— У голубых знаешь какая поддержка, — Семеныч показал глазами на солнце. — О-о…
— Кто занимается этим делом?
— Скинули для проверки на место — в пятое отделение Центрального округа.
— Узнай полностью расклад. Тогда глядишь, и машину получше прикупишь.
— Да… Я лучше на даче пристройку сделаю, — произнес он задумчиво. Его голова напряженно варила в направлении, куда определить свалившиеся премиальные, — он знал, что я никогда не скуплюсь. Большие игры требуют больших денег, тем более деньги не мои, а заказчика. — А «жигуль» свой, пожалуй, просто починю. Там чинить-то нечего. Двигатель перебрать, да кой-какое железо поменять. Машина еще ого-го.
— Хозяин-барин.
— Когда узнать тебе про педритто?
— Вчера.
— Сделаем.
Профессор пищевых наук скорбно протирал очки и грустно ронял слова в ответ на заинтересованные реплики ведущего. Невеселый разговор шел в рубрике программы «Качество жизни» и назывался «Что мы едим»,
— Кока-кола? — спрашивал ведущий.
— Яд, — коротко отвечал профессор.
— Куриные окорочка?
— В больших количествах — смертельно.
— Французская колбаса?
— Нам поставляют ту, которую французы бросают бродячим псам, чтобы те быстрее дохли.
— Ну а есть хоть что-то, что можно есть? — всплескивал руками ведущий.
— Может, и есть. Но я такого не знаю…
Я считаю, такие передачи надо пускать после полуночи в рубрике «Хичкок представляет».
Прав он. Русского человека кормят всякой дрянью в надежде, что он сдохнет, а он только крепче становится. Человек — это такая скотина, которая приспосабливается ко всему. Собаки, которых только кормом «Пэджижри» кормят, дохнут, а люди на бельгийской колбасе и неочищенном азербайджанским производителем спирте, называемом импортной водкой «Абсолют», живут и радуются. У китайцев в древности была казнь шумом, самая страшная, между прочим. Человек помирал от обрушивающегося шума, который, как выяснилось, не больше, чем на современном проспекте. Приспособились. А почему? Потому что человек существо хоть поганое, но высшее.
— Воля решает все. В глубине своей человек ближе к космосу, чем к жратве, — напутствовал меня, зевая, Мастер Вагнер.
Эх, где ты, Мастер? Исчез неизвестно куда. Такие люди возникают неизвестно откуда и исчезают неизвестно куда. Я вздохнул.
Профессор-пищевик перестал разглагольствовать. Пошли новости. Вести газавата… Опять встал вопрос о приватизации Пушкинского музея. Есть уже выгодные предложения выкупить его с экспонатами по остаточной стоимости… Репортаж из борделя с больным вопросом — нужен ли профсоюз проституткам и должны ли они делать отчисления в пенсионный фонд? Ну вот и долгожданное:
— Исчезновение известного телеведущего. Отрабатывается ряд версий. Но трудно сомневаться в том, что это явно политическое убийство. Версия о финансовой подоплеке не выдерживает критики.
— Беззаветно преданный свободе слова, добрый, честный Миша просто не мог вляпаться ни в какую грязную историю, — заявил другой известный телеведущий — смертельный враг Михаила Зубовина, в свое время выживший его с информационного вещания и потерявший сон, видя, как тот взмывает вверх на новой стезе.
Вот что значит школа. Врать с таким невинным видом способны действительно одаренные люди. Таким карьера — или в профессиональные мошенники, или на ТВ. Талантливые вруны в момент вранья сами верит в то, что говорят, в противном случае все равно проскользнет фальшь, А телеведущий в тот момент действительно свято верил в честность и непорочность Михаила Зубовина, как верит банкир банка-призрака, готовящегося провалиться сквозь землю имеете с капиталами, когда обещает клиенту четыреста процентов годовых в свободно-конвертируемой валюте…
Итак, официально подтверждено — ведущий исчез. Корова языком слизнула.
Дальше все уже обкатано не раз — у телевизионщиков большой опыт похорон убиенных кумиров. Нас ждут гневные филиппики. Всеобщее возмущение гнусными убийцами, похлеще возмущения в тридцатых годах троцкистско-бухаринскими наймитами. Возможно, объявят небольшой национальный траур. Рыдающие телезрительницы будут утверждать, что для них померк свет. Толпа суицидников кинется из окон. На ковер в телепередачи поведут руководителей силовых структур, и на них ПОСЫПЛЮТСЯ хамские вопросы типа; «кусок вам, купленный на народные деньги, поперек горла не встает? Кто похитил звезду телевидения?» И, понятно, надолго застрянет на телеэкране фотография в траурной рамке с припиской «Уже две недели без Миши Зубовина»… «Уже месяц без Миши Зубовина»… «Уже год без Миши Зубовина», . Годовщина его гибели затмит юбилеи всяких ненужных ныне людей, типа Маяковского, Есенина, Лермонтова… «Уже два года без Миши Зубовина»… На третий он выпадет напрочь из памяти. Но раньше с того света Потреплет всем нервы.
С того света? Почему я убежден, что он мертв? Мне просто так кажется? Или срабатывает моя хваленая интуиция? Логика? Не знаю.
Тяжело работать, когда лежишь на дне. Если бы меня не искали киллеры Банкира и если бы я не попался на глаза людям из Отдельного оперативного управления, я бы имел куда большую свободу движений. Но с этой ситуацией приходится считаться.
Я положил перед собой на диван компьютер и влез в Интернет-сеть. Вот и сайт для передачи кодированных сообщений. Для меня было письмецо.
Я дешифровал его и прочел изъявления благодарности. Работой моей удовлетворены, но вместе с тем неплохо было бы поднапрячься. Время не терпит. Ситуация обостряется… Где обостряется, в чем обостряется — ни слова. Они держат меня на голодном информационном пайке. Конечно, при таких условиях надо гордо отказываться от заказа. Но я не привередничаю. У таких клиентов, как Кухенбаден, могут быть очень веские причины, чтобы не доверять даже мне…
Еще в сообщении было, что установить место расположения секретного исследовательского учреждения пока не представилось возможным… Что стоит им установить расположение объекта КГБ? Ничего не стоит. У них широкий доступ к самой секретной информации прошлого и настоящего. Если пока не установили, значит, закопана эта тайна глубоко еще во времена Союза. Значит, там действительно проводилось нечто чрезвычайно важное. Но Кухенбаден откопает тайну. Он умеет откапывать их. Кстати, по специальности он археолог.
Вскоре пришло еще одно сообщение — на сей раз на пейджер. «Нина, все в порядке. Как обычно»…
Это послание Семёныча. «Все в порядке» означает, что у него для меня свежие новости. Горячие, как хлеб с противня. И могущие очерстветь достаточно быстро.
Я сбросил ответ ему на пейджер. Так мы пообщались посредством пейджинговой компании, как два идиота, утрясая порядок свидания.
Надо собираться.
— Не стреляйте в журналиста! — патетически завершила свой репортаж о пропавшем телеведущем наивная и глупая, как курица, обожающая пошлые сентенции ведущая Светлана Синицина с третьего канала. — Услышат ли эти слова те, кто нажимает на спусковые крючки?!
Я бы на месте тех, кто нажимает на крючки, ее не послушался. Не люблю, когда просят таким тоном.
— Ох, запыхался, — он протер опять свою бычью шею. Только что прошел дождь, но такая погода тоже не нравилась Семенычу. Ему не нравилась никакая погода.
— Машину ремонтировал? — спросил я.
— Ага, — он тяжко оперся о прохладный гранитный парапет. Внизу мутно плескалась Москва-река, по воде в радужных бензиновых пятнах плыли пустые бутылки из-под пепси и большая пластмассовая кукла с одной рукой, которую мне стало почему-то жалко. Рядом раскинулись тихие московские переулки и улочки. В нескольких метрах от пас два рыболова таскали из Москвы-реки тощих, с острыми плавниками, рыбешек-мутантов со скользкой чешуей.
Выглядел Семеныч неважно. Не понравился мне его вид с первого взгляда — не то что болезненный, а какой-то жизнью придавленный, как упавшей бетонной плитой.
— Ну, рассказывай, — велел я.
— Что, сам не знаешь, какая буча вокруг этого педритто? — воскликнул Семеныч.
— Ты что конкретно узнал?
— Узнал, узнал, — он начал как-то ерзать и возить локтем о парапет.
Он не нравился мне все больше. Не нравилось, что он не смотрел в глаза. Он отводил их.
— Не томи, — я кинул взгляд на часы и вздохнул. Внизу электронного циферблата тревожно мигала красная прерывистая полоска… Печально все это.
Я как бы невзначай огляделся. И увидел то, что и ожидал, — торжественный комитет по встрече. Встречали, понятное дело, Аккуратиста. Вот они. Замерли в отдалении, заняв позиции.
Есть у меня такое качество — я сразу секу машины с бандитами и с оперативниками. А мятый фургончик-"Газель" и «Жигули» седьмой модели с пижонски тонированнными стеклами были именно такими. Нетрудно догадаться, что сейчас перекрывают набережную и окрестности. Расставляются так, чтобы лишить меня малейшего шанса. Действуют вполне профессионально,
— Ты молодец, Семеныч, — беззлобно произнес я.
Злость иссушает. Она забирает много сил. А силы мне сейчас пригодятся.
— Почему? — насторожился он.
— Как ты умудрился продаться за такое короткое время?
— Ты чего? — испуганно воскликнул он. Я быстрым движением влепил ему под сердце пальцами, не причинив особого вреда, но на время обездвижив, привалил его к парапету.
— А теперь быстро. Кому ты меня продал?
— Я… Я… — он захрипел.
— Три секунды у нас. Говори, или убью.
— Чекисты. Оперуправление, — прохрипел на выдохе Семеныч.
— Как они вышли на нашу связь?
— Я… — он глубоко вздохнул. — Я начал интересоваться этим дерьмюком… А там… Там все под колпаком. Они все отслеживали. Они ждали, что о нем начнут наводить справки… Они прижали меня…
— И ты тут же раскололся, — я вновь посмотрел на часы. Красная полоска не изменилась. Появлялась и пропадала. Была бы зеленая — это было бы куда хуже. — Я не хотел. Мы же друзья.
— Да, почти братья… Пошли. Спокойно. Весело, — велел я, поддерживая Семеныча под локоток.
«Газель» начала медленное движение. Через несколько секунд двинулись и «Жигули».
Мы с Семенычем прошли с пару десятков метров. И оказались около красной роскошной машины.
Смуглолицый кавказец горноаульного диковатого вида целовал взасос блондинку, облокотившись спиной о красный «Альфа-Ромео». Ему хотелось, чтобы его видели все, — у него, еще недавно рядового барана, который нагуливал вес на горных склонах, сейчас есть блондинка, есть шикарная машина и заодно есть этот поганый неверный город, с которого он собирает дань, как ратник хана Батыя. Наверняка держит крышу шлюхам на одной из центральных улиц Москвы. Впрочем, зря он мне не понравился. Он ведь делал все, чтобы мне понравиться. Он оставил ключ в гнезде зажигания, И угодил тем самым мне, пусть и невольно.
«Газель» и «жигуль» приближались с двух сторон, сжимались клещами, готовясь раздавить меня.
Сейчас будет захват. Или расстрел. Интересно, что именно? Наверное, все-таки захват. Снять они меня могли попытаться и раньше — и не надо было бы столько мороки и такого количества бойцов. Они мечтают со мной познакомиться поближе. Им хочется со мной побеседовать. Я тоже не прочь с ними познакомиться поближе, но у знакомящихся должны быть равные права, иначе это не знакомство, а сплошное насилие над личностью.
Я шагнул к чурке и спросил:
— Из вольера сбежал, обезьяна?
Он оттолкнул девицу и посмотрел на меня сначала удивленно, а потом злобно рявкнул:
— Убию!
Он хотел раздавить меня и принял позу увидевшего противника самца гориллы — сейчас начнет барабанить себя кулаками по груди и изрыгать утробный рык. Стоял теперь он так, чтобы облегчить мне работу. Я сблизился с ним и в движении засандалил ребром ладони по шее.
Он рухнул на асфальт. Когда очнется, сразу и не поймет, куда делась его машина. Я прыгнул в салон.
«Ну, заводись, хорошая машина», — прошептал я, будто умасливая роскошную «Альфа-Ромео».
Машина завелась сразу. Я выжал сцепление, пригнувшись и слушая барабанную дробь. Это барабанил автомат. Кто-то в комбезе, высунувшись из окна «Газели», палил из короткоствольного автомата. Стекло передо мной пошло трещинами. Ох, лихо взялись! Я пригнулся и рванул «Альфа-Ромео» навстречу «Газели».
Лобовая атака. Этот кошмар летчика-истребителя второй мировой, когда два самолета летят лоб в лоб. У одного из летчиков не выдерживают нервы, он сворачивает и, как правило, погибает, прошитый пулеметами противника.
У водителя «газели» нервы не выдержали. Он свернул, машина вылетела на тротуар, с жутким скрежетом прочертила гранитный парапет, едва не размазав по нему рыбаков.
«Жигули» резко прибавили ход. Из переулка выскочила еще одна машина — зеленый джип-"Чероки".
Я до предела вжал педаль газа. Ох, хороший мне достался скакун. «Альфа-Ромео» набирала скорость, как французский сверхскоростной экспресс.
Опять на шум улицы наложился стрекот. Ну разве можно так палить в центре города средь бела дня?… Хотя им все можно. У них развязаны руки. Им важно одно — не упустить меня.
Я вильнул между двумя грузовиками. Прикрылся автобусом от преследователей на «Жигулях». Обогнул еще один микроавтобус. И на время ушел с биссектрисы стрельбы. Немножко перевел дыхание. Не достали!
Эх, погоня. В ней есть первобытная искренняя радость, полнота жизни. Именно с такими чувствами наши предки гонялись за мамонтами или убегали от них. Адреналин в крови, опьянение своим могуществом или подстегивающий страх, прибавляющий сил. Мотор ревет. Машины расступаются. Пешеходы из-под колес выпрыгивают. Милиционеры хватаются за рации.
Я проскочил на красный свет, скользяще смазал в борт белую иномарку и развернул поперек дороги. В нее ударилась еще одна машина. И пошла куча-мала. Теперь у преследователей возникнут проблемы…
Эти места я знал, как свои пять пальцев, Я представлял, куда можно ехать, а где ждет тупик. Они тоже знали это. Сбоку выскочил синий «БМВ» — четвертая машина! — но не успел каких-то пятидесяти метров.
Бах, бах — по багажнику застучали пули. Я пригнул голову, двигаясь почти вслепую. Пуля не пробьет всю машину и не дойдет через багажник. А вот продырявить стекло и меня заодно — это не проблема.
Я проехался по тротуару, задев мороженицу и пивной ларек, Чиркнул о бетонную урну крылом. Придется кавказцу раскошелиться на ремонт. Эх, работать его блондинке на панели в три смены!
Потом я пролетел через вытоптанный желтый газон, по днищу что-то проскрежетало. Я крутанул руль вправо и выиграл еще несколько метров, нырнув в Ольхов переулок.
Направо… Налево… Снова на тротуар. А впереди — затор.
Все, пора!
Я вжал тормоз. Машину занесло. Она боком ткнулась в столб. Я выскочил из салона и припустился вперед, — в арку, а затем в проходные дворы.
Бежал я от всей души. Ставить рекорды лучше, когда тебя кусают за пятки цепные псы… Я перемахнул через ограду пятиглавой церквушки. Отскочил от старушки, с испуга заоравшей: «Подоите копеечку». Промчался через паперть. И — опять дворы.
Лысого черта они меня когда здесь найдут. Лешего болотного этот район перекроешь, даже используя все силы московской милиции.
Я очутился в пустом дворе-колодце. Дом был почти выселен, скоро тут будут офисы фирм. Окна разбиты. И в центре двора стоит ржавый «жигуль», от которого остался один остов.
Я подошел к мусорным бакам. Сдернув куртку, бросил ее в бак, надел черные очки. Сорвал парик — его в сумку, он мне еще пригодится. Нацепил на голову военную пилотку — они вошли в моду. Закатал рукава.
Теперь меня опознать будет труднее. Главное, что меня выдает — рост. Эпоха акселерации, кто ниже метра семидесяти пяти, приковывает жалостливые или презрительные взоры. Но все равно коротышек в Москве пруд пруди.
Вскоре я нырнул в метро. Через несколько остановок вышел. Поймал машину — дребезжащий «уазик» с надписью «Москанализация». Меня это название не смутило.
В салоне работал приемник на волне «Авторадио».
— Горячие криминальные новости, — радостно, Как прыгающий щенок, завопил ведущий. — Погоня за маньяком-убийцей на московских улицах, Сбиты и отправлены с ранениями в больницы четыре пешехода и разбито четыре машины. Список маньяка полнится… Со ставшими вам известными горячими новостями звоните на пейджер номер…
Ну вот, маньяком обозвали… «Никого я не сбивал. Это все они», — захотелось мне сбросить на пейджер. Я перевел дух. Хорошо, что никто не погиб. Такая гонка. А мне лишние муки совести ни к чему…
— Нет порядка в Москве, — заворчал водитель — мужчина лет тридцати пяти в промасленной ветровке и кепке с надписью по-английски «Голд палас».
— Маньяки, злые как собаки, — пропел я отрывок из модного шлягера.
— Это все коммунисты виноваты, — сказал водитель.
— Это почему? — заинтересовался я.
— Семьдесят лет маньяков плодили, вот они сейчас и вылезли из щелей.
— А чего раньше не вылезали?
— И в этом коммунисты виноваты…
— Все правильно, — кивнул я.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30