А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 


Мы, пацаны, как могли претворяли этот миф в жизнь. Старались, как учила пионерская организация, «сказку сделать былью».
В нашем доме жил директор магазина. Ежедневно на его дверях мы рисовали кошачью морду.
Торговая семья тряслась. Так продолжалось до тех пор, пока опера из 10-го отделения не сели в засаду, выше этажом, и не отловили нашу компанию и не надрали всем уши.
Впервые банда Митина дала о себе знать в 1950 году.
Как хорошо я помню это время. Город жил в ту пору весьма неплохо. После денежной реформы 1947 года, после неурожая и голода Москва, все-таки столица сталинской империи, выглядела сыто и пьяно. На каждом углу работали пивные; рестораны, забитые гуляющей публикой, гудели до четырех утра, а Елисеевский магазин казался просто гастрономическим храмом.
Внешняя, показушная сторона города напоминала знаменитый разворот из книги «О вкусной и здоровой пище», изданной по инициативе самого Микояна.
Мы, молодые, часто собирались, чтобы послушать запрещенный джаз или песни Лещенко и Вертинского. В нашей компании был студент актерского факультета ГИТИСа Леша Шмаков, он удивительно здорово читал стихи Есенина и пел их под гитару.
Не удивляйтесь, Сергей Есенин в те годы был полузапрещенным поэтом.
Не знаю, как было у моих товарищей, но меня всегда наставляли родители:
— Если заговорят о политике, немедленно уходи.
А в 1950 году начали добавлять и другое:
— Начнутся всякие разговоры о бандитах — уходи.
В те былинные годы получить 58-10 УК РСФСР было легче, чем доехать на трамвае от Тишинского рынка до Сокольников.
Тогда я не мог этого понять. Но работая в 1990 году с документами по банде Митина, наткнулся на докладную записку начальника УМГВ Москвы, комиссара госбезопасности третьего ранга (генерал-майора, по-нынешнему), на имя министра госбезопасности генерал-полковника Абакумова.
В документе том руководитель столичного ГБ доносит, что о неустановленной пока банде по городу стремительно распространяются панические слухи.
Виктор Семенович Абакумов был человеком крутым, а резолюция его проста, как грабли: «Не знаешь, что делать? Сажать за распространение антисоветских слухов».
Так что, пока служба уголовного сыска МГБ СССР не повязала банду Митина, райотделы МГБ всласть насажали «врагов народа».
В банде Митина было четыре участника и три пособника, а по делу о панических слухах уехали «валить древесину» тридцать шесть человек.
Кстати, пусть никого не смущает название «уголовный сыск». Именно так тогда именовался привычный для нас уголовный розыск, переданный, как, впрочем и вся милиция, в систему МГБ.
Но, несмотря ни на что, слухи о банде распространялись по Москве стремительно. О бандитах судачили в очередях, обсуждали налеты в пивных, говорили со страхом во дворах.
Прошел слух, что якобы «Черная кошка» бежала с места расстрела и теперь снова шурует в Москве.
Но вернемся к нашей истории.
Двадцать шестого марта 1950 года в промтоварный магазин № 61 Тимирязевского района вошли трое. Покупателей было немного, хотя только сегодня в продажу поступил недорогой шевиот, который в те годы считался наиболее расхожим материалом.
— Всем оставаться на местах! — скомандовал один из нападавших. — Мы из МГБ!
Как потом рассказывали свидетели, люди не так испугались оружия, как магических букв — МГБ. Трое «из МГБ» согнали всех в подсобку, заперли, забрали 68 тысяч рублей, несколько штук дорогой материи и скрылись.
Сегодня, когда молодые люди узнают об этой цифре, вряд ли она поразит их. Но по тогдашним масштабам цен, это было целое состояние. К примеру, автомобиль «Москвич» стоил около девяти тысяч рублей. А хороший финский домик в Переделкино аж целых двадцать пять.
Вот и судите: много или мало забрали «рисковые ребята» за один налет. Милиция стояла на ушах. Но никаких результатов. Решили, что банда залетная. Но 16 ноября в том же районе и тем же методом был взят еще один магазин. Налетчики унесли 24 500 рублей. А 10 декабря взяли промтоварный магазин № 69 на Кутузовской слободе. Унесли 61 936 рублей.
Пока крови не было.
Но 1 февраля 1951 года старший оперуполномоченный Ховринского отдела милиции Кочкин проверял работу участковых на своей территории. Проверка была плановой, сплошь надуманной и нужна была только для «галочки».
Вместе с участковым тащились они по февральскому морозу, мысленно матеря начальство и собачью службу. Замерзнув, решили зайти погреться в промтоварный магазин.
— Капитан, — к Кочкину подскочила одна из продавщиц, — вон, видите, трое стоят?
— Ну, вижу.
— Они три раза заходили в магазин.
Ох, как же не хотелось снова идти на мороз!
Но трое, да еще магазин! Кочкин с участковым подошли к курящим на улице парням.
— Документы, — скомандовал опер.
— А ты кто такой? — спросил человек в кожаном полупальто.
Кочкин достал удостоверение.
— Я — старший уполномоченный…
Он не успел договорить, один из парней трижды выстрелил в него из нагана. Участковый отскочил и начал задирать полу шинели, пытаясь добраться до кобуры. В него тоже выстрелили, но промахнулись. И пока он доставал «ТТ», бандиты скрылись. Кочкин был убит. Так пролилась первая кровь.
Одиннадцатого марта участковый 100-го отделения милиции после службы заглянул в «Синий платочек»— так любовно местные алкаши называли пивной павильон № 2.
Не успел лейтенант заложить первую стопку и культурно запить ее пивом, как в пивную ворвались трое.
— Руки вверх!
А пистолет-то свой лейтенант Бирюков сдал дежурному. Только кружка, тяжелая, литого стекла, была у него в руках, вот ею-то он запустил в налетчиков и бросился на них. Бандиты расстреляли лейтенанта из двух стволов.
Пуля-дура захватила с собой и мастера завода № 465 Виктора Понохина, мирно пившего пиво в углу. И уже на улице бандиты ранили мастера фабрики ширпотреба Корсунского и подстрелили ни в чем не виновную, как написано в сводке, домохозяйку, тащившую из гастронома сумку с продуктами.
Ночью первому секретарю МГК ВКП(б) позвонил секретарь Сталина Поскребышев и сказал, что вождь недоволен криминальной обстановкой в Москве.
Никита Хрущев никогда не был особенно смелым человеком. Впрочем, в то время представителю партийной элиты быть смелым значило быть мертвым.
Совсем недавно закончилось «ленинградское дело», был уничтожен Вознесенский, брошен в Матросскую Тишину всесильный министр госбезопасности генерал Абакумов. Старые соратники — Ворошилов, Молотов, Каганович — почувствовали, как изменялось к ним отношение вождя. А это был верный признак нового политического процесса.
И тогда Хрущев собрал руководство столичной и областной милиции. Больше часа будущий творец «оттепели» орал на перепуганных ментов, а в конце совещания приказал начальнику УМГВ Макарьеву арестовать как врагов народа начальников двух райотделов милиции.
Но, видимо, бандиты не очень боялись партийного лидера: через несколько дней в Кунцевском районе взяли магазин и убили директора торга Антонова, пытавшегося оказать сопротивление.
Когда читаешь документы об этой банде, невольно возникает вопрос: как уголовный сыск, оперслужба МГБ, почти два года не мог их заловить? Дело было на контроле у Абакумова, а позже Игнатьева, — и ничего. А все оказалось просто. На банду не могла выйти агентура. Налетчики практически не общались с уголовниками.
В Подлипках они брали сберкассу. Кассирша, увидев бандитов, нажала кнопку сигнализации. В отделе милиции раздался сигнал тревоги.
— Чего там у них? — Дежурный отключил звонок и набрал номер сберкассы.
— Да? — ответил мужской голос.
— Сберкасса? — спросил дежурный.
— Нет, стадион.
Именно этого времени хватило бандитам, чтобы забрать 80 тысяч рублей и уйти. Но здесь они наследили сильно. Потеряли калошу и обойму от «ТТ».
А дальше опять кровь. При налете на пивную убиты двое посетителей. Через несколько дней в продовольственном магазине № 13 ранены кассирша и продавщица, убит участковый 111-го отделения младший лейтенант Грошов. За два года банда совершила 15 вооруженных налетов, убила 8 человек, из них трех работников милиции, захватила в кассах и магазинах 292 500 рублей наличными.
Может быть, и погуляли бы налетчики еще немного, если бы не агент с псевдонимом «Мишин».
В 58-м году Игорь Скорин, рассказывая мне о банде Митина, пообещал, что когда-нибудь поведает, как все было на самом деле.
Прошло почти двадцать лет.
Однажды мне позвонил Скорин:
— Ты еще интересуешься бандой Митина?
— Конечно, я даже помню твое обещание.
— Молодец, память отличная. Тебе — боевое задание. Я куплю выпивку, а ты организуй какую-нибудь мужскую закуску. Колбаски хорошей, мясных консервов несколько банок.
— Зачем?
— Поедем к человеку, который разработал красногорскую банду.
— Далеко?
— В Калининскую область.
Мы выехали рано, на стареньком «Запорожце» Скорина и добрались до места к обеду.
Скорин проехал мимо деревни и направил машину к реке.
У самой воды стоял покосившийся домик.
— Ну вот и приехали. — Скорин остановил машину.
К нам подошел среднего роста, крепкий пожилой человек.
— Здорово, гости дорогие. Приехали к самой ухе.
— Привет, Михалыч.
Мы ели уху, пили тепловатую водку и говорили о погоде, клеве, здоровье.
Наконец Скорин сказал:
— Ты, Михалыч, помнишь, о чем мы с тобой говорили?
— А то.
— Вот и расскажи все, как было.
— Как было… — Михалыч закурил. На кистях рук у него были пятна, похожие на ожоги. Так раньше сводили татуировки. — Ну что ж, расскажу.
Он снял рубаху, и я увидел синь татуировок, которыми украшали себя солидные воры.
— Так уж случилось, — начал он, — что доматывал я свой последний срок в лагере под Петрозаводском. В блатном мире человек я был известный, имел кликуху и авторитет.
Было мне уже за сороковник, и начала меня тоска грызть. Надоели крытки, этапы, лагеря и шизо. Надоесть-то надоели, а что делать? Профессия у меня одна— воровская. Был я классным домушником.
Дома меня мать ждала, жили мы под Москвой, и сеструха Надя.
Как только откинулся от хозяина, в сентябре, сразу к сеструхе поехал, а ее нет. Тяжело ранили ее блатари у пивной, она через месяц в больнице умерла. И взяла тогда меня злость на них. Решил, пусть меня ссученным считают, но я их все равно урою.
Дней десять покрутился по хавирам и малинам. В пивных потерся и на рынках кое-что узнал. А после поехал я в Дурасовский переулок, где областная ментовка находилась.
Прихожу, показываю старшине при входе справку об освобождении и говорю:
— Мне Скорин нужен.
Старшина с понятием оказался, дежурного вызвал, а тот Скорину позвонил.
Ты спросишь, почему я к Дмитричу пошел. Все просто. Он меня последний раз сажал.
Пришел я к нему в кабинет, рассказал все, и говорю:
— Хочу этих мокрушников найти и сдать. Только без ваших ментовских припарок. Подписывать ничего не буду.
А Скорин мне в ответ:
— Ты, Михалыч, мужик взрослый, а ума у тебя нет. Как я могу тебя на такое дело послать, если мы с тобой наши отношения не оформим? Я же должен тебе задания давать, секретные разговоры проводить, правовую защиту оказывать.
Я подумал и сказал ему:
— Крести.
Так появился агент «Мишин». Был он человеком опытным и ушлым, поэтому не рассказал своему «крестному отцу», что сидел в лагере с налетчиком по кличке «Армян». Жили они в зоне в полном доверии. Когда Мишин освобождался, кореш дал ему адресок пивной, где он найдет человека по кличке «Рыжий», который может взять его на хорошее дело, в налеты на магазины и сберкассы.
Пивную у железнодорожной станции в Мытищах Мишин нашел сразу. Место было культурное. Стояли столики, на них пепельницы, прямо как в ресторане.
Взял сотку с припуском, то есть с кружкой пива, пару бутербродов с красной икрой, сел в угол.
Осмотрелся. Народу, как ни странно по вечернему времени, было немного. Но человека, похожего по описанию на Николу Рыжего, он не заметил. Не хотелось просто так возвращаться домой.
За соседним столиком гуляла компания молодой шпаны. Говорили по «фене», стараясь показать всем, что они — солидные блатняги.
Мишин позвал одного из них.
Тот подошел к столу.
— Ну, чего тебе?
— Ты, сявка, со мной по закону вообще разговаривать не можешь. Но я тебе дело поручить хочу.
Пацан с уважением взглянул на татуировки на руках, на золотые фиксы.
— Что надо?
— Рыжего знаешь?
— Конечно.
— Где он?
— Позвать?
— Зови.
Рыжий появился через полчаса. Подошел, сел за стол.
— Ты кто такой?
Мишин назвал свою кличку.
— Слышал о таком?
— Говорили люди. Чего надо?
— От Армяна привет и ксивенка.
Мишин достал из кармана листок бумаги. Рыжий прочел, засмеялся радостно:
— Так что мы здесь сидим? Пошли ко мне.
Напились они в этот вечер сильно. На следующий день Мишин встретился со Скориным.
— Не нажимай, — сказал Скорин, — пей, гуляй, входи в доверие. Когда увидишь, что он тебе полностью верит, попроси достать на пару дней пистолет.
Уже зимой Мишин и Рыжий гуляли в ресторане «Звездочка» на Преображенке.
Там Мишин и завел разговор об оружии. Рыжий сказал:
— Достану, но нужен кусок (тысяча рублей).
На следующий день он передал Мишину пистолет.
Оружие отстреляли. Экспертиза показала, что из него был убит капитан Кочкин.
Через два дня Мишин вернул пистолет.
— Ну, как дела? — спросил Рыжий.
— Не очень. Наводка была туфтовой, поэтому взял мало. Нужно к солидному делу прибиваться.
— Понимаешь, — Рыжий внимательно посмотрел на Мишина, — я о тебе с солидными ребятами говорил. Они у меня стволы прячут. Ну, конечно, с каждого дела мне небольшую долю отстегивают. А мне много и не надо, было бы на что погулять. Они хотят числа пятнадцатого февраля взять две сберкассы — в Пушкино и у стадиона «Динамо» в Москве. Завтра за стволами приедут, я о тебе снова поговорю.
Мишин позвонил Скорину.
А дальше все было как обычно. Наружка привела человека, взявшего оружие, в Красногорск, а через день были установлены все участники банды.
Брать банду было поручено двум группам.
Одну возглавлял Сергей Дерковский из МУРа, вторую — Скорин. В коридоре управления они потянули спички. Тот, кто вытащит короткую, берет Митина. Повезло Дерковскому.
Всех взяли ночью. Без стрельбы и осложнений. Действительно, агентуре трудно было выйти на этих людей. Они вели жизнь вполне законопослушных молодых людей. Главарь банды Митин работал мастером на заводе, его подручный Лукин — студент авиационного института, остальные члены банды ударно трудились, исправно посещали комсомольские собрания.
Судьба Мишина сложилась вполне удачно. Он поступил на завод, стал высококвалифицированным слесарем. Когда умерла мать, продал дом и уехал в Калининскую область.
Очень долго я не мог понять, почему старые сыщики называли банду Митина последней.
После знаменитой амнистии летом 53-го года, которую почему-то называют бериевской, хотя инициатором ее был Маленков, банд в стране появилось немеряно.
На этот вопрос мне так никто и не ответил. Видимо, опера имели в виду, что это была последняя банда времен культа личности. Менее чем через месяц после ее ликвидации умер Сталин.
Последняя банда… Достаточно смешное определение в нашей действительности. В 1934 году на прилавках магазинов появилась книга «Беломорско-Балтийский канал имени Сталина». В этом любопытном сочинении приводится выступление начальника лагерей ОГПУ М.Д. Бермана на первом слете ударников стройки.
Он много говорил о том, что именно труд на этом строительстве перековал бывших бандитов, воров, проституток и вредителей. Пройдет время — и труд в лагерях ОГПУ превратит всех преступников в строителей социализма. И через несколько лет с преступностью в нашей стране будет покончено.
Завершил он выступление словами:
— Наш паровоз, вперед лети!…
Вот он и летит… Только куда?
Уж рельсы кончились, а станции все нет.
«Таганка, все ночи, полные огня…»
Тюрьма эта была элитная. В ней сидели только «социально близкие». По сто шестнадцатой пополам — так у блатарей называлась 58-я статья — сюда не отправляли.
Конечно, может показаться странным, но Таганка являлась нашим криминальным символом тех лет.
Ее разрушили, а память о ней живет в неведомо кем сочиненной песне.
Включаю телевизор. На экране кандидат в президенты, сын юриста, голосом, «лишенным приятности», выводит грустную песню старых московских урок: «Таганка…»
Включаю радио, на волнах неведомой станции неплохой певец с надрывом сообщает озверевшим от жары соотечественникам:
Быть может, старая тюрьма Таганская
Меня, мальчишечку, по новой ждет…
Наверняка в мире нет больше такой страны, как наша. Страны, где уголовная «феня» так органично вошла в речевой строй современного языка.
Нигде с таким упоением не поют блатных песен. И не только пацаны под гитару в подъезде, но и потраченные жизнью интеллигенты на своих застольях.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28