покачал головой он. — Конечно, там живут ветераны норвежского военного флота… Только откуда они могут знать нашего отца? Теперь ведь не те времена, флот не под парусами ходит, суда на абордаж не берут…
— Какой еще абордаж? — не поняла мать.
— Это когда команда корабля высаживается на палубу корабля противника и устраивает там бой, — терпеливо объяснил Полундра. — Теперь морякам редко когда случается увидеть своего противника в лицо. То есть практически вообще никогда, не считая, конечно, морскую пехоту.
— Но кто-то же посылает оттуда телеграммы! — возразила мать. — Вот уже пятнадцать лет! Каждый раз к Новому году и к моему дню рожденья приходят поздравления. Ты вот был за границей, не мог поспрашивать там?
— Заграница большая, у кого я там буду спрашивать, — возразил старлей. — А в Нарвик мы в этот раз не заходили…
Полундра снова умолк — казалось, его голова была занята чем-то другим.
Отложив в сторону тарелки, старлей направился в большую комнату. Там на стене висел большой портрет офицера Военно-морского флота: строгий черный китель украшал орден Красного Знамени, а на погонах были видны три большие звезды капитана первого ранга. Сторонний наблюдатель без труда бы заметил сходство между изображенным на портрете морским офицером и Полундрой. Внизу под портретом находилась фотография поменьше, где была изображена подводная лодка, стоящая у пирса; ее экипаж выстроился на палубе. На боевой рубке лодки отчетливо читалась надпись К-31, а в лице стоявшего впереди всех командира легко угадывались черты человека, изображенного на портрете. Под фотографией была помещенная в траурную рамку подпись: «Памяти экипажа подводной лодки К-31, затонувшей 6 апреля 1981 года, Норвежское море». Затем следовал список фамилий, во главе которого значилось: «капитан 1—го ранга Павлов А.Д.». Полундра некоторое время смотрел на портрет отца и на фотографию подводной лодки, где тот служил, затем решительно повернулся к телефону, стоявшему на небольшом столике. Твердыми, нарочито спокойными движениями он набрал номер телефона своей девушки.
— Наташа?
— Да… Это ты, Сергей?
— Может быть, ты все-таки сумеешь освободиться сегодня вечером? — Полундра постарался заставить свой голос звучать светло и беззаботно. — Там наши офицеры будут, с девушками. Мы посидим, потом потанцуем. Разве плохо?..
— Извини, нет, я не могу. — Голос девушки звучал устало и безжизненно. — Я же тебе сказала…
— Но почему? — Полундра нетерпеливо сжал в руке телефонную трубку. — Можешь ты объяснить, что случилось?
— Не сейчас, потом, Сережа, пожалуйста! — В ее голосе послышались умоляющие нотки.
— Когда потом?
— Завтра… Да, завтра я тебе сама перезвоню…
— Но послушай!..
— Сережа, пожалуйста! Извини, мне надо бежать…
В трубке послышались короткие гудки.
— Чертовщина какая-то! — пробормотал Полундра, проводя себе рукой по лбу.
Медленно положив трубку обратно на рычаги, морской офицер обернулся и только тут заметил, что мать стоит позади него и внимательно смотрит на своего сына.
— Может быть, хоть ты объяснишь мне, что происходит? — спросил у нее Полундра. — Я два месяца болтался в море, дома не был, а она в первый же вечер — не может…
Мать ничего не ответила и смущенно отвела глаза в сторону.
— На наше судно, когда мы возвращались, кто—то радиограмму послал, — продолжал Полундра. — Сообщали открытым текстом, что моя Наташка в мое отсутствие здесь кое с кем ходит…
Тут мать подняла глаза и испуганно уставилась на своего сына. Однако не сказала ни слова.
— Ты что-то знаешь про это? — подходя ближе к матери, спросил Полундра. — Это что, правда? С кем она ходит?
Мать растерялась, открыла было рот, хотела что-то сказать, но в этот момент зазвонили во входную дверь.
— Я открою, сынок, — поспешно проговорила она и скрылась в прихожей.
Полундра небрежно прислонился к косяку двери, чувствуя, как против воли сердце в груди его забилось тревожно. Он слышал, как щелкнул, открываясь, замок входной двери, как юношеский голос бодро, по-военному, заявил:
— У меня сообщение лично старшему лейтенанту Павлову!
Тогда Полундра направился в прихожую.
Стоявший у порога молодой матрос — вестовой штаба дивизиона — при виде Полундры вытянулся, отдал честь, протянул запечатанный конверт.
— Товарищ старший лейтенант, вам пакет.
Старлей тут же вскрыл его, прочитал письменное распоряжение, расписался, поставил время и вернул вестовому. — Прости, мама, меня срочно вызывают в штаб дивизиона.
Мать, испуганно глядя на вошедшего матроса, пробормотала вполголоса:
— Вот как: ни одного вечера не дадут дома посидеть. Только что из похода вернулся, и снова в штаб…
Полундра молча стал натягивать китель. Служба для него была прежде всего.
ГЛАВА 4
Электрический чайник, закипев, засвистел тихо и уныло. Отставной капитан-лейтенант Александр Назаров с трудом поднялся со стула, опираясь на палочку, подошел к столу, дрожащими руками выдернул шнур из розетки. Стал наливать кипяток в фарфоровую кружку, куда уже были положены пакетик с заваркой и сахар. После этого старик снова тяжело уселся на стул, рядом с дымящимся стаканом чая, и стал ждать, пока тот заварится, машинально глядя на стену прямо перед собой.
Там, у стены, стоял небольшой секретер. А на нем находился искусно изготовленный макет подводной лодки. Со знанием дела были скопированы сигарообразный корпус, рубка, перископ, вся палубная архитектура воспроизведена со скрупулезной точностью человека, знакомого с конструкцией подводного крейсера не понаслышке. На борту макета белой краской была выведена надпись: «К-31». За макетом, прислоненная к стене, находилась фотография — копия той, что висела на стене в доме Полундры. Так же торжественно замер на палубе субмарины весь ее экипаж во главе с командиром Андреем Павловым. Так же блестела обрамленная траурной каймой надпись «Памяти экипажа ПЛ К-31». Только фамилии каплея Назарова в списке погибших не было. И сторонний наблюдатель только с очень большим трудом узнал бы в худеньком, вытянувшемся по стойке смирно на палубе лодки лейтенанте нынешнего обрюзгшего старика с распухшим от тяжелой болезни телом.
* * *
Внезапный взрыв пророкотал глухо, гулко, но отменно зловеще. Подводная лодка содрогнулась всем своим могучим телом, ее сильно качнуло в сторону, на мгновение свет, тускло озарявший отсеки, погас, а зажегшись вновь, высветил животный ужас на лицах замерших на своих постах членов команды.
Находившийся во время взрыва в четвертом отсеке каплей Назаров вынужден был, чтобы не упасть, ухватиться за какую-то подвернувшуюся под руку трубу. В следующий момент он почувствовал, как пол словно уходит у него из-под ног и лодка стремительно кренится назад, образуя дифферент на корму. И в тот же миг до слуха его дошел самый страшный из звуков, которые когда-либо приходится слышать подводнику: звук тихо булькающей, журчащей воды.
— Забортная вода поступает! — вдруг истошно завопил молоденький матрос-срочник Дима Александров. — Прочный корпус разгерметизирован. Все, пропали мы!
В этот момент противный вой аварийной сигнализации наполнил замкнутое пространство четвертого отсека и повсюду — на стенах, на потолке — замигали красные аварийные лампочки, как будто экипажу лодки и без того не было ясно, что с ними случилась беда.
— Всем оставаться на своих местах! — Уверенный голос командира подлодки, раздавшийся в динамиках переговорного устройства, казалось, вернул всем надежду на спасение. В едином порыве все, кто находился в отсеке, кинулись к своим предписанным уставом постам, животный ужас на лицах подводников сменился выражением решимости до конца бороться за спасение родной подлодки.
Но дифферент на корму все увеличивался, лодка продолжала погружаться все глубже и глубже.
— Забортная вода в восьмом и девятом отсеках! — доложили откуда-то из глубины лодки. — Десятый отсек затоплен!
— Горизонтальные рули на всплытие! Двигатели, полный ход! Продуть кормовую балластную цистерну!
Последняя команда касалась и людей, находившихся в четвертом отсеке. Каплей Назаров кинулся к вентилям, стал быстрыми и точными движениями поворачивать их, открывая заслонку цистерны с запасами сжатого воздуха. Он услышал, как шипит, гудит в магистралях ринувшийся по ним воздух, как задрожали, набирая обороты, мощные двигатели. В следующее мгновение погружение лодки замедлилось, даже приостановилось, и надежда на спасение затеплилась было на лицах моряков.
Но, глянув на приборы, каплей похолодел от ужаса. Воздух в кормовую балластную цистерну шел полным ходом, а давление там оставалось на нуле. Это означало только одно: в цистерне была пробоина.
— Кормовая балластная цистерна повреждена! — крикнул каплей Назаров в микрофон переговорного устройства. — Воздух туда понапрасну гоним, командир!
— Отставить продувку цистерны! — последовала команда. — Двигатели, полный ход!
Двигатели ревели на максимуме оборотов, однако это не помогало. Пол под ногами каплея снова основательно просел — подлодка продолжала тонуть, с растущим дифферентом на корму она погружалась все глубже и глубже.
— Восьмой и девятый отсеки полностью затоплены! — доложили откуда-то из глубины терпящей бедствие лодки. — Вода поступает в пятый отсек…
— В пятый! — вдруг, ошалев от страха, истошно завопил кто-то позади каплея. — В пятом же дизель—генераторы! Это электричество! Нам крышка!
И словно в подтверждение его слов подлодку снова страшно тряхнуло. Свет мгновенно погас; в кромешной тьме из многочисленных проводов, пронизывающих корпус подводного крейсера, посыпались ослепительно яркие искры; тут же повалил едкий, удушливый дым. В лодке стало как-то сразу подозрительно тихо, каплей Назаров не сразу понял, почему: двигатели стояли.
— Проводку замкнуло! — снова раздался чей-то истошный вопль. — Двигатели встали! Все, хана нам и нашей лодке!
Однако это было не совсем так: лодка еще жила. Вдруг включились тусклые лампочки под самым потолком — это заработали аварийные аккумуляторы. Дифферент на корму больше не увеличивался, но лодка продолжала погружаться, каплей Назаров, опытный подводник, чувствовал это. И связи с командной рубкой больше не было, переговорное устройство молчало, из его динамиков слышался только неясный, глухой электрический скрежет. Каплей Назаров понял, что в данной ситуации он должен брать командование на себя.
— Задраить люки! — решительно приказал он.
Мичман Леня Ильин кинулся было к круглому люку, ведущему в кормовые отсеки лодки, но внезапно тот сам собой открылся, и оттуда вывалился матрос в дымящейся одежде и с обожженным лицом. Вслед за ним в лодку хлынул поток соленой забортной воды.
— Задраить люк! — истошно заорал каплей Назаров, сам кидаясь вперед.
— Стойте! — простонал обожженный матрос. — Там же ребята!
Но его никто не слушал. Холодная забортная вода продолжала хлестать через круглое отверстие переходного люка, подводники уже стояли по колено в ней, а лодка все больше и больше наклонялась на корму. Напрягаясь изо всех сил, подводники кое-как закрыли люк, задраили перегородку, с ужасом глядя, как сами собой проступают на его поверхности тонкие струйки забортной воды.
— Пропали мы, — простонал в ужасе матрос—срочник. — Хана и нам, и нашей лодке!
— Всем эвакуироваться во второй командный отсек! — решительно скомандовал Назаров. — Леня, помоги раненому…
Они стали торопливо один за другим выбираться из полузатопленного отсека. Раненый матрос, казалось, был только немного контужен и обожжен, он вполне свободно двигался сам. Они быстро, преодолевая крен лодки на корму, пробирались вперед. Идти было, к счастью, недалеко. В следующем, третьем отсеке уже не было никого, все успели эвакуироваться.
Последним шел каплей. Он тщательно задраивал за собой каждый переходной люк, однако, к ужасу его, вода словно догоняла, начинала тут же просачиваться сквозь непроницаемое, казалось бы, резиновое уплотнение стенок, медленно, но верно подтопляя отсек.
— Пропали мы! — снова тихо простонал матрос—срочник.
— Разговорчики, — сердито отозвался каплей Назаров. Стоя по щиколотку в воде в третьем отсеке, он следил, как один за другим покидают оставшиеся в живых матросы затопленную часть подводной лодки.
В командном отсеке было неожиданно людно — человек десять моряков, то есть больше, чем полагалось находиться здесь по штатному расписанию, стояли или сидели у стены. Пульт управления подлодкой каким-то чудом работал, светились, мигали лампочки на приборах. Несмотря на аварию, лодка все-таки жила.
Внезапно каплей Назаров понял, что эти десять человек, присутствующие в командном отсеке, и есть весь экипаж подлодки на данный момент.
Командир подлодки, каперанг Андрей Павлов словно статуя замер у пульта управления лодкой, молча и хладнокровно наблюдая, как гибнет его судно.
— Переборки не держат, командир, — доложил, подходя к нему, каплей Назаров. — Сам видел, как вода сквозь них сочится… Кормовые отсеки, по-моему, полностью затоплены, если судить потому, как хлынула вода в наш четвертый…
— Ясно.
Каперанг Павлов сухо кивнул, не отрывая глаз от приборов. Казалось, его взгляд прирос к стрелке манометра, показывающего растущую глубину погружения лодки.
— Не бойся, каплей, глубоко не потонем, — с внезапной усмешкой сказал он. — Здесь глубина не больше ста метров. Банка…
И едва он это сказал, как лодка внезапно сильно содрогнулась, качнулась, так что каплей Назаров едва успел за что-то ухватиться. Он почувствовал, как корма лодки ткнулась в грунт, затем дифферент на корму стал выпрямляться. Еще через несколько секунд лодка окончательно выпрямилась и замерла, лишь немного накренившись на бок.
— Все, мы легли на грунт, — тихо проговорил мичман Леня Ильин. — Можно радировать SOS …
Ему никто не ответил — внутри командного отсека поврежденной лодки царило молчание, в котором отчетливо было слышно журчание забортной воды, проникающей в прочный корпус лодки.
— Так вызывайте же SOS, черт возьми! — вдруг истошно завопил, вскакивая на ноги, Дима Александров, матрос срочной службы. — Делайте же что-нибудь! Не подыхать же нам всем здесь, как слепым котятам!
— Нервы, матрос! — жестко сказал каперанг Павлов. — Сядьте к стене и сидите тихо.
Дима замер посреди рубки, глядя на присутствующих широко раскрытыми от ужаса глазами.
— Сядь, пацаненок! — тихо, но веско сказал Аркадий Сытин, главный корабельный старшина. Как и положено старшине, это был уже пожилой, грузный, с пушистыми седыми усами подводник. — Какой тут тебе SOS? Мы же не на увеселительной прогулке! Мы выполняли секретную миссию. А теперь находимся еще и в территориальных водах Норвегии…
— Ну вот, чтобы взять нас в плен, они пригонят к нам свою спасательную технику! — возразил Дима. — И спасут нас! Слышите? Спасут!
— Сядь, я сказал, — так же весомо повторил старшина. — Не мути воздух. Кто знает, сколько нам тут еще сидеть.
Словно в подтверждение его слов все вдруг почувствовали, как сгущается, становится все тяжелее и неприятнее для дыхания воздух в узком замкнутом пространстве отсека.
Внезапно каперанг Павлов оторвал взгляд от приборов пульта управления и повернулся к обожженному матросу, тихо и безучастно сидевшему на полу в углу.
— В момент аварии вы находились в каком отсеке? — сурово спросил он.
— В пятом, где дизель-генераторы, — тяжело дыша, сказал он.
— Доложите, что вы видели.
— Взрыв был, в районе самой кормы, — произнес он. — Меня воздушной волной в стену кинуло, обожгло. А потом проводка заискрилась. Там же аккумуляторные батареи рядом. Я как немного очухался, так сразу к переходному люку кинулся, а вода вслед за мной…
— Похоже, что на старую подводную мину напоролись, — тихо сказал каплей Назаров. — Я перед самым взрывом слышал какой-то странный металлический скрежет об обшивку.
— И я слышал, — заметил мичман.
— Кто-нибудь еще из пятого отсека спасся? — спросил командир.
— Кроме меня, никто… Я видел, ребята лежали — кто где — и не шевелились…
— Понятно, — сухо оборвал его Павлов. — А в четвертом?
— Из своего отсека я всех вывел, командир, —
1 2 3 4 5
— Какой еще абордаж? — не поняла мать.
— Это когда команда корабля высаживается на палубу корабля противника и устраивает там бой, — терпеливо объяснил Полундра. — Теперь морякам редко когда случается увидеть своего противника в лицо. То есть практически вообще никогда, не считая, конечно, морскую пехоту.
— Но кто-то же посылает оттуда телеграммы! — возразила мать. — Вот уже пятнадцать лет! Каждый раз к Новому году и к моему дню рожденья приходят поздравления. Ты вот был за границей, не мог поспрашивать там?
— Заграница большая, у кого я там буду спрашивать, — возразил старлей. — А в Нарвик мы в этот раз не заходили…
Полундра снова умолк — казалось, его голова была занята чем-то другим.
Отложив в сторону тарелки, старлей направился в большую комнату. Там на стене висел большой портрет офицера Военно-морского флота: строгий черный китель украшал орден Красного Знамени, а на погонах были видны три большие звезды капитана первого ранга. Сторонний наблюдатель без труда бы заметил сходство между изображенным на портрете морским офицером и Полундрой. Внизу под портретом находилась фотография поменьше, где была изображена подводная лодка, стоящая у пирса; ее экипаж выстроился на палубе. На боевой рубке лодки отчетливо читалась надпись К-31, а в лице стоявшего впереди всех командира легко угадывались черты человека, изображенного на портрете. Под фотографией была помещенная в траурную рамку подпись: «Памяти экипажа подводной лодки К-31, затонувшей 6 апреля 1981 года, Норвежское море». Затем следовал список фамилий, во главе которого значилось: «капитан 1—го ранга Павлов А.Д.». Полундра некоторое время смотрел на портрет отца и на фотографию подводной лодки, где тот служил, затем решительно повернулся к телефону, стоявшему на небольшом столике. Твердыми, нарочито спокойными движениями он набрал номер телефона своей девушки.
— Наташа?
— Да… Это ты, Сергей?
— Может быть, ты все-таки сумеешь освободиться сегодня вечером? — Полундра постарался заставить свой голос звучать светло и беззаботно. — Там наши офицеры будут, с девушками. Мы посидим, потом потанцуем. Разве плохо?..
— Извини, нет, я не могу. — Голос девушки звучал устало и безжизненно. — Я же тебе сказала…
— Но почему? — Полундра нетерпеливо сжал в руке телефонную трубку. — Можешь ты объяснить, что случилось?
— Не сейчас, потом, Сережа, пожалуйста! — В ее голосе послышались умоляющие нотки.
— Когда потом?
— Завтра… Да, завтра я тебе сама перезвоню…
— Но послушай!..
— Сережа, пожалуйста! Извини, мне надо бежать…
В трубке послышались короткие гудки.
— Чертовщина какая-то! — пробормотал Полундра, проводя себе рукой по лбу.
Медленно положив трубку обратно на рычаги, морской офицер обернулся и только тут заметил, что мать стоит позади него и внимательно смотрит на своего сына.
— Может быть, хоть ты объяснишь мне, что происходит? — спросил у нее Полундра. — Я два месяца болтался в море, дома не был, а она в первый же вечер — не может…
Мать ничего не ответила и смущенно отвела глаза в сторону.
— На наше судно, когда мы возвращались, кто—то радиограмму послал, — продолжал Полундра. — Сообщали открытым текстом, что моя Наташка в мое отсутствие здесь кое с кем ходит…
Тут мать подняла глаза и испуганно уставилась на своего сына. Однако не сказала ни слова.
— Ты что-то знаешь про это? — подходя ближе к матери, спросил Полундра. — Это что, правда? С кем она ходит?
Мать растерялась, открыла было рот, хотела что-то сказать, но в этот момент зазвонили во входную дверь.
— Я открою, сынок, — поспешно проговорила она и скрылась в прихожей.
Полундра небрежно прислонился к косяку двери, чувствуя, как против воли сердце в груди его забилось тревожно. Он слышал, как щелкнул, открываясь, замок входной двери, как юношеский голос бодро, по-военному, заявил:
— У меня сообщение лично старшему лейтенанту Павлову!
Тогда Полундра направился в прихожую.
Стоявший у порога молодой матрос — вестовой штаба дивизиона — при виде Полундры вытянулся, отдал честь, протянул запечатанный конверт.
— Товарищ старший лейтенант, вам пакет.
Старлей тут же вскрыл его, прочитал письменное распоряжение, расписался, поставил время и вернул вестовому. — Прости, мама, меня срочно вызывают в штаб дивизиона.
Мать, испуганно глядя на вошедшего матроса, пробормотала вполголоса:
— Вот как: ни одного вечера не дадут дома посидеть. Только что из похода вернулся, и снова в штаб…
Полундра молча стал натягивать китель. Служба для него была прежде всего.
ГЛАВА 4
Электрический чайник, закипев, засвистел тихо и уныло. Отставной капитан-лейтенант Александр Назаров с трудом поднялся со стула, опираясь на палочку, подошел к столу, дрожащими руками выдернул шнур из розетки. Стал наливать кипяток в фарфоровую кружку, куда уже были положены пакетик с заваркой и сахар. После этого старик снова тяжело уселся на стул, рядом с дымящимся стаканом чая, и стал ждать, пока тот заварится, машинально глядя на стену прямо перед собой.
Там, у стены, стоял небольшой секретер. А на нем находился искусно изготовленный макет подводной лодки. Со знанием дела были скопированы сигарообразный корпус, рубка, перископ, вся палубная архитектура воспроизведена со скрупулезной точностью человека, знакомого с конструкцией подводного крейсера не понаслышке. На борту макета белой краской была выведена надпись: «К-31». За макетом, прислоненная к стене, находилась фотография — копия той, что висела на стене в доме Полундры. Так же торжественно замер на палубе субмарины весь ее экипаж во главе с командиром Андреем Павловым. Так же блестела обрамленная траурной каймой надпись «Памяти экипажа ПЛ К-31». Только фамилии каплея Назарова в списке погибших не было. И сторонний наблюдатель только с очень большим трудом узнал бы в худеньком, вытянувшемся по стойке смирно на палубе лодки лейтенанте нынешнего обрюзгшего старика с распухшим от тяжелой болезни телом.
* * *
Внезапный взрыв пророкотал глухо, гулко, но отменно зловеще. Подводная лодка содрогнулась всем своим могучим телом, ее сильно качнуло в сторону, на мгновение свет, тускло озарявший отсеки, погас, а зажегшись вновь, высветил животный ужас на лицах замерших на своих постах членов команды.
Находившийся во время взрыва в четвертом отсеке каплей Назаров вынужден был, чтобы не упасть, ухватиться за какую-то подвернувшуюся под руку трубу. В следующий момент он почувствовал, как пол словно уходит у него из-под ног и лодка стремительно кренится назад, образуя дифферент на корму. И в тот же миг до слуха его дошел самый страшный из звуков, которые когда-либо приходится слышать подводнику: звук тихо булькающей, журчащей воды.
— Забортная вода поступает! — вдруг истошно завопил молоденький матрос-срочник Дима Александров. — Прочный корпус разгерметизирован. Все, пропали мы!
В этот момент противный вой аварийной сигнализации наполнил замкнутое пространство четвертого отсека и повсюду — на стенах, на потолке — замигали красные аварийные лампочки, как будто экипажу лодки и без того не было ясно, что с ними случилась беда.
— Всем оставаться на своих местах! — Уверенный голос командира подлодки, раздавшийся в динамиках переговорного устройства, казалось, вернул всем надежду на спасение. В едином порыве все, кто находился в отсеке, кинулись к своим предписанным уставом постам, животный ужас на лицах подводников сменился выражением решимости до конца бороться за спасение родной подлодки.
Но дифферент на корму все увеличивался, лодка продолжала погружаться все глубже и глубже.
— Забортная вода в восьмом и девятом отсеках! — доложили откуда-то из глубины лодки. — Десятый отсек затоплен!
— Горизонтальные рули на всплытие! Двигатели, полный ход! Продуть кормовую балластную цистерну!
Последняя команда касалась и людей, находившихся в четвертом отсеке. Каплей Назаров кинулся к вентилям, стал быстрыми и точными движениями поворачивать их, открывая заслонку цистерны с запасами сжатого воздуха. Он услышал, как шипит, гудит в магистралях ринувшийся по ним воздух, как задрожали, набирая обороты, мощные двигатели. В следующее мгновение погружение лодки замедлилось, даже приостановилось, и надежда на спасение затеплилась было на лицах моряков.
Но, глянув на приборы, каплей похолодел от ужаса. Воздух в кормовую балластную цистерну шел полным ходом, а давление там оставалось на нуле. Это означало только одно: в цистерне была пробоина.
— Кормовая балластная цистерна повреждена! — крикнул каплей Назаров в микрофон переговорного устройства. — Воздух туда понапрасну гоним, командир!
— Отставить продувку цистерны! — последовала команда. — Двигатели, полный ход!
Двигатели ревели на максимуме оборотов, однако это не помогало. Пол под ногами каплея снова основательно просел — подлодка продолжала тонуть, с растущим дифферентом на корму она погружалась все глубже и глубже.
— Восьмой и девятый отсеки полностью затоплены! — доложили откуда-то из глубины терпящей бедствие лодки. — Вода поступает в пятый отсек…
— В пятый! — вдруг, ошалев от страха, истошно завопил кто-то позади каплея. — В пятом же дизель—генераторы! Это электричество! Нам крышка!
И словно в подтверждение его слов подлодку снова страшно тряхнуло. Свет мгновенно погас; в кромешной тьме из многочисленных проводов, пронизывающих корпус подводного крейсера, посыпались ослепительно яркие искры; тут же повалил едкий, удушливый дым. В лодке стало как-то сразу подозрительно тихо, каплей Назаров не сразу понял, почему: двигатели стояли.
— Проводку замкнуло! — снова раздался чей-то истошный вопль. — Двигатели встали! Все, хана нам и нашей лодке!
Однако это было не совсем так: лодка еще жила. Вдруг включились тусклые лампочки под самым потолком — это заработали аварийные аккумуляторы. Дифферент на корму больше не увеличивался, но лодка продолжала погружаться, каплей Назаров, опытный подводник, чувствовал это. И связи с командной рубкой больше не было, переговорное устройство молчало, из его динамиков слышался только неясный, глухой электрический скрежет. Каплей Назаров понял, что в данной ситуации он должен брать командование на себя.
— Задраить люки! — решительно приказал он.
Мичман Леня Ильин кинулся было к круглому люку, ведущему в кормовые отсеки лодки, но внезапно тот сам собой открылся, и оттуда вывалился матрос в дымящейся одежде и с обожженным лицом. Вслед за ним в лодку хлынул поток соленой забортной воды.
— Задраить люк! — истошно заорал каплей Назаров, сам кидаясь вперед.
— Стойте! — простонал обожженный матрос. — Там же ребята!
Но его никто не слушал. Холодная забортная вода продолжала хлестать через круглое отверстие переходного люка, подводники уже стояли по колено в ней, а лодка все больше и больше наклонялась на корму. Напрягаясь изо всех сил, подводники кое-как закрыли люк, задраили перегородку, с ужасом глядя, как сами собой проступают на его поверхности тонкие струйки забортной воды.
— Пропали мы, — простонал в ужасе матрос—срочник. — Хана и нам, и нашей лодке!
— Всем эвакуироваться во второй командный отсек! — решительно скомандовал Назаров. — Леня, помоги раненому…
Они стали торопливо один за другим выбираться из полузатопленного отсека. Раненый матрос, казалось, был только немного контужен и обожжен, он вполне свободно двигался сам. Они быстро, преодолевая крен лодки на корму, пробирались вперед. Идти было, к счастью, недалеко. В следующем, третьем отсеке уже не было никого, все успели эвакуироваться.
Последним шел каплей. Он тщательно задраивал за собой каждый переходной люк, однако, к ужасу его, вода словно догоняла, начинала тут же просачиваться сквозь непроницаемое, казалось бы, резиновое уплотнение стенок, медленно, но верно подтопляя отсек.
— Пропали мы! — снова тихо простонал матрос—срочник.
— Разговорчики, — сердито отозвался каплей Назаров. Стоя по щиколотку в воде в третьем отсеке, он следил, как один за другим покидают оставшиеся в живых матросы затопленную часть подводной лодки.
В командном отсеке было неожиданно людно — человек десять моряков, то есть больше, чем полагалось находиться здесь по штатному расписанию, стояли или сидели у стены. Пульт управления подлодкой каким-то чудом работал, светились, мигали лампочки на приборах. Несмотря на аварию, лодка все-таки жила.
Внезапно каплей Назаров понял, что эти десять человек, присутствующие в командном отсеке, и есть весь экипаж подлодки на данный момент.
Командир подлодки, каперанг Андрей Павлов словно статуя замер у пульта управления лодкой, молча и хладнокровно наблюдая, как гибнет его судно.
— Переборки не держат, командир, — доложил, подходя к нему, каплей Назаров. — Сам видел, как вода сквозь них сочится… Кормовые отсеки, по-моему, полностью затоплены, если судить потому, как хлынула вода в наш четвертый…
— Ясно.
Каперанг Павлов сухо кивнул, не отрывая глаз от приборов. Казалось, его взгляд прирос к стрелке манометра, показывающего растущую глубину погружения лодки.
— Не бойся, каплей, глубоко не потонем, — с внезапной усмешкой сказал он. — Здесь глубина не больше ста метров. Банка…
И едва он это сказал, как лодка внезапно сильно содрогнулась, качнулась, так что каплей Назаров едва успел за что-то ухватиться. Он почувствовал, как корма лодки ткнулась в грунт, затем дифферент на корму стал выпрямляться. Еще через несколько секунд лодка окончательно выпрямилась и замерла, лишь немного накренившись на бок.
— Все, мы легли на грунт, — тихо проговорил мичман Леня Ильин. — Можно радировать SOS …
Ему никто не ответил — внутри командного отсека поврежденной лодки царило молчание, в котором отчетливо было слышно журчание забортной воды, проникающей в прочный корпус лодки.
— Так вызывайте же SOS, черт возьми! — вдруг истошно завопил, вскакивая на ноги, Дима Александров, матрос срочной службы. — Делайте же что-нибудь! Не подыхать же нам всем здесь, как слепым котятам!
— Нервы, матрос! — жестко сказал каперанг Павлов. — Сядьте к стене и сидите тихо.
Дима замер посреди рубки, глядя на присутствующих широко раскрытыми от ужаса глазами.
— Сядь, пацаненок! — тихо, но веско сказал Аркадий Сытин, главный корабельный старшина. Как и положено старшине, это был уже пожилой, грузный, с пушистыми седыми усами подводник. — Какой тут тебе SOS? Мы же не на увеселительной прогулке! Мы выполняли секретную миссию. А теперь находимся еще и в территориальных водах Норвегии…
— Ну вот, чтобы взять нас в плен, они пригонят к нам свою спасательную технику! — возразил Дима. — И спасут нас! Слышите? Спасут!
— Сядь, я сказал, — так же весомо повторил старшина. — Не мути воздух. Кто знает, сколько нам тут еще сидеть.
Словно в подтверждение его слов все вдруг почувствовали, как сгущается, становится все тяжелее и неприятнее для дыхания воздух в узком замкнутом пространстве отсека.
Внезапно каперанг Павлов оторвал взгляд от приборов пульта управления и повернулся к обожженному матросу, тихо и безучастно сидевшему на полу в углу.
— В момент аварии вы находились в каком отсеке? — сурово спросил он.
— В пятом, где дизель-генераторы, — тяжело дыша, сказал он.
— Доложите, что вы видели.
— Взрыв был, в районе самой кормы, — произнес он. — Меня воздушной волной в стену кинуло, обожгло. А потом проводка заискрилась. Там же аккумуляторные батареи рядом. Я как немного очухался, так сразу к переходному люку кинулся, а вода вслед за мной…
— Похоже, что на старую подводную мину напоролись, — тихо сказал каплей Назаров. — Я перед самым взрывом слышал какой-то странный металлический скрежет об обшивку.
— И я слышал, — заметил мичман.
— Кто-нибудь еще из пятого отсека спасся? — спросил командир.
— Кроме меня, никто… Я видел, ребята лежали — кто где — и не шевелились…
— Понятно, — сухо оборвал его Павлов. — А в четвертом?
— Из своего отсека я всех вывел, командир, —
1 2 3 4 5