Анвельт даже не сразу понял, о чем речь:
- Кто позвонил?
- Пресс-секретарь господина Томаса Ребане госпожа Рита Лоо.
- И что? О чем она распорядилась?
- О том, что господин Ребане желает видеть господина Анвельта...
- Так и сказала? - перебил Анвельт. - "Желает видеть"?
- Не совсем. Я передаю смысл.
- А как она сказала?
- Я не уверена, что мне следует это повторять.
- А я уверен!
- Она сказала: "Передайте своему Крабу, что господин Ребане..."
- Хватит! Я понял. Передайте этой сучонке, чтобы она передала своему Фитилю, что господин Анвельт...
- Будет у него точно в назначенное время, - закончила его фразу Роза Марковна. - Спасибо, деточка. Идите работайте.
Секретарша вышла. Анвельт с недоумением уставился на Розу Марковну.
- Я хотел сказать не это!
- "Это" вы скажете ему при встрече. Но на вашем месте я бы сначала послушала, что скажет он. Это может быть важным.
- Важным?! - переспросил Анвельт. - То, что скажет Фитиль? Он может сказать мне что-то важное?! Он - мне?!
- Мы поговорим об этом потом, - прервала его Роза Марковна. Продолжайте, - кивнула она юристу.
Совещание продолжилось. Стас Анвельт закурил "гавану", утопил короткое тяжелое тело в мягком офисном кресле с высокой спинкой, спрятался в нем, как краб в нору, поглядывал оттуда остро, злобно своими маленькими кра-бьими глазками. Он почти не слушал. Он думал.
Совещания, которые в конце каждого месяца президент компании "Foodline-Balt" проводил со своими ведущими специалистами, правильнее было назвать собеседованиями. Сам он называл это "подбивать бабки". Собственно, все бабки были к этому дню уже подбиты, все отчеты составлены - и официальные, для налоговиков, и неофициальные, для себя. Совещания преследовали другую цель. Они были не коллективные. Главные менеджеры, экономисты и юристы входили в кабинет президента по одному, отчитывались о своей работе за минувший месяц и излагали планы на будущее. Анвельт молча слушал, изредка задавал уточняющие вопросы, и порой создавалось впечатление, что целью его было не выслушать человека, а пристально его рассмотреть, просветить, как рентгеном. Понять.
Да так оно, пожалуй, и было.
Третьим участником этих собеседований всегда была Роза Марковна Штейн. В штатном расписании компании она значилась главным менеджером по кадрам, но все знали, что Анвельт без ее одобрения не принимает ни одного важного решения. В ход совещаний она никогда не вмешивалась, сидела в стороне седая, грузная, в неизменной черной хламиде до пят, с выражением холодности на патрицианском лице - курила коричневые сигареты "More" и время от времени делала какие-то пометки в узком черном блокноте. Когда собеседования заканчивались, она еще некоторое время оставалась в кабинете Анвельта, потом уходила, а он вызывал секретаршу и диктовал приказ.
"Подбивание бабок" завершалось совещанием Анвельта с начальником охраны Лембитом Сымером, необщительным эстонцем с холодными рыбьими глазами, бывшим офицером полиции. Никто не знал, о чем они говорят, но через некоторое время выяснялось, что строптивый партнер пошел на уступки, а возникший конкурент вдруг утратил интерес к оптовой торговле продуктами.
На следующее утро приказ вывешивали на доске объявлений в холле. Из него сотрудники узнавали, что кому-то повышен оклад, кому-то срезан, а кто-то уволен. Без объяснения причин. Не за ошибки, за ошибки Анвельт вздрючивал в рабочем порядке и в выражениях не стеснялся. Главная причина всегда была в другом: человек исчерпал свой ресурс, стал ненужным. И все в компании знали, что окончательный вердикт выносит эта пожилая дама, а Стас Анвельт только утверждает его своей старательной подписью, украшенной завитушками таким образом, что первая буква напоминала $.
Президент компании "Foodline-Balt" пользовался людьми, как вещами. У каждой вещи есть своя цена. И у каждой вещи есть свое назначение. Как и у каждого человека. За вещи платишь, они тебе служат. Когда вещь становится ненужной, ее заменяют другой, нужной. Для кого-то и он сам был вещью. И считал, что это нормально, правильно. Разница между ним и его подчиненными была в том, что он был нужной вещью. Без которой не обойтись. И следовательно - дорогой вещью. Он верил, что в конце концов придет время, когда он перестанет быть вещью. Потому что купить его не сможет никто. Это и есть главное в человеке - его цена. А все остальное - разговор в пользу бедных.
Но были два человека, которые выпадали из этой простой и понятной системы ценностей. Одним была Роза Марковна. Анвельт перед ней терялся. Она не лезла ни в какие ворота. Она могла прочитать пустяковую заметку в газете и сказать: "Срочно посылайте людей в Ригу, скоро там повалятся цены на все продукты. Пусть заключают долгосрочные контракты". А почему? Потому что московский мэр Лужков намекнул - тогда еще только намекнул, - что хочет стать президентом России. Стас раз десять перечитал эту заметку и ничего не понял. Но к совету прислушался. И в самом деле, Лужков призвал бойкотировать латвийские продукты в знак протеста против дискриминации русскоязычного населения, латыши затоварились, цены рухнули, а когда снова поднялись, у "Foodline-Balt" были уже контракты на поставку масла и сыра из Латвии по половинной цене.
То же было с бельгийской курятиной. Диоксин, диоксин. А оказалось, что никакого диоксина и не было, просто в Евросоюзе, бывшем Общем рынке, произошла маленькая войнушка. Но как могла это прочухать эта старая еврейка? Она объяснила: "Я уже лет тридцать ем на завтрак по два яйца. В них холестерин. А он, как пишут, вреден. И еще я помню передовую в "Правде", где утверждалось, что самое полезное в картошке - кожура, очистки". И снова Анвельт не понял, какая связь между картофельными очистками и тем, что она ест на завтрак, с ценами на бельгийских кур. Но контрактов назаключал. Чистой прибыли это принесло около шестисот тысяч баксов.
Но дело было даже не в ее умении делать выводы из самых далеких от их бизнеса фактов, а в чем-то совсем другом. Конечно, она была доктором наук и все такое. Но платил-то ей он. И значит, это она для него должна быть вещью. Но она не была вещью. Наоборот, это он чувствовал себя перед ней вещью. При этом вещью какой-то обидно дешевой. Ширпотребом. И она даже не считала нужным скрывать, что относится к нему как к вещи. Но, понимая это, Анвельт даже обидеться на нее не мог. Она существовала где-то в другой плоскости жизни, куда его обиды не достигали.
Вторым человеком, вызывавшим у него сомнения в верности своего представления о людях и их ценности, был, как ни странно, Фитиль. Внук национального героя Эстонии Томас Ребане. Задолго до того, как он оказался внуком. В молодости, когда они на пару работали у "Березок", Анвельт по своей цене был под ним. Теперь же он мог купить сто таких Фитилей. И все-таки вещью Фитиль не был. Он жил так, словно сам мог купить сто Крабов вместе с его миллионным бизнесом, а не покупает потому, что это его не колышет. Колышет же его врезать в веселой компании, забуриться куда-нибудь с телками. А что завтра ему похмелиться не на что будет, об этом даже не думал. Стопарь сам придет на кривых ножках. И ведь всегда приходил, бляха-муха.
В тот памятный день, когда удрученный жизнью Фитиль пришел к нему и смиренно попросил совета, к какому бы делу ему приткнуться, Анвельт понял, что справедливость восторжествовала, что жизнь подтвердила его правоту. И он дал ему хороший совет заняться российской недвижимостью, дал от души, за удовольствие чувствовать себя в полном порядке. А потом спохватился: а я-то сам почему не встреваю в этот крутой бизнес? Другим даю советы, а сам сижу на куриных окорочках. Прямо как затмение было, а после разговора с Фитилем вдруг прояснилось.
Но тут вышел полный облом. Фитиль каким-то чудом вовремя соскочил, а он после августовского кризиса в России попал на такие бабки, что даже страшно было подсчитывать. Полбеды, что жилье обесценилось больше чем вдвое, гораздо хуже было, что он остался с огромной незавершенкой на руках - с недостроенным жилым кварталом в Смоленске. И бросить нельзя, и достраивать разорение. А валютный кредит, взятый черным налом, обрастал процентами, распухал, как дрожжевая квашня в теплой печной загнетке. А что будет, когда истечет срок возврата кредита? Включится счетчик.
Он перестал спать ночами. Бодал подушку, простыни скатывал в жгут. А когда понимал, что заснуть не удастся, вставал, шел в ванную и до рассвета стирал белье в итальянской мраморной джакузи от Роберто Патаккиа. Все, что попадалось на глаза. Стирал руками, намыливая простыни и полотенца сандаловым мылом по пять долларов за кусок. Это немного успокаивало. А когда стирать было нечего, усаживался на кухне и выметал из холодильника все подряд, не чувствуя вкуса. Это тоже успокаивало.
Отвлечься, конечно, можно было и другим способом: засадить бутылку "Камю". Или две. Но Анвельт не пил. Пить можно, когда ты в порядке. А когда жизнь взяла за горло, пить нельзя. Это всегда плохо кончается. И среди тяжелых ночных кошмаров почему-то особенно язвила мысль, что и тут Фитиль увернулся, даже не заметив опасности. Эта уязвленность была мелочью, комариным укусом на фоне навалившихся на Анвельта проблем. Но очень противным. Так, очень. Особенно когда не можешь согнать комара и даже почесать место укуса.
Он не понял, для чего Юргену Янсену понадобилось затевать такую сложную и дорогостоящую комбинацию с компьютерами, имевшую целью всего-навсего оттягать у Фитиля его студию, сделать его бомжом. Но не без удовольствия взял на себя главную роль. Проблемы проблемами, но прихлопнуть нахального занудливого комара - почему нет? Но и это кончилось странно. Вместо того что
бы бесследно сгинуть, Фитиль снова вынырнул. И где! На презентации фильма "Битва на Векше"! Внук национального героя Эстонии! Замелькал в телевизоре, интервью дает. Он еще, оказывается, и художник! Но Анвельт-то знает, какой он художник. Он художником стал с подачи Розы Марковны и его, Анвельта. Так нате вам, в Мюнхене выставляется, в "Новой пинакотеке", которая у немцев, если Фитиль не соврал, как Эрмитаж. И даже статьи в журналах про его картину пишут. Вот же везунчик, блин. Протаких говорят, что они в детстве говно ели. А он, Анвельт, что в детстве ел? Повидло?
...В детстве президент компании "Foodline-Balt" Стас Анвельт ел что было. Чаще всего были вареные макароны, обжаренные на маргарине в огромной, полуметрового диаметра сковороде. Ее как раз хватало на пять ртов. Стас был младшим из двух братьев и двух сестер, но почему-то самым прожорливым. За это его шпыняли. Бывала треска, отец покупал ее у рыбаков в порту и приносил, когда не забывал в пивной или не терял по дороге. А чаще мать покупала мороженую мойву, жарила на комбижире, вонь разносилась на всю коммуналку. Соседи закрывались по своим комнатам, но не выступали, можно было нарваться. Одна из соседок работала в общепите, продукты таскала сумками. Однажды она варила курицу и забыла на ночь унести кастрюлю из кухни. Маленький Стас сначала немного отщипнул, попробовал, потом немного еще. Он и сам не понял, как получилось, что он съел всю курицу. Мать выдрала его бельевой веревкой. И потом долго еще, пока не стал взрослым, когда случалось есть курицу, у него было такое чувство, будто бы он ворует.
Тогда же, в детстве, наполнилось влекущим содержанием слово "общепит". "Общепит" - это было что-то сказочно-избыточное, как витрины центрального гастронома.
Это и определило его судьбу. В армии он попал в школу поваров, отслужил в Казахстане в солдатской столовой. После дембеля устроился коком на сейнер. Из рейсов привозил шмотки, сбывал фарце. А потом и сам стал фарцевать. Тогда и познакомился с Фитилем, стал работать с ним в паре. Фитиль мастерски работал. В доверие к любому клиенту влезал на раз, без мыла. Работали в основном у "Березок", но случалось, и на авторынке. Кидали приезжих. Они пригоняли в Таллин свои тачки, потому что здесь они уходили по максимуму. Тут в ход шли "куклы". Фитиль и с ними управлялся не хуже, чем с чеками.
Но Стас Анвельт понимал, что это не бизнес. Бабки были легкие, но само дело было очень стремным. Да и настоящие бабки были все же не здесь. Они были в общепите. Туда он и устроился после того, как вымучил диплом торгового техникума, - снабженцем в райторг. А когда разрешили кооперативы, понял, что пришло его время.
Это было счастливое для него время. Он уволился из райторга, арендовал небольшой павильон возле морского вокзала и открыл там кафе-закусочную. Сначала всего на три столика. В меню были сосиски и кофе. Когда сосиски доставать стало трудно, заменил их рублеными бифштексами. За мясом ездили братья на хутора, одна сестра работала буфетчицей, вторая официанткой, мать крутила фарш, а отца приспособили в сторожа. Сам Анвельт стоял за плитой.
Дело пошло. Место было бойкое, цены умеренные. Поставили еще два столика, стало двадцать посадочных мест. Больше расширяться было некуда. И тут Стаса озарила хорошая мысль. Он стал делать гамбургеры. Ведь что такое гамбургер? Та же котлета в булке. Оборот сразу вырос. Стас поставил лотки на Балтийском вокзале, на автовокзале, возле центрального рынка. Один брат остался на снабжении, второй на "рафике" развозил гамбургеры по точкам. Стас быстро вернул все вложенные в дело бабки, заработанные на фарце и у "Березок", пошла чистая прибыль. На нее он купил сначала пять небольших белых автоприцепов-"тонаров", оборудованных холодильниками и плитами на баллонном газе, расширил ассортимент. Потом еще пять.
Тут-то на него и наехали...
Из глубокой задумчивости Анвельта вывело деликатное покашливание начальника юридического отдела. Он закончил отчет и ждал вопросов. Вопросов у Анвельта не было. Мужик еще не на излете, тянет. Он вопросительно взглянул на Розу Марковну, та кивнула. Юрист вышел. Анвельт потянулся к интеркому вызвать главного менеджера по продажам, но задержал руку. Раскурил погасшую сигару и развернул кресло к Розе Марковне. Спросил, разглядывая ее так, будто решал, уволить ее немедленно или погодить - дать поработать, проявить себя:
- Так что же, по-вашему, может мне сообщить Фитиль? Вы сказали важное. Что?
Вместо ответа она внимательно посмотрела на него и спросила сама:
- Сколько вы вложили в российскую недвижимость?
- Вас это не касается!
- Касается, Анвельт, - возразила Роза Марковна. - Потому что компания "Foodline-Balt", насколько я понимаю, на грани банкротства. Или уже за гранью?
- С чего вы это взяли? - возмутился он.
- А вы посмотрите на себя в зеркало. Сколько вы прибавили за последние месяцы? Килограммов двадцать? Бессонница? Едите по ночам?
Сука. Вот же сука. Но как она узнала?
- Это довольно обычная реакция многих людей на стресс, - объяснила Роза Марковна, угадав причину его недоумения. - Не думаю, что ваш стресс может вызвать несчастная любовь. Или тревоги о судьбах родины. Значит, бизнес. Какой вы взяли кредит? На какой срок? Под какие проценты? У кого?
- Чего это вы меня допрашиваете? - огрызнулся он. - И не подумаю отвечать!
- Это тоже ответ. Кредит большой. Проценты большие. Срок маленький. А кредитор человек очень серьезный. Так?
Анвельт промолчал.
Роза Марковна неодобрительно покачала головой:
- Умиляет ваша уверенность, что нет такого куска, откусив который вы не смогли бы проглотить. Есть такой кусок, Анвельт. Сейчас он у вас в горле. Почему вы со мной не посоветовались?
- А что вы могли посоветовать? "Не лезьте в это дело, Стас Анвельт?"
- Да. Такой совет я бы вам и дала. И если бы вы ему последовали, вам не пришлось бы сейчас думать, как выскочить из этого дела. И при этом остаться живым.
Анвельт раздавил в пепельнице сигару, хмуро спросил:
- И что, по-вашему, мне теперь делать?
- Не знаю. Знаю, чего делать не нужно.
- Чего?
- Того, о чем вы думаете по ночам.
- Да откуда вам знать, о чем я думаю по ночам?! - взъярился он.
- Кредит вы взяли черным налом?
- И что? Все так делают!
- Об этом вы и думаете: как замочить кредитора. В чем дело? - перебила себя Роза Марковна, заметив гримасу, перекосившую лицо Анвельта. - Я сказала что-то не то?
- Вы очень грубо выражаетесь, - ответил он. - "Замочить". Так говорят бандиты.
- Я стараюсь говорить на понятном вам языке.
- Я бизнесмен, бляха-муха!
- Это я и имела в виду. Не понимаю вашего недовольства. "Замочить". Вполне приличный эвфемизм. Мне следовало сказать "убить"?
- Убрать, - буркнул Анвельт.
- Да, это не столь брутально. Ладно, убрать. Так вот, воздержитесь. На это есть две причины. И обе очень серьезные. Ситуация может сложиться для вас благоприятно. В Эстонии скоро может возникнуть ажиотажный спрос на жилье в России. Это поможет вам выкрутиться. Навара не получите, но концы с концами сведете.
- Спрос? - переспросил он. - С каких хренов ему возникнуть?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41