Обдумав все как следует, летчики направили меня к командиру полка.
Я изложил ему наше мнение; изменить маршруты, обойти плацдарм с севера, углубиться на территорию противника и подойти к переправам с запада.
— В штабе шел уже разговор об этом, — сказал командир полка. — Но через плацдарм все же надо будет посылать группу самолетов. Враг ожидает удара с востока, а тем временем мы всыпем ему и с запада. Так и сделаем.
Утром мы поднялись в воздух. Линию фронта прошли удачно, летим на запад, углубляемся во вражеский тыл, затем берем курс на Никополь. Через полчаса с небольшим мы уже над переправой.
Днепр! Широко, раздольно течет река. Темная, напористая, неукротимая несет она свои воды на юг.
Почти на всем протяжении Днепр уже наш. Только здесь, под Никополем, гитлеровцы еще крепко держатся за его левый берег. Переправа здесь работает днем и ночью.
Выходим на цель без особых помех. Зенитки открывают огонь лишь тогда, когда наши бомбы уже рвутся на переправе. Да, мы обманули противника, и наш удар неотразим! От прямых попаданий бомб переправа взлетает на воздух, и тогда мы начинаем штурмовать врага из пушек и пулеметов. Здесь скопилось много грузовиков, подвод, людей: прекрасная цель. Машины горят, летят в Днепр. Лошади храпят, рвутся из оглоблей, давят солдат. Несколько минут назад браво вышагивавшие в колоннах, направлявшиеся на Никопольский плацдарм фашистские подразделения не знают, где укрыться, гитлеровцы в панике бегут от берега реки. Довольные летчики строят свои самолеты в группу и берут курс на восток.
Задание выполнено — переправа на Днепре под Никополем уничтожена.
Последний день декабря 1943 года. Как-то мы встретим Новый год?
В районе высоты 87,8 обнаружены артиллерийские батареи, которые часто беспокоят наш передний край. Приказано подавить их. Вылетаем звеном. Видимость плохая, но мы находим цель. Я покачиваю крыльями и устремляюсь вниз. Следом за мной идет звено.
Нацеливаемся на одну батарею и за два захода подавляем ее. На очереди вторая. Затем сбрасываем бомбы. Прямым попаданием уничтожаем и эту цель. Огнем пушек и пулеметов заставляем замолчать третью батарею противника. Задание выполнено.
На обратном пути, пролетая через передний край гитлеровцев, посылаем им «новогодние гостинцы». Нам приятно видеть, как гитлеровские солдаты кидаются в щели, замирают на дне траншей. Многим из них уже не встретить Новый год.
Мы встречали Новый год, слушая Москву. Пели песни. Была елка, на ней висели гирлянды из пулеметных лент, гильзы от пистолетных патронов и гранаты «лимонки». Под елкой стоял Дед-Мороз, сделанный их меховой рукавицы. Вершину елки украшала настоящая звезда, вырезанная из куска дюралюминия.
В боях на Никопольском плацдарме оттачивалось наше мастерство, наше умение бить врага. Многие из нас стали хорошими летчиками, опытными командирами. Мне, например, доверяли теперь водить в бой не только звенья, но и большие группы штурмовиков. Часто летал ведущим шестерки или восьмерки.
Помню свой первый и неудачный вылет ведущим группы.
В пути к району цели самолеты наши растянулись, разбрелись. На цель мы вышли только двое — я и мой ведомый. Пришлось работать за всю группу.
Я понял тогда, как трудно командиру направлять удары, для этого нужно уметь видеть одновременно и небо, и землю. Обстановка меняется в течение каких-то секунд, и ее надо быстро и правильно уяснить, оценить и мгновенно принять решение.
От умения летчика-командира, его опыта, мастерства зависит выполнение поставленной задачи, в известной степени и жизнь подчиненных. А этот опыт и умение организовывать и направлять бой даются не сразу.
Мой первый вылет ведущим группы оказался неудачным. Но он научил меня многому и после я стал хорошо водить группы. Задания командования выполнял непреложно и точно. За время войны моя группа почти не имела потерь в личном составе и технике.
Глава десятая
Жаркое небо Крыма
Гитлеровское командование много писало о неприступности Крыма, предсказывая неудачу советскому наступлению. Крым фашисты действительно превратили в настоящую крепость.
К началу операции советских войск по освобождению Крыма наш полк перебросили поближе к Сивашу на аэродром Крестовка. Как всегда перед крупной операцией, мы тщательно изучали передний край противника, его оборонительные сооружения, узлы сопротивления, а будущие цели аккуратно наносили на карты. С каждым днем их становилось все больше и больше.
Перед началом операции полку было приказано нанести удар по аэродрому Веселое. Снимки его у нас имелись. На них четко просматривались стоянки самолетов. Их было много.
Готовились тщательно. Все взвешивали и обдумывали. Спор возник лишь о путях подхода к аэродрому. Работники штаба предлагали обычный маршрут — с севера через линию фронта. Майор Тюленев, который вел полк, с этим направлением не согласился.
— Думать надо, товарищи, думать! — говорил он. — Пойдем обычным маршрутом с севера и нас встретит мощный огонь зенитной артиллерии, истребители. Внезапного налета не получится. Надо ударить с запада, с тыла. Опыт имеем.
Решение ударить по аэродрому с тыла было принято. Поднимаем самолеты. Линию фронта проходим в стороне. На малой высоте подбираемся к Веселому. Приближаемся к аэродрому, видим, стоят самолеты, их не менее сорока. Зенитки молчат. Обнаружив нас, несколько машин успевают взлететь. Сбрасываем бомбы. Возникли очаги пожаров. В воздухе огромное пламя, раздался необычайной силы взрыв. Видимо, бомба угодила в склад с боеприпасами. Прогремел еще один взрыв. Это лейтенант Заворызгин разбомбил склад горючего. Клубы огня и черного дыма закрыли аэродром.
Не повезло в этом бою Степану Якимову. Зенитки сбили его самолет. Возвратились мы без Якимова.
О гибели его скорбели все. Особенно переживал потерю друга Ларион Павлов. Всю ночь провел он у своего самолета, а утром на фюзеляже машины появились слова: «Мщу за Степу».
Увидев эту надпись, заместитель командира полка по политчасти майор Голубев сказал мне:
— Послушайте, Гареев, я знаю, вы товарищи с Павловым. Присмотрите за ним: у ярости ни глаз, ни ума нет… Я с ним уже говорил. Поговорите и вы.
— Понимаю, товарищ майор. Потерять летчика можем… Героя!
Голубев оказался проницательным. Безграничная, бесконтрольная ярость действительно порой толкала Павлова на необдуманные действия. Он переставал беречь себя в бою. Особенно волновало нас его стремление остаться в районе боя после ухода группы и штурмовать гитлеровских солдат в одиночку.
Я понимал, что Ларик все больше и больше зарывается в бою, нередко на бреющем полете из пулеметов расстреливает фашистских солдат. Пикирует иногда на одного-двух гитлеровцев.
— Слушай, Ларик, — сказал я ему, — так летать нельзя.
— Не хуже других летаю, — мрачно ответил он.
— Я не о том.
— О чем?
— О том, что мстить врагу нужно умеючи и напрасно не рисковать. Один умный человек сказал: «У ярости ни глаз, ни ума нет». Я понимаю и уважаю твое благородное стремление, но нужно как-то… иначе…
— Что — иначе? Думаешь, собьют?
— По-глупому может все кончиться, вот что обидно.
— А я смерти не боюсь… За Степана гадам всю душу вытрясу. И ты не уговаривай меня. Пока жив — буду мстить.
Долго по-дружески говорил я с Павловым.
К сожалению, дав мне слово прекратить лихаческие трюки мести, Ларион не остепенился. В одном бою, расстреливая фашистскую пехоту, он был сбит и погиб.
В тот день полк штурмовал передний край противника. Я видел, как носился самолет Павлова над окопами врага, бил из пушек и пулеметов, чуть ли не рубил солдат винтом.
Были, конечно, среди нас и такие товарищи, которые утверждали, что Павлов поступал правильно; он мстил за смерть друга. Рискуя жизнью, он уничтожил не один десяток фашистов.
В смерти Павлова я до сих пор чувствую себя виноватым: не смог убедить, найти к его взбунтовавшейся душе нужный ключ. Это чувство испытывали все его товарищи. И долго, умно беседовал с нами наш замполит Голубев. Он говорил о дисциплине летчика в бою, о воспитании мужества, умении беспрекословно и точно выполнять уставные требования. Действия летчика всегда должны быть благоразумными, говорил он.
8 апреля 1944 года, раньше, чем из-за горизонта выглянуло солнце, на укрепления фашистов обрушился мощный удар артиллерии и авиации. Операция по освобождению Советского Крыма началась!
Для летчиков настали горячие дни. Они совершали по нескольку вылетов в день, а в темное время суток по врагу наносили свои удары ночные бомбардировщики. Между прочим, многие из них водили те самые девушки, которые когда-то стояли рядом с нами. Мы много слышали об их смелости и дерзости, но встретиться с ними не пришлось.
Мы летали днем, а ночью отдыхали. Наши летчицы находились на другом аэродроме и действовали ночью, а отдыхали днем.
Бои были тяжелыми. Непрерывно поддерживая наземные войска, мы видели, как там, на земле, тысячи и тысячи советских солдат и офицеров совершают свой великий ратный подвиг.
Немцы считали укрепления на Сиваше и Перекопе неприступными. Но стремительного, могучего удара наших войск не выдержали и эти укрепления. Фашисты начали отступать в сторону Севастополя.
В Крыму у гитлеровцев было много техники — артиллерии, в том числе зенитной, самолетов. Без истребителей прикрытия появляться в небе было опасно. Чаще всего на выполнение боевых заданий мы вылетали под прикрытием эскадрильи Героя Советского Союза Амет-Хана Султана.
Слава о подвигах этого летчика гремела по всему фронту. О нем рассказывали истории, похожие на легенды. Наши им восхищались, а гитлеровцы боялись. Заслышав в воздухе его позывные, немецкие радиостанции предупреждали своих летчиков: «Внимание, внимание! В небе Амет-Хан Султан! В небе Амет-Хан Султан!»
Мне очень хотелось с ним встретиться. Однажды такая встреча произошла. Помню, я поздоровался с ним на родном языке. Он оживился, обрадовался.
— Татарин?
— Нет, башкир.
— Ну, здравствуй, кунак!..
Мы разговорились…
Родился Амет-Хан Султан в 1920 году в Алупке в семье крымского татарина. Окончил школу ФЗО и работал подручным мастера в железнодорожном депо. Эта работа его не удовлетворяла: смелый паренек мечтал об авиации. Ему повезло — его приняли в военное авиационное училище. Учился он с упоением и окончил училище с отличной аттестацией.
Летал Амет-Хан Султан мастерски, любил высоту, скорость и всегда наносил точные удары. Слава его началась еще в суровом небе Москвы, когда к ней рвались фашистские полчища. Истребитель Амет-Хана Султана патрулировал небо столицы, и когда к Москве пробрался «юнкере», используя свое преимущество в высоте, Амет-Хан с огромной скоростью устремился на врага. После первой же очереди замолчали хвостовые огневые точки «юнкерса». Разворот, новая атака! Но опытный немецкий летчик маневрирует и уходит из-под удара. Еще атака! И опять — мимо. То же самое произошло и в третий раз!
Амет-Хан Султан снова бросается в атаку. «Юнкере» все ближе и ближе, отчетливо видны кресты. Амет-Хан нажимает на гашетку, но выстрелов нет: боеприпасы кончились, и тогда он решается на таран. От удара фашистский бомбардировщик стал разваливаться на куски, но и самолет героя, потеряв управление, стремительно падает. Спасли его самообладание и парашют…
Под Роговом Амет-Хан Султан воевал, имея уже хороший опыт. Однажды он шел во главе шестерки истребителей. Им встретилась большая группа вражеских бомбардировщиков — несколько десятков самолетов. Раздумывать было некогда, и Амет-Хан решился на отчаянную лобовую атаку. Истребители понеслись навстречу бомбардировщикам. Нервы у фашистов не выдержали, и в последние секунды они дрогнули. Воспользовавшись этим, Амет-Хан искусно сбивает ведущего. Четкий строй бомбардировщиков нарушился, и советские истребители сбивали один самолет противника за другим.
К месту схватки подошло еще несколько наших истребителей. Бой стал еще ожесточеннее. Более десяти вражеских самолетов были сбиты.
Амет-Хан Султан был общительным, неунывающим летчиком, но при всей своей популярности оставался скромным, а порой и просто застенчивым. Ненависть его к врагу была безгранична. Особенно отчаянно воевал он в Крыму. Здесь, на оккупированной территории, остались его родители.
Второй раз с Амет-Ханом Султаном мы встретились необычно.
В тот день мы находились на аэродроме в ожидании вылетов. Каждый, как обычно, занимался своим делом. Вдруг над аэродромом появился вражеский самолет.
Зенитчики уже готовы были открыть огонь, но самолет резко пошел вниз и вскоре приземлился. Все кинулись к месту посадки. Глядим, а из кабины вылезает Амет-Хан. Улыбаясь, говорит:
— Получите подарок от наших истребителей.
— Чей самолет? Откуда?
— Ясно откуда. Посадили мы его на своей площадке. Да надоел он нам. Вот к вам перегнал, может, пригодится…
— Так мы же могли тебя сбить!
— Не успели бы.
И в бою, и в жизни мне очень хотелось походить на этого замечательного человека, аса в полном смысле этого слова.
Наши войска продвигались к Севастополю. Город оборонялся крупными силами, которым Гитлер приказал биться до последнего солдата.
Крымская операция и особенно последние бои на полуострове носили очень ожесточенный характер. У немцев ] было много боеприпасов, техники и самолетов. Гитлеровские летчики очень досаждали нам в эти дни. Они дрались с упорством.
Оставив Северный Крым, наш полк перелетел поближе к фронту, на новый аэродром — Сарабуз. Отсюда мы летали бомбить и штурмовать вражеские транспорты в Черном море, уничтожать самолеты противника на аэродромах, подавлять огонь артиллерийских батарей в опорных пунктах, наносить удары по живой силе врага.
В этот период гитлеровские истребители старались применять такую тактику: встретив нас над нашей территорией, часть из них отвлекала советских истребителей, другая набрасывалась на оставшиеся без прикрытия штурмовики. Задачи, которые ставило перед нами командование, мы выполняли, но несли большие потери. Реже и реже становились наши эскадрильи, чаще и чаще наши боевые товарищи не возвращались на свой аэродром.
Особенно тяжелым был вылет 5 мая. В этот день мы на несли удар по аэродрому противника на мысе Херсонес. Группы повели майор Тюленев, капитан Анисов и старший лейтенант Филиппов.
Гитлеровцы встретили нас над морем. Одна группа их самолетов связала наших истребителей, а другая набросилась на нас. Завязался воздушный бой. На этот раз он сложился явно не в нашу пользу.
Вот вспыхнул самолет лейтенанта Токарева, вражеский истребитель подобрался к штурмовику лейтенанта Сусарина и в упор расстрелял его. Раненый «Ил» резко взмывает вверх, переворачивается на спину и начинает беспорядочно падать. Вскоре море поглощает и самолет младшего лейтенанта Юдина. На штурмовик младшего лейтенанта Бережного набросились два истребителя. Экипаж мужественно отбивался и все же был подбит и пошел на вынужденную посадку в сторону материка. Был подбит и самолет ведущего группы — майора Тюленева. На свой аэродром мы возвращались в подавленном настроении. За какие-то полчаса потеряли столько экипажей!
На аэродроме меня поджидал еще один удар — не вернулся мой близкий друг Виктор Протчев. Весь остаток дня я ходил по аэродрому и расспрашивал о нем. Но никто не видел, как его подбили, никто ничего не мог сказать, но и на этот раз с Виктором все обошлось хорошо.
Самолет Протчева был подбит, но он сумел дотянуть до материка. При вынужденной посадке самолет скапотировал. Пехотинцы вытащили Виктора из-под самолета и на санитарной машине доставили раненого на аэродром.
Я был счастлив, — друг нашелся. Бросился к Виктору.
— Ничего, Муса, пустяки. Ну, подбили, подумаешь… Бывает хуже. Скоро опять полечу, — старался успокоить меня Виктор.
Он оказался прав. Мы много летали с ним в годы войны. Дрался он отважно, сделал много успешных боевых вылетов, и ему присвоили звание Героя Советского Союза.
Дни до предела были заполнены боевой работой. За ужином мы поздравляли героев, добрым словом поминали погибших. Особенно много потерь несла в нашем полку вторая эскадрилья, где было меньше опытных летчиков. В нашей эскадрилье потери были невелики. Ее считали лучшей эскадрильей в полку.
В эти суровые, напряженные дни не обходилось без курьезов. На аэродроме Сарабуз в наш полк прибыли стажеры: летчики-инструкторы из военных авиационных школ и запасных полков. Летали они очень хорошо, а вот с ориентировкой на местности у них долго не ладилось. Это приводило к различным происшествиям, об одном из которых я и расскажу.
Перед полком была поставлена задача — штурмовать все тот же аэродром на мысе Херсонес. Его повел майор Тюленев. Ведомым себе взял он одного из новеньких. Взлетели. Прилетели к аэродрому, где базировались прикрывавшие нас истребители.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24