Но среди нескончаемого потока дел он все чаще вспоминал милое лицо Варвары Николаевны, ее жесты, походку, тихий голос и плавную речь. Прошло много времени со дня той чудной первой встречи, а она была свежа в памяти, и все также мило звучал в ушах ласковый голос, и все также незабываема теплота нежной руки.
Целых четыре года пролетели будто бы незаметно. Сергей Иванович каждый свой отпуск катил на пролетке по узким сельским дорогам в имение Арсеньевых, чтобы проведать отца и повидаться с милой Варварой Николаевной.
Летом 1879 года Мосин выправил бумаги на очередной отпуск, нанял извозчика, и пароконная коляска мягко закачалась на стальных рессорах, уминая колесами серую дорожную пыль. Мимо неторопливо проплывали густо-зеленые леса и светленькие прозрачные березовые рощицы, лениво колыхались, припадая к земле тугим колосом, поля ржи и пшеницы. Иногда попадались деревеньки с черными, покосившимися избушками и обязательной свежевыкрашенной церковью на самом видном месте.
В имении Мосина никто не встретил. Отец был дряхл и немочен, его одолевали старческие болезни. Сергей предложил было ему переехать в Тулу, но Иван Игнатьевич упрямо отказывался, ибо не хотел быть обузой для молодого человека.
За вечерним чаепитием Сергей Иванович спросил как бы невзначай о Варваре Николаевне, и отец сразил его неожиданным известием. Оказывается, между супругами произошел разрыв, причину которого Иван Игнатьевич видел в том, что Арсеньев совершенно охладел к своей жене и потому еще прошлой осенью укатил в Петербург. Только однажды, в начале нынешнего лета,приезжал он в имение, и то всего на несколько дней.
Варвара Николаевна? Куда же ей, горемычной, деваться? После отъезда мужа родила она третьего сына и занемогла. Оправилась от болезни только недавно и живет теперь, так говорят дворовые, совсем монашкой, никого не принимает и сама никуда не ездит. Но, судя по всему, барин должен вскорости из Петербурга прикатить — надо же посмотреть на сына.
Дни проходили за днями, а Сергею Ивановичу так и не удавалось повидаться с Варварой Николаевной. И без того склонный к меланхолии, Мосин огорчался, тяжело переживая свое одиночество. Оставаться в имении было невыносимо, и он решил прогуляться по парку, справедливо полагая, что ему никогда уже не придется вернуться сюда вновь. Мосин был совершенно уверен и в том, что никогда больше не увидит милую Вареньку и не скажет ей о своей любви. Не спеша обойдя весь парк, Сергей Иванович еще раз вышел на главную аллею и вдруг увидел Варвару Николаевну! Рядом с ней на садовой скамейке сидела кормилица с младенцем на руках. Глаза Вареньки блеснули радостью, а может, это только показалось Мосину, но он сделал несколько быстрых шагов и припал к надушенной ручке.
Они говорили всего несколько минут, да и то по-французски, чтобы служанка ничего не поняла. Спросили друг у друга о здоровье, потом Мосин полюбопытствовал, отчего это Варвара Николаевна не показывается, целыми днями просиживая в своей комнате. Арсеньева ответила, что душевное состояние ее таково, что ей никого видеть не хочется, разве вот с ним, Сергеем Ивановичем, ей приятно и радостно. И вдруг, глядя ему в глаза, спросила, отчего он до сих пор не женат.
Мосин растерялся, не смог ничего сказать вразумительного, словно был еще зеленым юнкером, и неожиданно, одним дыханием произнес: «Я вас люблю!» Варвара Николаевна запылала маковым цветом, заторопилась в дом, затормошила кормилицу и, шепнув едва слышно слова прощания, почти побежала по аллее.
Утром следующего дня Мосин уезжал из имения. Нарушив обет затворничества, Варенька вышла проводить его, когда кучер уже разобрал вожжи и взял в руки сплетенный из сыромятины кнут. Она подошла к коляске и пожала Сергею Ивановичу руку, оставив в ней туго свернутую бумажку. Счастливый Мосин даже дышать перестал от радости! Выехав за ворота, он развернул хрустящую бумажку и охватил разом все написанное: «Зимой с детьми собираюсь приехать в Тулу. Остановлюсь у моих родственников Соколовых на Миллионной улице. О приезде извещу. Ваша В. Н.»
Это коротенькое «Ваша В. Н.» очень походило на ответное признание. Да и обещание известить о приезде в Тулу говорило о многом. Что ж, он, раб божий Сергей Мосин, готов верить в близкое счастье.
А потом полетели дни и месяцы, заполненные блаженством, обрел Сергей Иванович не только увлекательную работу, но и любимую женщину, в которой не чаял души. Ему так и хотелось рассказать всему миру о своем счастье, но он лишь улыбался в кудрявую бородку, обрастать которой начал, следуя моде, заведенной новым императором Александром III.
Глава 4. ПЕРВЫЕ ПОПЫТКИ
Не следует полагать, что в жизни Мосина наступила широкая светлая полоса с розовым горизонтом и голубеньким безоблачным небом. Вслед за счастьем, словно пристегнутые, тащились неприятности. О его отношениях с Варенькой стало известно слишком многим в Туле, и нашлись, конечно, «доброжелатели», сообщившие новость Арсеньеву в Петербург. Николай Владимирович в канун рождества проездом оказался в Туле и случайно встретился с Мосиным. Между ними вышел крупный мужской разговор, в ходе которого Арсеньев допустил неприличные высказывания в адрес Варвары Николаевны. Возмущенный Мосин, не медля ни секунды, вызвал грубияна на дуэль. Арсеньев вызова не принял, а предпочел нажаловаться заводскому начальству. В результате этого своеобразного, мягко говоря, ответа на вызов 5 января 1883 года на свет появился приказ за номером 29, во втором параграфе коего значилось:
«Трое суток домашнего ареста дано капитану Мосину за вызов на дуэль тульского землевладельца Арсеньева…»
Сергей Иванович арест использовал плодотворно, занимаясь разбором результатов испытаний винтовки, для которой он попробовал спроектировать магазин. А с господином Арсеньевым Мосин встретился снова и в достаточно резких выражениях высказал все, что он думал о его действиях по отношению к Варваре Николаевне, а также по поводу его отказа выйти на дуэль. Произошло это в Дворянском собрании, и Мосин полагал, что теперь-то уж Арсеньев вынужден будет принять вызов, но нет! Николай Владимирович пошел по пути писания новых жалоб, теперь уже в два адреса: начальнику оружейного завода и начальнику артиллерии Московского военного округа. Затем, решив, что сим он защитил свою честь, сел в поезд и укатил в Петербург.
Начальник завода генерал В. Н. Бестужев-Рюмин, зная порядочность и честность капитана Мосина, наложил на него минимальное взыскание, объявив выговор «за нарушение тишины в общественном месте». По-другому рассмотрел дело начальник артиллерии округа. Ему гораздо ближе оказалась жалоба богатого помещика, нежели любовные переживания неизвестного капитана, и в результате недолгих размышлений родился другой приказ:
«Начальник артиллерии Московского военного округа, рассмотрев дело об оскорблении, нанесенном капитаном Мосиным в публичном месте тульскому землевладельцу Арсеньеву, распорядился подвергнуть капитана Мосина за учиненный им в публичном месте поступок домашнему аресту в течение двух недель с исправлением служебных обязанностей и о наложенном ему взыскании поставить в известность господина Арсеньева в ответ на его просьбу от 1 февраля».
Мосин в гневе был не сдержан, а посему господин Арсеньев в Туле больше не объявлялся. Однако же Сергею Ивановичу и Вареньке необходимо было их взаимоотношения заключить в общепринятые законные рамки. Для этого требовалось расторжение брака с Арсеньевым. Летом 1883 года Мосин по служебной надобности был в столице и нашел время, чтобы встретиться с Арсеньевым и переговорить с ним. Тот отказал в личной встрече, однако согласился выслушать предложение Мосина через своего присяжного поверенного. Арсеньев требовал ни много ни мало, а 50 тысяч рублей в обмен на согласие дать развод. Да будь Мосин даже генералом, он не смог бы враз собрать такую внушительную сумму. На пути к счастью стала непреодолимая преграда. Прошло еще около восьми лет, прежде чем обстоятельства изменились…
Эти восемь лет стали для Сергея Ивановича самой важной частью его жизни, ибо он посвятил их созданию винтовки, прославившей его на века. Толчком для начала этой каждодневной, изнурительной, часто встречаемой в штыки работы стали уже упоминавшиеся винтовки иностранных конструкторов, изготавливаемые в опытном порядке в мастерской Сергея Ивановича. Из нескольких систем магазинов начинающему конструктору приглянулась одна, принадлежавшая австрийцу Шульгофу. Последний предлагал разместить магазин в прикладе, а патроны закреплять в рейке с зубцами. Пружина должна была постоянно подталкивать эту рейку вперед, подавая тем самым очередной патрон, а специальный рычаг возвращал бы ее в исходное положение. Идея привлекла Мосина в основном тем, что патроны в таком магазине располагались не в затылок друг другу, а под некоторым углом, что позволяло избежать утыкания пули последующего патрона в капсюль предыдущего.
Сергею Ивановичу было чуждо слепое подражание, он начал проектировать магазин, отличающийся рядом новшеств. В металлической коробке, которая размещалась в прикладе и в основных чертах повторяла его форму, он устроил две рейки с зубцами, при этом левая удерживала в зубцах восемь патронов, а правая, соединенная с затвором рычагом, также имела специальные зубцы, которые захватывали патроны за закраины в тот момент, когда затвор отодвигался назад. Таким образом, патрон оказывался в ствольной коробке и следующим движением затвора подавался в патронник.
В середине октября 1882 года капитан Мосин как член комиссии по оценке оборудования оружейных заводов прибыл в Петербург с отчетом о своей деятельности. В Главном артиллерийском управлении он не только доложил о проделанной работе, но и представил в оружейный отдел несколько винтовок с придуманным им вариантом реечно-прикладного магазина. На стрельбище Волкова поля представленные образцы были испытаны, и по ним сделано обнадеживающее для молодого автора заключение:
«Система эта по своей идее расположения патронов в магазине, подаче их и способу наполнения магазина патронами заслуживает полного внимания, но требует не только дальнейшей разработки деталей, но и капитального изменения некоторых частей. Капитана Мосина откомандировать к месту службы в Тульский оружейный завод с тем, чтобы он занялся усовершенствованием своего многозарядного ружья и представил бы его не менее как в трех экземплярах».
Оценка, данная первой, еще несовершенной конструкторской разработке, была высокой, она зафиксировала целесообразность предложенной начинающим автором идеи. Будучи в Петербурге со своими первыми винтовками, Сергей Иванович встретился с В. Л. Чебышевым и И. А. Вышнеградским и узнал, что среди ученых и крупных военных деятелей идут жаркие споры по поводу перспектив и возможностей многозарядного или, как тогда говорили, повторительного оружия. Казалось бы, уроки Балканской войны должны были однозначно решить вопрос: быть или не быть магазинным винтовкам. Однако в военных кругах нашлось немало сторонников традиционного правила «стреляй редко, да метко». Они считали, что многозарядные винтовки могли бы иметь право на существование, если бы одного солдата требовалось убивать несколько раз. Даже такой передовой генерал, военный теоретик и педагог, считавший необходимым воспитывать в солдатах сознательное отношение к своим воинским обязанностям, как генерал Михаил Иванович Драгомиров, был противником магазинного оружия. В статье «Армейские заметки» он называл стрельбу из «магазинок» бестолковой трескотней. Идеалом Драгомирова была однозарядная винтовка калибром около восьми миллиметров под патрон с прессованным порохом и пулей в стальной оболочке.
Были среди противников скорострельного оружия и такие солдафоны, которые выдвигали смехотворный аргумент — дескать, магазинной винтовкой трудно делать «на караул». Таких «специалистов» высмеивал в своих статьях горячий сторонник «магазинок» видный теоретик стрелкового оружия А. И. фон дер Ховен. Однозначным было мнение профессора В. Л. Чебышева, безоговорочно поддерживавшего магазинное оружие и требовавшего самой серьезной работы над его совершенствованием.
Борьба сторонников и противников «магазинок» была острой, но тем не менее необходимость перевооружения ими русской армии оказалась столь очевидной, что даже военный министр Ванновский, примыкавший к лагерю «противников», в ответ на письмо швейцарского конструктора Хеблера (Швейцария одной из первых приняла на вооружение многозарядные винтовки) написал:
«Прошу передать на рассмотрение вне очереди в оружейный отдел. Я еще недавно говорил с генерал-лейтенантом Нотбеком о необходимости разработать вопрос о винтовке своевременно, не ожидая, пока наши соседи уже вооружатся».
В апреле 1883 года действительный член Артиллерийского комитета, виднейший специалист в области стрелкового оружия генерал-майор Н. И. Чагин и совещательный член Арткомитета генерал-майор Снесарев получили задание министра составить программу испытания магазинных винтовок, начать такие испытания на стрельбище Волкова поля и подавать в оружейный отдел ежедневные отчеты о результатах стрельб. Затем к двум генералам был добавлен капитан фон дер Ховен, состоявший для поручений при ГАУ, и таким образом, была образована Особая комиссия для испытания магазинных ружей. Первым образцом, переданным ей на рассмотрение, была винтовка системы мастера Офицерской стрелковой школы Квашневского.
В июле того же года по разным причинам было закрыто стрельбище на Волковом поле. Испытания новых винтовок перенесли в Ораниенбаум на стрельбище Офицерской стрелковой школы, а Особую комиссию расширили, введя в нее заведующего оружейной мастерской стрелковой школы гвардии капитана Кабакова и состоявших при стрельбище капитанов Погорецкого и Петрова. В распоряжение комиссии были назначены вольнонаемный мастер А. Геснер, вольнонаемный стрелок И. Павлов, два стрелка от гвардейских стрелковых батальонов и три бомбардира-лаборанта. Председателем комиссии остался генерал Н. И. Чагин.
В том же месяце членом Особой комиссии по испытаниям магазинных ружей был назначен и С. И. Мосин. Это было официальным признанием его как одного из ведущих специалистов в области стрелкового оружия.
За очень короткий срок комиссия испытала более 150 различных систем и пришла к выводу не испытывать более магазины, в которых патроны расположены продольно, утыкаясь друг в друга. За всеми остальными системами магазинов признавалось право на совершенствование с одним и главным условием: они должны были приспособлены к винтовке образца 1870 года. Поэтому суть работы и Мосина и других русских конструкторов в начале 80-х годов заключалась только лишь в проектировании магазина, но отнюдь не оригинальной магазинной винтовки с новыми параметрами.
Вообще 1883 год был для Сергея Ивановича предельно насыщенным самыми разными событиями. Так, на производстве ему было поручено заняться изготовлением новых охотничьих ружей, изобретенных корнетом Лутковским. До этого Мосину не приходилось впрямую сталкиваться с этим видом оружия. Но здесь был особый случай. Дело в том, что перевооружение русской армии винтовками образца 1870 года закончилось, объемы производства сокращались, и надо было думать над тем, чем занять обширный штат оружейников. Мысль о развертывании на тульском заводе выпуска охотничьего оружия была своевременной так же, как и предложение Лутковского. Судя по рапортам С. И. Мосина, он занимался изготовлением новых охотничьих ружей с мая по декабрь 1883 года. Модель Лутковского была двуствольной, казнозарядной. Возможно, это были курковые ружья, получившие впоследствии индекс «Б», поставленные на производство в 1885 году и прославившиеся по всей России, как самые надежные тульские ружья. Но главной заботой Сергея Ивановича оставался его реечно-прикладный магазин.
Очередные испытания магазинных винтовок комиссия проводила в 1884 году, и в соответствии с предписанием ГАУ С. И. Мосин был командирован в Петербург с 13 апреля по июль месяц. Ехал он в приподнятом настроении, ибо перед самой поездкой узнал о том, что награжден болгарским орденом святого Александра IV степени. Это была его первая награда. Сергей Иванович принимал непосредственное участие в испытаниях собственной винтовки, внимательно прислушивался к замечаниям, впитывал в себя все новое, что ему удавалось узнать на полигоне и в беседах с коллегами. Привезенная им винтовка была вновь одобрена, но, безусловно, не могла быть принята на вооружение в силу ряда недоработок. Решение комиссии Сергея Ивановича не разочаровало, а лишь придало ему уверенность в конечном успехе задуманного дела и, соответственно, новые силы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18
Целых четыре года пролетели будто бы незаметно. Сергей Иванович каждый свой отпуск катил на пролетке по узким сельским дорогам в имение Арсеньевых, чтобы проведать отца и повидаться с милой Варварой Николаевной.
Летом 1879 года Мосин выправил бумаги на очередной отпуск, нанял извозчика, и пароконная коляска мягко закачалась на стальных рессорах, уминая колесами серую дорожную пыль. Мимо неторопливо проплывали густо-зеленые леса и светленькие прозрачные березовые рощицы, лениво колыхались, припадая к земле тугим колосом, поля ржи и пшеницы. Иногда попадались деревеньки с черными, покосившимися избушками и обязательной свежевыкрашенной церковью на самом видном месте.
В имении Мосина никто не встретил. Отец был дряхл и немочен, его одолевали старческие болезни. Сергей предложил было ему переехать в Тулу, но Иван Игнатьевич упрямо отказывался, ибо не хотел быть обузой для молодого человека.
За вечерним чаепитием Сергей Иванович спросил как бы невзначай о Варваре Николаевне, и отец сразил его неожиданным известием. Оказывается, между супругами произошел разрыв, причину которого Иван Игнатьевич видел в том, что Арсеньев совершенно охладел к своей жене и потому еще прошлой осенью укатил в Петербург. Только однажды, в начале нынешнего лета,приезжал он в имение, и то всего на несколько дней.
Варвара Николаевна? Куда же ей, горемычной, деваться? После отъезда мужа родила она третьего сына и занемогла. Оправилась от болезни только недавно и живет теперь, так говорят дворовые, совсем монашкой, никого не принимает и сама никуда не ездит. Но, судя по всему, барин должен вскорости из Петербурга прикатить — надо же посмотреть на сына.
Дни проходили за днями, а Сергею Ивановичу так и не удавалось повидаться с Варварой Николаевной. И без того склонный к меланхолии, Мосин огорчался, тяжело переживая свое одиночество. Оставаться в имении было невыносимо, и он решил прогуляться по парку, справедливо полагая, что ему никогда уже не придется вернуться сюда вновь. Мосин был совершенно уверен и в том, что никогда больше не увидит милую Вареньку и не скажет ей о своей любви. Не спеша обойдя весь парк, Сергей Иванович еще раз вышел на главную аллею и вдруг увидел Варвару Николаевну! Рядом с ней на садовой скамейке сидела кормилица с младенцем на руках. Глаза Вареньки блеснули радостью, а может, это только показалось Мосину, но он сделал несколько быстрых шагов и припал к надушенной ручке.
Они говорили всего несколько минут, да и то по-французски, чтобы служанка ничего не поняла. Спросили друг у друга о здоровье, потом Мосин полюбопытствовал, отчего это Варвара Николаевна не показывается, целыми днями просиживая в своей комнате. Арсеньева ответила, что душевное состояние ее таково, что ей никого видеть не хочется, разве вот с ним, Сергеем Ивановичем, ей приятно и радостно. И вдруг, глядя ему в глаза, спросила, отчего он до сих пор не женат.
Мосин растерялся, не смог ничего сказать вразумительного, словно был еще зеленым юнкером, и неожиданно, одним дыханием произнес: «Я вас люблю!» Варвара Николаевна запылала маковым цветом, заторопилась в дом, затормошила кормилицу и, шепнув едва слышно слова прощания, почти побежала по аллее.
Утром следующего дня Мосин уезжал из имения. Нарушив обет затворничества, Варенька вышла проводить его, когда кучер уже разобрал вожжи и взял в руки сплетенный из сыромятины кнут. Она подошла к коляске и пожала Сергею Ивановичу руку, оставив в ней туго свернутую бумажку. Счастливый Мосин даже дышать перестал от радости! Выехав за ворота, он развернул хрустящую бумажку и охватил разом все написанное: «Зимой с детьми собираюсь приехать в Тулу. Остановлюсь у моих родственников Соколовых на Миллионной улице. О приезде извещу. Ваша В. Н.»
Это коротенькое «Ваша В. Н.» очень походило на ответное признание. Да и обещание известить о приезде в Тулу говорило о многом. Что ж, он, раб божий Сергей Мосин, готов верить в близкое счастье.
А потом полетели дни и месяцы, заполненные блаженством, обрел Сергей Иванович не только увлекательную работу, но и любимую женщину, в которой не чаял души. Ему так и хотелось рассказать всему миру о своем счастье, но он лишь улыбался в кудрявую бородку, обрастать которой начал, следуя моде, заведенной новым императором Александром III.
Глава 4. ПЕРВЫЕ ПОПЫТКИ
Не следует полагать, что в жизни Мосина наступила широкая светлая полоса с розовым горизонтом и голубеньким безоблачным небом. Вслед за счастьем, словно пристегнутые, тащились неприятности. О его отношениях с Варенькой стало известно слишком многим в Туле, и нашлись, конечно, «доброжелатели», сообщившие новость Арсеньеву в Петербург. Николай Владимирович в канун рождества проездом оказался в Туле и случайно встретился с Мосиным. Между ними вышел крупный мужской разговор, в ходе которого Арсеньев допустил неприличные высказывания в адрес Варвары Николаевны. Возмущенный Мосин, не медля ни секунды, вызвал грубияна на дуэль. Арсеньев вызова не принял, а предпочел нажаловаться заводскому начальству. В результате этого своеобразного, мягко говоря, ответа на вызов 5 января 1883 года на свет появился приказ за номером 29, во втором параграфе коего значилось:
«Трое суток домашнего ареста дано капитану Мосину за вызов на дуэль тульского землевладельца Арсеньева…»
Сергей Иванович арест использовал плодотворно, занимаясь разбором результатов испытаний винтовки, для которой он попробовал спроектировать магазин. А с господином Арсеньевым Мосин встретился снова и в достаточно резких выражениях высказал все, что он думал о его действиях по отношению к Варваре Николаевне, а также по поводу его отказа выйти на дуэль. Произошло это в Дворянском собрании, и Мосин полагал, что теперь-то уж Арсеньев вынужден будет принять вызов, но нет! Николай Владимирович пошел по пути писания новых жалоб, теперь уже в два адреса: начальнику оружейного завода и начальнику артиллерии Московского военного округа. Затем, решив, что сим он защитил свою честь, сел в поезд и укатил в Петербург.
Начальник завода генерал В. Н. Бестужев-Рюмин, зная порядочность и честность капитана Мосина, наложил на него минимальное взыскание, объявив выговор «за нарушение тишины в общественном месте». По-другому рассмотрел дело начальник артиллерии округа. Ему гораздо ближе оказалась жалоба богатого помещика, нежели любовные переживания неизвестного капитана, и в результате недолгих размышлений родился другой приказ:
«Начальник артиллерии Московского военного округа, рассмотрев дело об оскорблении, нанесенном капитаном Мосиным в публичном месте тульскому землевладельцу Арсеньеву, распорядился подвергнуть капитана Мосина за учиненный им в публичном месте поступок домашнему аресту в течение двух недель с исправлением служебных обязанностей и о наложенном ему взыскании поставить в известность господина Арсеньева в ответ на его просьбу от 1 февраля».
Мосин в гневе был не сдержан, а посему господин Арсеньев в Туле больше не объявлялся. Однако же Сергею Ивановичу и Вареньке необходимо было их взаимоотношения заключить в общепринятые законные рамки. Для этого требовалось расторжение брака с Арсеньевым. Летом 1883 года Мосин по служебной надобности был в столице и нашел время, чтобы встретиться с Арсеньевым и переговорить с ним. Тот отказал в личной встрече, однако согласился выслушать предложение Мосина через своего присяжного поверенного. Арсеньев требовал ни много ни мало, а 50 тысяч рублей в обмен на согласие дать развод. Да будь Мосин даже генералом, он не смог бы враз собрать такую внушительную сумму. На пути к счастью стала непреодолимая преграда. Прошло еще около восьми лет, прежде чем обстоятельства изменились…
Эти восемь лет стали для Сергея Ивановича самой важной частью его жизни, ибо он посвятил их созданию винтовки, прославившей его на века. Толчком для начала этой каждодневной, изнурительной, часто встречаемой в штыки работы стали уже упоминавшиеся винтовки иностранных конструкторов, изготавливаемые в опытном порядке в мастерской Сергея Ивановича. Из нескольких систем магазинов начинающему конструктору приглянулась одна, принадлежавшая австрийцу Шульгофу. Последний предлагал разместить магазин в прикладе, а патроны закреплять в рейке с зубцами. Пружина должна была постоянно подталкивать эту рейку вперед, подавая тем самым очередной патрон, а специальный рычаг возвращал бы ее в исходное положение. Идея привлекла Мосина в основном тем, что патроны в таком магазине располагались не в затылок друг другу, а под некоторым углом, что позволяло избежать утыкания пули последующего патрона в капсюль предыдущего.
Сергею Ивановичу было чуждо слепое подражание, он начал проектировать магазин, отличающийся рядом новшеств. В металлической коробке, которая размещалась в прикладе и в основных чертах повторяла его форму, он устроил две рейки с зубцами, при этом левая удерживала в зубцах восемь патронов, а правая, соединенная с затвором рычагом, также имела специальные зубцы, которые захватывали патроны за закраины в тот момент, когда затвор отодвигался назад. Таким образом, патрон оказывался в ствольной коробке и следующим движением затвора подавался в патронник.
В середине октября 1882 года капитан Мосин как член комиссии по оценке оборудования оружейных заводов прибыл в Петербург с отчетом о своей деятельности. В Главном артиллерийском управлении он не только доложил о проделанной работе, но и представил в оружейный отдел несколько винтовок с придуманным им вариантом реечно-прикладного магазина. На стрельбище Волкова поля представленные образцы были испытаны, и по ним сделано обнадеживающее для молодого автора заключение:
«Система эта по своей идее расположения патронов в магазине, подаче их и способу наполнения магазина патронами заслуживает полного внимания, но требует не только дальнейшей разработки деталей, но и капитального изменения некоторых частей. Капитана Мосина откомандировать к месту службы в Тульский оружейный завод с тем, чтобы он занялся усовершенствованием своего многозарядного ружья и представил бы его не менее как в трех экземплярах».
Оценка, данная первой, еще несовершенной конструкторской разработке, была высокой, она зафиксировала целесообразность предложенной начинающим автором идеи. Будучи в Петербурге со своими первыми винтовками, Сергей Иванович встретился с В. Л. Чебышевым и И. А. Вышнеградским и узнал, что среди ученых и крупных военных деятелей идут жаркие споры по поводу перспектив и возможностей многозарядного или, как тогда говорили, повторительного оружия. Казалось бы, уроки Балканской войны должны были однозначно решить вопрос: быть или не быть магазинным винтовкам. Однако в военных кругах нашлось немало сторонников традиционного правила «стреляй редко, да метко». Они считали, что многозарядные винтовки могли бы иметь право на существование, если бы одного солдата требовалось убивать несколько раз. Даже такой передовой генерал, военный теоретик и педагог, считавший необходимым воспитывать в солдатах сознательное отношение к своим воинским обязанностям, как генерал Михаил Иванович Драгомиров, был противником магазинного оружия. В статье «Армейские заметки» он называл стрельбу из «магазинок» бестолковой трескотней. Идеалом Драгомирова была однозарядная винтовка калибром около восьми миллиметров под патрон с прессованным порохом и пулей в стальной оболочке.
Были среди противников скорострельного оружия и такие солдафоны, которые выдвигали смехотворный аргумент — дескать, магазинной винтовкой трудно делать «на караул». Таких «специалистов» высмеивал в своих статьях горячий сторонник «магазинок» видный теоретик стрелкового оружия А. И. фон дер Ховен. Однозначным было мнение профессора В. Л. Чебышева, безоговорочно поддерживавшего магазинное оружие и требовавшего самой серьезной работы над его совершенствованием.
Борьба сторонников и противников «магазинок» была острой, но тем не менее необходимость перевооружения ими русской армии оказалась столь очевидной, что даже военный министр Ванновский, примыкавший к лагерю «противников», в ответ на письмо швейцарского конструктора Хеблера (Швейцария одной из первых приняла на вооружение многозарядные винтовки) написал:
«Прошу передать на рассмотрение вне очереди в оружейный отдел. Я еще недавно говорил с генерал-лейтенантом Нотбеком о необходимости разработать вопрос о винтовке своевременно, не ожидая, пока наши соседи уже вооружатся».
В апреле 1883 года действительный член Артиллерийского комитета, виднейший специалист в области стрелкового оружия генерал-майор Н. И. Чагин и совещательный член Арткомитета генерал-майор Снесарев получили задание министра составить программу испытания магазинных винтовок, начать такие испытания на стрельбище Волкова поля и подавать в оружейный отдел ежедневные отчеты о результатах стрельб. Затем к двум генералам был добавлен капитан фон дер Ховен, состоявший для поручений при ГАУ, и таким образом, была образована Особая комиссия для испытания магазинных ружей. Первым образцом, переданным ей на рассмотрение, была винтовка системы мастера Офицерской стрелковой школы Квашневского.
В июле того же года по разным причинам было закрыто стрельбище на Волковом поле. Испытания новых винтовок перенесли в Ораниенбаум на стрельбище Офицерской стрелковой школы, а Особую комиссию расширили, введя в нее заведующего оружейной мастерской стрелковой школы гвардии капитана Кабакова и состоявших при стрельбище капитанов Погорецкого и Петрова. В распоряжение комиссии были назначены вольнонаемный мастер А. Геснер, вольнонаемный стрелок И. Павлов, два стрелка от гвардейских стрелковых батальонов и три бомбардира-лаборанта. Председателем комиссии остался генерал Н. И. Чагин.
В том же месяце членом Особой комиссии по испытаниям магазинных ружей был назначен и С. И. Мосин. Это было официальным признанием его как одного из ведущих специалистов в области стрелкового оружия.
За очень короткий срок комиссия испытала более 150 различных систем и пришла к выводу не испытывать более магазины, в которых патроны расположены продольно, утыкаясь друг в друга. За всеми остальными системами магазинов признавалось право на совершенствование с одним и главным условием: они должны были приспособлены к винтовке образца 1870 года. Поэтому суть работы и Мосина и других русских конструкторов в начале 80-х годов заключалась только лишь в проектировании магазина, но отнюдь не оригинальной магазинной винтовки с новыми параметрами.
Вообще 1883 год был для Сергея Ивановича предельно насыщенным самыми разными событиями. Так, на производстве ему было поручено заняться изготовлением новых охотничьих ружей, изобретенных корнетом Лутковским. До этого Мосину не приходилось впрямую сталкиваться с этим видом оружия. Но здесь был особый случай. Дело в том, что перевооружение русской армии винтовками образца 1870 года закончилось, объемы производства сокращались, и надо было думать над тем, чем занять обширный штат оружейников. Мысль о развертывании на тульском заводе выпуска охотничьего оружия была своевременной так же, как и предложение Лутковского. Судя по рапортам С. И. Мосина, он занимался изготовлением новых охотничьих ружей с мая по декабрь 1883 года. Модель Лутковского была двуствольной, казнозарядной. Возможно, это были курковые ружья, получившие впоследствии индекс «Б», поставленные на производство в 1885 году и прославившиеся по всей России, как самые надежные тульские ружья. Но главной заботой Сергея Ивановича оставался его реечно-прикладный магазин.
Очередные испытания магазинных винтовок комиссия проводила в 1884 году, и в соответствии с предписанием ГАУ С. И. Мосин был командирован в Петербург с 13 апреля по июль месяц. Ехал он в приподнятом настроении, ибо перед самой поездкой узнал о том, что награжден болгарским орденом святого Александра IV степени. Это была его первая награда. Сергей Иванович принимал непосредственное участие в испытаниях собственной винтовки, внимательно прислушивался к замечаниям, впитывал в себя все новое, что ему удавалось узнать на полигоне и в беседах с коллегами. Привезенная им винтовка была вновь одобрена, но, безусловно, не могла быть принята на вооружение в силу ряда недоработок. Решение комиссии Сергея Ивановича не разочаровало, а лишь придало ему уверенность в конечном успехе задуманного дела и, соответственно, новые силы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18