Мне так будет гораздо спокойнее.
– В таком случае спешу, – проговорил Освальд. Отплыв подальше, он погрузился на глубину и исчез из виду быстро и бесшумно, как какая-нибудь мелкая рыбешка.
Пенелопа с Этельредом молча сидели на песке около лодки, как им казалось, уже несколько часов.
– Жалко, мисс, что мы должны сидеть как мыши, – прошептал наконец Этельред, – а то бы я вам песенку спел. Мы, жабы, славимся своими голосами. Я такие песенки знаю, просто блеск, честное слово.
– Спасибо тебе, – шепнула Пенелопа, – я бы с удовольствием послушала.
– А то, если б я захватил с собой снаряжение для фокусов, я бы вам кое-какие фокусы показал. Я ведь был фокусником, до того как стал шпионом. Могу тритона из цилиндра вынуть, так ловко сделаю, что всякий в затылке зачешет.
– Нисколько в этом не сомневаюсь, – ответила Пенелопа.
Они еще посидели в молчании, Пенелопа перебирала в уме все ужасы, какие могли приключиться с Питером, Саймоном и Попугаем.
– Знаете что, мисс, – наконец не выдержал Этельред. – Видите, там, в конце залива, горка? Забраться бы мне на нее, оттуда дальше видно. Может, я бы увидел, что наши уже возвращаются и руту тащат. Что, если мне взаправду туда доскакать, мисс?
– Ладно, – сказала Пенелопа. – Я думаю, большой беды не будет, если ты туда сходишь. Но мне лучше остаться караулить лодку.
– Что верно, то верно, мисс. Я мигом слетаю. – И Этельред поскакал прочь.
Без Этельреда ей стало вдвое темнее и тоскливее. Только Пенелопа начала раскаиваться, что отпустила его, как два происшествия заставили ее окончательно пожалеть, что Этельред не с ней. Во-первых, над кромкой Поющего моря показалась луна в виде тоненькой серебристой подковки. Она быстро поднималась вверх, и вот уже она оторвалась от моря и теперь заливала все вокруг серебристым светом. И во-вторых, едва поднялась луна, Пенелопа услыхала долгий, заунывный, леденящий душу вой, который повторялся и отдавался в лесу эхом. Постепенно вой замер, и наступила тишина – тишина, показавшаяся Пенелопе ужасной, так как теперь она знала, что волки проснулись и рыщут по лесу.
Пока она раздумывала, не отправиться ли ей на поиски Этельреда, она вдруг расслышала другой звук, похожий на слабый тихий и далекий вздох. Постепенно он приближался, и Пенелопа разобрала слова.
– Помогите, – произнес тихонько голос, нежный, как пух чертополоха. – Прошу вас, прошу, помогите.
Пенелопа вскочила и быстро перебежала по песку к кустам, откуда, как ей казалось, доносился голос. Сперва она ничего не могла разглядеть в темноте, но потом увидела свет, комок странного, переливающегося всеми цветами радуги света, который то ли перекатывался, то ли переползал между кустами к морю.
– Помогите, прошу вас, помогите, – повторял тоненький жалобный голосок. Пенелопе показалось, что он исходит именно от этого странного комочка света, двигавшегося ей навстречу. Забыв про опасность, Пенелопа бросилась к нему через кусты.
Подбежав ближе, она увидела, что комок был размером с теннисный мяч и словно состоял из многоцветных горящих свечечек. Всмотревшись, она разглядела маленькую круглую пушистую птичку с утиным клювом, которая вместо перышек была покрыта яркими язычками пламени. Пламя все время колебалось, и поэтому трудно было разобрать, как именно выглядит существо, но одно было ясно: оно было нездорово. Пенелопа подбежала к птичке и наклонилась, желая взять ее в руки, но та вдруг перекатилась на спину и оттолкнула ее руки своими хрупкими лапками.
– Не трогай меня, – словно выдохнула она. – Подожди, я сейчас переменюсь.
Пенелопа отдернула руки и смотрела во все глаза. К ее удивлению, непонятное существо из многоцветного сделалось молочно-желтым.
– Теперь я холодная, – сказала птичка слабым голоском, – можешь взять меня в руки.
Пенелопа подняла существо. Оно было легкое как пух и слегка пульсировало в ладони, как настоящая птичка. Пенелопа повернула назад. Дойдя до лодки, она села на песок и положила создание себе на колени. Оно улеглось со вздохом облегчения.
– Ты, наверное, Пенелопа… – сказало существо, – …ик.
– Да, – удивилась Пенелопа, – правильно. А ты откуда знаешь? Кто ты?
– Я огневка, – прошелестело маленькое существо. – Вернее… ик… я еще птенец огневки. Я только неделю назад вылупилась… ик. Меня зовут Фенелла.
– Что с тобой случилось? – спросила Пенелопа.
– Я должна рассказать покороче, – выговорила, задыхаясь, Фенелла, – а то времени не остается. Этим вечером я училась летать, а тут зашло солнце, и я свалилась в куст. Я еще не очень хорошо летаю, и все мои огоньки погасли, так я была оглушена. Когда я пришла в себя… ик… около моего куста собралась кучка блуждающих огоньков… ик. Они сговаривались. Ты не знаешь, какие они заговорщики. На этот раз заговор был действительно коварный. Они говорили, что двое людей и мистер Попугай… ик… пробираются через остров, а жабу и Пенелопу – это, наверное, ты и есть – они оставили караулить лодку. Они говорили, что… ик… расскажут оборотням, где сейчас мистер Попугай и остальные, а как соберутся все вместе, то разбудят мандрагор… ик.
– Ах вот как! – с негодованием выпалила Пенелопа. – Противные, вредные заговорщики. А потом что?
– А потом на меня напала икота, – виноватым тоном ответила Фенелла, – и тогда они все накинулись на меня… ик… и стали меня колотить, и я упала и сломала крыло, и тогда они испугались и убежали… ик. А я решила пойти предупредить тебя. Правильно я поступила?
– Абсолютно правильно. – Пенелопа так была возмущена блуждающими огоньками и тем, что они сделали с Фенеллой, что голос у нее дрожал. – А теперь я тебе скажу, как я поступлю. Я устрою тебя удобно в лодке, и ты будешь ждать Этельреда – он и есть жаба. Когда он вернется, ты повторишь ему свою историю и скажешь, что я пошла предупредить мистера Попугая. Запомнишь?
– О да, – подтвердила Фенелла. – У меня очень хорошая… ик… память. Я только летаю плохо.
– А когда я вернусь, я вылечу тебе крыло, – пообещала Пенелопа.
– Будь осторожна, – посоветовала на прощанье Фенелла. – Не доверяй… ик… блуждающим огонькам.
– Буду осторожна, – пообещала Пенелопа, бережно укладывая Фенеллу в лодку. – Так тебе удобно?
– Да, спасибо тебе… ик… большое спасибо.
– Ну вот, лежи тут и жди Этельреда. – Пенелопа взяла фонарик и быстро поднялась от берега к кустам.
Сквозь кустарник вилась неровная тропа, по которой, очевидно, шли и Попугай с мальчиками. Продравшись через кусты, Пенелопа очутилась на лугу, поросшем сухой и довольно жесткой травой. За лугом стоял лес. «Наверное, здесь и спят мандрагоры», – подумала Пенелопа и постаралась ступать почти бесшумно, чтобы не разбудить их.
Дойдя на цыпочках до опушки, она остановилась и на минутку включила фонарик, – уж очень ей хотелось посмотреть, на что похожи мандрагоры. Увидев их, она чуть не прыснула со смеху. Они выглядели как огромные зеленые пасхальные яйца с большими, но сейчас плотно закрытыми глазами, большими ушами, курносыми носами и капризными ртами. Яйца сидели на пеньках, по бокам каждого пенька топорщились две короткие, как обрубыши, ветки, кончавшиеся пучками веточек с листьями, – видимо, они заменяли мандрагорам руки и пальцы. На голове у них, точно косматые парики, торчали коротенькие веточки с массой листьев. Все мандрагоры спали и так храпели, что в лесу стоял гул.
Пенелопа потушила фонарик и, пройдя на цыпочках мимо первых мандрагор, углубилась в лес. В тусклом свете луны она ступала с большой осторожностью, боясь нечаянно наступить на мандрагору или на сучок. Шаг за шагом она медленно продвигалась вперед среди храпящих мандрагор.
Вскоре она вышла на лесную поляну, освещенную луной, от которой в разных направлениях расходилось шесть тропок. И тут в темноте она заметила вокруг поляны несколько зеленовато-синих огоньков, мерцающих, но неподвижных, – они будто наблюдали за ней. То были блуждающие огоньки – она тут же расслышала, как они переговариваются тихими хихикающими голосами.
– Это она, она, – хихикнул один.
– Да, да, да, да, – хором подхватили остальные.
– Она заблудилась, заблудилась, – со смешком шепнул первый.
– Заблудилась, заблудилась, потерялась, потерялась, – подхватил хор.
– Ее скоро съедят.
– Да, да, да, да.
– Съедят, съедят, съедят.
– Да, да, да, да.
Тут они скользнули прочь между деревьями и пропали так же внезапно, как появились.
Пенелопа осталась стоять посредине поляны и раздумывала, какую тропинку выбрать. Девочка жалела, что не захватила компас. Она закрыла глаза и попыталась мысленно вообразить карту острова и вспомнить, где находится поле руты.
Когда она открыла глаза, в начале каждой тропинки стояло по волку.
Оборотни напоминали больших лохматых овчарок, но ходили на задних лапах, а передними пользовались с ловкостью обезьян. Глаза их сверкали зеленым светом, они тяжело дышали, свесив красные языки, в пасти блестели белые зубы. Пенелопа не успела шевельнуться, как волки быстро и молча сомкнулись вокруг нее, на голову ей набросили мешок, схватили твердыми мохнатыми лапами и потащили. Она слышала их хриплое дыхание, пока ее, потряхивая, несли по тропинке.
Через короткое время Пенелопу поставили на ноги, привязали к чему-то, – очевидно, к дереву – и тогда только сняли мешок с головы. Она увидела, что стоит в просторной мрачной пещере, освещенной большим костром. Она была привязана к стволу, вбитому в земляной пол, и по обе стороны от нее тоже к двум стволам были привязаны Питер и Саймон.
– Пенелопа! – воскликнул Питер. – Что ты тут делаешь?
– Почему ты не с Освальдом? – закричал Саймон.
Торопливо, пользуясь тем, что оборотней в пещере нет, Пенелопа рассказала про огневку и про то, как попала в плен.
– Ну а мы, – сказал Питер, – мы благополучно прошли через Мандрагоровый лес и разыскали руту – она растет на берегу моря недалеко отсюда.
– Набили ее в мешки, – продолжал Саймон, – и тут вдруг появляется Освальд и говорит, что ты послала его к нам. Тогда мы попросили его вернуться назад и привезти в лодке тебя и Этельреда…
– Попугай отправился к вам, – подхватил Питер, – и мы ждали вас всех, и тут вдруг появился рой этих противных огоньков с криками «Тут они, тут они!» и на нас кинулись волки, мы и сообразить ничего не успели. Это произошло с полчаса назад.
– Что они собираются с нами делать? – спросила Пенелопа.
– Превратить в оборотней, – мрачно ответил Питер, – чтобы увеличить свои ряды.
– Что за глупости, каким образом? – в ужасе воскликнула Пенелопа.
– Укусят нас – и мы превратимся в оборотней, – объяснил Саймон. – Нам караульный рассказал. Когда луна зайдет, они устроят специальный обряд, во время которого нас укусят, – и дело сделано.
Пенелопа замолчала, раздумывая об уготованной им участи.
– Освободиться нам не удастся, мы уже пробовали, – добавил Питер. – Ничего не скажешь, связывать они мастера.
– У меня в кармане нож, но мне не достать, – сказал Саймон.
В эту минуту в пещеру вошел волк. При свете костра вид у волков был еще страшнее и отвратительнее, чем при лунном освещении.
– Не разговаривать! – рявкнул он грубым лающим голосом. – Сказано уже!
– Иди ты в болото, – огрызнулся Питер.
– Мы имеем полное право разговаривать, – поддержал его Саймон. – Почему вдруг нельзя?
– Таков закон. – Волк улегся у костра.
– Откуда он взялся? Вы в первый раз поймали пленников, и уже закон, – негодующе заявила Пенелопа. – Тупицы вы.
Волк прижал назад уши и зарычал.
– Мы не тупицы! Сумели мы вас всех сцапать? Сумели. Ну и сидите тихо.
Настала тишина, лишь потрескивал костер. Внезапно волк, дремавший положив голову на лапы, навострил уши, потом сел и уставился на вход в пещеру. Дети увидели, как нечто диковинное вползло внутрь. Оно походило на длинную большую белую гусеницу и неуклонно подползало все ближе к костру. Волк опустился на все четыре лапы, шерсть на спине у него встала дыбом, и он зарычал на странное существо.
– Стой, кто идет? – гаркнул он.
– Я это, я, – ответила гусеница, – свой.
– Кто – свой? – обеспокоенным тоном спросил волк.
– Жабоборотень, – ответил знакомый ребятам голос. – Я прислан сюда с очень важным подарком для вашего вожака.
Странное существо теперь уже подобралось к самому костру, и дети с восторгом увидели, что это и впрямь Этельред с большим пучком ваты вдоль спины.
– Что за штука такая – жабоборотень? – осведомился озадаченный волк.
– Ты что, никогда про жабоборотней не слыхал? – презрительно произнес Этельред. – Видно, неважное тебе дали образование.
– Мне очень хорошее дали образование, – возмутился волк.
– Хоро-ошее? Да ты даже про жабоборотней не слыхал. Ей-богу, на твоем месте я бы постыдился признаваться в таком невежестве.
– Ну так что это за штука? – рассвирепел волк.
– Да вроде волка-оборотня, но совсем не то, – ответил Этельред. – Опаснее, злее и хитрее, вот как.
– Не может такого быть, – запротестовал волк, – опаснее, злее и хитрее нас никого нет. Я тебе не верю.
– Ты что, обвиняешь меня во вранье? – осведомился Этельред. – Не советую я тебе злить жабоборотней, мы умеем быть такими коварными, что разозлишь меня – не обрадуешься.
– Я не говорю, что ты врешь, – поспешил заверить его волк. – Я говорю, что не верю тебе.
– А-а, это уже лучше. Ну, так где ваш вожак? Подарок-то надо передать.
– Что за подарок? – подозрительно спросил волк.
– Э-э, нет, подарок ему, а не тебе. Это особое волшебное зелье, чтобы, значит, всякого сорта оборотни от него делались… э-э-э… н-ну, вдвое, в общем, оборотнее, понял?
– Вдвое оборотнее? – переспросил волк. – Это что значит? Вдвое, что ли, хитрее, вдвое опаснее и вдвое злее?
– Вот-вот. – Этельред достал из-под своего ватного наряда маленький пузырек. – Натираешь себе зельем хвост – и не успеешь зубами щелкнуть, как делаешься одним из самых оборотневых оборотней.
– Значит, если я… это я просто рассуждаю… предположим, если бы я натер этим хвост себе, я мог бы получить повышение? Ну там, из часового стать вожаком, а? – Волк облизнулся.
– Само собой, – ответил Этельред. – Никаких сомнений. Нисколечко не удивлюсь, если ваш вожак, натерев себе хвост зельем, объявит себя королем.
– Тут в пузырьке вроде не так мало, – задумчиво проговорил волк. – Да я бы сказал, что много. А что, если бы ты дал мне капнуть на хвост? – попросил волк. – Только одну капельку, и все. Вожак и не заметит.
– Ну, не знаю, не знаю, – с сомнением проговорил Этельред. – Вообще-то я не имею права, все-таки это ему подарок.
– Будь другом, – продолжал уговаривать волк, – только одну каплю, он и не узнает, а уж я буду так тебе благодарен.
– Ну разве одну… – неохотно уступил Этельред. – Ладно, так и быть, только помни: ты обещал.
– Ясное дело, обещал, – обрадовался волк. – Одну только каплю.
Этельред протянул ему пузырек, волк вырвал его у Этельреда, вытащил пробку и в один миг вылил весь пузырек себе на хвост. В пещере распространился сильный острый запах чистого спирта, взятого, как догадались дети, из их аптечки, где он хранился для промывания порезов и для примочек от ушибов.
– Ага! – торжествующе заухмылялся волк. – Я тебя одурачил, я вылил все. Теперь я буду королем оборотней. Я буду злее, опаснее и страшнее всех на свете. А для начала я съем тебя, жалкий жабоборотень, тебя!
– А это мы еще посмотрим! – И Этельред выхватил горящую ветку из костра и ткнул волку в хвост. Спирт вспыхнул, хвост охватило пламенем.
– Ой-ой-ой! – завизжал волк. – Хвост мой, хвост!
– Это называется «испытание огнем», – заметил Этельред.
– У-у-у! – завыл волк, кружа вокруг костра. – Хвост мой, хвост!
– На твоем месте я бы обмакнул его в море, – посоветовал Этельред. – Охладил бы, так сказать.
Визжа от боли, волк выскочил из пещеры и бросился в сторону моря. Хвост его пылал, как факел.
– Пусть себе покувыркается! – торжествующе воскликнул Этельред, срывая с себя маскарадную вату. – А ну, скорее за работу.
– Этельред, ты вел себя изумительно! – сказала Пенелопа.
– Потрясающе! – подтвердил Питер.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18
– В таком случае спешу, – проговорил Освальд. Отплыв подальше, он погрузился на глубину и исчез из виду быстро и бесшумно, как какая-нибудь мелкая рыбешка.
Пенелопа с Этельредом молча сидели на песке около лодки, как им казалось, уже несколько часов.
– Жалко, мисс, что мы должны сидеть как мыши, – прошептал наконец Этельред, – а то бы я вам песенку спел. Мы, жабы, славимся своими голосами. Я такие песенки знаю, просто блеск, честное слово.
– Спасибо тебе, – шепнула Пенелопа, – я бы с удовольствием послушала.
– А то, если б я захватил с собой снаряжение для фокусов, я бы вам кое-какие фокусы показал. Я ведь был фокусником, до того как стал шпионом. Могу тритона из цилиндра вынуть, так ловко сделаю, что всякий в затылке зачешет.
– Нисколько в этом не сомневаюсь, – ответила Пенелопа.
Они еще посидели в молчании, Пенелопа перебирала в уме все ужасы, какие могли приключиться с Питером, Саймоном и Попугаем.
– Знаете что, мисс, – наконец не выдержал Этельред. – Видите, там, в конце залива, горка? Забраться бы мне на нее, оттуда дальше видно. Может, я бы увидел, что наши уже возвращаются и руту тащат. Что, если мне взаправду туда доскакать, мисс?
– Ладно, – сказала Пенелопа. – Я думаю, большой беды не будет, если ты туда сходишь. Но мне лучше остаться караулить лодку.
– Что верно, то верно, мисс. Я мигом слетаю. – И Этельред поскакал прочь.
Без Этельреда ей стало вдвое темнее и тоскливее. Только Пенелопа начала раскаиваться, что отпустила его, как два происшествия заставили ее окончательно пожалеть, что Этельред не с ней. Во-первых, над кромкой Поющего моря показалась луна в виде тоненькой серебристой подковки. Она быстро поднималась вверх, и вот уже она оторвалась от моря и теперь заливала все вокруг серебристым светом. И во-вторых, едва поднялась луна, Пенелопа услыхала долгий, заунывный, леденящий душу вой, который повторялся и отдавался в лесу эхом. Постепенно вой замер, и наступила тишина – тишина, показавшаяся Пенелопе ужасной, так как теперь она знала, что волки проснулись и рыщут по лесу.
Пока она раздумывала, не отправиться ли ей на поиски Этельреда, она вдруг расслышала другой звук, похожий на слабый тихий и далекий вздох. Постепенно он приближался, и Пенелопа разобрала слова.
– Помогите, – произнес тихонько голос, нежный, как пух чертополоха. – Прошу вас, прошу, помогите.
Пенелопа вскочила и быстро перебежала по песку к кустам, откуда, как ей казалось, доносился голос. Сперва она ничего не могла разглядеть в темноте, но потом увидела свет, комок странного, переливающегося всеми цветами радуги света, который то ли перекатывался, то ли переползал между кустами к морю.
– Помогите, прошу вас, помогите, – повторял тоненький жалобный голосок. Пенелопе показалось, что он исходит именно от этого странного комочка света, двигавшегося ей навстречу. Забыв про опасность, Пенелопа бросилась к нему через кусты.
Подбежав ближе, она увидела, что комок был размером с теннисный мяч и словно состоял из многоцветных горящих свечечек. Всмотревшись, она разглядела маленькую круглую пушистую птичку с утиным клювом, которая вместо перышек была покрыта яркими язычками пламени. Пламя все время колебалось, и поэтому трудно было разобрать, как именно выглядит существо, но одно было ясно: оно было нездорово. Пенелопа подбежала к птичке и наклонилась, желая взять ее в руки, но та вдруг перекатилась на спину и оттолкнула ее руки своими хрупкими лапками.
– Не трогай меня, – словно выдохнула она. – Подожди, я сейчас переменюсь.
Пенелопа отдернула руки и смотрела во все глаза. К ее удивлению, непонятное существо из многоцветного сделалось молочно-желтым.
– Теперь я холодная, – сказала птичка слабым голоском, – можешь взять меня в руки.
Пенелопа подняла существо. Оно было легкое как пух и слегка пульсировало в ладони, как настоящая птичка. Пенелопа повернула назад. Дойдя до лодки, она села на песок и положила создание себе на колени. Оно улеглось со вздохом облегчения.
– Ты, наверное, Пенелопа… – сказало существо, – …ик.
– Да, – удивилась Пенелопа, – правильно. А ты откуда знаешь? Кто ты?
– Я огневка, – прошелестело маленькое существо. – Вернее… ик… я еще птенец огневки. Я только неделю назад вылупилась… ик. Меня зовут Фенелла.
– Что с тобой случилось? – спросила Пенелопа.
– Я должна рассказать покороче, – выговорила, задыхаясь, Фенелла, – а то времени не остается. Этим вечером я училась летать, а тут зашло солнце, и я свалилась в куст. Я еще не очень хорошо летаю, и все мои огоньки погасли, так я была оглушена. Когда я пришла в себя… ик… около моего куста собралась кучка блуждающих огоньков… ик. Они сговаривались. Ты не знаешь, какие они заговорщики. На этот раз заговор был действительно коварный. Они говорили, что двое людей и мистер Попугай… ик… пробираются через остров, а жабу и Пенелопу – это, наверное, ты и есть – они оставили караулить лодку. Они говорили, что… ик… расскажут оборотням, где сейчас мистер Попугай и остальные, а как соберутся все вместе, то разбудят мандрагор… ик.
– Ах вот как! – с негодованием выпалила Пенелопа. – Противные, вредные заговорщики. А потом что?
– А потом на меня напала икота, – виноватым тоном ответила Фенелла, – и тогда они все накинулись на меня… ик… и стали меня колотить, и я упала и сломала крыло, и тогда они испугались и убежали… ик. А я решила пойти предупредить тебя. Правильно я поступила?
– Абсолютно правильно. – Пенелопа так была возмущена блуждающими огоньками и тем, что они сделали с Фенеллой, что голос у нее дрожал. – А теперь я тебе скажу, как я поступлю. Я устрою тебя удобно в лодке, и ты будешь ждать Этельреда – он и есть жаба. Когда он вернется, ты повторишь ему свою историю и скажешь, что я пошла предупредить мистера Попугая. Запомнишь?
– О да, – подтвердила Фенелла. – У меня очень хорошая… ик… память. Я только летаю плохо.
– А когда я вернусь, я вылечу тебе крыло, – пообещала Пенелопа.
– Будь осторожна, – посоветовала на прощанье Фенелла. – Не доверяй… ик… блуждающим огонькам.
– Буду осторожна, – пообещала Пенелопа, бережно укладывая Фенеллу в лодку. – Так тебе удобно?
– Да, спасибо тебе… ик… большое спасибо.
– Ну вот, лежи тут и жди Этельреда. – Пенелопа взяла фонарик и быстро поднялась от берега к кустам.
Сквозь кустарник вилась неровная тропа, по которой, очевидно, шли и Попугай с мальчиками. Продравшись через кусты, Пенелопа очутилась на лугу, поросшем сухой и довольно жесткой травой. За лугом стоял лес. «Наверное, здесь и спят мандрагоры», – подумала Пенелопа и постаралась ступать почти бесшумно, чтобы не разбудить их.
Дойдя на цыпочках до опушки, она остановилась и на минутку включила фонарик, – уж очень ей хотелось посмотреть, на что похожи мандрагоры. Увидев их, она чуть не прыснула со смеху. Они выглядели как огромные зеленые пасхальные яйца с большими, но сейчас плотно закрытыми глазами, большими ушами, курносыми носами и капризными ртами. Яйца сидели на пеньках, по бокам каждого пенька топорщились две короткие, как обрубыши, ветки, кончавшиеся пучками веточек с листьями, – видимо, они заменяли мандрагорам руки и пальцы. На голове у них, точно косматые парики, торчали коротенькие веточки с массой листьев. Все мандрагоры спали и так храпели, что в лесу стоял гул.
Пенелопа потушила фонарик и, пройдя на цыпочках мимо первых мандрагор, углубилась в лес. В тусклом свете луны она ступала с большой осторожностью, боясь нечаянно наступить на мандрагору или на сучок. Шаг за шагом она медленно продвигалась вперед среди храпящих мандрагор.
Вскоре она вышла на лесную поляну, освещенную луной, от которой в разных направлениях расходилось шесть тропок. И тут в темноте она заметила вокруг поляны несколько зеленовато-синих огоньков, мерцающих, но неподвижных, – они будто наблюдали за ней. То были блуждающие огоньки – она тут же расслышала, как они переговариваются тихими хихикающими голосами.
– Это она, она, – хихикнул один.
– Да, да, да, да, – хором подхватили остальные.
– Она заблудилась, заблудилась, – со смешком шепнул первый.
– Заблудилась, заблудилась, потерялась, потерялась, – подхватил хор.
– Ее скоро съедят.
– Да, да, да, да.
– Съедят, съедят, съедят.
– Да, да, да, да.
Тут они скользнули прочь между деревьями и пропали так же внезапно, как появились.
Пенелопа осталась стоять посредине поляны и раздумывала, какую тропинку выбрать. Девочка жалела, что не захватила компас. Она закрыла глаза и попыталась мысленно вообразить карту острова и вспомнить, где находится поле руты.
Когда она открыла глаза, в начале каждой тропинки стояло по волку.
Оборотни напоминали больших лохматых овчарок, но ходили на задних лапах, а передними пользовались с ловкостью обезьян. Глаза их сверкали зеленым светом, они тяжело дышали, свесив красные языки, в пасти блестели белые зубы. Пенелопа не успела шевельнуться, как волки быстро и молча сомкнулись вокруг нее, на голову ей набросили мешок, схватили твердыми мохнатыми лапами и потащили. Она слышала их хриплое дыхание, пока ее, потряхивая, несли по тропинке.
Через короткое время Пенелопу поставили на ноги, привязали к чему-то, – очевидно, к дереву – и тогда только сняли мешок с головы. Она увидела, что стоит в просторной мрачной пещере, освещенной большим костром. Она была привязана к стволу, вбитому в земляной пол, и по обе стороны от нее тоже к двум стволам были привязаны Питер и Саймон.
– Пенелопа! – воскликнул Питер. – Что ты тут делаешь?
– Почему ты не с Освальдом? – закричал Саймон.
Торопливо, пользуясь тем, что оборотней в пещере нет, Пенелопа рассказала про огневку и про то, как попала в плен.
– Ну а мы, – сказал Питер, – мы благополучно прошли через Мандрагоровый лес и разыскали руту – она растет на берегу моря недалеко отсюда.
– Набили ее в мешки, – продолжал Саймон, – и тут вдруг появляется Освальд и говорит, что ты послала его к нам. Тогда мы попросили его вернуться назад и привезти в лодке тебя и Этельреда…
– Попугай отправился к вам, – подхватил Питер, – и мы ждали вас всех, и тут вдруг появился рой этих противных огоньков с криками «Тут они, тут они!» и на нас кинулись волки, мы и сообразить ничего не успели. Это произошло с полчаса назад.
– Что они собираются с нами делать? – спросила Пенелопа.
– Превратить в оборотней, – мрачно ответил Питер, – чтобы увеличить свои ряды.
– Что за глупости, каким образом? – в ужасе воскликнула Пенелопа.
– Укусят нас – и мы превратимся в оборотней, – объяснил Саймон. – Нам караульный рассказал. Когда луна зайдет, они устроят специальный обряд, во время которого нас укусят, – и дело сделано.
Пенелопа замолчала, раздумывая об уготованной им участи.
– Освободиться нам не удастся, мы уже пробовали, – добавил Питер. – Ничего не скажешь, связывать они мастера.
– У меня в кармане нож, но мне не достать, – сказал Саймон.
В эту минуту в пещеру вошел волк. При свете костра вид у волков был еще страшнее и отвратительнее, чем при лунном освещении.
– Не разговаривать! – рявкнул он грубым лающим голосом. – Сказано уже!
– Иди ты в болото, – огрызнулся Питер.
– Мы имеем полное право разговаривать, – поддержал его Саймон. – Почему вдруг нельзя?
– Таков закон. – Волк улегся у костра.
– Откуда он взялся? Вы в первый раз поймали пленников, и уже закон, – негодующе заявила Пенелопа. – Тупицы вы.
Волк прижал назад уши и зарычал.
– Мы не тупицы! Сумели мы вас всех сцапать? Сумели. Ну и сидите тихо.
Настала тишина, лишь потрескивал костер. Внезапно волк, дремавший положив голову на лапы, навострил уши, потом сел и уставился на вход в пещеру. Дети увидели, как нечто диковинное вползло внутрь. Оно походило на длинную большую белую гусеницу и неуклонно подползало все ближе к костру. Волк опустился на все четыре лапы, шерсть на спине у него встала дыбом, и он зарычал на странное существо.
– Стой, кто идет? – гаркнул он.
– Я это, я, – ответила гусеница, – свой.
– Кто – свой? – обеспокоенным тоном спросил волк.
– Жабоборотень, – ответил знакомый ребятам голос. – Я прислан сюда с очень важным подарком для вашего вожака.
Странное существо теперь уже подобралось к самому костру, и дети с восторгом увидели, что это и впрямь Этельред с большим пучком ваты вдоль спины.
– Что за штука такая – жабоборотень? – осведомился озадаченный волк.
– Ты что, никогда про жабоборотней не слыхал? – презрительно произнес Этельред. – Видно, неважное тебе дали образование.
– Мне очень хорошее дали образование, – возмутился волк.
– Хоро-ошее? Да ты даже про жабоборотней не слыхал. Ей-богу, на твоем месте я бы постыдился признаваться в таком невежестве.
– Ну так что это за штука? – рассвирепел волк.
– Да вроде волка-оборотня, но совсем не то, – ответил Этельред. – Опаснее, злее и хитрее, вот как.
– Не может такого быть, – запротестовал волк, – опаснее, злее и хитрее нас никого нет. Я тебе не верю.
– Ты что, обвиняешь меня во вранье? – осведомился Этельред. – Не советую я тебе злить жабоборотней, мы умеем быть такими коварными, что разозлишь меня – не обрадуешься.
– Я не говорю, что ты врешь, – поспешил заверить его волк. – Я говорю, что не верю тебе.
– А-а, это уже лучше. Ну, так где ваш вожак? Подарок-то надо передать.
– Что за подарок? – подозрительно спросил волк.
– Э-э, нет, подарок ему, а не тебе. Это особое волшебное зелье, чтобы, значит, всякого сорта оборотни от него делались… э-э-э… н-ну, вдвое, в общем, оборотнее, понял?
– Вдвое оборотнее? – переспросил волк. – Это что значит? Вдвое, что ли, хитрее, вдвое опаснее и вдвое злее?
– Вот-вот. – Этельред достал из-под своего ватного наряда маленький пузырек. – Натираешь себе зельем хвост – и не успеешь зубами щелкнуть, как делаешься одним из самых оборотневых оборотней.
– Значит, если я… это я просто рассуждаю… предположим, если бы я натер этим хвост себе, я мог бы получить повышение? Ну там, из часового стать вожаком, а? – Волк облизнулся.
– Само собой, – ответил Этельред. – Никаких сомнений. Нисколечко не удивлюсь, если ваш вожак, натерев себе хвост зельем, объявит себя королем.
– Тут в пузырьке вроде не так мало, – задумчиво проговорил волк. – Да я бы сказал, что много. А что, если бы ты дал мне капнуть на хвост? – попросил волк. – Только одну капельку, и все. Вожак и не заметит.
– Ну, не знаю, не знаю, – с сомнением проговорил Этельред. – Вообще-то я не имею права, все-таки это ему подарок.
– Будь другом, – продолжал уговаривать волк, – только одну каплю, он и не узнает, а уж я буду так тебе благодарен.
– Ну разве одну… – неохотно уступил Этельред. – Ладно, так и быть, только помни: ты обещал.
– Ясное дело, обещал, – обрадовался волк. – Одну только каплю.
Этельред протянул ему пузырек, волк вырвал его у Этельреда, вытащил пробку и в один миг вылил весь пузырек себе на хвост. В пещере распространился сильный острый запах чистого спирта, взятого, как догадались дети, из их аптечки, где он хранился для промывания порезов и для примочек от ушибов.
– Ага! – торжествующе заухмылялся волк. – Я тебя одурачил, я вылил все. Теперь я буду королем оборотней. Я буду злее, опаснее и страшнее всех на свете. А для начала я съем тебя, жалкий жабоборотень, тебя!
– А это мы еще посмотрим! – И Этельред выхватил горящую ветку из костра и ткнул волку в хвост. Спирт вспыхнул, хвост охватило пламенем.
– Ой-ой-ой! – завизжал волк. – Хвост мой, хвост!
– Это называется «испытание огнем», – заметил Этельред.
– У-у-у! – завыл волк, кружа вокруг костра. – Хвост мой, хвост!
– На твоем месте я бы обмакнул его в море, – посоветовал Этельред. – Охладил бы, так сказать.
Визжа от боли, волк выскочил из пещеры и бросился в сторону моря. Хвост его пылал, как факел.
– Пусть себе покувыркается! – торжествующе воскликнул Этельред, срывая с себя маскарадную вату. – А ну, скорее за работу.
– Этельред, ты вел себя изумительно! – сказала Пенелопа.
– Потрясающе! – подтвердил Питер.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18