По торговым путям индейцев распространилась наша «металлическая» культура, положив конец «каменному веку» задолго до того, как сюда пришли антропологи. Тесные торговые связи объединяли все племена. Все, кроме акурио.
Объясняется этот примечательный факт тем, что когда-то в далеком прошлом это племя не поладило со своими соседями. С тех пор минула не одна сотня лет, но акурио продолжали жить в уединении в наиболее труднодоступных районах так называемого «Зеленого ада», куда редко проникали посторонние. А тех, кто все-таки наведывался, встречали летящие из зарослей отравленные стрелы. Легендарные «белые индейцы» — страшные акурио — пребывали в полной изоляции с таких давних пор, что до них не дошли никакие орудия нового, «металлического» века. Здесь сохранились каменные топоры и другие предметы древнейшей индейской утвари, тогда как остальные племена получили мачете, топоры, ножи и уродливую металлическую посуду либо по своим торговым путям, либо в прямом контакте с белыми и чернокожими людьми; последние обитают в деревнях по берегам суринамских рек ниже опасных порогов и водопадов, на каменных уступах Гвианского плоскогорья.
Подробно моя встреча с акурио описана в книге «Каменный век и белые индейцы». Желающих запечатлеть на пленке образ жизни этого племени было много, но предоставилась эта редкостная возможность мне. Сбылось именно то, чего я так добивался, — свидание с первозданным. Сбылось, как обычно, по чистой случайности.
Двумя годами раньше я и мой товарищ по Тринидадской экспедиции, Эллиот Олтон, наняв трех искусных чернокожих гребцов, поднялись вверх по реке, которая служит границей между Суринамом и Французской Гвианой, чтобы снимать жизнь индейцев вайана, с ее смесью старого и нового. В частности, эти индейцы пользуются подвесными моторами, чтобы преодолевать на своих лодках самые бурные пороги — «Гран Сэла», — однако во многом сохраняют исконные обычаи.
В этом путешествии я познакомился с Дином Фордом, миссионером необычного для меня склада. У меня успел сложиться крайне отрицательный взгляд на миссионеров, смотрящих свысока на своих новых «учеников» и помогающих стирать черты наследственной индейской культуры. Теперь мое воззрение изменилось, стало более широким, я увидел не только минусы.
Мне очень нравилась тактичность Дина по отношению к индейцам. Принимая гостя, он сажал его на самый удобный стул; сам же долговязый Дин устраивался на маленькой скамеечке высотой двадцать сантиметров. Он вел себя скорее как товарищ, чем как «проповедник», без какой-либо претензии на превосходство. Вайана отличаются крепким телосложением, мужчины часто поражают мощью своих мускулов, ходят полуголые. И женщины тоже, как было заведено исстари. Дин — человек разумный и практичный, он не из тех, кому обнаженная женская грудь кажется чем-то греховным.
Мы с Дином поддерживали контакт и после того, как я закончил съемки на земле вайана. И однажды я получил письмо, в котором он горячо убеждал меня посетить его на новом поприще в дремучих лесах Суринама. Дескать, молочных рек не будет, но есть что поснимать.
Через месяц с небольшим я уже сидел в самолете, летевшем над зеленым ворсистым ковром, сплетенным из исполинских деревьев. На третьем часу полета в глубь нетронутых дебрей внизу вдруг открылась кое-как расчищенная площадка. Слово «аэродром» вряд ли подошло бы для клочка земли, на котором с достойным восхищения искусством приземлялись пилоты одномоторных самолетиков миссионеров. Новый район деятельности Дина находился у самой границы Бразилии в таком труднодоступном месте, что самолет был единственным связующим звеном с внешним миром.
Алалападу — мирное селение трио в Суринаме
По характеру культуры обитающее в Алалападу племя резко отличалось от вайана. Здесь не было подвесных моторов, дичь в основном добывали луком и стрелами, во многом старались сохранять исконный уклад. Правда, двое молодых парней все же соприкоснулись с «благами цивилизации» — посетили бразильскую заставу по ту сторону границы и вернулись в тесных джинсах (от которых в здешнем влажном климате вся кожа чешется). Кроме того, они коротко постриглись и истратили заработанные у бразильцев деньги на дешевые транзисторы. Реакция «настоящих» индейцев была крайне отрицательной, и приемники предали анафеме.
Сочетание старого и нового у трио. К обычному праздничному облачению этот молодой человек добавил наручные часы и шариковую ручку
Мальчики начинают тренироваться, как только силы позволяют натянуть тетиву
У трио (так называлось это племя) я приблизился к первозданному человеку. Это были прекрасные, дружелюбные люди с благородными нравами, сохранившие относительное равновесие с окружающей средой. Правда, они пользовались стальным инструментом, а некоторые охотились с дробовиком, но таких было совсем мало. Главным оружием оставался лук, и я основательно изучил его, снял, в частности, на пленку его изготовление. Наши современные луки несравненно эффективнее самых лучших индейских, но индеец стреляет, так сказать, инстинктивно, целится совсем иначе, чем наш спортсмен-лучник, всем телом, и поражает цель почти без промаха, хотя до спортсмена ему все-таки далеко.
Лук и стрелы — оружие охотника и рыболова
Пребывание у индейцев трио оставило незабываемые впечатления. Их отличала учтивость и душевная доброта. Это были гордые, сильные, откровенные люди, совсем как идеализированный Быстроногий Олень из книг моего детства.
Будни женщин трио
Однако у Дина был для меня в запасе главный козырь. А именно — легендарные «белые индейцы».
Года два назад миссионеры установили контакт с семью маленькими группами, оставшимися от племени. Суринамская Комиссия по делам индейцев и миссионеры договорились оберегать их от любопытствующих, которые несомненно повлияли бы пагубно на чувствительную к стороннему воздействию популяцию, насчитывавшую всего семь десятков индивидов. Отряды антропологов уже нанесли большой урон вайана, заразив их гриппом и даже корью. «Нэшнл джиографик» и Смитсонову институту было отказано в проведении съемок и исследований у акурио. Уникальной возможностью запечатлеть на пленку будни этих индейцев я был обязан тому, что Дин хорошо знал меня. Насколько уникальной, мы с ним тогда не подозревали. После я смог установить, что полностью отсутствует всякий кино— и фотоматериал об индейском каменном топоре. Лишь отдельные собранные кем-то лопасти без топорищ свидетельствовали о былом образе жизни. Поистине ощущаешь «дыхание истории», когда видишь, что этот тип топора идентичен древним североамериканским, азиатским и европейским находкам. Точно так же выглядит найденный в шведском поле каменный топор, возраст которого исчисляется в пять — десять тысяч лет, а ведь вообще-то вариантов в мире хватает. Ученые установили, что так называемый кургузый топор с толстым обухом был широко распространен в Европе и Азии и сопровождал мигрантов, которые через Северную Америку дошли до Южноамериканского континента. Теперь он исчез во всей этой обширной области, но на мою долю выпало сберечь последний след. Я подробно снял на кинопленку, как изготовлялся топор, как насаживался на топорище и как применялся.
Индеец акурио срубает каменным топором деревце для нового топорища
Отверстие для лопасти топора проделывается острым зубом агути
Важный инструмент — собственные зубы
Подходящий камень полируется в желобке на валуне у реки
Лопасть вставлена в топорище
Острота лезвия проверяется губами…
… и владелец доволен результатом
Ныне все это в прошлом. Металлический век проник в мир акурио, как и в быт всех индейцев, сохранявших верность старым обычаям. Но документальный фильм остался, и я смиренно благодарю случай и госпожу фортуну за этот дар. Мои фильмы о жиряках, гоацинах, скальных петушках и многие другие можно повторить; каменный топор и своеобразная культура, часть которой он составлял, навсегда ушли в небытие.
Общение с акурио, когда я заглянул в минувший период жизни первозданного человека, произвело на меня сильное и неизгладимое впечатление. На многие вопросы я получил ответ, но ответы влекли за собой новые вопросы. Как складывалось нынешнее бытие людей на долгом пути от изначальной формы? И как вообще чисто физически, телесно сформировался человек? Эти вопросы занимают меня с тех самых пор.
Глава 2
Лес — древнейшая обитель.
Как живет первозданный Homo sapiens в наше время?
Почему же я избрал сегодня индейца в девственном лесу, чтобы составить себе представление о «первозданном человеке» и начальном образе жизни Homo sapiens sapiens ? Вроде бы в мире — в Африке, Индонезии, на Новой Гвинее, Филиппинах — достаточно много племен, долго живших в изоляции.
Очень просто: возвращаясь на миллионы лет назад к предшественникам человека, я от этой, так сказать, береговой опоры перебрасываю мост к укладу жизни, в общем и целом совпадающему с тем, что характеризует жизнь южноамериканского индейца.
Почти все так называемые первобытные племена — жители лесов; исключение составляют некоторые африканские обитатели саванн да живущие в пустынях бушмены Калахари, а также аборигены Австралии. Лес — несомненно исконная среда первозданного представителя нашего семейства. Индейцы в обширном бассейне Амазонки, даяки в некогда дремучей чаще дождевого леса Калимантана, коренные жители Филиппин, большая часть племен Африки — лесные люди. Мы рискуем ошибиться, привязывая мир первозданного человека к современной карте. Ряд исследований позволяет заключить, что многие открытые пространства, саванны и совсем безлесные области — плод разрушительного обращения древнего человека с огнем, дарованным человечеству Прометеем.
Исследователям, работающим в пустынях Африки, непросто представить себе зеленевшие здесь миллионы лет леса, пусть не такие, как глухой дождевой лес Амазонии, но достаточно густолистые, чтобы даровать столь ценимую современным Homo sapiens прохладу. Вспомним мудрые слова Киплинга о том, что «только бешеные псы и англичане подставляют себя солнечным лучам».
Из всех лесных обитателей индейцы акурио, живущие на охотничье-собирательской стадии, несомненно ближе всего к первобытности. Коротко перескажу то, о чем я писал в книге «Каменный век и белые индейцы». Суровые условия жизни акурио давали себя знать: мужчины редко достигали пятидесятипятилетнего возраста, женщины доживали в лучшем случае до сорока, в отличие от нашего, более благоустроенного мира, где женщины живут дольше мужчин.
Поистине, возврат к долгой стадии в развитии человека, которую представляют эти индейцы, отнюдь не желателен. Однако нам следует тщательно рассмотреть ее особенности. Первичные формы поведения, первичный уклад глубоко укоренены в нас — много глубже, чем мы подозреваем.
Как же живет это зеркальное отражение наших далеких истоков?
Прежде всего — СВОБОДНО!
Взрослый акурио никому не подчинен, им никто не управляет; понятие «вождь» отсутствует у южноамериканских охотничье-собирательских племен. Можно кого-то увлечь за собой на охоту или рыбную ловлю, но приказать нельзя. (Существующие в Гайане и Суринаме вожди — представители общины, назначаемые властями в далекой столице.) Члены такой группы не знают предводителей и все же сотрудничают. Так им велит разум, другого способа выжить нет. Каждый мужчина делает то, что считает нужным. Женщина, пожалуй, не так свободна в своих действиях, но во всяком случае она сама выбирает себе партнера и отца своих детей.
Все племя акурио насчитывало семь десятков человек, однако такое количество охотников-собирателей не может кочевать совместно в дождевом лесу, его ресурсы не выдержат нагрузки. А потому племя было разбито на группы максимум по пятнадцать — двадцать человек, включавшие мужчин, женщин и детей. Каждая группа располагала для охоты очень большим ареалом, но собственным участком обитания эту площадь назвать нельзя. Как у ягуаров и других лесных кошачьих, ареалы групп частично совпадали. Иногда две или три группы встречались там, где в урожайный год какие-то пальмы позволяли им некоторое время кормиться вместе, но вскоре коллектив распадался и группы расходились в разные стороны.
Своим поведением эти стаи приматов в чем-то напоминают других наших далеких родичей: так, по сути, согласно возможностям окружающей природы, живут шимпанзе. Южноамериканский девственный лес довольно скуп на дары. Даже удивительно, что среда, неслыханно богатая видами растений и животных, так мало дает голодному человеку. Здесь нет чудесных плодов Старого Света — ни манго, ни авокадо, ни папайи, ни апельсинов, ни бананов, ни множества других фруктов, какими природа облагодетельствовала леса Азии и Африки. Конечно, теперь их можно видеть на плантациях в Южной Америке, но до вторжения в XVI веке завоевателей с востока этих плодов тут не было. Преследовать дичь в густых зарослях среди высокоствольных деревьев тоже не просто. Охота требует великого искусства и основательного знания повадок каждого вида, на изучение которых уходит вся жизнь индейца.
В этой среде, где все доступно всем, однако часто лишь случай решает, кому повезет на охоте и кто найдет что-то съедобное или пригодное для употребления, царит естественная форма существования, которую соблазнительно назвать «коммунизмом», образом жизни с общей собственностью на все.
Для акурио само собой разумеется, что его добыча идет в общий котел. Да иначе и не может быть, когда кому-то удается подстрелить тапира весом двести килограммов. Столько не съесть ни самому охотнику, ни его семье. Мясо делится между всеми поровну. В следующий раз поделится другой удачливый член группы. Материальной выгоды от своей удачи охотник не получит, но престиж его вырастет.
Только что я употребил слово «семья». Эта социальная единица, столь важная для многих других последующих форм общественного устройства, не имеет существенного значения там, где все дети играют вместе, где питание, кроме грудного молока, делится между всеми и все — взрослые и дети — живут совместно. То, что мы называем групповой семьей, известно с древнейших времен, но ее индейская форма не поддается копированию в нашем обществе, основанном на других законах, других социальных предпосылках и традициях.
Каждая из групп акурио была слишком мала с точки зрения генетики. Но так как группы то и дело встречались, могло происходить, так сказать, перемешивание — кто-то из мужчин или женщин переходил в другую группу, в новый коллектив, к новому сексуальному партнеру, что облегчало совместную жизнь и предупреждало инбридинг. Такой порядок предусматривает совсем иную систему, нежели та семья и тот «брак», которые возникли на поздней стадии развития человечества. У акурио женщина безоговорочно вправе выбирать партнера — ведь ей рожать ребенка и заботиться о нем.
Как же она выбирает? По каким признакам?
Разумеется, главную роль играют достоинства мужчины как охотника.
Охота для группы — альфа и омега. Она обеспечивает жизненно важные — и аппетитные — белок и жир. Тем самым охотничью добычу можно назвать «твердой валютой» в ряду съестных припасов. А добытчик этой «валюты» — мужчина. Отсюда большая разница в распределении ролей между полами. Женщины и дети ищут растительную пищу. Для этого не требуется особого искусства, но часто стоит немалых трудов собрать достаточное количество, скажем, пальмовых плодов со съедобной кожурой или сердцевиной. Время от времени с высоких деревьев, грозя пристукнуть неосмотрительного сборщика, падают бразильские орехи в деревянистой оболочке размером с детскую голову. На ярко-красной, обладающей приятным вкусом плодоножке величиной со сливу растут орешки кажу. Изредка попадается дикий батат. Вот, по сути, и все.
Орудие охотника и рыболова — лук со стрелами. Как только руки мальчугана могут согнуть древко, начинается его обучение. Он упражняется в стрельбе по всем мыслимым целям. Каждый день мальчишки спускаются к реке, чтобы на мелководье попытаться подстрелить рыбу. Учитывая преломление света в воде, необходимо с детства отрабатывать умение делать поправку, чтобы не промахнуться по цели. Умение это должно быть, так сказать, в крови, иначе не видать добычи.
Мужчины пользуются мощными, грубо обтесанными луками. Стрелы довольно легкие, но длинные, до полутора метров; изготовляются из прямых стеблей травянистого растения, встречающегося в определенных местах ареала обитания. Сплошная сердцевина стеблей напоминает наш шведский рогоз. Для устойчивого полета стрелы оснащают перьями, чаще всего от гокко, хохлатого орла, гарпии. Наконечником служит острая бамбуковая пластина, и ударной силы столь длинной стрелы хватает, чтобы убить пекари или даже крупного тапира.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26
Объясняется этот примечательный факт тем, что когда-то в далеком прошлом это племя не поладило со своими соседями. С тех пор минула не одна сотня лет, но акурио продолжали жить в уединении в наиболее труднодоступных районах так называемого «Зеленого ада», куда редко проникали посторонние. А тех, кто все-таки наведывался, встречали летящие из зарослей отравленные стрелы. Легендарные «белые индейцы» — страшные акурио — пребывали в полной изоляции с таких давних пор, что до них не дошли никакие орудия нового, «металлического» века. Здесь сохранились каменные топоры и другие предметы древнейшей индейской утвари, тогда как остальные племена получили мачете, топоры, ножи и уродливую металлическую посуду либо по своим торговым путям, либо в прямом контакте с белыми и чернокожими людьми; последние обитают в деревнях по берегам суринамских рек ниже опасных порогов и водопадов, на каменных уступах Гвианского плоскогорья.
Подробно моя встреча с акурио описана в книге «Каменный век и белые индейцы». Желающих запечатлеть на пленке образ жизни этого племени было много, но предоставилась эта редкостная возможность мне. Сбылось именно то, чего я так добивался, — свидание с первозданным. Сбылось, как обычно, по чистой случайности.
Двумя годами раньше я и мой товарищ по Тринидадской экспедиции, Эллиот Олтон, наняв трех искусных чернокожих гребцов, поднялись вверх по реке, которая служит границей между Суринамом и Французской Гвианой, чтобы снимать жизнь индейцев вайана, с ее смесью старого и нового. В частности, эти индейцы пользуются подвесными моторами, чтобы преодолевать на своих лодках самые бурные пороги — «Гран Сэла», — однако во многом сохраняют исконные обычаи.
В этом путешествии я познакомился с Дином Фордом, миссионером необычного для меня склада. У меня успел сложиться крайне отрицательный взгляд на миссионеров, смотрящих свысока на своих новых «учеников» и помогающих стирать черты наследственной индейской культуры. Теперь мое воззрение изменилось, стало более широким, я увидел не только минусы.
Мне очень нравилась тактичность Дина по отношению к индейцам. Принимая гостя, он сажал его на самый удобный стул; сам же долговязый Дин устраивался на маленькой скамеечке высотой двадцать сантиметров. Он вел себя скорее как товарищ, чем как «проповедник», без какой-либо претензии на превосходство. Вайана отличаются крепким телосложением, мужчины часто поражают мощью своих мускулов, ходят полуголые. И женщины тоже, как было заведено исстари. Дин — человек разумный и практичный, он не из тех, кому обнаженная женская грудь кажется чем-то греховным.
Мы с Дином поддерживали контакт и после того, как я закончил съемки на земле вайана. И однажды я получил письмо, в котором он горячо убеждал меня посетить его на новом поприще в дремучих лесах Суринама. Дескать, молочных рек не будет, но есть что поснимать.
Через месяц с небольшим я уже сидел в самолете, летевшем над зеленым ворсистым ковром, сплетенным из исполинских деревьев. На третьем часу полета в глубь нетронутых дебрей внизу вдруг открылась кое-как расчищенная площадка. Слово «аэродром» вряд ли подошло бы для клочка земли, на котором с достойным восхищения искусством приземлялись пилоты одномоторных самолетиков миссионеров. Новый район деятельности Дина находился у самой границы Бразилии в таком труднодоступном месте, что самолет был единственным связующим звеном с внешним миром.
Алалападу — мирное селение трио в Суринаме
По характеру культуры обитающее в Алалападу племя резко отличалось от вайана. Здесь не было подвесных моторов, дичь в основном добывали луком и стрелами, во многом старались сохранять исконный уклад. Правда, двое молодых парней все же соприкоснулись с «благами цивилизации» — посетили бразильскую заставу по ту сторону границы и вернулись в тесных джинсах (от которых в здешнем влажном климате вся кожа чешется). Кроме того, они коротко постриглись и истратили заработанные у бразильцев деньги на дешевые транзисторы. Реакция «настоящих» индейцев была крайне отрицательной, и приемники предали анафеме.
Сочетание старого и нового у трио. К обычному праздничному облачению этот молодой человек добавил наручные часы и шариковую ручку
Мальчики начинают тренироваться, как только силы позволяют натянуть тетиву
У трио (так называлось это племя) я приблизился к первозданному человеку. Это были прекрасные, дружелюбные люди с благородными нравами, сохранившие относительное равновесие с окружающей средой. Правда, они пользовались стальным инструментом, а некоторые охотились с дробовиком, но таких было совсем мало. Главным оружием оставался лук, и я основательно изучил его, снял, в частности, на пленку его изготовление. Наши современные луки несравненно эффективнее самых лучших индейских, но индеец стреляет, так сказать, инстинктивно, целится совсем иначе, чем наш спортсмен-лучник, всем телом, и поражает цель почти без промаха, хотя до спортсмена ему все-таки далеко.
Лук и стрелы — оружие охотника и рыболова
Пребывание у индейцев трио оставило незабываемые впечатления. Их отличала учтивость и душевная доброта. Это были гордые, сильные, откровенные люди, совсем как идеализированный Быстроногий Олень из книг моего детства.
Будни женщин трио
Однако у Дина был для меня в запасе главный козырь. А именно — легендарные «белые индейцы».
Года два назад миссионеры установили контакт с семью маленькими группами, оставшимися от племени. Суринамская Комиссия по делам индейцев и миссионеры договорились оберегать их от любопытствующих, которые несомненно повлияли бы пагубно на чувствительную к стороннему воздействию популяцию, насчитывавшую всего семь десятков индивидов. Отряды антропологов уже нанесли большой урон вайана, заразив их гриппом и даже корью. «Нэшнл джиографик» и Смитсонову институту было отказано в проведении съемок и исследований у акурио. Уникальной возможностью запечатлеть на пленку будни этих индейцев я был обязан тому, что Дин хорошо знал меня. Насколько уникальной, мы с ним тогда не подозревали. После я смог установить, что полностью отсутствует всякий кино— и фотоматериал об индейском каменном топоре. Лишь отдельные собранные кем-то лопасти без топорищ свидетельствовали о былом образе жизни. Поистине ощущаешь «дыхание истории», когда видишь, что этот тип топора идентичен древним североамериканским, азиатским и европейским находкам. Точно так же выглядит найденный в шведском поле каменный топор, возраст которого исчисляется в пять — десять тысяч лет, а ведь вообще-то вариантов в мире хватает. Ученые установили, что так называемый кургузый топор с толстым обухом был широко распространен в Европе и Азии и сопровождал мигрантов, которые через Северную Америку дошли до Южноамериканского континента. Теперь он исчез во всей этой обширной области, но на мою долю выпало сберечь последний след. Я подробно снял на кинопленку, как изготовлялся топор, как насаживался на топорище и как применялся.
Индеец акурио срубает каменным топором деревце для нового топорища
Отверстие для лопасти топора проделывается острым зубом агути
Важный инструмент — собственные зубы
Подходящий камень полируется в желобке на валуне у реки
Лопасть вставлена в топорище
Острота лезвия проверяется губами…
… и владелец доволен результатом
Ныне все это в прошлом. Металлический век проник в мир акурио, как и в быт всех индейцев, сохранявших верность старым обычаям. Но документальный фильм остался, и я смиренно благодарю случай и госпожу фортуну за этот дар. Мои фильмы о жиряках, гоацинах, скальных петушках и многие другие можно повторить; каменный топор и своеобразная культура, часть которой он составлял, навсегда ушли в небытие.
Общение с акурио, когда я заглянул в минувший период жизни первозданного человека, произвело на меня сильное и неизгладимое впечатление. На многие вопросы я получил ответ, но ответы влекли за собой новые вопросы. Как складывалось нынешнее бытие людей на долгом пути от изначальной формы? И как вообще чисто физически, телесно сформировался человек? Эти вопросы занимают меня с тех самых пор.
Глава 2
Лес — древнейшая обитель.
Как живет первозданный Homo sapiens в наше время?
Почему же я избрал сегодня индейца в девственном лесу, чтобы составить себе представление о «первозданном человеке» и начальном образе жизни Homo sapiens sapiens ? Вроде бы в мире — в Африке, Индонезии, на Новой Гвинее, Филиппинах — достаточно много племен, долго живших в изоляции.
Очень просто: возвращаясь на миллионы лет назад к предшественникам человека, я от этой, так сказать, береговой опоры перебрасываю мост к укладу жизни, в общем и целом совпадающему с тем, что характеризует жизнь южноамериканского индейца.
Почти все так называемые первобытные племена — жители лесов; исключение составляют некоторые африканские обитатели саванн да живущие в пустынях бушмены Калахари, а также аборигены Австралии. Лес — несомненно исконная среда первозданного представителя нашего семейства. Индейцы в обширном бассейне Амазонки, даяки в некогда дремучей чаще дождевого леса Калимантана, коренные жители Филиппин, большая часть племен Африки — лесные люди. Мы рискуем ошибиться, привязывая мир первозданного человека к современной карте. Ряд исследований позволяет заключить, что многие открытые пространства, саванны и совсем безлесные области — плод разрушительного обращения древнего человека с огнем, дарованным человечеству Прометеем.
Исследователям, работающим в пустынях Африки, непросто представить себе зеленевшие здесь миллионы лет леса, пусть не такие, как глухой дождевой лес Амазонии, но достаточно густолистые, чтобы даровать столь ценимую современным Homo sapiens прохладу. Вспомним мудрые слова Киплинга о том, что «только бешеные псы и англичане подставляют себя солнечным лучам».
Из всех лесных обитателей индейцы акурио, живущие на охотничье-собирательской стадии, несомненно ближе всего к первобытности. Коротко перескажу то, о чем я писал в книге «Каменный век и белые индейцы». Суровые условия жизни акурио давали себя знать: мужчины редко достигали пятидесятипятилетнего возраста, женщины доживали в лучшем случае до сорока, в отличие от нашего, более благоустроенного мира, где женщины живут дольше мужчин.
Поистине, возврат к долгой стадии в развитии человека, которую представляют эти индейцы, отнюдь не желателен. Однако нам следует тщательно рассмотреть ее особенности. Первичные формы поведения, первичный уклад глубоко укоренены в нас — много глубже, чем мы подозреваем.
Как же живет это зеркальное отражение наших далеких истоков?
Прежде всего — СВОБОДНО!
Взрослый акурио никому не подчинен, им никто не управляет; понятие «вождь» отсутствует у южноамериканских охотничье-собирательских племен. Можно кого-то увлечь за собой на охоту или рыбную ловлю, но приказать нельзя. (Существующие в Гайане и Суринаме вожди — представители общины, назначаемые властями в далекой столице.) Члены такой группы не знают предводителей и все же сотрудничают. Так им велит разум, другого способа выжить нет. Каждый мужчина делает то, что считает нужным. Женщина, пожалуй, не так свободна в своих действиях, но во всяком случае она сама выбирает себе партнера и отца своих детей.
Все племя акурио насчитывало семь десятков человек, однако такое количество охотников-собирателей не может кочевать совместно в дождевом лесу, его ресурсы не выдержат нагрузки. А потому племя было разбито на группы максимум по пятнадцать — двадцать человек, включавшие мужчин, женщин и детей. Каждая группа располагала для охоты очень большим ареалом, но собственным участком обитания эту площадь назвать нельзя. Как у ягуаров и других лесных кошачьих, ареалы групп частично совпадали. Иногда две или три группы встречались там, где в урожайный год какие-то пальмы позволяли им некоторое время кормиться вместе, но вскоре коллектив распадался и группы расходились в разные стороны.
Своим поведением эти стаи приматов в чем-то напоминают других наших далеких родичей: так, по сути, согласно возможностям окружающей природы, живут шимпанзе. Южноамериканский девственный лес довольно скуп на дары. Даже удивительно, что среда, неслыханно богатая видами растений и животных, так мало дает голодному человеку. Здесь нет чудесных плодов Старого Света — ни манго, ни авокадо, ни папайи, ни апельсинов, ни бананов, ни множества других фруктов, какими природа облагодетельствовала леса Азии и Африки. Конечно, теперь их можно видеть на плантациях в Южной Америке, но до вторжения в XVI веке завоевателей с востока этих плодов тут не было. Преследовать дичь в густых зарослях среди высокоствольных деревьев тоже не просто. Охота требует великого искусства и основательного знания повадок каждого вида, на изучение которых уходит вся жизнь индейца.
В этой среде, где все доступно всем, однако часто лишь случай решает, кому повезет на охоте и кто найдет что-то съедобное или пригодное для употребления, царит естественная форма существования, которую соблазнительно назвать «коммунизмом», образом жизни с общей собственностью на все.
Для акурио само собой разумеется, что его добыча идет в общий котел. Да иначе и не может быть, когда кому-то удается подстрелить тапира весом двести килограммов. Столько не съесть ни самому охотнику, ни его семье. Мясо делится между всеми поровну. В следующий раз поделится другой удачливый член группы. Материальной выгоды от своей удачи охотник не получит, но престиж его вырастет.
Только что я употребил слово «семья». Эта социальная единица, столь важная для многих других последующих форм общественного устройства, не имеет существенного значения там, где все дети играют вместе, где питание, кроме грудного молока, делится между всеми и все — взрослые и дети — живут совместно. То, что мы называем групповой семьей, известно с древнейших времен, но ее индейская форма не поддается копированию в нашем обществе, основанном на других законах, других социальных предпосылках и традициях.
Каждая из групп акурио была слишком мала с точки зрения генетики. Но так как группы то и дело встречались, могло происходить, так сказать, перемешивание — кто-то из мужчин или женщин переходил в другую группу, в новый коллектив, к новому сексуальному партнеру, что облегчало совместную жизнь и предупреждало инбридинг. Такой порядок предусматривает совсем иную систему, нежели та семья и тот «брак», которые возникли на поздней стадии развития человечества. У акурио женщина безоговорочно вправе выбирать партнера — ведь ей рожать ребенка и заботиться о нем.
Как же она выбирает? По каким признакам?
Разумеется, главную роль играют достоинства мужчины как охотника.
Охота для группы — альфа и омега. Она обеспечивает жизненно важные — и аппетитные — белок и жир. Тем самым охотничью добычу можно назвать «твердой валютой» в ряду съестных припасов. А добытчик этой «валюты» — мужчина. Отсюда большая разница в распределении ролей между полами. Женщины и дети ищут растительную пищу. Для этого не требуется особого искусства, но часто стоит немалых трудов собрать достаточное количество, скажем, пальмовых плодов со съедобной кожурой или сердцевиной. Время от времени с высоких деревьев, грозя пристукнуть неосмотрительного сборщика, падают бразильские орехи в деревянистой оболочке размером с детскую голову. На ярко-красной, обладающей приятным вкусом плодоножке величиной со сливу растут орешки кажу. Изредка попадается дикий батат. Вот, по сути, и все.
Орудие охотника и рыболова — лук со стрелами. Как только руки мальчугана могут согнуть древко, начинается его обучение. Он упражняется в стрельбе по всем мыслимым целям. Каждый день мальчишки спускаются к реке, чтобы на мелководье попытаться подстрелить рыбу. Учитывая преломление света в воде, необходимо с детства отрабатывать умение делать поправку, чтобы не промахнуться по цели. Умение это должно быть, так сказать, в крови, иначе не видать добычи.
Мужчины пользуются мощными, грубо обтесанными луками. Стрелы довольно легкие, но длинные, до полутора метров; изготовляются из прямых стеблей травянистого растения, встречающегося в определенных местах ареала обитания. Сплошная сердцевина стеблей напоминает наш шведский рогоз. Для устойчивого полета стрелы оснащают перьями, чаще всего от гокко, хохлатого орла, гарпии. Наконечником служит острая бамбуковая пластина, и ударной силы столь длинной стрелы хватает, чтобы убить пекари или даже крупного тапира.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26