- Я читала письмо, где ваша мать Вера Степановна умоляла брата-генерала хоть чем-нибудь помочь ей. Разумеется, он не ответил, сказала Рита.
Бауэр метнул на Бермудскую быстрый взгляд и сжал кулаки в черных перчатках.
- Эти люди обжирались здесь черной и красной икрой, ананасами, шоколадными конфетами, парной телячьей вырезкой и свежайшей осетриной, а ваша мать собирала для вашего маленького братика объедки на улицах, продолжала Рита.
- Это не ко мне! - рявкнула Бермудская. - Я читала то письмо и возмущалась поведению мужа. - Она не стала добавлять, что знала о том, что именно он распорядился уволить ненавистную сестру, компрометирующую его, с работы посудомойки в рабочей столовой, после чего и умер её малолетний сын Коля. Затем Балясников сделал так, что о его распоряжении узнало высшее руководство, которое одобрило его решение. Такое котировалось и оценивалось. - Именно я заставила мужа помочь этой семье. В пятьдесят восьмом году они переехали из Казахстана в Подмосковье. А про моего покойного мужа нечего тут плести, я ему цену знаю и имею право судить его. А вам, молокососам, это не дано. У него тоже жизнь была нелегкая! Каждую ночь с пистолетом под подушкой спал, ареста ждал и не хотел попадать за решетку, знал, что там с людьми творят, особенно с генералами. Повезло только, что вождь умер, а то бы и его, и меня... в лагерную пыль. Тогда это было мигом. Сегодня пан, завтра пропал. А что касается поджога нарышкинского дома, все это сплошная брехня. Если даже это и сделал покойный Виктор Удищев, это вовсе не означает, что его на это преступление послала я. Ты сам участвовал в поджоге, Федор, вот это вернее. Поджег по пьяни, а потом опомнился и полез спасать людей...
- Зачем мне было поджигать дом незнакомого мне человека, да ещё ехать за этим пятьдесят километров от Москвы?
- А зачем мне? - пожала плечами Бермудская. - Я писала рецензию на романы Нарышкина, отрицательную, не скрою, рецензию, даже просто-таки разгромную, так что у него было больше оснований поджечь мою дачу, чем у меня - его.
- А какие у вас были основания затевать эту авантюру с повторной женитьбой Степана, вы не хотите нам поведать? Или вы подтверждаете своим молчанием то, что предположил я? - вмешался Игорь.
- А я вообще никакого отношения к этому не имею, - спокойно ответила Бермудская. - Он решил жениться, с него и спрос. А мне он потом сообщил, а мне что? Пусть женится, с моей шеи слезет, пора бы уже... А то, что тут наплел Федор, это сплошная чушь и ахинея. Он просто умом тронулся после того, как побывал в этом пожаре. Да и до того был пустым человеком, валялся пьяный в грязи, из вытрезвителей я его два раза вытаскивала, штраф ещё за него платила... Одни придурки меня окружают, жить тошно, ушло время крупных интересных людей. На смену им пришла одна мелочь, но самое мелкое ничтожество - мой родной сын...
А вот этого ей говорить было не надо. В карих глазах Степана зажегся какой-то злой нездоровый огонек, видимо, многолетняя ненависть, которую он испытывал к матери, нуждалась в каком-то выходе, выплеске. Но он не поглядел на мать, он вдруг пронзительным взглядом поглядел в глаза Дьяконову, словно он что-то хотел ему сказать, но не мог. Он умоляюще продолжал глядеть на Игоря. Бермудская же в это время отвернулась от сына и продолжала с равнодушным видом пускать кольца дыма. А Игорь вдруг понял те немые знаки, которые посылал ему Степан.
- Мне надо поговорить с вами наедине, Ольга Александровна, - сказал Дьяконов. - Может быть, и впрямь, нам с вами удастся договориться.
Та внимательно поглядела на него и, как бы нехотя, встала. Одернула кокетливым жестом платье, поправила прическу. Презрительно поглядела на присутствующих и вышла из комнаты.
- Прошу ко мне в кабинет, - пригласила она Игоря.
Они вошли в огромный тридцатиметровый кабинет Бермудской. Стеллажи до потолка, старинные книги в них, картины на обитых шелком стенах, статуэтки и серебряные подсвечники на антикварном столе - все это было выдержано в прекрасном солидном стиле. Кабинет произвел впечатление на Игоря.
- Нравится? - поняла его реакцию Бермудская.
- Нравится, - признался Игорь. - Что нравится, то нравится...
- Жалко только, что я вам не нравлюсь, господин частный детектив из агентства "Пинкертон" Игорь Николаевич Дьяконов, в прошлом капитан, следователь МВД, обладатель красивой "девятки" стального цвета, засмеялась Бермудская.
- Ну почему же? Вы личность весьма примечательная.
- А вы красивый мужчина. Что вы связались с этой Ритой? Ну, допустим, вы правы, я повторяю, допустим, насчет гонораров её отца и организованной мной женитьбы сына. Но в чем же тут состав преступления, спрашиваю я вас? Убивать-то её никто не собирался, это все фантазмы неадекватного, обиженного жизнью человека. Она и сама бы все отдала, вернее, поделилась с близкими людьми. На всех бы хватило. Вот что, Игорь Николаевич, делаю вам деловое предложение. Будьте моим союзником, не пожалеете. Бросите своей несчастный "Пинкертон" и заживете как человек, у вас ведь жена и десятилетний сын Роман. Я заплачу вам сто тысяч долларов, если поможете мне.
- Сколько? - поразился её размаху Дьяконов.
- Сто тысяч, - спокойно повторила она. - У вас, разумеется, диктофон в кармане, но я от всего откажусь. Я не боюсь вас ни грамма, ни вот на сколечко. А вот то, что дело практически сорвалось, это скверно. Это очень скверно. Но все поправимо. Вы пользуетесь влиянием у моей бывшей невестки, это очевидно. Так повлияйте же на нее, скажите, что все чепуха и болезненные фантазии, что вы все выяснили. А остальное мы с моим придурочным сыночком сделаем сами. На днях заканчивается процесс по иску родственника Нарышкина, адвоката из Торонто, к пиратским издательствам, незаконно печатавшим его книги, на нем присутствует мой доверенный человек. У ответчиков нет ни малейших шансов. В ближайшем будущем Ритка получит не менее миллиона долларов. Этот ушлый адвокат сумел доказать, что два голливудских фильма сняты по произведениям её отца. И главное, иск о возмещении морального и материального ущерба. Он требует три с половиной миллиона долларов. Но у тех есть какие-то контраргументы по некоторым пунктам иска, возможно сумма компенсации будет меньше. Так что я по минимуму считаю, что Ритка получит миллион, возможно и больше, значительно больше, дело сложное... Я знаю не все подробности дела, но ясно одно - она получит м н о г о! Больше, чем у вас и у меня в карманах во много, много раз. Соглашайтесь... - Она пыталась гипнотизировать его своими черными большими глазами.
- Да..., - призадумался Игорь. - В карманах у меня и впрямь не густо...
- И это не все, - продолжала Бермудская. - Я помогу вам устроиться на высокооплачиваемую работу в престижную фирму. Вы же имеете, я полагаю, юридическое образование, вам не более тридцати пяти лет, у вас богатый опыт работы в органах, вы красивы, энергичны и интересны. Эх, мне бы такого... сына... Охота вам прозябать в вашем занюханном "Пинкертоне"? Кого ищете? Шлюх, сбежавших от своих занудных мужей? И получаете за это гроши, а то и огромное спасибо? Да разве это для вас, Игорь Николаевич? Поглядите на себя! Не упускайте свой шанс! Он дается не так уж часто, порой один раз в жизни!
- Да, Ольга Александровна, - развел руками Игорь. - Хотел я вас о многом спросить, а теперь, выходит, и спрашивать не о чем. Вы и сами все рассказали. Может опровергнете и другие обвинения...
- Да остальное просто собачья чушь. Никакого дома я не поджигала и ни в каких преступлениях не замешана. А сына на Ритке хотела женить, это правда! Потому что раньше её узнала о том, о чем нужно. Эх, Игорь Николаевич, видели бы вы, как я жила раньше, вплоть до самого последнего времени! На кой ляд мне было пачкаться, ввязываться в какие-то темные делишки, травить кого-то, поджигать кого-то? Бред сивой кобылы, да и только!
- Тогда все. Я подумаю о вашем предложении.
- Да нет времени думать! Нет! Надо развеять все эти мифы немедленно. Надо настроить Риту на совершенно противоположную волну, на брак со Степаном! Ну!
- Ладно, считайте, что договорились. Но учтите, обманете - я сумею отомстить, Ольга Александровна!
- Да я не буду вас обманывать, я не жадная, Игорь Николаевич! Я стольким людям материально помогала в свое время. И никто никогда не отдавал долгов, разве только мстили за добро с процентами. А с таким мужчиной, как вы я тем более рада поделиться. Верьте мне, прошу вас...
- Все. Заметано! - решительно махнул рукой Дьяконов, и они пошли в гостиную.
- Эге! - воскликнула Бермудская. - А они тут без нас коньяк пьют! Обнаглели совсем, что ли? Ворвались без приглашения и пьют коньяк, купленный на мои деньги. Степан, быстро убери бутылку со стола!
- Да ладно, Ольга Александровна, - заступился Дьяконов. - Пусть пьют. Все так устали, перенервничали. Давайте, действительно, замнем всю эту историю. А вам, Маргарита Валентиновна, скажу вот что - только что Ольга Александровна обоснованно развеяла все мои гипотезы. Все, в чем её обвиняли - неправда. И вам неплохо бы выпить мировую.
- А быстро она вас обработала, Игорь Николаевич, - тихо произнесла Рита, закрывая лицо руками. - Хотя... если подумать... Может быть, я и на самом деле вообразила себе черт знает что... Никто из вас не знает, что такое настоящее одиночество... Мерещится такое...
Воодушевленная Бермудская плюхнулась в кресло, окинула всех туманным взором, взяла рюмку, стоявшую перед ней и опрокинула её себе в рот. А потом ещё раз обвела всех подозрительным взглядом. И то, что она увидела в глаза присутствующих, насторожило её. Какая-то тайная радость светилась и в глазах Риты, и в просвечивающих сквозь круглые очки глазах Федора. А черные глаза Степана блудливо сверкали. Она сразу поняла, что тут произошло за время её отсутствия. Только было поздно. Бермудская дернулась было, чтобы побежать в ванную и прочистить себе желудок, но Игорь и Федор крепко схватили её за руки и прижали запястья к подлокотникам кресла. Ольга Александровна хотела было выплюнуть на пол то, что она выпила, но Дьяконов зажал ей свободной ладонью рот. И она безвольно откинулась на спинку кресла. Потом посидела немного и сделала жест, что ничего больше не предпримет, чтобы избавиться от выпитого коньячка с порошочком, рецептом покойного преданного Витеньки Удищева. А действовать порошочек начинал быстро, она это прекрасно знала. Помнила Валентина Нарышкина...
Игорь убрал руку от её рта. Но держать её за руки они продолжали, зная, что женщина она очень даже решительная. А выплевывать коньяк было уже поздно...
- Спасибо, сыночек, - презрительно хмыкнула Бермудская. - Спасибочки тебе. И ты предал... А иного от тебя ожидать трудно было. Откровенности моей хочешь, эйфории? Так будет тебе и всем вам откровенность, дорогие мои, даже порошочек не успеет подействовать. Чтобы вы, мелочь пузатая, знали, что я и без всякого снадобья выскажу все, что по вашему поводу думаю...
В это время раздался телефонный звонок. Дьяконов свободной рукой поднял трубку. Там пищал голос какой-то старушонки.
- Мне Ольгу Александровну, будьте добры. Это кто, Степочка? Степочка, где мамочка? Она мне так нужна, так нужна...
- Она сейчас не может подойти, - сказал Дьяконов.
- Степочка, родненький, позови мамочку, - продолжала настаивать старушка. - Это Ева Фабиановна говорит... Что это у тебя голос какой-то странный, Степочка? Мне плохо, я умираю, она знает один рецепт, только она и Соломон Израилевич... А я потеряла бумажку, где записала телефон Соломона Израилевича... Помилосердствуй, Степочка, позови маму, неужели её нет дома?
Дьяконов раздраженно протянул трубку Бермудской, но, поскольку её продолжали держать за руки, поднес трубку к её лицу, чтобы она могла слушать и говорить.
- Алло! Ева Фабиановна? Вам нужен рецепт? Сейчас скажу. А это... Нет, это не Степа, вы правы. А какое вам дело, что у меня за мужчина дома? Это Игорь Николаевич, мой добрый знакомый, устраивает это вас? - усмехнулась Бермудская. - Так... позвоните лучше Соломону Израилевичу, он вам все объяснит лучше меня. Номерок помните? Ах, забыли... Бумажку потеряли?... А, нашли уже? Ну и прекрасно... Да, да, у меня гости! Дорогие гости, Ева Фабиановна! Да делайте же, как я вам говорю, Ева Фабиановна, не пожалеете. Я плохого не посоветую... Все, поправляйтесь, проживите ещё столько же... Завтра хотите приехать? Ну ладно, только обязательно предварительно позвоните...
В трубке запищали гудки, а Бермудская хмыкнула недовольно:
- Самой восемьдесят семь лет, а туда же... Жить хочет...
"Ну, Андрюха...", - поражалась она. - "Какой же он мастер менять голоса! Чуть сама не поверила в то, что звонит древняя старуха."
- Все жить хотят, - сказал Игорь.
После разговора с древней старушкой у Бермудской задорно заблестели глаза, что очень не понравилось Дьяконову. Он пожалел, что не положил сразу же трубку. Но то, что сообщила через пару минут Ольга Александровна заставило его забыть об этом телефонном звонке, уж в очень интересное русло направился разговор...
- Жить можно по-разному, - вдруг пришла в хорошее расположение духа Бермудская. - Можно, например, жить так, как жила я, как жил мой покойный муж Егор Степанович, как его шеф... да, да, он хорошо пожил, кончил только плохо, а жил круто, ради такой жизни можно и пулю в лоб получить, платить-то когда-то приходится... А можно жить и по-другому. - Она как-то странно поглядела на Степана и Риту. - Например, как жили они, эти двое...
- А как мы жили? - взорвался Степан. - Поначалу хорошо жили, и дальше жили бы хорошо, если бы ты не мешала... И любили друг друга...
Оглушительный хохот потряс гостиную и поразил всех присутствующих. Хохотала Бермудская хрипло, надрывно, то закашливаясь, то просто стонала от смеха. И никто ровным счетом ничего не понимал.
"Порошок действует", - подумал Игорь.
- Они хорошо жили, они любили друг друга, Боже ж мой! - продолжала хохотать Бермудская. - Да отпустите же, наконец, мои руки, вцепились как пиявки, тоже мне... Никуда я не убегу, и ни на кого с ножом не полезу, нужно больно... Я вас другим ошарашу! А ошарашу вот чем - вы, Маргарита Валентиновна, полагаю ещё помните день рождения вашего бывшего супруга?
- Ну..., - ничего не понимала из её слов Рита.
- Так когда же его день рождения? - задорно глядела на него Бермудская.
- Ну пятнадцатого июля, что с того?
- Отнимите девять месяцев. Что получается? Пятнадцатое октября, не так ли? Как же удивительна природа, не устаю удивляться! Зачнешь ребенка, а ровно через девять месяцев он тут как тут, выходит на свет божий... Так вот... пятнадцатого октября тысяча девятьсот шестьдесят восьмого года у меня была на даче чудесная встреча с одним одаренным романистом...
Рита приоткрыла рот, начиная понимать чудовищный смысл её слов.
- Да, да, Маргарита Валентиновна, вижу, вы все поняли! Да, да, вы жили со своим родным братом Степаном Валентиновичем, жили пять лет, как муж и жена. Вы даже забеременели от него и чуть было не произвели на свет нечто любопытное и невразумительное, это уж я вас пожалела, на аборт отправила...
Т а к о г о не ожидал никто. Все четверо сидели молча, с открытыми от изумления ртами, а Бермудская наслаждалась произведенным впечатлением.
- Н-н-нарышкин... мой отец? - пролепетал бледный как смерть Степан.
- А кто же еще? Не Егор же Степанович, старый хрыч? Он на воспроизведение потомства способен не был. Вова покойный был от Витеньки, царство им обоим небесное... Так что я дважды была беременна от разных... Нет, вру, даже четырежды, ещё два выкидыша было... Только ни разу от законного мужа. А у Егора Степановича я действительно была в Сочи после замечательного уик-энда с Валентином Константиновичем, только после таких отношений вряд ли что могло зародиться, как он только поверил, ума не приложу. А, может быть, и не поверил, не так уж он был глуп, раз сумел выжить при всех властях. Вид только сделал. А вот в то, что Вовочка его сын, он и вправду верил, так горевал, когда он в три годика простудился и умер от пневмонии... Даже что-то такое там вещал, что его Бог наказал за то, что он не помог сестре и что её сын из-за него умер... Вот, дела-то какие, даже он был способен на раскаяние. А причем тут Бог, понять не могу, недоглядели просто, каждый своим был занят, он своими доносами, я писательской мышиной возней, а на нянек разве можно положиться? Но, как ни странно, Вовочка чем-то был похож на Егора Степановича, потому что и Витенька на него похож - оба белесые, безбровые, ресницы светлые, глазенки водянистые, попробуй, разбери там... А ты, Степочка, к сожалению, не похож ни на своего красавца-отца, ни на меня... Гаденыш ты, и больше никто, мразь ты подколодная, - продолжала она улыбаться в лицо сыну. - А все это, видимо, от того, что мы много выпили с Валентином в тот замечательный вечер...
- И порошочка покушали, - добавил Бауэр.
- Дела давно минувших дней, преданья старины глубокой, - ещё благостнее улыбнулась Бермудская.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17