А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 

В тесном автобусе.У стены стояли три сильно беременные девицы. Они болтали, хихикали и распивали пинту муската прямо из бутылки. Римо поискал глазами Тайрона и нашел — парень сладко спал, распластавшись на двух столах.Появление Римо вызвало несколько любопытных взглядов, но школьники не сочли его достойным особого внимания и с презрением отвернулись.Во главе класса, за столом, склонявшись над кипой бумаг, восседала женщина с отливающими стальным блеском волосами, мужскими часами на запястье и в строгом черном платье. К учительскому столу была прикручена табличка: «Мисс Фельдман».Учительница не взглянула на Римо, и он встал рядом со столом, наблюдая за ее действиями.Перед ней лежала стопка линованных листков бумаги. Наверху на каждом листе имелся штамп с именем ученика. Большинство из листков, которые она просматривала, были девственно-чистыми, если не считать имени вверху страницы. На таких листах, в правом верхнем углу, мисс Фельдман аккуратно выводила оценку "4".На отдельных листках были карандашом нацарапаны какие-то каракули. На этих мисс Фельдман ставила оценку "5", трижды подчеркивала ее для пущей выразительности, а вдобавок старательно приклеивала золотую звезду вверху страницы.Она просмотрела с дюжину листов, прежде чем осознала, что кто-то стоит возле ее стола. Она вздрогнула, но, увидев Римо, вздохнула с облегчением.— Что вы делаете? — спросил он.Она улыбнулась, но ничего не ответила.— Что вы делаете? — повторил Римо.Мисс Фельдман продолжала улыбаться. Ничего странного, подумал Римо.Видимо, учительница с придурью. Может, даже повреждена в уме. Потом он понял, в чем причина. В ушах мисс Фельдман торчали затычки из ваты.Римо наклонился и вытащил их. Она поморщилась, когда вой и рев класса ударили по ее барабанным перепонкам.— Я спросил, что вы делаете?— Проверяю контрольную работу.— Чистый лист — четверка, каракули — пятерка?!— Надо поощрять усердие, — пояснила мисс Фельдман. Ей пришлось пригнуться — мимо ее головы просвистела книга, брошенная из дальнего конца класса.— А что за контрольная? — полюбопытствовал Римо.— Основы языкового искусства, — ответила мисс Фельдман.— Что это означает?— Алфавит.— Итак, вы проверили, как они знают алфавит. И большинство из них сдали чистые листы. И получили четыре балла.Мисс Фельдман улыбнулась. Она посмотрела назад через плечо, как бы опасаясь, что кто-нибудь протиснется в пространство шириной в три дюйма между ее спиной и стеной.— И сколько лет вы этим занимаетесь? — спросил Римо.— Я работаю учителем тридцать лет.— Вы никогда не были учителем, — сказал Римо.Учитель! Учителем была сестра Мария-Маргарита, знавшая, что дорога в ад вымощена добрыми намерениями, но дорога в рай — добрыми делами, тяжелым трудом, дисциплиной и требованием полной отдачи от каждого ученика.Она работала в сиротском приюте в Ньюарке, где вырос Римо, и каждый раз, когда он вспоминал о ней, он почти физически ощущал боль в костяшках пальцев от ударов ее линейки, которыми она награждала его, когда считала, что он проявляет недостаточно усердия.— И сколько вы тут получаете? — спросил Римо.— Двадцать одну тысячу триста двенадцать долларов, — ответила мисс Фельдман.Сестре Марии-Маргарите за всю ее жизнь не довелось увидеть сто долларов сразу.— Почему бы вам не попытаться чему-нибудь научить этих детей? — спросил Римо.— Вы из местного совета по школьному образованию? — с подозрением спросила мисс Фельдман.— Нет.— Из городского совета?— Нет.— Из налогового управления?— Нет.— Из службы суперинтенданта штата?— Нет.— Из федерального министерства образования?— Нет. Я ниоткуда. Я сам по себе. И я не понимаю, почему вы ничему не учите этих детей.— Сам по себе?— Да.— Так вот, мистер Сам-По-Себе. Я работаю в этой школе восемь лет. В первую неделю моего пребывания здесь меня пытались изнасиловать три раза. За первую контрольную я поставила неудовлетворительные оценки двум третям класса, и у моего автомобиля прокололи шины. За вторую контрольную я поставила шесть «неудов», и мою машину сожгли. Следующая контрольная, новые «двойки», и, пока я спала, моей собаке перерезали горло прямо в квартире. Потом родители выставили пикеты у школы, протестуя против моего расистского, жестокого обращения с черными детьми. Совет по школьному образованию, этот образчик честности и неподкупности, отстранил меня от работы на три месяца. Когда я снова приступила к работе, я принесла с собой целый мешок золотых звезд. С тех пор у меня не было проблем, а в будущем году я ухожу на пенсию. Что еще мне оставалось делать, как вы полагаете?— Вы могли бы учить их, — сказал Римо.— Основное различие между попытками обучить чему-нибудь этот класс и карьер по добыче щебня заключается в том, что карьер вас не изнасилует, — сказала мисс Фельдман. — Камни не таскают в карманах ножи.Она вернулась к своим бумагам. На одном из листков были аккуратно выписаны пять рядов — по пять букв в каждом. Мисс Фельдман поставила высшую оценку — пять с плюсом — и приклеила четыре золотые звезды.— Это она будет выступать с прощальной речью? — догадался Римо.— Да. Она всегда забывает о букве "W".— А если бы вы попытались их чему-нибудь научить, они бы научились? — спросил Римо.— Только не в том возрасте, когда они попадают ко мне, — ответила мисс Фельдман. — Это — старший класс. Если они неграмотны, когда попадают сюда, то так и останутся неграмотными. Хотя в младших классах их можно было бы чему-то научить. Если бы все просто поняли, что неудовлетворительная оценка вовсе не означает, что вы расист, желающий вернуть черных в рабство. Но это надо делать в младших классах.Римо заметил, что в уголке левого глаза мисс Фельдман блеснула слезинка.— И этого не делают, — сказал он.— Не делают. И вот я сижу здесь и раздаю золотые звезды за работы, которые двадцать лет назад служили бы основанием для исключения ученика неважно, черного или белого. До чего мы докатились!— Я друг Тайрона. Как он?— По сравнению с кем?— С остальными.— Если ему повезет, он попадет в тюрьму раньше, чем ему исполнится восемнадцать. В этом случае голодная смерть ему не грозит.— Если бы в вашей власти было решать, оставили бы вы его в живых? Оставили бы вы хоть кого-нибудь из них в живых?— Я бы убила всех старше шести лет. И начала бы все заново с малышами и заставила бы их работать. Заставила бы их учиться. Заставила бы их думать.— Вы говорите, почти как учительница.Мисс Фельдман грустно посмотрела на него.— Почти, — согласилась она.Римо отошел от нее и хлопнул Тайрона по плечу Парень пробудился ото сна, вздрогнув так, что едва не опрокинул столы.— Пошли, дурачина, — сказал Римо. — Пора домой.— Звонок звонить? — спросил Тайрон. Глава 9 Столь редкое событие, как визит Тайрона Уокера в школу, не прошло мимо внимания некоего Джеми Рикетса, он же — Али Мухаммед, он же — Ибн-Фаруди, он же Ага Акбар, он же — Джимми-Бритва.Джеми перекинулся парой фраз с Тайроном, затем покинул школу имени Малькольма, Кинга и Лумумбы, угнал первую попавшуюся ему незапертую машину, проехал двенадцать кварталов и оказался на Уолтон-авеню.В бильярдном зале он отыскал вице-канцлера Саксонских Лордов и сообщил ему о том, что Тайрон, по его собственным словам, провел ночь в отеле «Плаза» на Манхэттене. Вице-канцлер Саксонских Лордов направился в бар на углу и передал эту информацию заместителю помощника регента Саксонских Лордов, а тот в свою очередь заместителю министра войны. Вообще-то у Саксонских Лордов имелся только министр войны, без заместителя. Но титул «заместитель министра войны», по единодушному решению, звучал длиннее и внушительнее, чем просто «министр войны».Заместитель министра войны передал сообщение помощнику канцлера Саксонских Лордов, которого он нашел спящим в выгоревшем здании прачечной самообслуживания.Двадцать пять минут спустя помощник канцлера отыскал Пожизненного Руководителя Саксонских Лордов, который спал на голом матрасе в пустующем доме.Пожизненный Руководитель, вступивший в должность меньше двенадцати часов назад, сразу после неожиданной кончины на школьном дворе предыдущего Пожизненного Руководителя, знал, что делать. Он встал с матраса, стряхнул с одежды все, что по ней ползало, и вышел на улицу На Уолтон-авеню, он добыл десять центов у первого встречного — пожилого негра, тридцать семь лет прослужившего ночным сторожем и в данный момент возвращавшегося домой с работы.Монетка была нужна Пожизненному Руководителю для того, чтобы позвонить в Гарлем.— Да пребудет с вами милость Господня, — ответила трубка.— Ага, — согласился Пожизненный Руководитель. — Я узнал где.— А! — обрадовался преподобный Джосайя Уодсон. — И где?— В отеле «Плаза», в центре.— Отлично, — сказал Уодсон. — Ты знаешь, что делать.— Знаю.— Хорошо. Возьми с собой лучших людей.— Все мои люди — лучшие люди. Нет только Бо-Бо Пикенса. Он все еще в Ньюарке.— Не перепутай ничего, — напутствовал его Уодсон.— Не-а. Не перепутаю.Пожизненный Руководитель Саксонских Лордов повесил трубку телефона-автомата в маленькой кондитерской. А потом — поскольку был Пожизненным Руководителем, а руководители должны показывать свою власть — вырвал трубку вместе со шнуром из корпуса телефона.Посмеиваясь, он вышел из лавки и направился собирать команду из своих самых-самых лучших людей. Глава 10 — Мы куда? — спросил Тайрон.— Назад в гостиницу.— Чо-ррт! Чего ты меня не отпустишь?— Я решаю, убить тебя или нет.— Это нечестно. Я тебе ничего не делать.— Тайрон, само твое существование на этой земле меня оскорбляет. А теперь заткнись. Я хочу кое-что обдумать.— Черт, это глупо.— Что глупо?— Хотеть думать. Никто не хочет. Просто думают — и все. Сами собой.— Закройся, пока я тебя не закрыл.Тайрон закрылся и забился подальше в угол заднего сиденья такси.В то время, когда такси направлялось в сторону Манхэттена, четверо чернокожих молодых людей шли по коридору шестнадцатого этажа отеля «Плаза», к номеру, где, как сообщил им брат по крови — мальчик-рассыльный, — остановились белый и старик-азиат.Тайрон сидел спокойно целую минуту, потом не выдержал.— Мне там не нравится, — сообщил он.— Почему?— Кровать, она жесткая.— Какая кровать?— Большая белая кровать без матраса. Жесткая, и спина болит, и вообще.— Кровать? — удивился Римо.— Ага. Ой, черт.— Большая жесткая белая кровать?— Ага.— Большая жесткая белая кровать, которая загибается вверх по краям? — уточнил Римо.— Ага. Она.— Это ванна, губошлеп. Закройся.В то время как Римо и Тайрон обсуждали новейшие достижения в области оборудования ванных помещений, Пожизненный Руководитель Саксонских Лордов взялся за ручку двери номера 1621 в «Плазе», легонько повернул ее и обнаружил, что дверь не заперта. Торжествуя, он улыбнулся жемчужной улыбкой трем своим спутникам, которые ответили ему ухмылками и поглаживанием своих медных кастетов и налитых свинцом дубинок.Такси проскакало по ухабистому мосту на Виллис-авеню и въехало в северную часть Манхэттена. Трясясь в такт толчкам и прыжкам машины по разбитой мостовой, Римо размышлял о том, осталось ли в Америке хоть что-то, что функционирует нормально.Дорогу, по которой они ехали, казалось, не ремонтировали со дня постройки. Мост выглядел так, словно его никогда не красили. Шкалы никого ничему не учили, а полиция не обеспечивала соблюдения законов.Он выглянул в окно — по обеим сторонам дороги стояли ровные вереницы зданий — дома-трущобы без лифтов, фабрики, мастерские. Все обращалось в прах и тлен.Ничто в Америке больше не функционировало нормально. * * * Тем временем Пожизненный Руководитель широко распахнул дверь номера 1621. Прямо перед ним на полу сидел пожилой азиат и яростно царапал по пергаменту гусиным пером. Жидкие пряди волос обрамляли его голову. Под подбородком болталось некое подобие редкой бороденки. Шея его со спины выглядела тонкой и костлявой, свернуть ее — плевое дело. Выступающие из-под желтой хламиды запястья азиата были тонки и хрупки, как у хилой старушонки. Наверное, тогда, ночью, во дворе школы у старикана была палка, ею он и толкнул одного из Лордов, подумал новый Пожизненный Руководитель. Но то были малые дети. А теперь он познакомится с настоящими Саксонскими Лордами.— Войдите и закройте дверь, — произнес Чиун, не оборачиваясь. — Добро пожаловать в нашу обитель. — Голос его звучал мягко и приветливо.Пожизненный Руководитель знаком велел сподвижникам войти внутрь, закрыл дверь и с улыбкой указал глазами на старика. Это будет несложно. Лакомый кусочек, этот косоглазый придурок. Просто конфетка. * * * В такси, повернувшем к югу на ист-сайдский проспект Франклина Делано Рузвельта, Тайрон начал шевелить губами — он пытался сформулировать какое-то предложение Но мозг Римо напряженно работал. Он почти пришел к важной мысли и не хотел, чтобы Тайрон ему мешал. Поэтому он прикрыл ладонью рот Тайрона и не стал убирать руку.Всего несколько лет тому назад мэр-либерал, которого так любила городская пресса, покинул свой пост, и вскоре после этого одна из самых главных эстакад города рухнула. И хотя этот мэр, как утверждалось, истратил на ремонт автострады миллионы, никому не было предъявлено обвинение, никто не сел в тюрьму, никому, казалось, не было до этого никакого дела.Спустя еще некоторое время выяснилось, что та же администрация урезала выплаты в пенсионный фонд, поскольку при расчете суммы средств, необходимых на социальные нужды, пользовалась данными начала века, когда средняя продолжительность жизни была на двенадцать лет меньше. И до этого никому не было дела.В любом другом городе немедленно собралось бы Большое жюри, губернатор назначил бы расследование, мэрия создала бы специальную комиссию. Нью-Йорк просто зевнул и продолжал жить по-прежнему, а политические деятели даже попытались выдвинуть кандидатуру бывшего мэра, самого бездарного в длинной веренице бездарных мэров, на пост президента Соединенных Штатов.Кого в Нью-Йорке могло оскорбить или расстроить чье-то там недостойное поведение? Ведь изо дня в день кругом совершалось столько неблаговидных поступков.— Почему так? — спросил себя Римо, и тут его осенило.Разве вся Америка так плоха? Разве Америка разваливается на части?Там, на просторах страны, раскинувшейся на три тысячи миль, есть политики и государственные чиновники, которые пытаются добросовестно исполнять свои обязанности. Есть полицейские, которых больше интересует поимка преступников, чем организация специальных курсов для обучения населения тому, как самым удачным способом стать жертвой ограбления. Есть дороги, которые содержатся в хорошем состоянии, чтобы люди имели шанс добраться до места назначения вместе с коробкой передач своего автомобиля. Учителя, которые пытаются чему-то научить своих учеников. И очень часто им это удается Фиаско потерпела не Америка. Не Америка разваливается на части. Это Нью-Йорк — город, где жизненные запросы людей постоянно снижаются, город, жители которого добровольно согласились принять уровень жизни, худший, чем где бы то ни было в стране. Где люди добровольно отказываются от права покупать товары по низким ценам в супермаркете и вместо этого поддерживают лавочников своего квартала — тех самых лавочников, у которых цены такие, что рядом с ними страны-экспортеры нефти выглядят благодетелями человечества. Где люди спокойно смирились с тем, что езда на расстояние в пять кварталов у них отнимает не меньше сорока пяти минут.Где люди отказались от права иметь автомобиль, потому что его негде припарковать, и нет дорог, по которым можно ехать без ущерба для машины, и, кроме того, даже автомобиль не гарантирует безопасности на улицах. Где люди полагают, что для борьбы с преступностью необходима служба самообороны в каждом квартале, забывая о том, что в большинстве городов с преступностью борется полиция.И нью-йоркцы примирились с этим и улыбаются друг другу на коктейлях, а обувь их при этом воняет собачьим пометом, который покрывает город слоем толщиной в семь дюймов, и чокаются бокалами с белым вином, и говорят, что просто не могли бы жить ни в каком другом месте на земле.Когда каждые восемнадцать месяцев Нью-Йорк оказывается банкротом после очередного приступа безумного расточительства, политические деятели города любят твердить всей стране — одновременно с этим протягивая руку за милостыней, — что Нью-Йорк — это душа и сердце Америки.Но это не так, думал Римо. Это лишь пасть Америки, пасть, ни на минуту не умолкающая, постоянно треплющаяся по телевидению, по радио, в журналах и газетах, так что даже люди, живущие где-нибудь на Среднем Западе, приходят к выводу, что раз уж Нью-Йорк так плох, то значит — о Господи! — и вся страна такова же.Но это не так, подумал Римо. Америка функционирует. Не функционирует только город Нью-Йорк. Но Нью-Йорк и Америка — не одно и то же.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18