Выступали по-казенному, лишь бы поддержать докладчика. Затем наступило томительно-затяжное молчание. Всем стало ясно — Канышу Имантаевичу что-то не понравилось.
— Скажите конкретно, что вы сделали за последние три года? — вдруг спросил президент.
— Разве я не об этом говорил сейчас? Извините, если не расслышали, повторю.
— Не надо повторять, ваш доклад я слушал дважды, — заметил Каныш Имантаевич совершенно серьезно.
— Как дважды? Не понимаю вас!
— Что тут понимать? Вы прочитали свой отчет нам дважды. По ошибке или считаете, что сидящие здесь не разберутся. Сознайтесь, не так ли?
— Извините, Каныш Имантаевич, я не понимаю вас.
— Ах вы еще не понимаете? Тогда уж извините за откровенность — из уважения к вашему возрасту я заставил себя через силу слушать вас, да еще и тянул этот разговор. Теперь пеняйте на себя. — Вызвав помощника, он попросил протокол заседания трехлетней давности. Когда принесли дело, он сам разыскал протокол давнишнего заседания и, сказав «сверяйте сами», начал читать. Сначала все подряд, затем лишь некоторые наиболее характерные абзацы. Неожиданно прервав чтение, президент спросил, в упор глядя в глаза незадачливому докладчику:
— Ну как, продолжать дальше? Или хватит? Ведь, кроме некоторых цифр, все осталось на прежних местах. А цифры небось тоже взяли с потолка. Пожалейте нас и сознайтесь: ведь не по силам эта тема для вас?
Тот замешкался, покраснел.
— Знаете, я, оказывается, не тот доклад взял. Извините, это нечаянно. Я принесу. У меня заготовлен другой доклад. Разрешите...
— Принесите.
Докладчик вышел, еле волоча ноги.
Когда за ним закрылась дверь, президент сердито продолжал:
— Думаю, он вовсе не явится. Нечего нам ждать его, и науке от него ждать нечего! Мне больно, товарищи, что этот казус происходит у нас. Стыдно и больно! Сколько государственных средств затратили, сколько времени зря потеряли. Ведь он работал в солидном, уважаемом коллективе. Куда смотрели, почему закрывали глаза?.. Знаю, знаю — у него, мол, семья, возраст, былые заслуги. А почему тему его не закрыли, может быть, надо было передать другому сотруднику? Ведь и тогда видно было, что не потянет он ее. Знали и молчали. Жалели! Но ведь с этой жалостью человека погубили, вон какой нахальный стал — пока не припер к стенке, все продолжал свое доказывать. Позор всем нам! В поучение всем прошу записать выговор руководителю института, а выступавших здесь в поддержку отчета предупредить за групповщину и беспринципность в науке и вообще в любом деле. А протокол заседания размножить и разослать по всем институтам.
Случай действительно анекдотичный, единственный в своем роде.
Вспомним теперь другой случай, в котором тоже весьма характерно проявился стиль руководства Каныша Имантаевича.
— Давно это было, в начале пятидесятых годов, — рассказывает главный инженер Джезказганского горно-металлургического комбината имени К.И.Сатпаева Далабай Оспанович Ешпанов. — Однажды нас (тогда я работал главным инженером шахты № 44) с начальником шахты Темешем Садвакасовым вызвали к директору комбината на совещание. В кабинете сидело много инженеров — руководители производственно-технических служб комбината. В одном углу Каныш Имантаевич в окружении группы джезказганцев. Вскоре сели за стол заседания; директор комбината Виктор Васильевич Гурба предоставил слово Канышу Имантаевичу...
— Какими способами вы добываете руду Джезказгана? — начал президент. — Сначала работали кайлом, лопатами. А потом появились перфораторы, лопату заменили скреперами. Вместо тачек пришли вагонетки. Не так ли? Вроде бы добились большого прогресса. А на самом деле все тот же дедовский способ.
Кое-кто из присутствующих инженеров зашептался, послышался легкий смешок.
— На вашем месте я плакал бы, — сердито заметил Каныш Имантаевич, — ведь такое положение на сегодня совершенно нетерпимо. Долго ли будем держаться за этот дедовский, явно беспомощный и непроизводительный способ добычи? Техническая мысль не стоит на месте. Горнодобывающая промышленность развивается, нельзя ли создать более эффективные машины? «Можно», — говорят нам ученые. Вот он, один из них. — Президент кивнул в сторону Уахита Шариповича Шарипова, сидевшего у дальнего края длинного стола. Он возглавлял экспериментальную лабораторию Института горного дела АН Казахской ССР. Рядом с ним сидели молодые инженеры Садвакасов и Ешпанов. Каныш Имантаевич стал теперь говорить, почему-то неотрывно глядя на них. Создавалось впечатление, будто бы выступление его предназначено только для них. Во всяком случае, двое руководителей шахты воспринимали его слова именно так.
— И он, Шарипов, самый скромный и молчаливый среди всех нас, вот уже несколько лет без устали продолжает говорить: «Давайте сообща совершим революцию в горном деле. Внедрим совершенно новую технику для добычи руд». Чем вы, производственники, помогли ему? Советом, пожеланиями, людьми?.. Скажи-ка, Уахит Шарипович, сколько лет прошло, как вы побираетесь здесь, в Джезказгане, словно самый немилый, докучливый проситель?
— Скоро шесть лет, — ответил Шарипов, почему-то виновато покраснев.
— Знаю вас, производственников, — в ироническом тоне продолжал президент, — вам надо первым делом план выполнять, а за то, что не занимаетесь наукой, вас с работы не снимут. Ведь это удел ученых, научных институтов. Вот ваша позиция. Потому и с Шариповым вы сотрудничаете без желания, лишь бы не обвинили вас в ретроградстве. Не поверили в его идею. Не представляете, что в забоях могут работать буровые агрегаты на самоходной установке и экскаваторы, что транспортировать руду могут не электровозы, а автомобили-самосвалы. И, не поверив, объявили Уахита Шариповича Дон-Кихотом, безудержным фантазером. А ведь это идея не одного Шарипова, у нас в стране целые коллективы давно работают над этой проблемой. Нам известно, что и заграничные компании кое-где занимаются этим делом. И у них есть уже определенные успехи! Стыдно, товарищи! Особенно вам, сидящим здесь молодым инженерам.
Руководители 44-й шахты виновато опустили глаза.
— Ведь вам-то, молодым специалистам, и дерзать! А вы вместо этого хотите держаться за дедовский способ, лишь бы план дать. А ведь план-то мизерный. Он сегодня не удовлетворяет нас, стране нужно все больше джезказганской меди, и задания в ближайшем будущем будут увеличены. Как тогда их выполнить? Увеличить количество шахт, участков добычи? Но это нерентабельно. Здесь есть условия для строительства шахт-гигантов, каждая из которых смогла бы дать столько руды, сколько сегодня весь Джезказган. А для них ваши перфораторы и буровые механизмы не годятся, нужна новая техника. Так что вам, дорогие товарищи, все-таки придется подумать о своем будущем. Как будете жить через десять, двадцать лет, какими методами добывать и транспортировать руду? Если хотите переложить эту заботу на плечи одного лишь Уахита Шариповича и его коллег, то уверяю, вам придется ждать очень долго, еще десятки лет. Никакой революции в технологии добычи руд не произойдет. Такие дела в одиночку не делаются, ведь требуется много времени, материальных затрат и усилий людей разных профессий, а больше всего простой человеческой выдержки, воли. Словом, нужна ваша заинтересованная поддержка, деловая помощь. Нужны энтузиасты, которые, раз и навсегда поверив в идею, смогли бы целиком посвятить себя на много лет ее воплощению. Разумеется, если надо, мы можем через другие каналы в принудительном порядке обязать вас. Но, как видите, мы этого не делаем. Ибо успех решают именно добровольцы-энтузиасты...
В просторном кабинете директора комбината надолго воцарилась гнетущая тишина. Джезгазганцы молчали не потому, что не знали, как ответить Канышу Имантаевичу, а потому, что, сказав сегодня «сделаем, поможем», нужно было потом держать данное слово. Все знали, что президент умел спрашивать и никогда не забывал ни своих, ни чужих обещаний. Каныш Имантаевич снова посмотрел в сторону молодых инженеров. И они наконец, не выдержав его взгляда, несмело поднялись.
— Мы понимаем, Каныш Имантаевич, что виноваты перед вами, — начал начальник 44-й шахты.
— Не передо мной, а перед Уахитом Шариповичем.
— Короче говоря, мы не возражаем против того, чтобы провести испытания нового агрегата на нашей шахте. Будем работать сообща, — сказал Ешпанов.
— Это уже другой разговор, — быстро согласился президент, — желаю вам удачи!
Забегая вперед, скажем, что спустя пятнадцать лет (правда, к этому времени уже не было в живых ни Сатпаева, ни Шарипова) почти все участники этого узкого совещания во главе с директором и главным инженером комбината — всего семь человек — стали лауреатами Государственной премии за разработку и внедрение новой технологии добычи руд. И в Джезказгане нынче успешно работают шахты-гиганты, где, как и в открытых разрезах, слаженно трудятся самоходные буровые каретки, шагающие экскаваторы и мощные самосвалы. И каждая из них ежемесячно выдает столько руды, сколько десятки прежних шахт вместе за год.
IV
Доброта, доступность Каныша Имантаевича были широко известны. К нему подчас приходили совершенно незнакомые люди, обращались с неожиданными просьбами. Антонина Сидоровна Додонова, много лет проработавшая у него секретарем, вспоминает о некоторых курьезных случаях, в которых проявились черты характера президента:
«Приходит старик и сразу с порога спрашивает: „Где Каныш?“ Отвечаю: „Занят он“. Он спокойно усаживается. „Для чего вам Каныш Имантаевич?“ — „Не могу достать билеты на поезд“. — „Ну, дорогой аксакал, здесь же не железнодорожная касса“. — „Знаю, но Каныш мне не откажет. Ему же сразу дадут“. — „А деньги на билеты есть?“ — „Есть, доченька, как же без денег“. Ухожу за помощником, чтобы он помог старику приобрести эти злополучные билеты. Приходим с Бопежаном Байбалановичем Аяпбергеновым, а его уже след простыл. Через некоторое время вызывает меня Каныш Имантаевич. Вхожу в кабинет и вижу того старика. Уселся в кресло как дома, спокойно беседует с президентом. Каныш Имантаевич вручает мне записку в бухгалтерию академии; на листке просьба выдать некоторую сумму денег в счет зарплаты президента. Что делать? Виновата. Корю себя за оплошность. Когда возвращаюсь в кабинет, Каныш Имантаевич отдает деньги старику, наказывая купить билет на дорогу и еще подарки детям, и добавляет: „Заходите еще раз, когда будете в Алма-Ате“. В приемной звоню в хозотдел академии, чтобы помогли старику скоро уехать. А он, виновато смущаясь, говорит мне: „Доченька, ты не ругай меня. Я не могу уехать, не повидав дорогого Каныша. Не деньги, а доброе слово его нужно мне...“
Обычно так настойчиво добивались приема у академика земляки-баянаульцы, зачастую приходили джезказганцы, в основном старые шахтеры и буровики. А бывало и так: входит человек с тяжелым мешком на спине. Без пояснений видно, что издалека. Антонина Сидоровна пропускала таких без промедления. Знала, что в мешке камни. Человек нашел их где-то в степи и привез, зная, что славный геолог Сатпаев по ним сможет определить, есть ли в той местности подземные сокровища. В глубине души он уверен в этом, иначе не стал бы тащить тяжкую ношу за тридевять земель. Случалось, что зря самодельный рудознатец потрудился — камни окажутся пустой породой или не стоящим внимания минералом. Но Каныш Имантаевич и для таких ходоков находил слова благодарности, чтобы человек уехал довольный собой. И обязательно с каким-нибудь подарком для семьи. А бывало, по следам таких находок выезжали поисковые отряды...
В личном архиве президента и фондах Института геологических наук хранится множество писем и заявок, свидетельствующих о рудных проявлениях, обнаруженных такими добровольными помощниками геологов. Многие до сих пор по-детски верят, что только академик Сатпаев смог бы оценить богатство найденной ими жилы. Но они не смогли своевременно дойти до Каныша, о чем жалеют всю жизнь. Автору этих строк однажды пришлось в Баянаульском районе слушать пожилого, солидного отца семейства, который с болью говорил о том, что не сумел вовремя показать рудные камни, найденные в одном месте, Сатпаеву. «Покажите другим геологам», — успокаивал я его. «Показывал. Разве они язык камня понимают, как Канеке, не разобрались, бросили. А Канеке обязательно нашел бы что-нибудь стоящее», — сокрушался аксакал...
Как-то само собой выходило, что люди со многими своими просьбами, даже бедами обращались лично к нему. Приходили на прием, писали письма как депутату, ученому и как президенту.
В архиве академика несколько тысяч подобных писем, рядом копии его ответов. Приведем два из них, отобранные нами, потому что судьбу их удалось проследить до конца. Они выразительно показывают, какими хлопотами иногда приходилось заниматься крупному ученому, президенту Академии наук республики.
«Многоуважаемый М.М... У нас на Рудном Алтае давно работают научными сотрудниками геологи — супруги И. ...много сделавшие по изучению минеральных ресурсов этого края. В семье у них большое горе: старший сын Валерий после болезни гриппом получил осложнение и стал тугоухим. За 6 лет лечения и учебы с логопедом у ребенка улучшился слух, и он сейчас читает в объеме 1-го класса. В этом году Валерику исполнится 8 лет, и он должен пойти учиться в школу. Однако по состоянию слуха ребенок не может учиться в нормальной школе... Прошу вас оказать возможную помощь Павлу Викторовичу в устройстве его сына в московский интернат для тугоухих детей».
Разумеется, больной мальчик был устроен в специальную школу.
В архиве хранится переписка академика о деле карсакпайского кузнеца Баймеиа Алтыаякова. Первое из писем датировано 28 июня 1944 года — Каныш Имантаевич выражает свою признательность и благодарность старому кузнецу за ценный подарок музею — изготовление нескольких образцов вооружения воинов Амангельды Иманова, предводителя повстанцев Тургайской области, боровшихся против имперской администрации; кузнец сам принимал непосредственное участие в восстании. Подарок мастера приравнен Канышем Имантаевичем к исторической реликвии. А в письме, датированном 25 марта 1950 года, он просит министра социального обеспечения республики об увеличении размера пенсии кузнецу Б.Алтыаякову как заслуженному ветерану труда.
Среди писем попадаются и курьезные по содержанию. Есть прошения, изложенные в стихах по старой восточной традиции. Уже известный читателю Сарымолла Болманов, рабочий из Джезказгана, также прислал Канышу Имантаевичу длинное послание в стихах, которое он завершил такими шутливо-загадочными строками: «Живу я в достатке, доволен всем, что мне дано, но вот беда — верблюд мой не дает сна...» Не жалоба и не просьба, но обиняками высказанная надежда на содействие всегда отзывчивого друга. Так и случилось. Каныш Имантаевич прислал открытку в Джезказганскую геологоразведочную экспедицию: «Не следовало бы обижать старого рабочего, пенсионера, пусть он спит без забот, а для этого отправьте ему воз сена с хоздвора экспедиции...»
Казалось бы, совсем ничтожное дело. Стоило ли оно внимания человека, занятого государственными заботами? Но сам Сатпаев считал: раз человек обращается к нему, уповает на помощь академика, нельзя не оправдать его надежды. Делать добро людям! Таков был его девиз. И не было у него разделения: кому помогать, кому отказать, также как не умел он считать одно дело малым, другое большим. Любому частному вопросу президент мог придать общественное звучание.
Как-то приехав в Джезказган, он выступил перед городским активом.
— Хочу еще раз напомнить, товарищи, об уважении к старым нашим кадрам и вообще к людям престарелым, — сказал Каныш Имантаевич. — Многие здесь обращались ко мне с жалобами на невнимание к ним, некоторые пишут даже в Алма-Ату. Возможно, что часть из них пользуется знакомством со мной. Но, спрошу откровенно, не оттого ли случается это, что вы не совсем оправдываете их доверие? Задайте себе вопрос: «Почему они не идут к нам со своей бедой или за советом?» Вот где объяснение их ходатайств ко мне и в другие инстанции. Ведь жалуются не попрошайки и не бродяги, а наши первопроходцы, закаленные в труде кадровые рабочие. Задумайтесь, товарищи!..
V
В 1949 году Канышу Имантаевичу исполнилось пятьдесят лет. Общественность страны широко отметила это событие. Юбилейные торжества прошли в Баянауле, Джезказгане, Алма-Ате. Академика поздравляли десятки научных коллективов, партийные и советские организации почти всех областей Казахстана, учреждения, правления колхозов, отдельные лица, товарищи, старые друзья. В те апрельские дни поступило несколько сот поздравительных телеграмм. Знатного геолога страны поздравили министр металлургической промышленности СССР И.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39
— Скажите конкретно, что вы сделали за последние три года? — вдруг спросил президент.
— Разве я не об этом говорил сейчас? Извините, если не расслышали, повторю.
— Не надо повторять, ваш доклад я слушал дважды, — заметил Каныш Имантаевич совершенно серьезно.
— Как дважды? Не понимаю вас!
— Что тут понимать? Вы прочитали свой отчет нам дважды. По ошибке или считаете, что сидящие здесь не разберутся. Сознайтесь, не так ли?
— Извините, Каныш Имантаевич, я не понимаю вас.
— Ах вы еще не понимаете? Тогда уж извините за откровенность — из уважения к вашему возрасту я заставил себя через силу слушать вас, да еще и тянул этот разговор. Теперь пеняйте на себя. — Вызвав помощника, он попросил протокол заседания трехлетней давности. Когда принесли дело, он сам разыскал протокол давнишнего заседания и, сказав «сверяйте сами», начал читать. Сначала все подряд, затем лишь некоторые наиболее характерные абзацы. Неожиданно прервав чтение, президент спросил, в упор глядя в глаза незадачливому докладчику:
— Ну как, продолжать дальше? Или хватит? Ведь, кроме некоторых цифр, все осталось на прежних местах. А цифры небось тоже взяли с потолка. Пожалейте нас и сознайтесь: ведь не по силам эта тема для вас?
Тот замешкался, покраснел.
— Знаете, я, оказывается, не тот доклад взял. Извините, это нечаянно. Я принесу. У меня заготовлен другой доклад. Разрешите...
— Принесите.
Докладчик вышел, еле волоча ноги.
Когда за ним закрылась дверь, президент сердито продолжал:
— Думаю, он вовсе не явится. Нечего нам ждать его, и науке от него ждать нечего! Мне больно, товарищи, что этот казус происходит у нас. Стыдно и больно! Сколько государственных средств затратили, сколько времени зря потеряли. Ведь он работал в солидном, уважаемом коллективе. Куда смотрели, почему закрывали глаза?.. Знаю, знаю — у него, мол, семья, возраст, былые заслуги. А почему тему его не закрыли, может быть, надо было передать другому сотруднику? Ведь и тогда видно было, что не потянет он ее. Знали и молчали. Жалели! Но ведь с этой жалостью человека погубили, вон какой нахальный стал — пока не припер к стенке, все продолжал свое доказывать. Позор всем нам! В поучение всем прошу записать выговор руководителю института, а выступавших здесь в поддержку отчета предупредить за групповщину и беспринципность в науке и вообще в любом деле. А протокол заседания размножить и разослать по всем институтам.
Случай действительно анекдотичный, единственный в своем роде.
Вспомним теперь другой случай, в котором тоже весьма характерно проявился стиль руководства Каныша Имантаевича.
— Давно это было, в начале пятидесятых годов, — рассказывает главный инженер Джезказганского горно-металлургического комбината имени К.И.Сатпаева Далабай Оспанович Ешпанов. — Однажды нас (тогда я работал главным инженером шахты № 44) с начальником шахты Темешем Садвакасовым вызвали к директору комбината на совещание. В кабинете сидело много инженеров — руководители производственно-технических служб комбината. В одном углу Каныш Имантаевич в окружении группы джезказганцев. Вскоре сели за стол заседания; директор комбината Виктор Васильевич Гурба предоставил слово Канышу Имантаевичу...
— Какими способами вы добываете руду Джезказгана? — начал президент. — Сначала работали кайлом, лопатами. А потом появились перфораторы, лопату заменили скреперами. Вместо тачек пришли вагонетки. Не так ли? Вроде бы добились большого прогресса. А на самом деле все тот же дедовский способ.
Кое-кто из присутствующих инженеров зашептался, послышался легкий смешок.
— На вашем месте я плакал бы, — сердито заметил Каныш Имантаевич, — ведь такое положение на сегодня совершенно нетерпимо. Долго ли будем держаться за этот дедовский, явно беспомощный и непроизводительный способ добычи? Техническая мысль не стоит на месте. Горнодобывающая промышленность развивается, нельзя ли создать более эффективные машины? «Можно», — говорят нам ученые. Вот он, один из них. — Президент кивнул в сторону Уахита Шариповича Шарипова, сидевшего у дальнего края длинного стола. Он возглавлял экспериментальную лабораторию Института горного дела АН Казахской ССР. Рядом с ним сидели молодые инженеры Садвакасов и Ешпанов. Каныш Имантаевич стал теперь говорить, почему-то неотрывно глядя на них. Создавалось впечатление, будто бы выступление его предназначено только для них. Во всяком случае, двое руководителей шахты воспринимали его слова именно так.
— И он, Шарипов, самый скромный и молчаливый среди всех нас, вот уже несколько лет без устали продолжает говорить: «Давайте сообща совершим революцию в горном деле. Внедрим совершенно новую технику для добычи руд». Чем вы, производственники, помогли ему? Советом, пожеланиями, людьми?.. Скажи-ка, Уахит Шарипович, сколько лет прошло, как вы побираетесь здесь, в Джезказгане, словно самый немилый, докучливый проситель?
— Скоро шесть лет, — ответил Шарипов, почему-то виновато покраснев.
— Знаю вас, производственников, — в ироническом тоне продолжал президент, — вам надо первым делом план выполнять, а за то, что не занимаетесь наукой, вас с работы не снимут. Ведь это удел ученых, научных институтов. Вот ваша позиция. Потому и с Шариповым вы сотрудничаете без желания, лишь бы не обвинили вас в ретроградстве. Не поверили в его идею. Не представляете, что в забоях могут работать буровые агрегаты на самоходной установке и экскаваторы, что транспортировать руду могут не электровозы, а автомобили-самосвалы. И, не поверив, объявили Уахита Шариповича Дон-Кихотом, безудержным фантазером. А ведь это идея не одного Шарипова, у нас в стране целые коллективы давно работают над этой проблемой. Нам известно, что и заграничные компании кое-где занимаются этим делом. И у них есть уже определенные успехи! Стыдно, товарищи! Особенно вам, сидящим здесь молодым инженерам.
Руководители 44-й шахты виновато опустили глаза.
— Ведь вам-то, молодым специалистам, и дерзать! А вы вместо этого хотите держаться за дедовский способ, лишь бы план дать. А ведь план-то мизерный. Он сегодня не удовлетворяет нас, стране нужно все больше джезказганской меди, и задания в ближайшем будущем будут увеличены. Как тогда их выполнить? Увеличить количество шахт, участков добычи? Но это нерентабельно. Здесь есть условия для строительства шахт-гигантов, каждая из которых смогла бы дать столько руды, сколько сегодня весь Джезказган. А для них ваши перфораторы и буровые механизмы не годятся, нужна новая техника. Так что вам, дорогие товарищи, все-таки придется подумать о своем будущем. Как будете жить через десять, двадцать лет, какими методами добывать и транспортировать руду? Если хотите переложить эту заботу на плечи одного лишь Уахита Шариповича и его коллег, то уверяю, вам придется ждать очень долго, еще десятки лет. Никакой революции в технологии добычи руд не произойдет. Такие дела в одиночку не делаются, ведь требуется много времени, материальных затрат и усилий людей разных профессий, а больше всего простой человеческой выдержки, воли. Словом, нужна ваша заинтересованная поддержка, деловая помощь. Нужны энтузиасты, которые, раз и навсегда поверив в идею, смогли бы целиком посвятить себя на много лет ее воплощению. Разумеется, если надо, мы можем через другие каналы в принудительном порядке обязать вас. Но, как видите, мы этого не делаем. Ибо успех решают именно добровольцы-энтузиасты...
В просторном кабинете директора комбината надолго воцарилась гнетущая тишина. Джезгазганцы молчали не потому, что не знали, как ответить Канышу Имантаевичу, а потому, что, сказав сегодня «сделаем, поможем», нужно было потом держать данное слово. Все знали, что президент умел спрашивать и никогда не забывал ни своих, ни чужих обещаний. Каныш Имантаевич снова посмотрел в сторону молодых инженеров. И они наконец, не выдержав его взгляда, несмело поднялись.
— Мы понимаем, Каныш Имантаевич, что виноваты перед вами, — начал начальник 44-й шахты.
— Не передо мной, а перед Уахитом Шариповичем.
— Короче говоря, мы не возражаем против того, чтобы провести испытания нового агрегата на нашей шахте. Будем работать сообща, — сказал Ешпанов.
— Это уже другой разговор, — быстро согласился президент, — желаю вам удачи!
Забегая вперед, скажем, что спустя пятнадцать лет (правда, к этому времени уже не было в живых ни Сатпаева, ни Шарипова) почти все участники этого узкого совещания во главе с директором и главным инженером комбината — всего семь человек — стали лауреатами Государственной премии за разработку и внедрение новой технологии добычи руд. И в Джезказгане нынче успешно работают шахты-гиганты, где, как и в открытых разрезах, слаженно трудятся самоходные буровые каретки, шагающие экскаваторы и мощные самосвалы. И каждая из них ежемесячно выдает столько руды, сколько десятки прежних шахт вместе за год.
IV
Доброта, доступность Каныша Имантаевича были широко известны. К нему подчас приходили совершенно незнакомые люди, обращались с неожиданными просьбами. Антонина Сидоровна Додонова, много лет проработавшая у него секретарем, вспоминает о некоторых курьезных случаях, в которых проявились черты характера президента:
«Приходит старик и сразу с порога спрашивает: „Где Каныш?“ Отвечаю: „Занят он“. Он спокойно усаживается. „Для чего вам Каныш Имантаевич?“ — „Не могу достать билеты на поезд“. — „Ну, дорогой аксакал, здесь же не железнодорожная касса“. — „Знаю, но Каныш мне не откажет. Ему же сразу дадут“. — „А деньги на билеты есть?“ — „Есть, доченька, как же без денег“. Ухожу за помощником, чтобы он помог старику приобрести эти злополучные билеты. Приходим с Бопежаном Байбалановичем Аяпбергеновым, а его уже след простыл. Через некоторое время вызывает меня Каныш Имантаевич. Вхожу в кабинет и вижу того старика. Уселся в кресло как дома, спокойно беседует с президентом. Каныш Имантаевич вручает мне записку в бухгалтерию академии; на листке просьба выдать некоторую сумму денег в счет зарплаты президента. Что делать? Виновата. Корю себя за оплошность. Когда возвращаюсь в кабинет, Каныш Имантаевич отдает деньги старику, наказывая купить билет на дорогу и еще подарки детям, и добавляет: „Заходите еще раз, когда будете в Алма-Ате“. В приемной звоню в хозотдел академии, чтобы помогли старику скоро уехать. А он, виновато смущаясь, говорит мне: „Доченька, ты не ругай меня. Я не могу уехать, не повидав дорогого Каныша. Не деньги, а доброе слово его нужно мне...“
Обычно так настойчиво добивались приема у академика земляки-баянаульцы, зачастую приходили джезказганцы, в основном старые шахтеры и буровики. А бывало и так: входит человек с тяжелым мешком на спине. Без пояснений видно, что издалека. Антонина Сидоровна пропускала таких без промедления. Знала, что в мешке камни. Человек нашел их где-то в степи и привез, зная, что славный геолог Сатпаев по ним сможет определить, есть ли в той местности подземные сокровища. В глубине души он уверен в этом, иначе не стал бы тащить тяжкую ношу за тридевять земель. Случалось, что зря самодельный рудознатец потрудился — камни окажутся пустой породой или не стоящим внимания минералом. Но Каныш Имантаевич и для таких ходоков находил слова благодарности, чтобы человек уехал довольный собой. И обязательно с каким-нибудь подарком для семьи. А бывало, по следам таких находок выезжали поисковые отряды...
В личном архиве президента и фондах Института геологических наук хранится множество писем и заявок, свидетельствующих о рудных проявлениях, обнаруженных такими добровольными помощниками геологов. Многие до сих пор по-детски верят, что только академик Сатпаев смог бы оценить богатство найденной ими жилы. Но они не смогли своевременно дойти до Каныша, о чем жалеют всю жизнь. Автору этих строк однажды пришлось в Баянаульском районе слушать пожилого, солидного отца семейства, который с болью говорил о том, что не сумел вовремя показать рудные камни, найденные в одном месте, Сатпаеву. «Покажите другим геологам», — успокаивал я его. «Показывал. Разве они язык камня понимают, как Канеке, не разобрались, бросили. А Канеке обязательно нашел бы что-нибудь стоящее», — сокрушался аксакал...
Как-то само собой выходило, что люди со многими своими просьбами, даже бедами обращались лично к нему. Приходили на прием, писали письма как депутату, ученому и как президенту.
В архиве академика несколько тысяч подобных писем, рядом копии его ответов. Приведем два из них, отобранные нами, потому что судьбу их удалось проследить до конца. Они выразительно показывают, какими хлопотами иногда приходилось заниматься крупному ученому, президенту Академии наук республики.
«Многоуважаемый М.М... У нас на Рудном Алтае давно работают научными сотрудниками геологи — супруги И. ...много сделавшие по изучению минеральных ресурсов этого края. В семье у них большое горе: старший сын Валерий после болезни гриппом получил осложнение и стал тугоухим. За 6 лет лечения и учебы с логопедом у ребенка улучшился слух, и он сейчас читает в объеме 1-го класса. В этом году Валерику исполнится 8 лет, и он должен пойти учиться в школу. Однако по состоянию слуха ребенок не может учиться в нормальной школе... Прошу вас оказать возможную помощь Павлу Викторовичу в устройстве его сына в московский интернат для тугоухих детей».
Разумеется, больной мальчик был устроен в специальную школу.
В архиве хранится переписка академика о деле карсакпайского кузнеца Баймеиа Алтыаякова. Первое из писем датировано 28 июня 1944 года — Каныш Имантаевич выражает свою признательность и благодарность старому кузнецу за ценный подарок музею — изготовление нескольких образцов вооружения воинов Амангельды Иманова, предводителя повстанцев Тургайской области, боровшихся против имперской администрации; кузнец сам принимал непосредственное участие в восстании. Подарок мастера приравнен Канышем Имантаевичем к исторической реликвии. А в письме, датированном 25 марта 1950 года, он просит министра социального обеспечения республики об увеличении размера пенсии кузнецу Б.Алтыаякову как заслуженному ветерану труда.
Среди писем попадаются и курьезные по содержанию. Есть прошения, изложенные в стихах по старой восточной традиции. Уже известный читателю Сарымолла Болманов, рабочий из Джезказгана, также прислал Канышу Имантаевичу длинное послание в стихах, которое он завершил такими шутливо-загадочными строками: «Живу я в достатке, доволен всем, что мне дано, но вот беда — верблюд мой не дает сна...» Не жалоба и не просьба, но обиняками высказанная надежда на содействие всегда отзывчивого друга. Так и случилось. Каныш Имантаевич прислал открытку в Джезказганскую геологоразведочную экспедицию: «Не следовало бы обижать старого рабочего, пенсионера, пусть он спит без забот, а для этого отправьте ему воз сена с хоздвора экспедиции...»
Казалось бы, совсем ничтожное дело. Стоило ли оно внимания человека, занятого государственными заботами? Но сам Сатпаев считал: раз человек обращается к нему, уповает на помощь академика, нельзя не оправдать его надежды. Делать добро людям! Таков был его девиз. И не было у него разделения: кому помогать, кому отказать, также как не умел он считать одно дело малым, другое большим. Любому частному вопросу президент мог придать общественное звучание.
Как-то приехав в Джезказган, он выступил перед городским активом.
— Хочу еще раз напомнить, товарищи, об уважении к старым нашим кадрам и вообще к людям престарелым, — сказал Каныш Имантаевич. — Многие здесь обращались ко мне с жалобами на невнимание к ним, некоторые пишут даже в Алма-Ату. Возможно, что часть из них пользуется знакомством со мной. Но, спрошу откровенно, не оттого ли случается это, что вы не совсем оправдываете их доверие? Задайте себе вопрос: «Почему они не идут к нам со своей бедой или за советом?» Вот где объяснение их ходатайств ко мне и в другие инстанции. Ведь жалуются не попрошайки и не бродяги, а наши первопроходцы, закаленные в труде кадровые рабочие. Задумайтесь, товарищи!..
V
В 1949 году Канышу Имантаевичу исполнилось пятьдесят лет. Общественность страны широко отметила это событие. Юбилейные торжества прошли в Баянауле, Джезказгане, Алма-Ате. Академика поздравляли десятки научных коллективов, партийные и советские организации почти всех областей Казахстана, учреждения, правления колхозов, отдельные лица, товарищи, старые друзья. В те апрельские дни поступило несколько сот поздравительных телеграмм. Знатного геолога страны поздравили министр металлургической промышленности СССР И.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39