-- Минутку, мистер Кристиан. Всего одну минутку, мой
мальчик. Вам вовсе не нужно полагаться на мое милосердие. Это
замечание мне не нравится.
-- Ну, может, не на ваше. Но в милосердии я нуждаюсь.
-- Возможно, вы в нем и нуждаетесь, однако на мое
милосердие вам полагаться совершенно не нужно. Вам не следует
даже мысли такой допускать. Я предлагаю вам возможность принять
на себя определенную роль в рамках нашего возвышенного
служения. Я сознаю, что людей заурядных это занятие не
привлекает. но я вам вот что скажу. Я хорошо разбираюсь в
людях. И я различаю в вас, Кристиан, творческие способности,
которые позволят вам посвятить жизнь выполнению этой
благородной миссии. Я убежден, что вы сможете добиться
выдающегося положения.
-- Вы хотите, чтобы я приходил сюда и возился здесь с
мертвецами. С людьми, которых я даже не знаю.
-- Если вы пожелаете посвятить себя этому священному
ремеслу, я буду только рад. Но я предпочел бы, чтобы вы были
как бы лицом нашего дома. Ну и возможно, внештатным помощником
в студии.
-- Внештатным помощником. Чтоб мне пропасть, мистер Вайн.
-- Вы, может быть, удивитесь, мистер Кристиан, но именно
эта часть моей работы наполняет меня величайшей гордостью, не
говоря уж, -- а большинству людей я бы этого и не сказал, -- об
удовольствии. Если вы найдете, что она лишает вас душевного
покоя, я ни на чем настаивать не буду. Истинная природа ваших
обязанностей здесь будет состоять в том, чтобы умерять горе
осиротевших членов семьи. Исполнять своего рода благодетельные
формальности, выказывая сочувствие, столь необходимое, когда
перед семьей разверзается смертная бездна. Я знаю, вы человек
искренний. Я знаю, что вам присуща культура и элегантность
манер. Всем этим вы обладаете, Кристиан.
-- Сколько я вам должен, мистер Вайн.
-- Вам нет необходимости задавать мне этот вопрос.
-- И все же, сколько.
-- Четыреста восемьдесят шесть долларов, сорок два цента.
Включая налоги.
-- Мама родная.
-- Мистер Кристиан, тут нет ничего страшного. Не надо так
пугаться.
-- А как вы хотите чтоб я пугался. Эти деньги вместе со
ста восемьюдесятью шестью долларами, которые я должен
пароходной компании, составляют почти семь сотен. Как я смогу
их выплатить.
-- Выслушайте меня, мистер Кристиан. Я уже говорил вам
прежде и скажу еще раз. Я ни из кого денег клещами не тяну. В
моем бизнесе большинство людей оплачивает свои счета. Назовите
это суеверием, но люди не любят делать долги на смерти дорогого
и близкого существа. А если существо близкое, но не так чтобы
очень дорогое, они с тем большей радостью платят за избавление
от него. Так что я не страдаю от недостатка средств и не требую
от вас немедленной уплаты. У вас есть время. Много времени.
-- Сколько.
-- Шесть месяцев. Если потребуется, то и больше. Без
процентов.
-- Восемьдесят шесть долларов в месяц.
-- Восемьдесят один, Кристиан, восемьдесят один доллар и
семь центов.
-- Да, но ко мне того и гляди заявится человек из
пароходной компании.
-- Вы можете без всяких затруднений получить аванс в счет
жалованья.
-- Я стану изгоем.
-- Я был бы менее чем чистосердечен, если бы не признал,
что люди не будут валиться один на другого, запинаясь о край
ковра в спешке пожать вам руку или познакомиться с вами. Даже
из друзей многие от вас отвернутся. Но вы бы удивились, если б
узнали, насколько более глубокие связи с людьми порой дает эта
профессия. Знаете, где я познакомился со своей женой. У
прилавка аптеки, в которой подыскивал губную помаду нужного мне
оттенка. Таковы факты. Я ходил тогда в учениках у владельца
похоронного бюро. Она спросила меня в тон каким волосам и
глазам я пытаюсь подобрать помаду. Перед этим я поднял
коробочку с бикарбонатом соды, которую она обронила. В
благодарность она указала мне нужный оттенок. Именно тот,
который я выбрал сам. Мы вместе вышли на улицу. Никогда я не
видел столь синих глаз и столь белой кожи. Я объяснил ей, зачем
мне нужна помада. Ее это немного смутило, но потом она все
поняла. Мы возвратились в аптеку и выпили по стакану содовой с
малиновым сиропом. До сих пор помню звук наших шагов, ее и
моих, на ступеньках аптеки. У нее были щиколотки, какие
встречаются разве только у ангелов. Через семь месяцев мы
поженились. И в смерти она остается мне столь же близкой.
-- Мистер Вайн.
-- Называйте меня Кларенсом, через "а". Приемные родители
дали мне имя Тобиас, но при крещении я был наречен Кларенсом.
Извините, я на минутку отвлекусь, забыл предупредить мисс
Мускус о произведенных мной изменениях в музыкальной программе.
Мисс Мускус, я счел, что семье Рикардо, четвертый покой,
подойдет нечто более энергичное, но, думается, сейчас, перед
закрытием гроба, музыку следует немного замедлить. О'кей.
Спасибо. Вот вам пример решения, требующего деликатности,
мистер Кристиан, и такие решения приходится принимать
постоянно. Я питаю уверенность, что на вас можно возложить
ответственность подобного рода.
-- Мистер Вайн, я бы не взялся решать, какая мелодия
пригодна для каких похорон.
-- Пожалуйста, называйте меня, если можете, Кларенсом. Мне
бы это было приятно.
-- Пока я не оплатил мой счет, мне было бы удобнее
называть вас мистером Вайном.
-- Что ж, если таковы ваши чувства, будь по-вашему.
Глаза Вайна мерцают в мягком желтоватом свете лампы. Палец
подталкивает вверх и вниз переключатель внутренней связи.
Трепет далекой торжественной музыки. Опрятный маленький узел
черного галстука плотно впаян в тугой воротничок. Сильная
красноватая шея, которую он поворачивает и скручивает. Я стал
бы лицом его заведения. Подпрыгивающим и хлопающим в ладоши на
холоде. Ободряя клиентов. Сюда, ребята. К мистеру Вайну. Знает
скорбь как свои пять пальцев. На пару выйдет дешевле. Его
губная помада пойдет вам куда больше той, которой вы мазались
до сих пор. Вы себе лежите в гробу, а муж прям оторваться от
ваших губ не может. Сюда, ребята, сюда. Со мной случилось то
же, что с Вайном, правда, я свою жену не бальзамировал и
повстречался с ней не в аптеке. Какие крохотные у него ступни.
Он выглядит куда более крупным, чем есть на самом деле.
Человеком, повелевающим армиями и кораблями. И побеждающим в
битвах. Глазея между тем на женские губы. Каковым манером он
теперь и достигает оргазма.
-- Вы что-то призадумались, мистер Кристиан.
-- Просто любуюсь вашими зелеными шторами.
-- Я никогда не впускаю сюда дневного света. Это
подталкивает мой разум к дальним скитаниям. Я ведь техасец,
скитания у меня в крови. Что за прекрасное слово, не правда ли.
Техасец.
-- Да.
-- Мир полон прекрасного. Сегодня ранним утром я пытался
заставить этих сукиных детей убрать машину с моей грузовой
площадки. И мимо прошли три девушки. Они направлялись в
привилегированную частную школу, расположенную чуть дальше в
этом же квартале. Молодые грациозные девушки. Что-то их
рассмешило. Это было прекрасное зрелище. Они не сознавали своей
грации. Девушки из хороших домов в верхней части Ист-Сайда, они
приезжают в этот район железной дорогой. А прямо в тени под ее
эстакадой лежат люди, потерпевшие крах. Мужчины, которые могли
быть такими же, как отцы этих девушек. Много зарабатывать,
нести груз огромной ответственности. А теперь они не
зарабатывают ничего. Я хоронил одного из них. Он все
попрошайничал на углу. Я иногда и сам приезжаю по железной
дороге. И я, бывало, подавал ему четвертак. Всего год назад он
был вице-президентом компании на Уолл-стрит. Но заглянув в
самую глубину его глаз, можно было увидеть, что он родом из
Мичигана -- просто несчастный ребенок, затерявшийся в огромном
городе. Его супруга с детишками и поныне живет в Форест-Хиллс,
в Куинсе, хороший просторный дом сельской архитектуры. И
знаете, никто из них не явился на похороны. Сказали, если
придется, они в состоянии доказать, что не знают, кто он такой.
Вот вам человеческая низость, омерзительная до тошноты. Но я
все еще не утратил веры в природу человека. Встречаются люди,
подобные им. А встречаются и подобные вам. Люди высоких
достоинств. Для определения которых мне довольно просто назвать
вас джентльменом.
-- Сколько мне будут платить.
-- Вы поразительный человек, мистер Кристиан. О'кей, вы
будете получать семьдесят пять в неделю. Плюс аннулирование
долга через шесть месяцев. Пока не набьете руку, поработаете
под началом у Фрица. У него, правда, сейчас пневмония. Но вы
всегда можете попросить совета у мистера Хардвика из нашего
вест-сайдского филиала, если, конечно, поблизости не будет
меня. Он там главный. А пока похозяйничайте здесь с мисс
Мускус. Время от времени советую вам приглашать выпить
какого-нибудь доктора или медицинскую сестру. Они могут
оказаться подспорьем в нашем бизнесе. В девять утра мы все
собираемся здесь, в холле. Так сказать, для разминки.
-- Жмуриков разминаете.
Вайн выпячивает нижнюю губу. Задирает подбородок.
Выжидающе смотрит на выжидающего Кристиана. Делает глубокий
вдох. И медленно выдыхает.
-- Мне не понравилось то, что вы сказали. И надеюсь, что
больше я подобного не услышу. Это слово здесь не в ходу. Я
сознаю, что порой люди вынужденно прибегают к цинизму. Чтобы
совладать со своим страхом. Нередко приходится слышать и
язвительные замечания по нашему адресу. Однако я не меньше
прочих люблю и уважаю занятие, которое меня кормит. Но забудем
об этом. Подождите, пока я открою отделение в фешенебельной
части Ист-Сайда, вот тогда вы сможете себя проявить. Этот
филиал будет предоставлять наилучшие в городе погребальные
услуги. Большей торжественности, способной сообщить
изысканность или внушить благоговение, приличествующее проводам
человека в последний путь, желать уже никому не придется.
Книги в стеклянном шкафу за головою Вайна, тисненые
золотом кожаные переплеты. "Современная погребальная наука",
"Анатомия и посмертная санитария", "Органическая химия",
"Анатомия для бальзамировщиков" и "Руководство по
бальзамированию" Чемпена. Вайн откидывается назад. Пальцы его
крепко сжимают карандаш. На губах улыбка.
-- И еще, мистер Кристиан, в этом костюме вам будет
жарковато. В зимние месяцы термометр у меня показывает в
точности семьдесят восемь с половиной градусов. Скорбь требует
строго выверенной температуры. Уверяю вас. Одно из тех правил,
которые я соблюдаю неукоснительно. Другое -- всегда быть на
высоте. Отсюда вы отправитесь к "Братьям Брукс", угол Мэдисон и
Сорок Четвертой. Скажете на третьем этаже, что я вас прислал.
Они знают, что делать. Это за мой счет. И поверьте, Кристиан, я
очень рад, что вы приняли это решение. Надеюсь, у вас никогда
не будет повода о нем пожалеть.
Вайн встает. Поворачивается к библиотечному шкафу.
Извлекает том "Современной погребальной науки". Сдувает немного
воображаемой пыли и вручает его Кристиану. Уже провожая его под
локоток до двери.
-- Пойдемте, я вас представлю мисс Мускус.
По канареечному ковру пересекаем тускло освещенный холл.
Вот где я буду стоять завтра утром. С тупо ноющей болью, уже
ощущаемой мною в заднице. Мне и теперь уже кажется, что я
провел здесь целую жизнь. Мимо проходят двое мужчин в черных
пальто и шляпах и холеная стройная блондинка в мехах. Вайн
мягко кивает. Губы его произносят слова, которых никто не
способен расслышать. Это, надо полагать, сочувственный шепот.
Темные дверные проемы, зашторенные двери, ведущие в зеленое
мерцание прощальных покоев. Мисс Мускус в темно-коричневом
платье. Поднимается из-за стола. В крохотном кабинетике.
Высокий зеленый конторский шкаф с двумя серебряными кубками
наверху. Колонны с каннелюрами, подпирающие марширующую
барабанщицу.
-- Мисс Мускус, мистер Кристиан будет работать у нас.
-- Я очень рада.
-- Он обладает нужными качествами.
-- Я в этом уверена. Сказать не могу, до чего я рада.
Рукопожатия. Кристиан склоняется к светловолосой мисс
Мускус. Длинные хрупкие пальцы. И мягкая влажная ладонь.
Золотой браслет спадает на запястье, когда она отнимает руку. И
синяя вена вздувается вдоль костяшек. Лицо, покрытое ровным
загаром. Говорит "до свидания" с улыбкой, в которой чувствуется
дух товарищества. Поблескивают зубы. И груди цветут под
коричневой тканью.
Вайн ведет Кристиана под руку. Мимо готически заостренных
дверей часовни. Внутри которой в стоящей на алтаре синего
стекла дарохранительнице с золотым верхом горят четыре свечи.
Вот и еще один цвет получил свой шанс. Под круглым сводом две
коленопреклоненных фигуры. Похожие на маленьких детей. Поникшие
головы, согбенные хрупкие плечи. Сердце мое колотится. Пока мы
продвигаемся в том направлении. Туда, к той самой двери.
-- А теперь сюда, Корнелиус, вас не смущает, что я назвал
вас Корнелиусом.
-- Нет.
Узенькая прихожая. Здесь холоднее. Наставление пожарного
департамента на стене. Топор с красной ручкой в стальных
зажимах. За стеклянной дверцей здоровенное медное рыло
брезентового рукава, намотанного на медное колесо. Что может
загореться в такой холодрыге. Дверь растворяется. Не могу
отвести глаз. Некуда глядеть, разве что на потолок с двумя
большими квадратами световых люков. Холодный серый свет на двух
фигурах в белых халатах и масках. Каждая склонилась над еще
более хладным телом. Головы покойников откинуты на столы из
нержавеющей стали. Еще двое под зелеными простынями. Тележки с
трубками, рулонами ваты, бутылками. И запах в воздухе. Который
въедается в легкие. Чтобы уж больше их не покинуть. Скрючивая
пальцы на ступнях. Как же я теперь выйду отсюда. Унизительно,
когда тебя так растягивают. Протыкая ноздри иголкой с ниткой.
Вкатывая целые колбы жидкости в руку. Которой ты не можешь
поднять, чтобы дать насильнику в рыло. Хватит.
Вайн резко оборачивается, ловя покачнувшегося и нырнувшего
головою вперед Кристиана. С губ его с шумом срывается воздух.
Похоронщики бегут, огибая столы. Один подхватывает Кристиана за
спину, другой за ноги. Вайн держит голову и плечи. Втроем
укладывают его на бальзамировочный стол. Распускают галстук.
Расстегивают рубашку. Отчего отлетает еще одна пуговица.
Катится по красным плиткам пола. И замирает. Пара дырочек в
перламутре -- хоть для глаз, хоть для нитки. Пришейте ее
обратно, пожалуйста.
Покуда
Не наступила
Фатальная
Трупность
Вкупе с финальным
Окоченением.
5
Утро понедельника белым-бело от снега. Повалившего ночью.
Шум машин невнятно доносится с дальнего конца улицы, оттуда,
где она пересекается с авеню. Просыпаюсь и вижу сосульки на
оконной фрамуге. Первый рабочий день, а я уже опоздал на час. В
этом доме и унцией тепла не разживешься.
Кристиан влезает в темный твидовый костюм. Чуть увлажняет
волосы. Сдержанно мочится в умывальник. Веющий мочою парок
ударяет в ноздри. Снаружи еще падают хлопья. Мужчина в куртке
из грубой шотландки, в кожаной шапочке и черных меховых
наушниках разгребает лопатой снег. К железной оградке привязан
полицейский пес. Сейчас пойду глядеть смерти в лицо. День за
днем.
Глухие звуки, указывающие на приближение мусорщиков. По
радио сообщают температуру, двадцать два градуса. Напротив
через улицу на окне открываются ставни. В воскресенье я
наблюдал, как эта девушка раздевалась. На ней красное кимоно.
Берет бутылку с молоком. Сняла с себя все до белья, а закончив
расчесывать волосы, погасила свет. Никого не волнует, что ты не
досмотрел представления до конца.
Кристиан пересекает темный холл, направляясь в ванную
комнату. Чтобы снова узреть этот цвет. Подобный волне тошноты.
В зеленом море печали. Вонь формалина. Все еще чувствую
слабость. Всякий раз, как вспомню о том холодном дне. Позже
Вайн налил мне стакан бренди из обнаружившейся в
бальзамировочной бутылки. Я поспешил убраться на улицу. Мисс
Мускус одарила меня еще одним влажным рукопожатием, надолго
приставшим к ладони. Поехал подземкой на юг. И стоял, поджидая
парома.
1 2 3 4 5 6 7