А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 


6 апреля
Новый концерт в Комической опере. И снова враждебный прием.
II
В мае открылась Выставка промышленных изделий.
По случаю ее закрытия Гектор вместе с распорядителем пышных празднеств И. Штраусом, замыслил устроить грандиозный фестиваль с выступлением огромного оркестра.
«Его паузы, — предсказывал Гектор, — будут возвышенны, как сон океана, его волнение уподобится урагану в тропиках, его взрывы — громам вулканов. Здесь будут и стоны, и шепот, и таинственные звуки девственных лесов, вопли, мольбы, победные и траурные песни народа с широкой душой, горячим сердцем, необузданными страстями. Его молчание своей торжественностью навеет страх, и самые непокорные умы содрогнутся, услышав крещендо, нарастающее, словно необъятный и величественный пожар!..»
Какой стиль! Воистину им могли бы гордиться лучшие литераторы.
По его плану грандиозный фестиваль должен был продолжаться три дня: сначала концерт под открытым небом, затем бал и в заключение банкет. Небывалое дело — оркестр должен был насчитывать тысячу исполнителей. Как известно, Гектор испытывал отвращение к заурядному, он всегда искал сенсаций.
Но тут возникло непредвиденное препятствие: чтобы организовать подобные торжества, необходимо было добиться разрешения префекта полиции. А высокопоставленный чиновник ответил на прошение Гектора категорическим отказом. Какие махинации послужили тому причиной? Достоверно неизвестно. Возможно, что лицемерный Габенек, враждебный ко всему, что Гектор предпринимал, внушил сему защитнику общественного порядка во время секретной аудиенции мысль об угрозе серьезных волнений. Как поведут себя перед гигантским оркестром тысячи разношерстных и возбужденных слушателей? Начнись беспорядки, сможет ли кто успокоить публику?
А банкет? Из-за него будут запружены Елисейские поля! Какая опасность, да еще в двух шагах от дворца Тюильри!
Искусство значило мало. Вероломный дирижер, которого Гектор с полным основанием не желал подпускать к концерту, бил в точку, делая ставку на страх префекта перед ответственностью.
Итак, полиция сказала: «Нет!» И по Парижу тут же прошел слух, будто грандиозные празднества, задуманные вулканическим композитором, были мертворожденными. Тогда во враждебном стане вспыхнуло веселье: больше холеры там боялись успеха концерта, который мог бы стать легендарным.
Увы, ничто не давалось нашему неутомимому борцу сразу, легко. Для него все обращалось в трудности. Недаром же он твердит: «Чем больше артист, тем больше он должен страдать».
Но Гектор не признал поражения.
Силой доводов, неугасимым огнем веры в торжество предприятия он сумел убедить его величество Андре Бертена, с мнением которого считался двор. И вот властный голос зазвучал во всех министерствах, ратуя за такой концерт.
О власть прессы, повелевающей общественным мнением! Префект, распекаемый своими начальниками, словно попавшийся на шалости мальчишка, принес повинную и, отказавшись от собственного решения, разрешил концерт без всяких ограничений.
Итак, Гектор перед всем Парижем, съехавшимся, чтобы ему рукоплескать (на это он рассчитывал), скоро будет своей воспламеняющей палочкой победоносно командовать целой армией музыкантов.
Великое событие, какого еще никогда не было!
Ликование безжалостной клики, к которой тайно принадлежал Габенек, сменилось растерянностью.
Что же предпримет клика, как изольет свою злобу? Посмотрим.
Наступило 1 августа.
Задолго до начала концерта Париж пришел в движение. По всем улицам кареты, кареты и снова кареты. Все едут на фестиваль. Скоро публика наводнила огромный зал машин. Давка. Больше шести тысяч человек!
Первый дирижер Гектор, забравшись на самый верх, управляет семью вторыми дирижерами, которые повторяют для тысячи оркестрантов движения главной палочки.
В программе фигурировала, в частности, «Песня промышленников» на слова Адольфа Дюма. Каждая исполнявшаяся вещь восхищала публику. Гектора беспрерывно (говорят, двадцать раз) прерывали неистовые возгласы «браво» и исступленные аплодисменты, сигнал к которым подавал лично его королевское высочество герцог де Монпансье.
Когда чудесно слившиеся воедино звуки тысячи инструментов достигали наивысшего напряжения, казалось, будто вся планета заполнена безбрежным океаном музыки, и сердца замирали от неведомого очарования. Затерянные в этом окружении заговорщики, пришедшие сеять: замешательство и смуту, были вынуждены, кипя злобой, отступиться от своих замыслов и затихнуть.
Однако на другой день они развернули общее наступление против Гектора, которого еще никогда столь гнусно не атаковали перьями и карандашами. Они с омерзительным бесстыдством отрицали очевидные факты, называли сияющее солнце кромешной мглой.
Выручка от концерта составила 37 тысяч франков. Но после всех расчетов Гектору осталось всего 800 франков, хотя он и получил в придачу волнующее свидетельство уважения и восхищения.
«Господин герцог де Монпансье, сын короля, в знак большого удовлетворения от фестиваля велел послать знаменитому композитору великолепную фарфоровую вазу».
III
Но напряжение, необходимое, чтобы все организовать, уладить и согласовать, измотало Гектора. Его орлиное лицо цветом напоминало теперь старый пергамент. Широкие темные круги обрамляли большие грустные глаза.
На другой день после музыкального фестиваля Гектор, еще пребывающий в лихорадочном возбуждении от триумфа, повстречал своего бывшего учителя анатомии Амюсса, призвавшего его к осторожности:
— Остерегайтесь тифозной горячки, — сказал тот.
В «Мемуарах» Гектор рассказывает:
«— Ну что ж, не будем откладывать назавтра, пустите мне кровь сейчас, — ответил я ему.
Я без промедления скинул одежду. Амюсса обильно пустил мне кровь и сказал:
— А теперь сделайте мне одолжение, покиньте Париж, и как можно скорей. Отправляйтесь на Гиерские острова, в Канны, Ниццу, куда угодно, но только поезжайте на юг, дышите морским воздухом и не думайте больше обо всех тех вещах, что горячат вашу кровь и возбуждают вашу нервную систему, уже и так столь раздраженную. Прощайте, отбросьте все сомнения».
И Гектор, наверное, подумал:
«Как видно, это судьба. Бог посылает мне одновременно и усталость и средство от нее отделаться».
С довольным видом он ощупал свой карман и убедился, что 800 франков, принесенных фестивалем, спокойно лежат на месте.
IV
Ницца.
Приехав сюда, Гектор воскликнул:
— Ницца! Моя тайная мечта, рай, достойный стать пристанищем после стольких странствий!
Его опьяняло очарование этого города-цветка, города-благоухания, города-поцелуя, и он внезапно почувствовал потребность в отдыхе и спокойной жизни. Он, ураган, чья жизнь состояла сплошь из вызовов, брошенных или принятых, радовался передышке.
По правде говоря, передышке недолгой.
Действительно, едва он отдышался, едва его бледное лицо вновь окрасил румянец, он воспылал нетерпеливым желанием броситься в бой, страдая оттого, что он называл «болезнью одиночества», которая является и болезнью раздумья.
Свидание с прошлым! Мысли невольно возвращали его к первому приезду в Ниццу из-за коварной Камиллы Мок…
«Я дешево отделался!» — говорил он себе и, размышляя о любви, вызывал в памяти (какая сердечная рана!) Офелию — свою жену и мать своего ребенка… Ныне он испытывал тиранию Марии! Какая же из женщин была наиболее достойна его любви? Конечно, та, которую он вырвал у театра и успеха, та, что родила ему сына и ныне, покинутая им, пытается забыться в вине.
В Ницце он восторгался солнцем, потому что солнце — могучая сила, потому что оно побеждает. По ночам, когда разливалась таинственная тишина, он любил слушать тяжелое дыхание моря, мечтая, чтобы разразилась гроза; и в одну из ночей, как бы по его воле, внезапно загремел гром и вздыбились во тьме валы, подобные призракам.
О, как величествен неистовый концерт моря! Дождь со свистом и стоном уходил вдаль под порывами ветра, который, воя, требовал пространства. И пока ревели разгневанные волны, робкий месяц прятался за темные тучи.
Какая музыка людей способна так возбудить зрение, слух и разум? Какой великолепный праздник!
«Вот где настоящая музыка! — Думал Гектор. — Подобно природе во гневе, симфоническое произведение должно вызывать массу чувств, чтобы околдовать, зажечь, поразить душу.
Когда море и буря ослепляют или вызывают ужас своим величием, разве подчиняются они правилам? Подобно природе, артист должен творить в полной независимости и стремиться лишь расковать человеческие души».
Наследники Керубини! Прошу вас, довольно споров об искусстве. Зачем вы спорите? Где начинается романтизм, фантазия? Где кончается ортодоксальность? Ваши препирательства не стоят выеденного яйца. Все равно что спорить о том, какого пола ангелы.
Нам это безразлично, мы хотим волноваться, хотим переживать. Не все ль равно, что пить, лишь бы во хмелю быть!
Но довольно!
V
— Моя шпага заржавеет в ножнах! — воскликнул в один прекрасный день Гектор. — Пора возвращаться в Париж!
Тем более, что последнее су из восьмиста франков, заработанных на фестивале, уже улетучилось.
Середина сентября
Париж встречает Гектора враждебно. Интриганы без устали лили на него гнусную клевету; днем и ночью они только и помышляли, как бы полнее в своих интересах использовать его отсутствие.
Что делать? Две семьи — и весь в долгах. Где искать путь спасения?
Провидение пришло ему на помощь.
Адольф Франкони, директор Олимпийского цирка, присутствовавший на знаменитом фестивале, счел Гектора человеком, умеющим беспримерно увлекать людей. Франкони слыл весельчаком, какие часто встречаются в кругах, где любят развлекаться, и был предприимчив соразмерно своим крупным доходам. Однажды он пришел в «Деба» и обратился к Гектору:
— Я вас видел, слышал, — и я восхищен. Предоставляю вам Олимпийский цирк для организации концертов.
— Превосходно! Но на каких условиях?
— Все расходы за мой счет.
— А доходы?
— Будут поделены.
В ответ вместо обычного «тысяча чертей!» Гектор воскликнул:
— Слава тебе, господи! Я ваш!

1845
I
Январь
Пройдем мимо хлопот, репетиций, рекламы, борьбы, достигшей теперь апогея.
Первый концерт. Почти полный провал. Париж был обманут и объявил бойкот. Клеветнические статьи победили.
«Шаривари» рядом с колючими, насмешливыми эпиграммами поместила литографию, изображающую концерт: на переднем плане арабские вожди, «приехавшие во Францию, чтобы все увидеть и услышать», корчатся в своих бурнусах от ужаса, заткнув уши и, как удавленные, разинув рты. В глубине, среди оркестра из труб и тарелок, вырисовывается тощий профиль Берлиоза, выпялившего грудь, полы его одежды и волосы вздыблены ураганным ветром.
После второго концерта кажется, что предприятие провалилось, однако Гектор настаивает на продолжении.
Третий концерт вызвал тревогу, но Гектор все еще упорствовал.
После четвертого ему пришлось отказаться от продолжения. Франкони потерпел большой убыток.
И вновь мучительный вопрос! что делать дальше?
«Увы, ничего не осталось — ни концертов, ни театров. Все для него закрыто. Несправедливый и глупый мир, ты обречен потреблять третьесортные товары. Двадцать лет трудов и борьбы, произведения, которые, он уверен, будут жить… И все напрасно! Симфонии, куда он вложил всю свою жизнь, все свое сердце, обречены на безмолвие и медленную смерть, партитуры истлевают в папках! Его гений, его созидательная сила, его потребность в излиянии чувств пожизненно заточены в темницу».
II
— Попытайтесь совершить блистательное турне в провинцию, — советовали ему.
— В провинцию? Если бы она не была отравлена Мейербером и Россини, чванливыми властелинами французских театров!
Но разве был у Гектора выбор? Разумеется, нет!
И он отправился на юг.
В Марселе и Лионе его ждал прохладный, разочаровывающий прием.
Как он и опасался, вся страна страдала неизлечимым россинизмом и мейерберизмом.
Тогда он возвратился в столицу, кляня итальянца и немца, высочайше повелевавших во Франции, где к нему, французу, относились с суровым осуждением.
То, что они иностранцы, куда ни шло; дух французского либерализма легко допускает, что искусство не имеет родины. Разве он сам, Гектор, не познал в Германии головокружительный успех? Он бы искренне порадовался всемогуществу нового Бетховена или Шумана, чья душа гармонично роднилась с его душой, но между ним и обоими узурпаторами славы со скверным музыкальным почерком зияла пропасть.
Что же делать дальше? За что взяться?
III
Но вот судьба даровала ему передышку, временный покой. До завтра, мрачные мысли, до завтра, трудные решения!
Август
Лист, человек неистощимой доброты, несколько лет собирал по всему миру пожертвования, чтобы в Бонне, родном городе Бетховена, воздвигнуть памятник этому гиганту музыки. Наконец, средства собраны, статуя отлита, все музыкальные знаменитости и самые выдающиеся люди Европы приглашены почтить память гения. Гектор в обществе известного критика Жюля Жанена, чьи авторитетные высказывания не подлежали обсуждению, приехал в Бонн представлять газету «Деба».
Прусский король и английские коронованные особы своим присутствием придали открытию еще большую пышность. Никогда не собиралось столько музыкальных знаменитостей, чтобы воздать запоздалые почести непризнанному гиганту. Здесь были воклюзец Фелисьен Давид, вознесенный на вершину славы благодаря модным во Франции «Пустыне» и «Ласточкам», композитор-виртуоз Леон Крейцер, Мегюль из Льежа, Мошелес, Гур из Франкфурта, Шпор из Касселя и добрый Шиндлер, на чьей визитной карточке были лишь слова «друг Бетховена».
Какое окружение! Какая радость для Гектора ощутить свою славу! И вправду, все его знают, каждый оказывает ему внимание. «Но почему все иначе в моей стране?» — думал он с болью и часто на другом берегу Рейна, в Кенигсвинтере, где он любил уединяться, разговаривал в мечтах с духом Бетховена:
«…Судьба преследовала тебя, отняв у тебя звуки. Несчастный глухой! Может ли быть большее горе для композитора?
…Но, несмотря на твой гений и недуг, тебя безжалостно истязали. Как и меня.
И, однако, свою кровь и плоть ты перегонял в хмель для людей.
…Итальянец Россини царствовал и в твоей стране, тебя же считали чудаковатым стариком. И когда ты узнал, что Вена в знак признательности преподнесла ему на серебряном подносе кругленький капиталец, ты, умирающий от голода у себя дома, и не подумал посылать проклятия на голову пришельца. Почему не удалось изведать мне, великий учитель, счастливую судьбу Роберта Шумана, моего брата по романтизму, который нашел на твоей могиле перо, посланное, как видно, самим тобою и вдохновившее его на самые безупречные шедевры?..»
IV
Возвращение. Военный совет чистокровных, истинных, ультрапреданных. Председательствует Гектор. Вместе со своими приверженцами, еще большими берлиозцами, чем он сам, Гектор решил:
«Я попрошу заграницу просветить мою страну». Тут наступил миг взволнованной тишины, потому что все фанатичные романтики по-сыновьи любили свою милую Францию.
Сколько дел надо урегулировать! И прежде всего денежные. Гектор по обыкновению на мели. Нигде ни гроша, хоть обшарь все карманы и перерой ящики.
Необходимо принять меры. Его портной с каменным сердцем поддался жалости и не без тревоги принял векселя, хотя и очень краткосрочные. Мясники, булочники — поставщики законной и незаконной семьи, — слава богу, подождут с уплатой долга. Гэрриет и маленький Луи в отсутствие Гектора будут стойко выносить нужду. Когда они сообщили о своей решимости, старый бесстрашный борец с орлиной внешностью не мог удержать слез.
Гектор, как и во время прошлого путешествия, оставит им свое жалованье.
Наконец, несколько преданных друзей, подобно богомольцам, возложившим на алтарь свои сердца, полные горячей веры, устроили складчину на поездку Гектору.
А теперь в путь!
Он везет с собой пожитки, надежды и, увы, Марию Ресио!
Оставь сомнения, Гектор. Пословица говорит: «Несть пророка в своем отечестве». Поезжай за границу, где тебя понимают и ценят, а потом возвращайся с лавровым венком. Попытай там свое счастье; твои злобные преследователи, приведенные в замешательство отзвуками твоих триумфов в мире, наконец, воздадут тебе должное, покорно сложат оружие. Особенно если ты принесешь покаяние.
Покаяться? Этому не бывать никогда!
Повторим, что Гектор предпочел бы смерть отречению. Он с жалостью относится к еретикам и презирает вероотступников.
V
3 ноября
Приезд в Вену.
Три концерта, затем, по единодушному требованию, четвертый, не предусмотренный программой. «Римский карнавал» приходилось исполнять два, а то и три раза.
Гектор принят в избранных салонах и щедро раздает автографы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34