А год тот очень был урожайный, всякий хлеб был дешевый, только горох в цене держался, потому что его в округе мало сеяли. Вот и наменяла девушка на горох и ржи, и пшенички, и чего тебе надо. Хорошо зиму прожила. К весне опять она на семена самого крупного гороху отобрала, теперь уже не полтора пуда, а три – на два осьминника.
Стала девушка почаще ходить в деревню Новую Нетужиловку. И надо сказать – из себя она была видная, на речах разумная. И вот присватался к ней. парень из семейства бедного и большого – пятый сын был у отца с матерью. Парень, конечно, работящий, умный, смирный и лицом довольно пригожий. Ну, присватался. Она не отказала. Сыграли свадьбу, И приняла она мужа к себе в дом.
Стали они жить-поживать, завели все хозяйство, какое по крестьянству положено. Горохом заниматься не бросили, вся Новая Нетужиловка у них горох выменивала. Многие стали его сеять, но таких урожаев, как у них, не было ни у кого. Так им и фамилию присвоили Гороховы – Анна Ивановна и Егор Федорович Гороховы.
Однажды поехал Егор в город горох продавать. Воротился оттуда и говорит жене:
– Привез я тебе, Аннушка, подарочек, да не знаю, угодил или нет. Мне-то больно приглянулось, не пожалел, три пуда гороху отдал.
И подает ей нитку старинных бус янтарных. Взглянула Анна, да так и ахнула.
– Ну, – говорит, – лучше этого подарка для меня и быть не может – ведь это янтари моей бабушки!
И, конечно, сразу же она приметила, что в нитке двух бусин не хватает – одной большой и одной маленькой.
Так вот и воротились ко внучке бабушкины янтари.
Жили Егор с Анной в полном ладу и в согласии. Народились у них, как говорится, красные детки – сынок да дочка, отцу с матерью на утеху, а при старости на подмогу.
Егор был мужик деловитый, вдумчивый. Когда от работы свободно, он, бывало, все по тому месту похаживал, где раньше нетужиловцы жили. По полям ходил и в овраг много раз спускался. И все какую-то думу думал. Как стал его сын Федор в возраст приходить, он ему эту думу и высказал:
– Какое, – говорит, – хорошее место наши старики покинули – у воды воды не нашли! Кабы этот овраг плотиной перехватить, богатый бы тут пруд образовался, хорошая бы здесь жизнь пошла. Конечно, за такое дело надо не одному браться, а всем народом, сообща. Придет, сынок, такое время, когда согласуются люди сообща работать. Будет это! Помяни мое слово, будет! Мне до этого, конечно, не дожить, а ты, я так думаю, доживешь. Прошу я тебя, сынок, не позабудь тогда про этот овраг – пруд должен тут быть.
Ну так оно все и вышло: когда колхозы стали организовываться, старика Егора Горохова в живых уже не было, а его сыну Федору было годов не меньше чем пятьдесят.
Еще при жизни отца Федор Горохов сманил половину жителей из деревни Новой Нетужиловки, воротились они на прежнее место жительства. А отчего воротились – вода их там одолела. Весной, в половодье, ну просто никакого ходу нет! Место-то низкое. Так вот эти люди, когда подошло такое время, и организовались в колхоз. А в председатели выбрали Федора Егоровича Горохова. Так ему сказали:
– Ты всему этому делу зачинатель, ты и руководствуй за нас за всех.
В первый же год колхозники пруд запрудили, мельницу водяную поставили, большой яблоневый сад рассадили.
Федор Егорович колхозному делу всю душу отдает, руководит с рассудком. У него по всем статьям, что по полеводству, что по животноводству, правильно дело ведется, по-научному. А самое у него заветное, чем колхоз особенно и прославился, горох и чечевица. Знаменитые урожаи снимает колхоз ежегодно! А лучшая бригада по этому делу – председателевой младшей дочки Нюры Гороховой.
И лицом и всеми повадками задалась Нюра в бабушку Анну, отцову матушку, такая же чернобровая, сероглазая, рослая да складная. И работать ловка, и поговорить обо всем может, и песни петь мастерица. И характером тоже в бабушку – настойчивая! Одним словом, такая девушка – ни в сказке сказать, ни пером описать.
Когда она еще в школе училась, рассказывал ей отец про бабушку Анну, про свою покойную матушку, подарил ей оставшиеся после бабушки янтарные бусы и это место показал, где бабушка первый раз горох сеяла, – так неширокая полоска протянулась от их задов к небольшому долочку, возле которого на возвышенном месте две большие старые березы стоят, опустили низко свои зеленые косы и на ветру ими помахивают. А по ту сторону, за долочком, как раз напротив старых берез, молодой яблоневый сад красуется. Видать отсюда и большой пруд, в который после солнечного заката ясная зорька, как в зеркало, глядится. А за прудом – широкое поле колхозное.
Однажды пришла Нюра в поле – посмотреть горох на участке своей бригады. И залюбовалась, как он по земле лохматым зеленым ковром расстилается и кудрявыми веточками к солнышку тянется. И вдруг слышит она голос:
– А что, милая, хороший урожай земля сулит?
Оглянулась Нюра и видит: стоит возле нее высокая старуха в старинном кубовом сарафане, на падожок облокотилась и ласково так поглядывает. Нюра на ее слова отвечает:
– Думаю, бабушка, что будет у нас урожай не хуже прошлогоднего.
Старуха согласно головой покачивает:
– Будет, милая, будет!
А потом пристально так поглядела и спрашивает:
– А что, милая, радостно это для сердца, когда у тебя все лучше всех да больше всех?
Нюра сердито так повела глазами и отвечает:
– Ну нет, бабушка! Таких думок у меня в голове не было. А наоборот, я бы желала, чтобы у всех урожай был не хуже нашего.
Старуха обрадовалась, засмеялась:
– Правильные твои думки! Так, милая, так. Порадовала ты меня. Вот и я тоже всем бы этого желала.
И пошли они вместе, сначала по тропочке, потом на дорогу вышли. А вокруг так хорошо, привольно. По одну сторону рожь стоит колосистая, по другую яровое поле зеленым пологом раскинулось. Вдалеке село виднеется, и молодой яблоневый сад, и две старинные березы, которые давным-давно бабушка Анна посадила и возле которых в первый раз на одном осьминнике отборный горох посеяла. А высоко в небе невидимые жаворонки поют. Небо такое голубое, и по нему белое облачко плывет неведомо куда…
Хотела Нюра что-то сказать бабушке, оглянулась, а ее уже и нет. И куда она могла деться? Нюре даже подумалось: «Что же это такое? Уж не наша ли бабушка Анна мне примечталась? Да нет! Наверно, эта бабушка из Новой Нетужиловки приходила, там ведь тоже горохом занимаются». Еще раз вокруг огляделась – так оно и есть: далеко-далеко на дороге в Новую Нетужиловку маячит какая-то человеческая фигура.
Не прошло после этого трех дней, очутилась бригадир Нюра Горохова на областном слете передовиков сельского хозяйства. Когда ей предоставили слово, она подробно рассказала, как ее бригада готовит почву под посев гороха, какие вносит удобрения, как ухаживает за посевами.
– А самое, – говорит, главное у нас семена. Вот, говорит, такой горох мы сеем, а вот такой на продовольствие оставляем.
И показала две горошины – одну крупную-крупную, а другую средненькую, но не мелкую.
– Моя, – говорит, – бабушка так отбирала, и я ее практики придерживаюсь, сеем самыми лучшими семенами.
На этом она свою речь закончила, а эти две горошины президиуму на стол положила.
Положила Нюра горошины на стол, а сама отошла в зал и села в том ряду, где раньше сидела.
А председатель президиума поднялся со своего места и начал говорить:
– Вот, товарищи, сейчас бригадир нетужиловского колхоза поделилась с нами опытом работы. Вот здесь перед нами…
Протянул он руку, хотел взять эти две горошины и показать их всем, а горошины покатились-покатились по красному сукну да одна за другой скок-скок со стола на пол… А по полу котом-котом да прямо под ноги сидящим в зале колхозникам… Вот в первом ряду один наклонился и поднял две горошины. Другой наклонился и поднял две горошины. И третий так же. И четвертый. Все, сколько было людей в зале, подняли по две горошины.
Подкатились и к Нюре две горошины, подняла она их и зажала в руке. А когда перед закрытием слета разжала она руку, то увидала – лежат у нее на ладони две янтарные бусины, как раз такие, каких не хватало в прабабушкином ожерелье.
Ермиловы караваи
Жил-был мужик Ермил, сам себе не мил. Оттого он был сам себе не мил, что очень был скупой да жадный – ни в чем сытости не знал.
Было у Ермила сколько-то десятин прикупной земли, он на ней хутор поставил. Имел Ермил несколько лошадей, при них работников держал, а по летам еще двоих-троих принанимал.
Жила у Ермила баба Ненила, для работников щи – кашу варила да хлебы пекла.
Раз замесила баба Ненила хлебы, поваляла, в печку посажала. А Ермил глядел-глядел и говорит:
– И чего ты каждый день канителишься – хлебы печешь? Пеки в один день на всю неделю, а шесть дней будешь в поле ходить.
– Ладно, – говорит баба Ненила, – испеку на всю неделю.
Вот принялась она хлебы печь на всю неделю: три раза ставила, три. раза месила, три раза печку топила. К ночи напекла она хлебов на всю неделю.
А Ермил глядел-глядел и говорит:
– И что ты сколько раз печь топишь, зря дрова переводишь? Испекла бы все хлебы враз, и дело с концом.
Говорит баба Ненила:
– Я бы испекла, да у тебя печь мала. И квашня неподходящая.
Ермил в голове прикинул – какой расход будет. Выходит – можно пойти на затрату. Позвал печников, поставили они печь чуть не во всю хату. А квашню заказал – не то что с кадушку, а прямо-таки с целый чан!
Принялась баба Ненила хлебы печь. Месила-месила, валяла-валяла, сажала-сажала, «спекла восемь преогромных караваев.
– Вот хорошо! – говорит Ермил. – Теперь таскай их в мазанку, оттуда будешь брать, сколько на день положено.
Говорит баба Ненила:
– Да какая же во мне сила? Я их не приподниму. Ты уж сам постарайся перетаскай.
Таскал-таскал Ермил хлебы, аж упарился. Вот поставил он в мазанке рядком восемь караваев, любуется на них, рукой их поглаживает.
Был у Ермила брат Липат. Семья у Липата большая-пребольшая, свои ребятишки мал мала меньше, да двоюродная сестра, вдовая да хворая, со своими малолетками у него находится, да теща-старушка при нем век доживает. И кто бы к нему ни зашел, Липат всякому рад: есть что прихлебнуть – за стол сажает, нет – куском поделится, куска нет, так хоть добрым словом приветит.
Вот и пришел Липат к богатому брату Ермилу. Говорят:
– У меня, брат, хлеба до нови не хватило. Выручи меня – дай мучицы. С поля уберусь, отдам.
Есть у Ермила и рожь и мука, однако говорит Ермил:
– Нет у меня муки. Какая была, Ненила всю перепекла. Вот они каравашки-то стоят!
Поглядел Липат на Ермиловы караваи и говорит:
– Тогда удели, брат, хоть печеного. Ермил сердито так отвечает:
– Печеный хотя и есть, да не про твою честь. Я своих работников кормлю.
Тут заговорила баба Ненила:
– Или у тебя, хозяин, сердце-то каменное? Для родного брата можно бы и уделить.
Ермил на нее даже и не оглянулся, только сказал сквозь зубы:
– Нынче для родного, завтра для двоюродного, эдак, пожалуй, все село в родню навяжется.
Липат прямо-таки со стыда сгорел, не за свою бедность, а за братову жадность. Стоит он, в землю глядит и говорит:
– Ну, что же, коли нет, так и разговору нет. Прощай, брат.
И пошел со двора.
А Ермил его глазами проводил и воротился в мазанку. Тронул рукой один каравай, а он жесткий да холодный, словно камень. Тронул другой, третий – и эти такие же… Так все восемь Ермиловых караваев и обратились в камни-голыши…
Приехали работники с поля, видят – нехорошее получилось дело, камни есть не станешь. Ушли они с Ермилова хутора и больше не воротились.
И баба Ненила не осталась жить у Ермила.
Так все у него и пошло прахом-рушилось его хозяйство.
Пожил-пожил Ермил один в поле, как серый волк, а потом со стыда и с тоски ударился куда глаза глядят – ушел на сторону.
Поле его запустошилось, травой заросло. С годами дом обветшал и обрушился. А глиняную мазанку дождями размыло. От хутора даже и знаку никакого, но осталось, только лежит на этом месте груда красноватых каменных кругляшей…
Не так давно молодые трактористы Яша Куликов и Саша Липатов пригнали в поле трактор «НАТИ», поставили его на том месте, откуда им гоны начинать.
Яша поглядел на круглые камни и говорит: – Интересная, Саша, форма у этих валунов. Здорово их обкатало! Действительно на караваи похожи. А все-таки, в честь какого же Ермила их «Ермиловыми караваями» называют? Саша Липатов усмехнулся и отвечает:
– Это, брат ты мой, не в честь, а в бесчестье. В старину жил тут хуторянин Ермил. У нас в селе про него такую историю рассказывают: будто бы просил у этого Ермила бедный брат хлеба взаймы, а Ермил отказал, хотя и было от чего дать. У него в мазанке восемь громадных караваев лежало. И вот будто бы за жадность этого Ермила, как говорится, кара постигла: окаменели его караваи.
– Ну это, конечно, легенда, – говорит Яша Куликов. – Но Ермил-то все-таки был? Жил тут?
– А как же! Конечно, жил. Дом, хутор и все такое у него вот на этом месте было. А сам он был жадюга преневозможная! Это все село знает.
Саша подумал и добавил:
– А брата его Липатом звали. Откровенно говоря, от него и наша фамилия повелась – Липатовы. Все это было. А вот что хлебы окаменели, это, ясное дело, прифантазировано.
Яша покрутил головой и говорит:
– Хорошо придумано – хлебы окаменели! Значит, другому не дал, так вот теперь попробуй сам откуси.
Походил Яша вокруг камней, постукал по ним, землю поковырял и говорит:
– Мазанка тут действительно была, потому что под камнями еще заметно глину. Ну, Саша, по-моему, дело было так: этот Ермил собирался большой амбар строить, а под амбары, сам знаешь, вот такие валуны подкладывают.
– Это точно, – подтвердил Саша, – под углы и под перерубы вместо стульев ставят. Деревянные, хотя бы и дубовые, в конце концов сгниют, а уж эти– будь покоен – надежные!
– Да, – говорит Яша, – подставочки вековечные! Так вот, значит, насобирал Ермил по полю таких кругляшей и стаскал их в мазанку. Стаскать-то стаскал, да не пришлось ему на эти подставочки свое хозяйство поставить. Гнилое, Сашенька, и на хорошей подставе не устоит. А камешки – это, конечно, дело чистое – природа! Камни эти – красный гранит, валуны. Занесло их сюда давным-давно, когда с севера целые горы льда на эту местность накатывало. Ты про ледниковые периоды слыхал?
Саша немного обиделся:
– Ну хотя бы и не слыхал, а читать приходилось.
Он помолчал и добавил:
– Правда, это было, когда я еще в школе учился. Не мешало бы я еще почитать, возобновить в памяти. А валуны эти самые на наших полях и еще кое-где попадаются. Иные землей прикрыты, того и гляди лемехом зацепишь, весь плуг искалечит… А ведь интересная штука, Яша, гранит, такой твердый камень, и до какой степени его обточило! Ну, вот гляди – в точности караваи!
Яша еще раз оглянулся на «Ермиловы караваи» и сказал:
– Есть у меня интересная книжечка про ледники. Если хочешь, дам почитать. А теперь, потомок бедного Липата, пойдем-ка машину заправлять.
И Саша с Яшей пошли к своему «натику».
Про деда Водяного
Было в одном селе на нашей земле. Давно было, а когда именно – теперь уже, конечно, не досчитаешься и не допытаешься.
Однако можно сказать, что было это в те давние – предавние времена, когда люди по своей воле в глухих местах среди лесов селились на вольной и довольной земле, где никаких помещиков еще и в помине не было.
Жили-были мирные землепашцы, хлеб да коноплю сеяли, всякий скот и птицу водили, пчел держали. Угодья для этого были подходящие: место ровное, поля и луга широкие, на лугах озера и болота были, а по берегам кустарник-тальник рос. И не только тальник, а тут тебе и калина, и малина, и черная смородина, и ежевика-ягода. На лугах помногу сена накашивали. На выгонах стада пасли. По озерам домашние гуси да утки плавали, а в болотах всякая прилетная дичь водилась. В старину богатое тут место было, поэтому, наверное, и село Привольем назвали.
Был, говорят, в этом селе дивный родник – вода из него кверху фонтаном выбивала, водяным столбом в человеческий рост. А вода чистая, холодная, легкая для питья. Все село из этого родника воду брало.
Рассказывали старинные люди, что в этих местах сам дед Водяной жил, он тут в озерах и в родниках хозяйничал.
Однажды жарким летом купались в озере девушки, и одна из них тонуть стала. Другие крик-шум подняли, а вытащить не сумели. И она утонула. Искали-искали тело, так и не нашли. Ну и пошел тут разговор, что это дед Водяной ее к себе утащил.
Как водится, поговорили, а потом про этот случай позабыли. Перестали люди этого озера опасаться и опять стали в нем купаться.
Была в этом селе девушка. Красавица или не красавица – это кому как глянется. Но, надо думать, не плохая была. Сватался к этой девушке один парень хороший, но отец дочь не отдал. Так сказал:
– Молода. Погодить надо.
Ну, погодить, так погодить. Парень и годил – не стал другую сватать.
Однажды пошла девушка на родник за водой, ведро зачерпнула, а вытащить не может.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13