Под «плавсредством» подразумевался автомобиль Страйкера.
Нельзя было просто снять с аппарата трубку и позвонить Маку Болану, даже если вы — единственный человек во всем белом свете, с которым он может говорить откровенно. Раз он так хотел, следовало звонить в десять минут одиннадцатого и ни минутой позже, а затем ровно через каждый час, пока он не ответит на вызов.
Сейчас было девять пятьдесят по местному времени.
Таррин по-хозяйски неторопливо, вразвалочку прошел в табачный киоск, купил сигары и вернулся в вестибюль как раз вовремя, чтобы перехватить туповатого, но преданного Джокко Френзи, своего телохранителя.
— Отправляйся наверх вместе с остальными, — приказал ему Таррин. — Я собираюсь поболтаться вокруг и сделать пару звонков без коммутатора. Какой у нас номер?
— Одна тысяча, — доложил Френзи, удрученно нахмурившись. — Говорят, самый лучший в этом борделе, но я сомневаюсь — в нем только один телик. А ты не думаешь, что мне лучше остаться здесь внизу и составить тебе компанию?
— Нет, все о'кей. Давай, топай. Ты выглядишь вконец измотавшимся. Парни на том же этаже?
— Угу. Они в смежном номере. Если нужно, мы можем открыть двери и общаться с ними. Но мне; босс, этого совсем не хочется.
Когда-то Френзи был жокеем и участвовал в скачках на самых лучших породистых рысаках. С тех пор прошли годы. Последняя лошадь, на которой он выступал, сдохла под ним в буквальном смысле, и Джокко тоже чуть не погиб вместе с ней. После этого он малость свихнулся. Однако он превосходно стрелял, и более преданного телохранителя нельзя было найти. Но сейчас он действительно выглядел измочаленным.
Таррин подошел к старшему из своей команды и сказал ему:
— Проследи, чтобы Джокко сразу же лег спать. Не надоедайте ему и не высовывайтесь из своих паршивых номеров.
— Будь спокоен, босс, — пробурчал в ответ тот. — В любом случае мы собираемся найти себе девок поприличнее. А ты что будешь делать?
— Осмотрюсь вокруг. Далеко не расходитесь.
— Тебе нужна куколка?
Таррин сделал вид, что обдумывает эту идею, и ответил:
— Пожалуй, нет. Знаешь, на меня действует разница во времени. Дома-то сейчас всего лишь час.
Старший рассмеялся.
— Стареешь, Лео.
Таррин допускал такую фамильярность, хотя многие боссы терпеть не могли подобного обращения. Но у Лео была преданная команда. Они знали, что им позволено, а что нет. Поэтому не имело смысла накручивать им хвосты по всякому пустяку.
Он усмехнулся, дал лифтеру на чай, затем проследил, как его люди с багажом зашли в лифт, и повернулся, раздумывая, как бы убить оставшиеся пятнадцать минут.
В конце концов Таррин вышел на улицу подышать свежим воздухом. Ему казалось, что этот проклятый город на сносях и вот-вот должен что-то чудовищное родить. Сама атмосфера его была заряжена тревогой и напряженностью.
Он вернулся в отель, посмотрел, где расположены бар, кафетерий, парикмахерские, ресторан, и точно в десять часов девять минут подошел к платным телефонам.
Вызвал оператора радиорелейной станции, обслуживающей автомобильные телефоны, дал нужный номер и в ожидании присел, глядя на торопливо бегущую секундную стрелку своих часов.
Дзинь! Его соединили точно в десять минут одиннадцатого.
— Слушаю, кто вам нужен?
— Один тип по имени Страйкер, известный также под кличкой Тони. — Сие означало, что никто не Держит пистолет у головы Лео Таррина.
— Ты легок на помине, — ответил спокойный голос Болана. — Я послал запрос всего лишь тридцать минут назад и приготовился к долгому ожиданию.
— Я получил его двадцать минут назад по приезде в город. Что случилось?
— Будь я проклят, если понимаю, что здесь происходит, — серьезно ответил Болан. — Я надеялся, что ты сможешь дать мне кое-какие пояснения.
— Я знаю только то, что около двухсот собак пущены по твоему следу и страстно желают заполучить твою голову. У тебя есть лишняя?
Болан усмехнулся, но в трубке раздался скрежещущий звук, словно кто-то провел железом по железу.
— В последнее время нет. Две сотни, да? Самых крутых?
— Поверь мне на слово, что это так. Лучших на Западе. Что, черт побери, ты затеваешь?
— Я думаю, нам лучше встретиться. Это не телефонный разговор.
— Понимаю, что ты имеешь в виду. Хорошо. Когда и где?
— Насколько ты располагаешь собой?
— Относительно свободен. Я с командой. Но ты назови место и время встречи, я там буду. Уж как-нибудь исхитрюсь.
— Хорошо, давай через пару часов. Лучше через три. Я подберу тебя у здания научной выставки, возле фонтанов. Скажем, в час.
— Договорились. Э-э... Большой Толкач, может, тоже захочет к нам присоединиться. Ты не против?
Голос Болана прозвучал несколько хрипловато, когда он спросил:
— Что, он тоже здесь?
— Обещал прилететь. Мы с ним еще не связались, но до часу, вероятно, сумеем созвониться.
— Сколько он с собой привезет?
— Пятьдесят. А вскоре, возможно, еще пятьдесят.
— Приезжает играть или наблюдать?
— Думаю, играть. И он в большой тревоге.
— Хорошо. Приводи его, если он так хочет.
— Понял. Ну, давай, старик. Держись.
— Ты тоже.
Таррин похлопал по трубке и повесил ее, затем пересек вестибюль и подошел к справочной, чтобы еще раз проверить, не спрашивал ли его кто-нибудь за последние полчаса.
На этот раз его ждало закодированное сообщение от Броньолы.
Лео вернулся к телефону и небрежно бросил в щель аппарата монету, размышляя о том, какую безумную жизнь он ведет, все время балансируя на острие ножа между двумя мирами, ни к одному из которых он не принадлежит. Так какого же черта он это делает?! А почему поют певцы и танцуют танцоры? Лео Таррин не был философом. Он просто делал то, что у него лучше получалось.
* * *
Болан положил телефонную трубку и метнул прищуренный острый взгляд серо-голубых глаз на свою невольную гостью Маргарет Найберг.
— Чувствуете себя лучше? — спросил он, хотя этот вопрос можно было и не задавать — и так было видно, что женщина постепенно приходит в себя.
Она сидела, поджав под себя ноги, как курица на насесте, на планшетном столе в боевой рубке его фургона еще влажная от освежающего, хотя и непродолжительного душа. В рабочей куртке Болана — ее единственной одежде в данный момент, она походила на маленького ребенка: такая милая, легко ранимая, неодолимо влекущая. Болан почувствовал, что еще сильнее, чем прежде, сожалеет о своей связи с ее дочерью. Есть вещи, которые просто нельзя делать. К ним относилась и ситуация «мать и дочь».
Рядом с ее гладким бедром стояла, остывая, чашка обжигающего кофе. Болан убрал чашку и удовлетворенно заметил:
— Да, вижу, что вам уже лучше. Или я ошибаюсь?
Она по-детски шмыгнула носом.
— Надеюсь, я не подхватила простуду. Вы сильный молодой человек, Мак. Спасибо. Как все глупо вышло... Как я могу отблагодарить вас?
Для Болана не осталось незамеченным ударение, сделанное на словах «молодой человек», и он понял: его вежливо просят не переступать границ приличия, что он и намеревался делать.
— Благодаря вашему содействию мы живы, а это уже немало, — с легкой иронией ответил Болан.
— Для вас — да. Для меня же... это кажется наименьшим утешением.
Мак проворчал:
— Ну, ну!
— Я ничего не могу с собой поделать. Все, что произошло — так скверно, так невозможно...
Он повторил наверное уже в десятый раз:
— Маргарет, Диана не знала, что она творит. Поверьте мне.
— Полагаю, вы верите тому, что говорите, — промолвила она со вздохом. — А я должна верить вам, ведь Ди — это все, что у меня осталось.
Болан отвел глаза.
— Очень печально, если это так.
— Неужели? Почему? Ведь у многих нет и этого.
— Вам сколько? Тридцать восемь? Сорок?
Миссис Найберг смешно сморщила нос и ответила:
— Как раз между первым и вторым. Сознайтесь, Мак, дипломатия не самая сильная ваша сторона.
— В общем-то, нет. Тут вы правы. Но вернемся к вам, Маргарет. Неужели в тридцать девять лет единственная ценность в вашей жизни — это дочь?
Она заерзала под его изучающим взглядом.
— Ну... Хорошо. Это звучит, наверное, слишком мелодраматично. Нет, видит Бог, нет! Чем еще могу я похвастать? Почему не быть честной с самой собой? Что у меня еще осталось, Мак?
Он поднял руку и начал загибать пальцы.
— Безысходность, жалость к себе, отсутствие цели, чувство одиночества, желание умереть. Вот пять отрицательных качеств. — Он поднял вторую ладонь. — А теперь вы мне назовете пять положительных качеств в противовес этим, и я скажу вам, что у вас есть.
— У вас хорошо получается, — ответила она глухим голосом, очевидно обиженная его насмешливым тоном. — Продолжайте считать.
— О'кей. У вас есть красота, ум, сердце, мораль и желание быть счастливой. Я уверен, что смог бы насчитать еще двадцать подобных положительных качеств. Хотите знать, что вы имеете? Да вы весь мир можете взять за задницу, моя прекрасная леди!
Ее передернуло, как от боли.
— Я же говорила, что вы не дипломат.
— А вы неподходящий объект для жалости, — проворчал он.
— Как вас называла Ди? Крутой парень? Так оно и есть! Крутой, как рассвирепевший старый бык! И вы считаете, что все должны быть такими же крутыми!
— Верно, — мягко сказал он. — При любых обстоятельствах человек не должен сдаваться и обязан продолжать жить.
— Вы меня подготавливаете к чему-то, — решила Маргарет, и глаза ее сверкнули. — К чему?
— Не замыкайтесь только на дочери, — пробормотал он. Вот что я хочу вам внушить. Жизнь продолжается, Маргарет, и главное в ней — вы и то, что вы можете в этой жизни сделать.
Страх вспыхнул в глазах женщины и опалил жаром все ее лицо.
— О чем вы говорите?! Неужели Диана?..
Болан отвернулся при виде этого неприкрытого ужаса. Какой он, к черту, дипломат! Но он и не мечтатель. Он много раз видел гибель таких вот юных Диан, он знал реальную жизнь и давным-давно пришел к выводу, что чаще всего обман и полуправда во имя милосердия причиняют большую боль, чем честно сказанная правда. Поэтому он по-солдатски прямо сказал:
— Шансы вашей дочери практически равны нулю, Маргарет. Давайте смотреть правде в глаза.
— Но, конечно же...
— Конечно же... — холодно перебил ее Мак. — Она затеяла игру с диким зверем, скоро сильно пожалеет об этом, только боюсь будет уже поздно.
— Джон не зверь! Джон!.. — ее глаза снова полыхнули огнем, потухли, и она закончила уже шепотом: — О Боже!
— Ага, Джон! Прекрасный, славный парень, хм. Ну-с, Маргарет, расскажите мне все об этом прекрасном парне Джоне. Только на сей раз ничего не утаивая. Вы меня слышите? Ничего! Мы ведем не хитроумную салонную игру, черт побери! Жизнь вашей дочери висит на волоске. Вы же сами видели, как работают эти сволочи. Я это вижу всю жизнь! А теперь дайте мне ключ! Дайте мне его! Дайте мне этот проклятый ключ к разгадке тайны, Маргарет!
— Неужели вы поможете ей? После всего?..
— Ради плачущих детей господних! За кого вы меня принимаете? Мы говорим о ребенке! О вашем ребенке!
— Хорошо! — миссис Найберг расплакалась. — Я все скажу вам. Я дам вам этот проклятый ключ!
В глубине души Болан понял: только что опрокинулась очень важная кость домино.
Но это его сейчас не особенно заботило.
Больше всего на свете ему нужна была сейчас Диана Вебб, живая и невредимая. Он должен вырвать ее из лап мафии во что бы то ни стало, хоть за волосы, невзирая на вопли и пинки.
Глава 13
За свою недолгую историю Сиэтл пережил немало взлетов и падений и сейчас переживал период относительной стабилизации, сохраняя надежды на дальнейшее процветание.
Город возник в середине девятнадцатого столетия как небольшой поселок лесозаготовителей и был назван в честь вождя племени индейцев, обитавших в этих местах. Первый значительный подъем Сиэтла произошел в результате строительства железной дороги после завершения гражданской войны, а расцвет наступил на переломе столетия в связи с золотой лихорадкой на Аляске, превратившей город в главный порт, снабжавший всем необходимым для выживания несметные армии золотоискателей, ринувшихся на Север в те смутные времена в надежде на быстрое и легкое обогащение. С тех пор Сиэтл приобрел репутацию крупного морского порта, и она сохранилась за ним навсегда.
На протяжении двадцатого столетия город продолжал развиваться и расти. Будучи главным городом на северо-западном побережье Тихого океана, он буквально расцвел во время второй мировой войны, став крупным центром морских перевозок и судостроения, а затем в долгий период холодной войны превратился в оплот растущего военно-промышленного комплекса, сделавшего ставку на авиационно-космическую промышленность и сопутствующие высоко технологические производства.
Недавние трудности американской аэрокосмической индустрии особенно тяжело сказались на Сиэтле, где только одной из крупных компаний, обеспечивавшей работой более ста тысяч высококвалифицированных рабочих и служащих, пришлось сократить численность рабочих мест до тридцати тысяч в результате спада производства, который ощущался до сих пор. Серьезно пострадали также связанные с авиацией и космосом отрасли местной экономики, да и весь район оказался затронутым этой своеобразной мини-депрессией.
Однако Сиэтл — город гордых людей, город со славным прошлым. Мало что в его облике предвещало беду. У города было счастливое лицо, и Болану он нравился так же, как и непревзойденная красота окружающей природы. Город вознесся на семи холмах, и в его пределах располагались четыре озера и сорок четыре парка, с двух сторон величественно возвышались горы — Каскады на востоке и Олимпийские на западе. Прекрасный город, раскинувшийся у залива Пьюджет Саунд, представлял собой лакомый кусочек и именно это больше всего беспокоило Болана в данный момент.
В эти напряженные времена измученные многочисленными заботами и проблемами отцы города могли с радостью поддержать любые предложения по подъему экономики без их предварительной тщательной оценки и анализа. И, увы, опираясь даже на скудные откровения Маргарет Найберг, было видно, что именно так обстояло дело в данный момент.
Джон Францискус был человеком с «открытым прошлым», но с исключительно туманным настоящим. Если Найберг являлся «лицом» мафии, стремившейся внедриться в Сиэтл, то Францискус, вероятно, представлял собой ее «мускулы».
Но такое предположение как-то не вязалось с его репутацией. Он был примерно того же возраста, что и Болан. Точно так же большую часть своей жизни он провел на военной службе, но при этом имелось и существенное различие: Францискус закончил Вест Пойнт. Он был кадровым офицером, а не политиком. И тем не менее, казалось, что у него много политических и общественных контактов, куча денег. Он не работал, хотя не был рожден в богатстве, и не имел видимых связей с деловыми или финансовыми кругами.
Маргарет назвала его «этот плейбой».
Тем не менее Алан был «запуган» им, Диана от него «совершенно потеряла голову», некоторые должностные лица, казалось, не могли устоять перед его «предложениями».
Почему так вели себя власти? Что мог этот парень предложить Сиэтлу? Маргарет не смогла ответить на этот вопрос. Болану казалось, что он мог бы дать правильный ответ, но для этого ему не хватало еще нескольких фрагментов мозаики, без которых общая картина создавшейся ситуации никак не хотела выстраиваться в одно целое.
Свою главную задачу Мак видел, однако, не в прощупывании возможностей Джонни Францискуса, а в необходимости вырвать из его лап Диану Вебб. Болан вел с Маргарет Найберг честную игру. У него ни на миг не возникало сомнения в том, что ее дочь была еще одним мотыльком с хрупкими крылышками, вьющимся слишком близко к обжигающему огню.
Болан знал своего врага. Он знал его ценности, вещи, которые он обожал, цены, которые он готов был платить за успех. И платил... жизнью, но только не своей. И если еще не слишком поздно, Мак собирался сорвать торги, которые людоеды намеревались заплатить жизнью Дианы Вебб.
Болан снял для миссис Найберг номер в гостинице «Холидей Инн» на чужое имя, заплатив вперед наличными, и проводил ее в комнату, взяв с нее обещание, что она будет оставаться в ней, пока он с ней не свяжется и не сообщит, что гроза миновала.
Покончив с этим, он пошел поработать над своим боевым фургоном: сменил несколько цветных панелей, чтобы обновить «дизайн», заменил номерные знаки, переставил местами внешние ложные аксессуары.
Время близилось к одиннадцати, когда он повел «новый» сверкающий автофургон по указанному адресу в центральный район Сиэтла. Здесь располагался комплекс многоэтажных домов, окруженных парками и выходящих на озеро Вашингтон, — элитный район для толстосумов, помешанных на безопасности. Каждый вход в здание снабжался устройством электронной блокировки дверей, одетые в форму полицейские патрулировали местность между зданиями в парковой зоне.
Казалось, обитатели лишь одного здания пренебрегали нормальными мерами предосторожности.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17
Нельзя было просто снять с аппарата трубку и позвонить Маку Болану, даже если вы — единственный человек во всем белом свете, с которым он может говорить откровенно. Раз он так хотел, следовало звонить в десять минут одиннадцатого и ни минутой позже, а затем ровно через каждый час, пока он не ответит на вызов.
Сейчас было девять пятьдесят по местному времени.
Таррин по-хозяйски неторопливо, вразвалочку прошел в табачный киоск, купил сигары и вернулся в вестибюль как раз вовремя, чтобы перехватить туповатого, но преданного Джокко Френзи, своего телохранителя.
— Отправляйся наверх вместе с остальными, — приказал ему Таррин. — Я собираюсь поболтаться вокруг и сделать пару звонков без коммутатора. Какой у нас номер?
— Одна тысяча, — доложил Френзи, удрученно нахмурившись. — Говорят, самый лучший в этом борделе, но я сомневаюсь — в нем только один телик. А ты не думаешь, что мне лучше остаться здесь внизу и составить тебе компанию?
— Нет, все о'кей. Давай, топай. Ты выглядишь вконец измотавшимся. Парни на том же этаже?
— Угу. Они в смежном номере. Если нужно, мы можем открыть двери и общаться с ними. Но мне; босс, этого совсем не хочется.
Когда-то Френзи был жокеем и участвовал в скачках на самых лучших породистых рысаках. С тех пор прошли годы. Последняя лошадь, на которой он выступал, сдохла под ним в буквальном смысле, и Джокко тоже чуть не погиб вместе с ней. После этого он малость свихнулся. Однако он превосходно стрелял, и более преданного телохранителя нельзя было найти. Но сейчас он действительно выглядел измочаленным.
Таррин подошел к старшему из своей команды и сказал ему:
— Проследи, чтобы Джокко сразу же лег спать. Не надоедайте ему и не высовывайтесь из своих паршивых номеров.
— Будь спокоен, босс, — пробурчал в ответ тот. — В любом случае мы собираемся найти себе девок поприличнее. А ты что будешь делать?
— Осмотрюсь вокруг. Далеко не расходитесь.
— Тебе нужна куколка?
Таррин сделал вид, что обдумывает эту идею, и ответил:
— Пожалуй, нет. Знаешь, на меня действует разница во времени. Дома-то сейчас всего лишь час.
Старший рассмеялся.
— Стареешь, Лео.
Таррин допускал такую фамильярность, хотя многие боссы терпеть не могли подобного обращения. Но у Лео была преданная команда. Они знали, что им позволено, а что нет. Поэтому не имело смысла накручивать им хвосты по всякому пустяку.
Он усмехнулся, дал лифтеру на чай, затем проследил, как его люди с багажом зашли в лифт, и повернулся, раздумывая, как бы убить оставшиеся пятнадцать минут.
В конце концов Таррин вышел на улицу подышать свежим воздухом. Ему казалось, что этот проклятый город на сносях и вот-вот должен что-то чудовищное родить. Сама атмосфера его была заряжена тревогой и напряженностью.
Он вернулся в отель, посмотрел, где расположены бар, кафетерий, парикмахерские, ресторан, и точно в десять часов девять минут подошел к платным телефонам.
Вызвал оператора радиорелейной станции, обслуживающей автомобильные телефоны, дал нужный номер и в ожидании присел, глядя на торопливо бегущую секундную стрелку своих часов.
Дзинь! Его соединили точно в десять минут одиннадцатого.
— Слушаю, кто вам нужен?
— Один тип по имени Страйкер, известный также под кличкой Тони. — Сие означало, что никто не Держит пистолет у головы Лео Таррина.
— Ты легок на помине, — ответил спокойный голос Болана. — Я послал запрос всего лишь тридцать минут назад и приготовился к долгому ожиданию.
— Я получил его двадцать минут назад по приезде в город. Что случилось?
— Будь я проклят, если понимаю, что здесь происходит, — серьезно ответил Болан. — Я надеялся, что ты сможешь дать мне кое-какие пояснения.
— Я знаю только то, что около двухсот собак пущены по твоему следу и страстно желают заполучить твою голову. У тебя есть лишняя?
Болан усмехнулся, но в трубке раздался скрежещущий звук, словно кто-то провел железом по железу.
— В последнее время нет. Две сотни, да? Самых крутых?
— Поверь мне на слово, что это так. Лучших на Западе. Что, черт побери, ты затеваешь?
— Я думаю, нам лучше встретиться. Это не телефонный разговор.
— Понимаю, что ты имеешь в виду. Хорошо. Когда и где?
— Насколько ты располагаешь собой?
— Относительно свободен. Я с командой. Но ты назови место и время встречи, я там буду. Уж как-нибудь исхитрюсь.
— Хорошо, давай через пару часов. Лучше через три. Я подберу тебя у здания научной выставки, возле фонтанов. Скажем, в час.
— Договорились. Э-э... Большой Толкач, может, тоже захочет к нам присоединиться. Ты не против?
Голос Болана прозвучал несколько хрипловато, когда он спросил:
— Что, он тоже здесь?
— Обещал прилететь. Мы с ним еще не связались, но до часу, вероятно, сумеем созвониться.
— Сколько он с собой привезет?
— Пятьдесят. А вскоре, возможно, еще пятьдесят.
— Приезжает играть или наблюдать?
— Думаю, играть. И он в большой тревоге.
— Хорошо. Приводи его, если он так хочет.
— Понял. Ну, давай, старик. Держись.
— Ты тоже.
Таррин похлопал по трубке и повесил ее, затем пересек вестибюль и подошел к справочной, чтобы еще раз проверить, не спрашивал ли его кто-нибудь за последние полчаса.
На этот раз его ждало закодированное сообщение от Броньолы.
Лео вернулся к телефону и небрежно бросил в щель аппарата монету, размышляя о том, какую безумную жизнь он ведет, все время балансируя на острие ножа между двумя мирами, ни к одному из которых он не принадлежит. Так какого же черта он это делает?! А почему поют певцы и танцуют танцоры? Лео Таррин не был философом. Он просто делал то, что у него лучше получалось.
* * *
Болан положил телефонную трубку и метнул прищуренный острый взгляд серо-голубых глаз на свою невольную гостью Маргарет Найберг.
— Чувствуете себя лучше? — спросил он, хотя этот вопрос можно было и не задавать — и так было видно, что женщина постепенно приходит в себя.
Она сидела, поджав под себя ноги, как курица на насесте, на планшетном столе в боевой рубке его фургона еще влажная от освежающего, хотя и непродолжительного душа. В рабочей куртке Болана — ее единственной одежде в данный момент, она походила на маленького ребенка: такая милая, легко ранимая, неодолимо влекущая. Болан почувствовал, что еще сильнее, чем прежде, сожалеет о своей связи с ее дочерью. Есть вещи, которые просто нельзя делать. К ним относилась и ситуация «мать и дочь».
Рядом с ее гладким бедром стояла, остывая, чашка обжигающего кофе. Болан убрал чашку и удовлетворенно заметил:
— Да, вижу, что вам уже лучше. Или я ошибаюсь?
Она по-детски шмыгнула носом.
— Надеюсь, я не подхватила простуду. Вы сильный молодой человек, Мак. Спасибо. Как все глупо вышло... Как я могу отблагодарить вас?
Для Болана не осталось незамеченным ударение, сделанное на словах «молодой человек», и он понял: его вежливо просят не переступать границ приличия, что он и намеревался делать.
— Благодаря вашему содействию мы живы, а это уже немало, — с легкой иронией ответил Болан.
— Для вас — да. Для меня же... это кажется наименьшим утешением.
Мак проворчал:
— Ну, ну!
— Я ничего не могу с собой поделать. Все, что произошло — так скверно, так невозможно...
Он повторил наверное уже в десятый раз:
— Маргарет, Диана не знала, что она творит. Поверьте мне.
— Полагаю, вы верите тому, что говорите, — промолвила она со вздохом. — А я должна верить вам, ведь Ди — это все, что у меня осталось.
Болан отвел глаза.
— Очень печально, если это так.
— Неужели? Почему? Ведь у многих нет и этого.
— Вам сколько? Тридцать восемь? Сорок?
Миссис Найберг смешно сморщила нос и ответила:
— Как раз между первым и вторым. Сознайтесь, Мак, дипломатия не самая сильная ваша сторона.
— В общем-то, нет. Тут вы правы. Но вернемся к вам, Маргарет. Неужели в тридцать девять лет единственная ценность в вашей жизни — это дочь?
Она заерзала под его изучающим взглядом.
— Ну... Хорошо. Это звучит, наверное, слишком мелодраматично. Нет, видит Бог, нет! Чем еще могу я похвастать? Почему не быть честной с самой собой? Что у меня еще осталось, Мак?
Он поднял руку и начал загибать пальцы.
— Безысходность, жалость к себе, отсутствие цели, чувство одиночества, желание умереть. Вот пять отрицательных качеств. — Он поднял вторую ладонь. — А теперь вы мне назовете пять положительных качеств в противовес этим, и я скажу вам, что у вас есть.
— У вас хорошо получается, — ответила она глухим голосом, очевидно обиженная его насмешливым тоном. — Продолжайте считать.
— О'кей. У вас есть красота, ум, сердце, мораль и желание быть счастливой. Я уверен, что смог бы насчитать еще двадцать подобных положительных качеств. Хотите знать, что вы имеете? Да вы весь мир можете взять за задницу, моя прекрасная леди!
Ее передернуло, как от боли.
— Я же говорила, что вы не дипломат.
— А вы неподходящий объект для жалости, — проворчал он.
— Как вас называла Ди? Крутой парень? Так оно и есть! Крутой, как рассвирепевший старый бык! И вы считаете, что все должны быть такими же крутыми!
— Верно, — мягко сказал он. — При любых обстоятельствах человек не должен сдаваться и обязан продолжать жить.
— Вы меня подготавливаете к чему-то, — решила Маргарет, и глаза ее сверкнули. — К чему?
— Не замыкайтесь только на дочери, — пробормотал он. Вот что я хочу вам внушить. Жизнь продолжается, Маргарет, и главное в ней — вы и то, что вы можете в этой жизни сделать.
Страх вспыхнул в глазах женщины и опалил жаром все ее лицо.
— О чем вы говорите?! Неужели Диана?..
Болан отвернулся при виде этого неприкрытого ужаса. Какой он, к черту, дипломат! Но он и не мечтатель. Он много раз видел гибель таких вот юных Диан, он знал реальную жизнь и давным-давно пришел к выводу, что чаще всего обман и полуправда во имя милосердия причиняют большую боль, чем честно сказанная правда. Поэтому он по-солдатски прямо сказал:
— Шансы вашей дочери практически равны нулю, Маргарет. Давайте смотреть правде в глаза.
— Но, конечно же...
— Конечно же... — холодно перебил ее Мак. — Она затеяла игру с диким зверем, скоро сильно пожалеет об этом, только боюсь будет уже поздно.
— Джон не зверь! Джон!.. — ее глаза снова полыхнули огнем, потухли, и она закончила уже шепотом: — О Боже!
— Ага, Джон! Прекрасный, славный парень, хм. Ну-с, Маргарет, расскажите мне все об этом прекрасном парне Джоне. Только на сей раз ничего не утаивая. Вы меня слышите? Ничего! Мы ведем не хитроумную салонную игру, черт побери! Жизнь вашей дочери висит на волоске. Вы же сами видели, как работают эти сволочи. Я это вижу всю жизнь! А теперь дайте мне ключ! Дайте мне его! Дайте мне этот проклятый ключ к разгадке тайны, Маргарет!
— Неужели вы поможете ей? После всего?..
— Ради плачущих детей господних! За кого вы меня принимаете? Мы говорим о ребенке! О вашем ребенке!
— Хорошо! — миссис Найберг расплакалась. — Я все скажу вам. Я дам вам этот проклятый ключ!
В глубине души Болан понял: только что опрокинулась очень важная кость домино.
Но это его сейчас не особенно заботило.
Больше всего на свете ему нужна была сейчас Диана Вебб, живая и невредимая. Он должен вырвать ее из лап мафии во что бы то ни стало, хоть за волосы, невзирая на вопли и пинки.
Глава 13
За свою недолгую историю Сиэтл пережил немало взлетов и падений и сейчас переживал период относительной стабилизации, сохраняя надежды на дальнейшее процветание.
Город возник в середине девятнадцатого столетия как небольшой поселок лесозаготовителей и был назван в честь вождя племени индейцев, обитавших в этих местах. Первый значительный подъем Сиэтла произошел в результате строительства железной дороги после завершения гражданской войны, а расцвет наступил на переломе столетия в связи с золотой лихорадкой на Аляске, превратившей город в главный порт, снабжавший всем необходимым для выживания несметные армии золотоискателей, ринувшихся на Север в те смутные времена в надежде на быстрое и легкое обогащение. С тех пор Сиэтл приобрел репутацию крупного морского порта, и она сохранилась за ним навсегда.
На протяжении двадцатого столетия город продолжал развиваться и расти. Будучи главным городом на северо-западном побережье Тихого океана, он буквально расцвел во время второй мировой войны, став крупным центром морских перевозок и судостроения, а затем в долгий период холодной войны превратился в оплот растущего военно-промышленного комплекса, сделавшего ставку на авиационно-космическую промышленность и сопутствующие высоко технологические производства.
Недавние трудности американской аэрокосмической индустрии особенно тяжело сказались на Сиэтле, где только одной из крупных компаний, обеспечивавшей работой более ста тысяч высококвалифицированных рабочих и служащих, пришлось сократить численность рабочих мест до тридцати тысяч в результате спада производства, который ощущался до сих пор. Серьезно пострадали также связанные с авиацией и космосом отрасли местной экономики, да и весь район оказался затронутым этой своеобразной мини-депрессией.
Однако Сиэтл — город гордых людей, город со славным прошлым. Мало что в его облике предвещало беду. У города было счастливое лицо, и Болану он нравился так же, как и непревзойденная красота окружающей природы. Город вознесся на семи холмах, и в его пределах располагались четыре озера и сорок четыре парка, с двух сторон величественно возвышались горы — Каскады на востоке и Олимпийские на западе. Прекрасный город, раскинувшийся у залива Пьюджет Саунд, представлял собой лакомый кусочек и именно это больше всего беспокоило Болана в данный момент.
В эти напряженные времена измученные многочисленными заботами и проблемами отцы города могли с радостью поддержать любые предложения по подъему экономики без их предварительной тщательной оценки и анализа. И, увы, опираясь даже на скудные откровения Маргарет Найберг, было видно, что именно так обстояло дело в данный момент.
Джон Францискус был человеком с «открытым прошлым», но с исключительно туманным настоящим. Если Найберг являлся «лицом» мафии, стремившейся внедриться в Сиэтл, то Францискус, вероятно, представлял собой ее «мускулы».
Но такое предположение как-то не вязалось с его репутацией. Он был примерно того же возраста, что и Болан. Точно так же большую часть своей жизни он провел на военной службе, но при этом имелось и существенное различие: Францискус закончил Вест Пойнт. Он был кадровым офицером, а не политиком. И тем не менее, казалось, что у него много политических и общественных контактов, куча денег. Он не работал, хотя не был рожден в богатстве, и не имел видимых связей с деловыми или финансовыми кругами.
Маргарет назвала его «этот плейбой».
Тем не менее Алан был «запуган» им, Диана от него «совершенно потеряла голову», некоторые должностные лица, казалось, не могли устоять перед его «предложениями».
Почему так вели себя власти? Что мог этот парень предложить Сиэтлу? Маргарет не смогла ответить на этот вопрос. Болану казалось, что он мог бы дать правильный ответ, но для этого ему не хватало еще нескольких фрагментов мозаики, без которых общая картина создавшейся ситуации никак не хотела выстраиваться в одно целое.
Свою главную задачу Мак видел, однако, не в прощупывании возможностей Джонни Францискуса, а в необходимости вырвать из его лап Диану Вебб. Болан вел с Маргарет Найберг честную игру. У него ни на миг не возникало сомнения в том, что ее дочь была еще одним мотыльком с хрупкими крылышками, вьющимся слишком близко к обжигающему огню.
Болан знал своего врага. Он знал его ценности, вещи, которые он обожал, цены, которые он готов был платить за успех. И платил... жизнью, но только не своей. И если еще не слишком поздно, Мак собирался сорвать торги, которые людоеды намеревались заплатить жизнью Дианы Вебб.
Болан снял для миссис Найберг номер в гостинице «Холидей Инн» на чужое имя, заплатив вперед наличными, и проводил ее в комнату, взяв с нее обещание, что она будет оставаться в ней, пока он с ней не свяжется и не сообщит, что гроза миновала.
Покончив с этим, он пошел поработать над своим боевым фургоном: сменил несколько цветных панелей, чтобы обновить «дизайн», заменил номерные знаки, переставил местами внешние ложные аксессуары.
Время близилось к одиннадцати, когда он повел «новый» сверкающий автофургон по указанному адресу в центральный район Сиэтла. Здесь располагался комплекс многоэтажных домов, окруженных парками и выходящих на озеро Вашингтон, — элитный район для толстосумов, помешанных на безопасности. Каждый вход в здание снабжался устройством электронной блокировки дверей, одетые в форму полицейские патрулировали местность между зданиями в парковой зоне.
Казалось, обитатели лишь одного здания пренебрегали нормальными мерами предосторожности.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17