.."
– Тебя как зовут-то? – деловито поинтересовалась женщина.
– Матвей, – отозвался майор.
– Матвей... Мотя, значит. Ну а меня – Тоня.
– Очень приятно, – вежливо сказал омоновец.
– Мне – тоже. – Женщина вытащила из кармана початую пачку "Явы", протянула майору. – Угощайся.
Он неловко выковырял сигарету из пачки, покатал между пальцев, после чего вставил фильтр в губы.
Тоня в это время извлекла из нагрудного кармана кителя простенькую зажигалку, поднесла трепещущий огонек сначала майору, потом прикурила сама. Со вкусом затянулась.
Глядя на нее, Матвей тоже втянул в себя терпковатый табачный дымок. И тут же, уронив горящую сигарету на землю, согнулся пополам, сотрясаемый жесточайшим, удушающим приступом кашля.
– Что с тобой?! – встревоженно наклонилась к нему сидящая рядом женщина.
– Я... не... курю... – задыхаясь, пробормотал Матвей, вытирая выступившие на глазах слезы здоровой рукой.
– Во как! – удивилась женщина. Оценивающе посмотрела на майора, смерила его взглядом с головы до ног, подумала и сообщила: – Нет, Матвей, ты все-таки конченый мудак!
И сказано это было таким деловым тоном, с такой уверенностью в собственной правоте, что не могло не прозвучать смешно. И по лицу Матвея легкой тенью скользнула вымученная усталая улыбка.
5
– И как же нам быть?.. – Молодой старший лейтенант милиции, звездочки которого просвечивали сквозь тонкую ткань когда-то белого больничного халата, наброшенного ему на плечи, требовательно смотрел на сидящего напротив него врача.
– А это уже ваши сложности. – Доктор развел руками. Он не собирался облегчать жизнь ментам, которых, как и всякий русский человек, терпеть не мог. Нет и не может быть каких-то там "нас". Каждый занимается своим делом. И у доктора, дежурного нейрохирурга больницы скорой медицинской помощи, была не самая простая ночь. Она была очень "урожайной" на разного рода травмы головы. Больных подвозили каждые две-три минуты. И среди них – много коллег теперешнего собеседника.
– Так когда я смогу с ним побеседовать? – продолжал гнуть свое милиционер.
– Вы, видимо, не совсем представляете себе то, о чем я вам только что говорил, – тяжело вздохнул врач. – Состояние больного – критическое. Диагноз – закрытая черепно-мозговая травма, перелом основания черепа...
– Это я знаю! – перебил врача старлей. – У меня это написано...
Не смущаясь многозначительно недовольным взглядом доктора, он полез в лежащую у него на коленях папку, откуда вытащил небольшой, с четвертушку листа, бланк, заполненный шариковой ручкой.
– Вот! "Неизвестный №2. Диагноз: 34МТ, перелом основания черепа. Обстоятельства получения травмы не установлены", – прочитал он и опустил листок. – Меня интересует другое. Первое – откуда он был доставлен. И второе... Мог ли он такие телесные повреждения получить при падении с высоты собственного роста?
Врач, уловив в глазах своего собеседника жадное ожидание, недовольно отвернулся. Этот милиционер ему не понравился с самого начала. Своей нахрапистостью, самоуверенностью, какой-то воинствующей малограмотностью. А теперь весь этот разговор начинал врача тяготить.
Милиционеру не нужна была истина. Ему нужно было любой ценой спихнуть это спецсообщение, списать на несчастный случай, пока еще пациент не умер. Старлей не хотел получить "темнуху" – нераскрытое преступление – в свои дежурные сутки. А на жизнь и здоровье человека, что сейчас находился в реанимационной палате, ему было просто наплевать.
Но только как бы то ни было, а на вопросы врач ответил:
– О том, откуда был доставлен больной, вы можете узнать в приемном покое. Вам там смогут сообщить и фамилию доставившего его врача, и бортовой номер автомашины. А что касается второго вашего вопроса... я, молодой человек, не эксперт. Я – нейрохирург.
– Ну, у вас же есть какое-то собственное мнение? – недовольно протянул мент. И тут же попытался грубовато "кинуть леща" врачу: – Вы же такой опытный доктор.
– Ну, если вас интересует мое личное мнение... Пациент на момент получения травмы был трезв. При осмотре какой-либо врожденной или приобретенной патологии не выявлено. Физически развит очень хорошо, я бы сказал, великолепно.
– И?.. – чуть поторопил милиционер.
– Объективно травма была получена явно криминальным путем, – четко и ясно произнес врач.
Старлей недовольно поморщился. Если бы доктор на его второй вопрос ответил: "Да, мог!", он тут же взял бы с него объяснение и быстренько спулил материал участковому инспектору. Пусть тот ноги бьет. А так придется возиться самому...
– Ну ладно. Спасибо, доктор! – Старлей аккуратно уложил бумажку в свою папку. Встал с места, поправил сползающий с плеч халат.
– Не за что, – ухмыльнулся доктор.
Уже у самых дверей ординаторской милиционер вдруг остановился и спросил:
– Скажите, доктор... Вот наш – "неизвестный № 2", так? А кто "неизвестный № 1"?
– Юноша-кавказец, – ответил врач. Он не хотел затягивать разговор – устал. – Чеченец. Но только его личность уже установлена. В приемном отделении родственники толкаются. Переживают...
– А что с ним?
– Огнестрельное ранение головы. Поврежден мозг. – Врач покосился на милиционера и многозначительно добавил: – У его палаты – охрана... Вроде как был ранен в перестрелке с вашими...
– Вот же сука! – злобно оскалился милиционер. – И выживет?..
– Выживет. – Врач кивнул головой. – Теперь выживет. Но только лучше бы было ему умереть...
И, наткнувшись на недоумевающий взгляд милиционера, пояснил:
– Это будет уже не человек... Так, растение какое-то...
– Ну, так ему, животному, и надо! – окончательно вызверился мент. – Не будет больше в наших стрелять!
Глава 20
1
Несмотря на позднее время, в здании УВД области наблюдалось нездоровое оживление – почти во всех кабинетах светились окна, а к самому зданию то подъезжали, то отъезжали различные машины. Все работали... Уже всем, вплоть до самого последнего постового на проходной, было известно, что в столице, в министерстве спешно формируется комиссия для проведения внеочередной комплексной проверки оперативной и служебной деятельности всех подразделений УВД.
Готовились к приезду высоких гостей старательно – писали и печатали бумаги, распихивали их по делам, заполняли различные карточки. Хотя люди более или менее опытные прекрасно понимали – этой "штурмовщиной" ничего не добьешься. Комиссия едет с определенными установками, полученными с выше . И в соответствии с этими установками будут либо «копать» по полной, либо позволят свозить себя на рыбалку, на охоту, на какую-нибудь пригородную турбазу и отправятся восвояси, усталые, но довольные впечатлениями, которые были получены во время инспекции.
Сейчас ни на рыбалку, ни на охоту никто не собирался. Не до того как-то. В этом конкретном случае никто ничего хорошего не ждал и иллюзий не строил. Комиссия направляется для того, чтобы выявить вопиющие недостатки и промахи в организации службы. И выявит. Проще говоря, найдут "крайних", поменяют руководителей ведущих служб и торопливо доложат в стольный град, что теперь-то в Красногорске будет все куда как хорошо! Это знали все. Но только бумаги к проверке все равно готовили. Не спали.
Сам генерал заперся в своем кабинете. Он вовсе не собирался стреляться. Для него жизнь еще не закончилась. Хотя милицейская карьера – да. Но на свете, а тем более в этой стране много сфер, где может пригодиться предприимчивый человек. Например, политика. Там вообще ни за что отвечать не надо – знай себе болтай!
Генерал усмехнулся... А почему бы и нет?! Пользоваться всевозможными мыслимыми и немыслимыми льготами, жить в столице, где жена сможет щеголять туалетами и драгоценностями без боязни, что найдется какой-нибудь умник, желающий сопоставить стоимость прицепленного к ней с размерами генеральской зарплаты, а дочка-троечница, шестнадцатилетний прыщавый переросток, сможет поступить в заветное МГИМО – кузницу кадров для всевозможных светских тусовок.
Генерал лениво перелистывал страницы протоколов многочисленных коллегий УВД, а сам уже на полном серьезе прикидывал, к кому обратиться, с кем поговорить, к какой партии примкнуть, чтобы его фамилия "украсила" какой-нибудь из избирательных списков. Неважно какой...
Господин Карасев не отчаивался и надеялся еще послужить Отчизне.
Зато все остальные руководители в этот вечер трудились, как пчелки. Им свои места терять никак не хотелось.
"Кадры" в срочном порядке готовили приказ об увольнении командира ОМОНа как не соответствующего занимаемой должности. Кто-то, правда, заикнулся было, что майор во время штурма был ранен и увольнять его сейчас, до окончания лечения, нельзя. Запрещено и наказуемо. Но начальник отделения, старый и не раз битый жизнью ветеран кадровой службы, некоторое время поразмыслив, заявил уверенно:
– Я его знаю – он мужик порядочный... По судам и по прокуратурам ходить не будет. Делаем приказ!
В собственной порядочности этот деятель не сомневался тоже.
Попутно готовился еще один, но только с другой формулировкой: "...За поведение, несовместимое с высоким званием работника российской милиции..." "Героем" второго приказа стал участковый инспектор, на участке которого располагалось кафе "Ведено".
Сам участковый в это время находился в кабинете УСБ. С форменной курточки его грубо, что называется "с мясом", были сорваны офицерские погоны. Под глазом старлея, теперь уже бывшего, потихоньку наливался яркой багровостью свежий синяк, а сам он, облизывая разбитые губы, торопливо что-то писал, время от времени поглядывая на стоящего за его спиной здоровенного оперативника в гражданском.
"Сотрудник очистки" периодически перегибался через плечо недавнего коллеги и, заглядывая в текст, приговаривал:
– Все пиши, все! Как у чеченов бабки брал, как во время рейдов их не проверял... Все, сука, пиши! Пока тебя по-хорошему просят!
Вообще-то такие вот зубодробительные методы сотрудниками "очистки рядов" не используются. Как правило. Но ведь в большинстве правил есть исключения?..
Уже бывший участковый, испуганно втянув голову в плечи, строчил страницу за страницей. Ему было в чем покаяться.
По коридорам управления из кабинета в кабинет заполошенно метались какие-то растрепанные молодые люди с бумагами в руках, не замечая идущих им навстречу коллег. Пепельницы в кабинетах были полны окурков, время от времени кто-нибудь забегал в туалет, чтобы в который уже раз за последние несколько часов набрать чайник: принято считать, что растворимый кофе – лучший друг ночных бдений.
Всеобщая нервозность не миновала и уголовный розыск. Сумин, переживший на своем милицейском веку не одну проверку, тоже знал, что эта станет для него последней. И вовсе не потому, что он настолько плох и не справляется со своими обязанностями. Причины уже перечислялись. Кроме того, десятилетие чеченских войн привело к тому, что в структурах МВД оказалось слишком много молодых полковников и подполковников, получивших свои звезды досрочно, но не имеющих достойных их званий должностей. А ведь среди них были чьи-то сыновья, племянники и зятья. И сейчас покровители могли "организовать" продвижение своим близким.
Полковник Сумин был полностью готов к тому, чтобы перейти в число пенсионеров. А нервничал из-за того, что представлял себе, как завтра какой-нибудь министерский хлыщ, не имеющий опыта работы "на земле", но зато знающий почти наизусть все приказы и наставления, а также обладающий московской пропиской, будет назидательно выговаривать ему за "развал работы", брезгливо перебирать старые дела и многозначительно поучать, повторяя когда-то однажды заученные прописные истины. Такое старый опер считал для себя унизительным.
А еще это дело Мацкевича... Вроде бы и преступники пойманы, и сам заложник освобожден – вон сидит в углу кабинета, кутаясь в принесенный кем-то из ребят шерстяной плед, глазами заплывшими хлопает. Одно опознание – и все. Дальше уже начинаются проблемы Борисова. Допросы, опознания, очные ставки.
Но почему-то Федору Михайловичу было неспокойно. Ощущение присутствия во всем происходящем какой-то неправильности не оставляло его. Этот потерпевший, Мацкевич, оказался слишком молодым и на серьезного, денежного предпринимателя вовсе даже не походил. И немногочисленные чеченцы из группировки Резаного, которых удалось взять целыми и невредимыми... ну или почти невредимыми... Так вот, вели они себя не так, как должны были бы вести в подобной ситуации. Странно ...
Короче, неизвестно почему, но только Сумина терзало нехорошее предчувствие того, что Дело о похищении Мацкевича еще не завершено и будут в нем еще неприятные сюрпризы.
Бросив в сторону "терпилы" еще один задумчивый взгляд, Сумин встал с места и вышел в коридор. По центральной лестнице поднялся на четвертый этаж здания УВД и остановился перед дверью без номера или таблички. Зачем-то оглянулся по сторонам и выбил на дверном полотне короткую дробь.
– Войдите! – откликнулись из-за двери. Сумин толкнул тяжелую створку...
Обосновавшиеся в этом кабинете офицеры занимали должности нижестоящие и являлись подчиненными Сумина. В какой-то степени... Это если подходить формально. На самом же деле обитатели кабинета без номера представляли некое "государство в государстве", структуру, полностью автономную и засекреченную даже для своих... Этот кабинет занимала служба безопасности ОПУ. Единственные люди подразделения, которых не просто знали в лицо, но которые могли хотя бы иногда надевать форму, не боясь вызвать недоумение близких знакомых и родственников. Легалы ... Своего рода буфер, связующее звено между теми, кто постоянно работает «с открытым забралом», и теми, кому и жить-то приходится «под легендой».
– Федор Михайлович... – Один из присутствующих в кабинете, тот, что сидел прямо напротив входной двери, начал приподниматься навстречу входящему начальнику. Уважал... В свое время, до того, как ему предложили перейти в ОПУ при УВД, Сергей Тагоров работал в УУР под началом Сумина. И, кстати, сыщиком был далеко не самым худшим.
– Здравствуй, Сережа. – Сумин жестом попросил опера оставаться на месте. Подошел сам, протянул руку. После рукопожатия взглядом смерил расстояние до второго обитателя кабинета и, не став к нему подходить, просто коротко кивнул в знак приветствия.
– Присаживайтесь. – Тагоров легонечко качнул открытой ладонью в сторону стоящих у стеночки стульев.
– Да уж, присяду. – Сумин грузно опустился на тот, что стоял ближе всех к столу. Оперся рукой на крышку стола, забарабанил по ней пальцами, отбивая какой-то ритм. Подчеркнуто неторопливо огляделся по сторонам, оценивая интерьер кабинета.
– А неплохо устроились, – сказал, ни к кому конкретно не обращаясь. – Комфортно.
Тагоров в ответ просто пожал плечами. Он не торопил бывшего начальника. Умел ждать.
– Дело у меня есть, – все так же безадресно, в пространство сказал Сумин.
– Всегда пожалуйста, – с готовностью согласился Тагоров.
Но только Сумин не спешил задавать какие-то вопросы. Продолжал изучение голых стен кабинета. По большому счету, он и сам не знал толком, чего хочет получить от этого разговора.
– Кто из ваших работал по делу Мацкевича? – поинтересовался начальник УУР через некоторое время, когда уже «держать паузу» стало просто неприличным.
– Это по похищению? – уточнил Тагоров.
– Ну да.
– Бригада Кутикова.
– А как бы с бригадиром поговорить? – закинул удочку Сумин.
– Лично – никак, – развел руками Тагоров. – Сейчас все наши – на Александра Матросова... Работают. Вдруг кто ушел...
– Понятно, – кивнул Сумин. Есть такая привычка в родной милиции – после драки махать кулаками с удвоенной силой и забрасывать шапками все, что имеет неосторожность появиться в поле зрения.
– Но вполне возможно связаться с ним по телефону, – продолжал Тагоров. – Если, конечно, вы сочтете возможным говорить.
– А почему бы и нет? – спросил Сумин сам у себя. – Давай.
– Одну минуту. – Сергей коротко кивнул своему напарнику. Тот быстро набрал какой-то телефонный номер, дождался ответа.
– Андрей Борисович? Это Слепнев. С вами хотел бы поговорить Федор Михайлович Сумин.
– Здорово, Андрей. – Бригадира Сумин знал давненько. Приходилось работать совместно. В одной связке.
– Привет, Михалыч! – откликнулся Кутиков. – Чего хотел?..
– Тут такое дело. – Торопливость собеседника Сумин воспринял спокойно. Работает человек. А он его сейчас отвлекает. – По делу Мацкевича. Кто из твоих в ночь перед передачей денег работал адрес?..
– Кто? Да я сам и работал! – быстро отозвался Кутиков. – А что?
– Вы там кого-нибудь видели? Ну... – Сумин еще пытался более конкретно сформулировать вопрос, но Кутиков уже отвечал. Все понял без лишнего словоблудия.
– Короче, Михалыч, мы там никого не видели. При мне в подъезд никто не входил.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37
– Тебя как зовут-то? – деловито поинтересовалась женщина.
– Матвей, – отозвался майор.
– Матвей... Мотя, значит. Ну а меня – Тоня.
– Очень приятно, – вежливо сказал омоновец.
– Мне – тоже. – Женщина вытащила из кармана початую пачку "Явы", протянула майору. – Угощайся.
Он неловко выковырял сигарету из пачки, покатал между пальцев, после чего вставил фильтр в губы.
Тоня в это время извлекла из нагрудного кармана кителя простенькую зажигалку, поднесла трепещущий огонек сначала майору, потом прикурила сама. Со вкусом затянулась.
Глядя на нее, Матвей тоже втянул в себя терпковатый табачный дымок. И тут же, уронив горящую сигарету на землю, согнулся пополам, сотрясаемый жесточайшим, удушающим приступом кашля.
– Что с тобой?! – встревоженно наклонилась к нему сидящая рядом женщина.
– Я... не... курю... – задыхаясь, пробормотал Матвей, вытирая выступившие на глазах слезы здоровой рукой.
– Во как! – удивилась женщина. Оценивающе посмотрела на майора, смерила его взглядом с головы до ног, подумала и сообщила: – Нет, Матвей, ты все-таки конченый мудак!
И сказано это было таким деловым тоном, с такой уверенностью в собственной правоте, что не могло не прозвучать смешно. И по лицу Матвея легкой тенью скользнула вымученная усталая улыбка.
5
– И как же нам быть?.. – Молодой старший лейтенант милиции, звездочки которого просвечивали сквозь тонкую ткань когда-то белого больничного халата, наброшенного ему на плечи, требовательно смотрел на сидящего напротив него врача.
– А это уже ваши сложности. – Доктор развел руками. Он не собирался облегчать жизнь ментам, которых, как и всякий русский человек, терпеть не мог. Нет и не может быть каких-то там "нас". Каждый занимается своим делом. И у доктора, дежурного нейрохирурга больницы скорой медицинской помощи, была не самая простая ночь. Она была очень "урожайной" на разного рода травмы головы. Больных подвозили каждые две-три минуты. И среди них – много коллег теперешнего собеседника.
– Так когда я смогу с ним побеседовать? – продолжал гнуть свое милиционер.
– Вы, видимо, не совсем представляете себе то, о чем я вам только что говорил, – тяжело вздохнул врач. – Состояние больного – критическое. Диагноз – закрытая черепно-мозговая травма, перелом основания черепа...
– Это я знаю! – перебил врача старлей. – У меня это написано...
Не смущаясь многозначительно недовольным взглядом доктора, он полез в лежащую у него на коленях папку, откуда вытащил небольшой, с четвертушку листа, бланк, заполненный шариковой ручкой.
– Вот! "Неизвестный №2. Диагноз: 34МТ, перелом основания черепа. Обстоятельства получения травмы не установлены", – прочитал он и опустил листок. – Меня интересует другое. Первое – откуда он был доставлен. И второе... Мог ли он такие телесные повреждения получить при падении с высоты собственного роста?
Врач, уловив в глазах своего собеседника жадное ожидание, недовольно отвернулся. Этот милиционер ему не понравился с самого начала. Своей нахрапистостью, самоуверенностью, какой-то воинствующей малограмотностью. А теперь весь этот разговор начинал врача тяготить.
Милиционеру не нужна была истина. Ему нужно было любой ценой спихнуть это спецсообщение, списать на несчастный случай, пока еще пациент не умер. Старлей не хотел получить "темнуху" – нераскрытое преступление – в свои дежурные сутки. А на жизнь и здоровье человека, что сейчас находился в реанимационной палате, ему было просто наплевать.
Но только как бы то ни было, а на вопросы врач ответил:
– О том, откуда был доставлен больной, вы можете узнать в приемном покое. Вам там смогут сообщить и фамилию доставившего его врача, и бортовой номер автомашины. А что касается второго вашего вопроса... я, молодой человек, не эксперт. Я – нейрохирург.
– Ну, у вас же есть какое-то собственное мнение? – недовольно протянул мент. И тут же попытался грубовато "кинуть леща" врачу: – Вы же такой опытный доктор.
– Ну, если вас интересует мое личное мнение... Пациент на момент получения травмы был трезв. При осмотре какой-либо врожденной или приобретенной патологии не выявлено. Физически развит очень хорошо, я бы сказал, великолепно.
– И?.. – чуть поторопил милиционер.
– Объективно травма была получена явно криминальным путем, – четко и ясно произнес врач.
Старлей недовольно поморщился. Если бы доктор на его второй вопрос ответил: "Да, мог!", он тут же взял бы с него объяснение и быстренько спулил материал участковому инспектору. Пусть тот ноги бьет. А так придется возиться самому...
– Ну ладно. Спасибо, доктор! – Старлей аккуратно уложил бумажку в свою папку. Встал с места, поправил сползающий с плеч халат.
– Не за что, – ухмыльнулся доктор.
Уже у самых дверей ординаторской милиционер вдруг остановился и спросил:
– Скажите, доктор... Вот наш – "неизвестный № 2", так? А кто "неизвестный № 1"?
– Юноша-кавказец, – ответил врач. Он не хотел затягивать разговор – устал. – Чеченец. Но только его личность уже установлена. В приемном отделении родственники толкаются. Переживают...
– А что с ним?
– Огнестрельное ранение головы. Поврежден мозг. – Врач покосился на милиционера и многозначительно добавил: – У его палаты – охрана... Вроде как был ранен в перестрелке с вашими...
– Вот же сука! – злобно оскалился милиционер. – И выживет?..
– Выживет. – Врач кивнул головой. – Теперь выживет. Но только лучше бы было ему умереть...
И, наткнувшись на недоумевающий взгляд милиционера, пояснил:
– Это будет уже не человек... Так, растение какое-то...
– Ну, так ему, животному, и надо! – окончательно вызверился мент. – Не будет больше в наших стрелять!
Глава 20
1
Несмотря на позднее время, в здании УВД области наблюдалось нездоровое оживление – почти во всех кабинетах светились окна, а к самому зданию то подъезжали, то отъезжали различные машины. Все работали... Уже всем, вплоть до самого последнего постового на проходной, было известно, что в столице, в министерстве спешно формируется комиссия для проведения внеочередной комплексной проверки оперативной и служебной деятельности всех подразделений УВД.
Готовились к приезду высоких гостей старательно – писали и печатали бумаги, распихивали их по делам, заполняли различные карточки. Хотя люди более или менее опытные прекрасно понимали – этой "штурмовщиной" ничего не добьешься. Комиссия едет с определенными установками, полученными с выше . И в соответствии с этими установками будут либо «копать» по полной, либо позволят свозить себя на рыбалку, на охоту, на какую-нибудь пригородную турбазу и отправятся восвояси, усталые, но довольные впечатлениями, которые были получены во время инспекции.
Сейчас ни на рыбалку, ни на охоту никто не собирался. Не до того как-то. В этом конкретном случае никто ничего хорошего не ждал и иллюзий не строил. Комиссия направляется для того, чтобы выявить вопиющие недостатки и промахи в организации службы. И выявит. Проще говоря, найдут "крайних", поменяют руководителей ведущих служб и торопливо доложат в стольный град, что теперь-то в Красногорске будет все куда как хорошо! Это знали все. Но только бумаги к проверке все равно готовили. Не спали.
Сам генерал заперся в своем кабинете. Он вовсе не собирался стреляться. Для него жизнь еще не закончилась. Хотя милицейская карьера – да. Но на свете, а тем более в этой стране много сфер, где может пригодиться предприимчивый человек. Например, политика. Там вообще ни за что отвечать не надо – знай себе болтай!
Генерал усмехнулся... А почему бы и нет?! Пользоваться всевозможными мыслимыми и немыслимыми льготами, жить в столице, где жена сможет щеголять туалетами и драгоценностями без боязни, что найдется какой-нибудь умник, желающий сопоставить стоимость прицепленного к ней с размерами генеральской зарплаты, а дочка-троечница, шестнадцатилетний прыщавый переросток, сможет поступить в заветное МГИМО – кузницу кадров для всевозможных светских тусовок.
Генерал лениво перелистывал страницы протоколов многочисленных коллегий УВД, а сам уже на полном серьезе прикидывал, к кому обратиться, с кем поговорить, к какой партии примкнуть, чтобы его фамилия "украсила" какой-нибудь из избирательных списков. Неважно какой...
Господин Карасев не отчаивался и надеялся еще послужить Отчизне.
Зато все остальные руководители в этот вечер трудились, как пчелки. Им свои места терять никак не хотелось.
"Кадры" в срочном порядке готовили приказ об увольнении командира ОМОНа как не соответствующего занимаемой должности. Кто-то, правда, заикнулся было, что майор во время штурма был ранен и увольнять его сейчас, до окончания лечения, нельзя. Запрещено и наказуемо. Но начальник отделения, старый и не раз битый жизнью ветеран кадровой службы, некоторое время поразмыслив, заявил уверенно:
– Я его знаю – он мужик порядочный... По судам и по прокуратурам ходить не будет. Делаем приказ!
В собственной порядочности этот деятель не сомневался тоже.
Попутно готовился еще один, но только с другой формулировкой: "...За поведение, несовместимое с высоким званием работника российской милиции..." "Героем" второго приказа стал участковый инспектор, на участке которого располагалось кафе "Ведено".
Сам участковый в это время находился в кабинете УСБ. С форменной курточки его грубо, что называется "с мясом", были сорваны офицерские погоны. Под глазом старлея, теперь уже бывшего, потихоньку наливался яркой багровостью свежий синяк, а сам он, облизывая разбитые губы, торопливо что-то писал, время от времени поглядывая на стоящего за его спиной здоровенного оперативника в гражданском.
"Сотрудник очистки" периодически перегибался через плечо недавнего коллеги и, заглядывая в текст, приговаривал:
– Все пиши, все! Как у чеченов бабки брал, как во время рейдов их не проверял... Все, сука, пиши! Пока тебя по-хорошему просят!
Вообще-то такие вот зубодробительные методы сотрудниками "очистки рядов" не используются. Как правило. Но ведь в большинстве правил есть исключения?..
Уже бывший участковый, испуганно втянув голову в плечи, строчил страницу за страницей. Ему было в чем покаяться.
По коридорам управления из кабинета в кабинет заполошенно метались какие-то растрепанные молодые люди с бумагами в руках, не замечая идущих им навстречу коллег. Пепельницы в кабинетах были полны окурков, время от времени кто-нибудь забегал в туалет, чтобы в который уже раз за последние несколько часов набрать чайник: принято считать, что растворимый кофе – лучший друг ночных бдений.
Всеобщая нервозность не миновала и уголовный розыск. Сумин, переживший на своем милицейском веку не одну проверку, тоже знал, что эта станет для него последней. И вовсе не потому, что он настолько плох и не справляется со своими обязанностями. Причины уже перечислялись. Кроме того, десятилетие чеченских войн привело к тому, что в структурах МВД оказалось слишком много молодых полковников и подполковников, получивших свои звезды досрочно, но не имеющих достойных их званий должностей. А ведь среди них были чьи-то сыновья, племянники и зятья. И сейчас покровители могли "организовать" продвижение своим близким.
Полковник Сумин был полностью готов к тому, чтобы перейти в число пенсионеров. А нервничал из-за того, что представлял себе, как завтра какой-нибудь министерский хлыщ, не имеющий опыта работы "на земле", но зато знающий почти наизусть все приказы и наставления, а также обладающий московской пропиской, будет назидательно выговаривать ему за "развал работы", брезгливо перебирать старые дела и многозначительно поучать, повторяя когда-то однажды заученные прописные истины. Такое старый опер считал для себя унизительным.
А еще это дело Мацкевича... Вроде бы и преступники пойманы, и сам заложник освобожден – вон сидит в углу кабинета, кутаясь в принесенный кем-то из ребят шерстяной плед, глазами заплывшими хлопает. Одно опознание – и все. Дальше уже начинаются проблемы Борисова. Допросы, опознания, очные ставки.
Но почему-то Федору Михайловичу было неспокойно. Ощущение присутствия во всем происходящем какой-то неправильности не оставляло его. Этот потерпевший, Мацкевич, оказался слишком молодым и на серьезного, денежного предпринимателя вовсе даже не походил. И немногочисленные чеченцы из группировки Резаного, которых удалось взять целыми и невредимыми... ну или почти невредимыми... Так вот, вели они себя не так, как должны были бы вести в подобной ситуации. Странно ...
Короче, неизвестно почему, но только Сумина терзало нехорошее предчувствие того, что Дело о похищении Мацкевича еще не завершено и будут в нем еще неприятные сюрпризы.
Бросив в сторону "терпилы" еще один задумчивый взгляд, Сумин встал с места и вышел в коридор. По центральной лестнице поднялся на четвертый этаж здания УВД и остановился перед дверью без номера или таблички. Зачем-то оглянулся по сторонам и выбил на дверном полотне короткую дробь.
– Войдите! – откликнулись из-за двери. Сумин толкнул тяжелую створку...
Обосновавшиеся в этом кабинете офицеры занимали должности нижестоящие и являлись подчиненными Сумина. В какой-то степени... Это если подходить формально. На самом же деле обитатели кабинета без номера представляли некое "государство в государстве", структуру, полностью автономную и засекреченную даже для своих... Этот кабинет занимала служба безопасности ОПУ. Единственные люди подразделения, которых не просто знали в лицо, но которые могли хотя бы иногда надевать форму, не боясь вызвать недоумение близких знакомых и родственников. Легалы ... Своего рода буфер, связующее звено между теми, кто постоянно работает «с открытым забралом», и теми, кому и жить-то приходится «под легендой».
– Федор Михайлович... – Один из присутствующих в кабинете, тот, что сидел прямо напротив входной двери, начал приподниматься навстречу входящему начальнику. Уважал... В свое время, до того, как ему предложили перейти в ОПУ при УВД, Сергей Тагоров работал в УУР под началом Сумина. И, кстати, сыщиком был далеко не самым худшим.
– Здравствуй, Сережа. – Сумин жестом попросил опера оставаться на месте. Подошел сам, протянул руку. После рукопожатия взглядом смерил расстояние до второго обитателя кабинета и, не став к нему подходить, просто коротко кивнул в знак приветствия.
– Присаживайтесь. – Тагоров легонечко качнул открытой ладонью в сторону стоящих у стеночки стульев.
– Да уж, присяду. – Сумин грузно опустился на тот, что стоял ближе всех к столу. Оперся рукой на крышку стола, забарабанил по ней пальцами, отбивая какой-то ритм. Подчеркнуто неторопливо огляделся по сторонам, оценивая интерьер кабинета.
– А неплохо устроились, – сказал, ни к кому конкретно не обращаясь. – Комфортно.
Тагоров в ответ просто пожал плечами. Он не торопил бывшего начальника. Умел ждать.
– Дело у меня есть, – все так же безадресно, в пространство сказал Сумин.
– Всегда пожалуйста, – с готовностью согласился Тагоров.
Но только Сумин не спешил задавать какие-то вопросы. Продолжал изучение голых стен кабинета. По большому счету, он и сам не знал толком, чего хочет получить от этого разговора.
– Кто из ваших работал по делу Мацкевича? – поинтересовался начальник УУР через некоторое время, когда уже «держать паузу» стало просто неприличным.
– Это по похищению? – уточнил Тагоров.
– Ну да.
– Бригада Кутикова.
– А как бы с бригадиром поговорить? – закинул удочку Сумин.
– Лично – никак, – развел руками Тагоров. – Сейчас все наши – на Александра Матросова... Работают. Вдруг кто ушел...
– Понятно, – кивнул Сумин. Есть такая привычка в родной милиции – после драки махать кулаками с удвоенной силой и забрасывать шапками все, что имеет неосторожность появиться в поле зрения.
– Но вполне возможно связаться с ним по телефону, – продолжал Тагоров. – Если, конечно, вы сочтете возможным говорить.
– А почему бы и нет? – спросил Сумин сам у себя. – Давай.
– Одну минуту. – Сергей коротко кивнул своему напарнику. Тот быстро набрал какой-то телефонный номер, дождался ответа.
– Андрей Борисович? Это Слепнев. С вами хотел бы поговорить Федор Михайлович Сумин.
– Здорово, Андрей. – Бригадира Сумин знал давненько. Приходилось работать совместно. В одной связке.
– Привет, Михалыч! – откликнулся Кутиков. – Чего хотел?..
– Тут такое дело. – Торопливость собеседника Сумин воспринял спокойно. Работает человек. А он его сейчас отвлекает. – По делу Мацкевича. Кто из твоих в ночь перед передачей денег работал адрес?..
– Кто? Да я сам и работал! – быстро отозвался Кутиков. – А что?
– Вы там кого-нибудь видели? Ну... – Сумин еще пытался более конкретно сформулировать вопрос, но Кутиков уже отвечал. Все понял без лишнего словоблудия.
– Короче, Михалыч, мы там никого не видели. При мне в подъезд никто не входил.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37