от этого на душе у каждого было такое чувство, будто им никогда не выбраться из этих глухих, незнаемых дебрей.Потянуло ночным холодом. Из ущелий начал подниматься туман, окутывая узкие каменистые тропинки белым, молочным покрывалом…Лишь утром, наконец, тропинки слились в одну довольно широкую дорогу: начался спуск в долину.– Деревня! – вдруг воскликнул Език Вагнер, показывая на легкие струйки дыма, поднимавшиеся из долины.– А вдруг там немцы? – Павел Лезов озабоченно посмотрел на товарищей. – Как бы не того…Да, немцы могли быть и здесь, в этой глухой деревушке. И Анатолий Тарасенко решил рискнуть сам:– Пойду разведаю. Услышите выстрелы – уходите в горы…Он было двинулся уже вниз, но в это время кто-то поспешно окликнул его из кустов. Оказывается, в отряд прибыл мальчишка-связной. Он передал приказ: командиру явиться на связь для важного задания.– Лорето, – спросил его Тарасенко, – как Фауст?Он спрашивал связного о двухлетнем сыне помещика Доминико де Батистис – черноглазом мальчугане с кудрявыми волосами.Лорето Боттичели улыбнулся, поправил на плече связку хвороста и запел веселую песню. Это была песня-пароль. Она означала, что ничего тревожного не не произошло, Фауст со своей мамой вернулся на ферму Чеккони, и вечером русский друг снова может приходить слушать Москву.Маленький Лорето многое знал о делах командира отряда. Когда помещик уезжал по своим делам в Рим, черноглазая Амелия – жена Доминико де Батистис – открывала кабинет хозяина, а сама выходила во двор и зорко наблюдала за всем, что происходит вокруг. Тарасенко тем временем включал приемник, и, когда раздавались позывные Москвы, Лорето цокал от удовольствия. Скоро все жители вокруг узнавали от Лорето, что близится конец фашистского нашествия.Прощаясь, они расходились в разные стороны. Тарасенко благодарил Амелию, брал на руки маленького Фауста и шел с ним по дороге до другой фермы, откуда тропинка сворачивала в горы. Прогулка на руках у русского нравилась маленькому Фаусту. А там, на другой ферме, где жил отец Амелии, Тарасенко спускал с рук свой бесценный груз, вытаскивал из тайника автомат и отправлялся в горы.Вот и сейчас Лорето повел Анатолия по тропинке, что вела на ферму Чеккони.Там уже ждали. У каменной стены, как всегда, стояла Амелия, и глаза ее тревожно и светло мерцали.– Анатоль, – сказала она, – к тебе пришел большой человек.Это был представитель Комитета Сопротивления. Обменявшись условными знаками, они, не теряя времени, приступили к делу. Комитет предлагал разбить отряд на мелкие группы и отправить в надежные места. Тарасенко с самой большой группой оставался в окрестностях Монтеротондо. Ему разрешалось использовать последнее секретное убежище. Так решил Комитет.Сообщив адреса новых явок, представитель Комитета распрощался и ушел.Амелия укладывала в корзину Тарасенко хлеб, козье молоко и сыр. Анатолий подошел к радиоприемнику и стал искать Москву. И вот знакомый голос Юрия Левитана: «Говорит Москва. Передаем последние известия. От Советского Информбюро»… Сообщалось о боях под Ленинградом. «Обрадую ребят самыми свежими новостями», – думал Анатолий.Он уже собрался обратно в отряд, но, как всегда, из предосторожности выглянул в окно, поглядел окрест и вдруг заметил двух солдат, подходивших к дому.– Немцы!..Амелия испуганно прильнула к окну. Вот уже слышен скрип калитки. Через минуту фашисты войдут в дом. Что делать? Отстреливаться нельзя: наверняка погубишь всю семью Доминико де Батистис…Вдруг Амелия схватила маленького Фауста и подала на руки русскому. Анатолий все понял. Лорето дали корзину, Тарасенко взял его за руку и с Фаустом на плече направился к выходу.В глазах Амелии пылали боль, любовь и надежда. Но, пожалуй, больше на ее прекрасном лице было ненависти. Той ненависти, которую трудно отличить от любви, которая в сердце рядом с любовью и так же необходима человеку, как само сердце.Немцы были уже в сенях. Какая-то секунда решила все. Тарасенко шел веселый, оживленно улыбался Фаусту. Немцы посторонились, пропустив мужчину с детьми, и Тарасенко вышел на улицу…Уже потом, выйдя из ворот дома, он до конца оценил этот отчаянный и полный благородства поступок итальянской женщины. Если бы немцы что-то заподозрили… Ведь при одном упоминании о русских у них сводило скулы!Тарасенко прошел до конца улицы и остановился. Лорето глядел на него большими черными, все понимающими глазами, и сердце Анатолия дрогнуло от чувства любви к этим отважным людям. Он прижал к своей груди Фауста, потом поцеловал его и передал Лорето.Через минуту он уже крался по длинной извилистой балке, которая вела к стоянке отряда.Продукты, принесенные командиром, очень пригодились, но надежды хоть немного отдохнуть в деревне рухнули.С большим трудом отряд преодолел еще один хребет и снова начал спуск в долину. Был поздний вечер. Все шли молча, уставшие от тяжелого перехода. У Алексея Кубышкина совсем разорвались ботинки, и каждый шаг причинял ему нестерпимую боль.Вдруг до слуха партизан откуда-то снизу донеслось блеяние коз. Оно было таким неожиданно буднично-безмятежным…Тарасенко остановил отряд и вместе с Николо быстро спустился в долину. Среди друзей Козы лениво щипали сочную траву, охраняемые молодой пастушкой. Увидев перед собой нежданно появившихся вооруженных людей, девушка остановилась, на ее лице застыл испуг. Она сделала движение бежать.– Нет, нет! – торопливо остановил ее Николо. – Мы же не немцы!.. Это русские. Мы партизаны!..Испуг на лице девушки постепенно сменился изумлением. Русские!? Откуда? Она знала, что русские бьют немцев далеко отсюда, но чтобы они добрались уже до итальянских долин – этого она еще не слышала!Серое платье, украшенное вышивкой, плотно облегало стройную фигуру пастушки. Густые волосы спускались на загорелые плечи. Зубы сверкали белизной. Казалось, девушка сошла с картины Тициана.– Нам нужно отдохнуть и поесть, – сказал Тарасенко. – Где мы можем это сделать?– А у нас в деревне, – простодушно и сердечно ответила девушка. – Немцев здесь нет… Пойдемте, я проведу вас.Скоро уставший, измученный отряд Тарасенко был уже в небольшой деревушке, которая раскинулась полукругом возле озерца, обрамленного чахлыми, посеревшими от пыли эвкалиптами. У причала виднелись рыбачьи лодки. Со всех сторон деревушку обступали каштаны, дубы, кипарисы и карликовые оливковые деревья. Белые хижины из неотесанных камней утопали в зелени фруктовых садов.Навстречу отряду шел старый рыбак в башмаках с деревянной подошвой. К ногам его жался огромный серый пес, ударявший пушистым хвостом по дырявым штанам хозяина. Девушка бросилась к старику.– Это партизаны, отец! – торопливо объяснила она. – Русские! Их надо накормить.Старый рыбак с минуту разглядывал пришельцев, словно убеждаясь, не обман ли это, потом, улыбнувшись, пошел им навстречу, поглаживая черную бороду.– Давно, очень давно я не видел русских! – проговорил он, пожимая каждому руку. – Ну что ж… Проходите. У нас вы будете в безопасности. Немцы сюда редко заглядывают. Они ведь любят грабить людей обычно на больших дорогах… А русские для нас как родные…Они присели отдохнуть возле хижины старого Доменико. Закурив трубку, рыбак неожиданно сказал:– А ведь в молодости мне выпало счастье видеть того, кто породнил нас…Он сказал это так взволнованно и значительно, что светлое, счастливое предчувствие невольно шевельнулось в Алексее.– Неужели Ленина? – выговорил он, еще не веря в возможность этого.– Да! Клянусь Геркулесом… Жил я тогда на Капри, у своего дальнего родственника – старого рыбака, друга Горького, Антонио Аравелло. Был, помню, тихий вечер. Ах, какие хорошие вечера на Капри! Безоблачное небо, ласковые волны… Антонио говорит мне: «Сегодня поедем на рыбную ловлю». – «С кем?» – спрашиваю. – «С Горьким»… Я уже не раз с ним ездил, но в этот вечер с ним был еще человек. Он был среднего роста, с большой головой, широколобый, бородка клинышком. Когда говорил, щурил сверкающие глаза.– Ленин! – одинаково выдохнули сразу несколько партизан.– Он все время щурился, смеялся, вспоминал какие-то меткие русские словечки, и оба они с Горьким заливались хохотом… У него было очень живое, подвижное лицо. И большая человеческая простота. Я знаю людей, поверьте мне. Но такой человек… Такого человека… – Доменико захлебнулся словами, не умея подыскать нужного. – Всего, я конечно, не запомнил, но помню, что он говорил: куда бы ни забросила судьба русского, он всегда помнит о Родине, всегда остается ее верным сыном…– Уж это точно, – раздумчиво произнес Тарасенко, подумал и добавил: – Это звучит, как клятва.– Вот и вы… вдали от своей родины, – сказал Доменико и замолчал. Потом заговорил горячо, темпераментно: – А какие дела творите!..Вся деревня уже знала о приходе русских партизан.– О, святая мадонна! – кричала какая-то старуха. – Русских, настоящих русских ты к нам послала… Слава тебе!..– Ах, святой Рокко! – удовлетворенно покряхтывали старики. – Это он привел к нам русских… Слава святому!..– Русские в Италии, русские… Гитлеру конец! – судачили женщины.Первыми к дому Доменико с визгом ринулись босоногие мальчишки, заспешили женщины в темных платках. Многие из них несли свежее, еще парное козье молоко, белый сыр, кукурузные лепешки. Старики наперебой приглашали русских воспользоваться их гостеприимством. Это было кстати, потому что в тесной хижине Доменико с трудом могли разместиться лишь четыре-пять человек.Алексей, Език, Николо и Анатолий Тарасенко решили остаться у Доменико.– В тесноте, да не в обиде, – сказал Тарасенко, склоняясь над бутоном гвоздики, росшей в расколотом горшке на единственном подоконнике.В комнате стояли стол, кровать и комод. Пол был кирпичный, неровный. На закопченной стене висело изображение святого Джованни. На стуле лежали ивовые прутья. Старик по вечерам плел из них корзиночки для яиц и продавал их на рынке.Никто не заметил, как на столе появились свежая скатерть, чашки, ложки и хлеб.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18