Я не отстаю.
– Выходит, вот почему уже неделя, как ты и носа сюда не кажешь, угадал?
– Да нет, не угадал.
– Мы все ждем. Пьер не произносит больше ни слова. Полицейский снова переходит в наступление:
– Если я правильно понял, вы уверены, что господин Альфонсо знает, кто это сделал, и просто не желает сказать… Так, что ли?
– Да, именно так я и думаю.
– Все головы поворачиваются в сторону Альфонсо. Клер вскакивает с места. А вот Альфонсо, тот даже ухом не повел.
– Что это с тобой, Пьер? Ты что, рехнулся, что ли?
– Ты уж извини, Робер.
– Что это тебе взбрело в голову?
– Да так, Робер, видно, просто чересчур газет начитался… Мне вдруг показалось, будто Альфонсо что-то от нас скрывает, а сразу смириться с этим духу не хватило…
– Значит, поэтому ты так долго не показывался?
– Да нет, вовсе не поэтому.
– Тогда почему же?
– Это вас не касается.
– Альфонсо поднимается со стула, направляется в сторону Пьера. Никогда еще мне не приходилось видеть его в таком гневе.
– Ладно, Пьер, пусть даже у меня и есть кое-какие догадки насчет этого убийства, неужели ты и вправду хочешь, чтобы я сказал это ему? Да что это с тобой? Ответь же мне, Пьер, не молчи.
– Просто мне вдруг очень захотелось узнать, как все было на самом деле. Ничего не мог с собой поделать, вот и все.
– Позвольте-ка мне угостить вас еще разок? Прошу вас, господин Робер.
– Зря вы, сударь, так тратитесь на нашу выпивку. Тут, знаете ли, от такого не отказываются.
– Делайте, что я сказал, о чем разговор…
– Пьер выглядел подавленным. Альфонсо заметно успокоился. Подошел к Пьеру, положил ему руку на плечо. Клер даже не шелохнулась, так и стояла, переводя взгляд с одного на другого.
– Послушай, всем известно, что ты никогда не спишь и вечно слоняешься по лесу. Всем известно, что ты знаешь всех в округе, живешь в лесу, а никто не разубедит меня, что все это произошло именно в лесу. Вот мне и подумалось: уж у кого-кого, а у тебя-то должны же быть на этот счет хоть какие-то догадки. И потом, конечно, тут и легавый меня попутал, очень уж обаятельный попался тип.
– Ладно, Пьер, хватит.
– Договорились.
– Но господин Альфонсо так и не сказал, ошибся господин Пьер в своих догадках или нет?
– Все снова уставились на Альфонсо.
– А что Клер, ничего?
– Нет, насколько мне помнится, сделала какое-то движение, но уже в сторону легавого.
– Да бросьте, я все это выдумал. Оставьте вы его в покое.
– Но у меня и в мыслях не было допрашивать господина Альфонсо. Так что не волнуйтесь. Это я просто так, к слову.
– Шел бы ты домой, Альфонсо.
– Нет, не пойду.
– Это Пьер, он опять за свое.
– Может, хоть ты что-нибудь скажешь, а?
– Сами найдут, без меня справятся. Не так ли, сударь?
– Раз вы так говорите, господин Альфонсо, стало быть, знаете не хуже меня, что преступление совершено именно здесь, в Виорне, разве не так?
– В ночь с седьмого на восьмое апреля?
– И именно в лесу, неподалеку от вашего дома, в пятидесяти метрах от виадука, прямо на краю откоса, ведь так?
– Альфонсо не отвечает. Смеется. Потом все долго молчат. И наконец Альфонсо отвечает:
– Да, вы правы. В лесу, в полусотне метров от виадука. Я слышал крики.
– Клер встрепенулась. Почти вплотную подошла к легавому. Про нее все как-то забыли.
– Это было вовсе не в лесу.
– Все, баста, я сыт по горло вашими намеками. Или говорите, что у вас на уме, или молчите. К чему заводить все эти разговоры, а потом замолкать на полуслове. Хватит, не то я закрываю лавочку.
– Что это ты там несешь, Клер? Эй, Кле-ер! Очнись, Клер!
– Это было вовсе не в лесу.
– Да не слушайте вы ее, сударь, она сама не знает, что несет, видно, совсем рехнулась, на сей раз окончательно и бесповоротно, может, вам этого и не понять, но уж я-то знаю свою жену, поверьте, она не в своем уме…
– Кажется, вы собирались мне что-то сказать, мадам, я не ошибся?
– Пьер хватает Клер и оттаскивает ее подальше от легавого. Она вырывается и снова возвращается к легавому. Легавый очень спокоен, улыбается.
– Так вы хотели мне что-то сказать, мадам?
– Да, хотела.
– Тут в разговор встревает та девица, видно, настал ее черед.
– Это нелегко произнести вслух, то, что собирается сказать вам эта дама, не так ли, мадам?
– Вы ведь хотели поделиться с нами чем-то насчет вашей кузины, Марии-Терезы Буске, не так ли, мадам?
– Это было как гром с ясного неба.
– Подумать только!
– Выходит, вы ее знали?..
– Но… откуда?..
– Мы всех знаем.
– Но Мария-Тереза Буске… она ведь уехала, сударь, с чего это вы о ней?
– Все, Пьер, я закрываю!
– Нам ведь некуда спешить, не так ли, мадам?
– Я ведь уже сказал, Пьер, если ты не уймешься, я закрываю лавочку!
– Не кипятитесь, сударь, ничего вы не закроете. А вы, мадам, подойдите-ка сюда, ко мне, поближе, еще ближе, пойдемте со мной.
– Пьер, Пье-ер, ты слышишь, все, я закрываю!
– Альфонсо не проронил ни звука. Он не сводил глаз с Клер.
– Да что это на вас нашло? Ведь Мария-Тереза уехала в Кагор, она сама вам об этом скажет. Ну же, Кле-ер!
– И каким же, по-вашему, манером, мадам, покинула нас Мария-Тереза?
– Зря вы это, сударь, она вам все равно ничего не ответит, она всегда так, от нее слова не добьешься, когда ей задаешь прямые вопросы, оставьте вы ее, пусть сама заговорит. Эй, Кле-ер! Вот видите, теперь она уже ни за что не ответит. И потом, не понимаю, зачем вам все это надо? Насколько мне известно, Мария-Тереза уложила свои вещички и села на автобус, что идет до Аустерлицкого вокзала. Просто проснулась утром и решила, а почему бы ей не проехаться в родные места, вот и все, обычное дело, сударь…
– А вы видели, как она уезжала?
– Послушай, Пьер, пойми ты, ведь никто из нас не знал, что она уехала, вот мы и удивились, но уж ты-то наверняка видел, когда она уезжала… Так и скажи… А то вот и я тоже все думаю, что это ее совсем не видать, интересно, куда же это она подевалась, наша Мария-Тереза…
– Эй, Пьер… да скажи же ты наконец.
– Зря вы сомневаетесь, сударь, вот увидите, она непременно вернется из Кагора. Ведь правда, Клер? Видите, она опять ничего не отвечает, вот беда, ну что с ней поделаешь… эх, если бы знали… Но мне-то она сказала… они простились на пороге дома. И Клер дождалась, покуда не отъехал автобус. Ну скажи, ведь правда, Кле-ер?..
– Альфонсо! Альфонсо!.. Альфо-о-онсо!..
– Это Альфонсо совсем было собрался уйти. Клер зовет его.
– Альфо-о-онсо-о-о-о!..
– Мадам, я пришел сюда ради вас. Не бойтесь. Скажите нам то, что вы хотели сказать.
– Клер! Кле-е-ер!…
– Это Пьер пытается помешать ей говорить.
– Кле-е-е-ер!..
– А потом никто уже больше не проронил ни единого слова.
– Это было вовсе не в лесу, я убила Марию-Терезу Буске в погребе в четыре часа утра.
– Мы знали, что убитая была Мария-Тереза Буске, но не были уверены, кто из вас троих убийца. На обрубках тела жертвы были углем написаны слова: «Кагор» и «Альфонсо». Газетам было запрещено писать об этом. Мадам, вам придется пройти вместе с нами.
– А Пьер Ланн, он никогда не говорил с вами о своей жене?
– Нет, никогда, думаю, ни с кем. Но мы с Альфонсо, уж мы-то знали.
– О чем?
– Что рано или поздно она окончательно свихнется и в конце концов Пьеру все равно придется с ней расстаться… Если подумать, все произошло так, будто мы сами отдали ее в лапы полиции.
– И больше она ничего не сказала?
– Нет, ничего. Покорно дала себя увести. Она была буквально зачарована этим человеком. Когда говорила, то не сводила с него глаз, точно это он ей все диктовал, слово в слово.
– Послушать вас, создается впечатление, будто сами вы не до конца поверили в признание Клер, я не прав? Если вы по каким-то причинам предпочтете не отвечать на мои вопросы, это ваше право.
– В таком случае, я воздержусь от ответа.
– Знай вы раньше, что она виновна, попытались ли бы вы, Робер Лами, защитить ее от полиции?
– Предпочитаю не отвечать.
– Считаете ли вы, что, знай Альфонсо, что она виновна в этом убийстве, он бы защитил ее от полиции?
– Да, считаю.
– Но ведь в тот вечер Альфонсо почти ничего не сделал, чтобы не дать ее в обиду, разве не так?
– Вы же слышали, один раз он сказал, что уходит домой, а она задержала его, возразив, что еще рано. И еще раз – уже в конце – она позвала – «Альфонсо!» – так, будто звала на помощь. Тогда он уж было совсем направился к двери, снова пытался уйти.
Хотя вы правы, он мог бы сделать и больше. Мог бы силой увести ее оттуда, ему бы она не противилась. Но он этого не сделал. А раз он этого не сделал, стало быть, ничего не знал, не знал, что ее могут арестовать, по-моему, логично, разве нет?
– А вдруг он просто боялся, что, если станет слишком уж настаивать, она окончательно свихнется, спросит, почему ему так приспичило уйти, в общем, наболтает лишнего?
– Вот это мне даже и в голову не приходило. Кто знает, может, это только там, в «Балто», пока полицейский произносил свои речи, он и понял наконец, что же произошло на самом деле, – раньше нас, но все равно слишком поздно, чтобы что-нибудь предпринять. По-моему, теперь нам уже никогда не узнать, что ему было известно, а что нет.
– А как вы считаете, почему он подтвердил выдумку полицейского насчет места преступления?
– Да просто чтобы поиздеваться над ним, вот и все. Он же смеялся, когда говорил, что якобы слышал шум на насыпи у виадука. С таким же успехом он мог бы подтвердить все что угодно.
– Но ведь эта ложь могла дорого ему обойтись, понимаете?
– Да нет, мы же с Пьером были рядом и в случае чего подтвердили бы, что ему просто была охота поиздеваться над полицейским. Он же не повторял такого, когда давал свидетельские показания?
– Насколько мне известно, нет.
– Вот видите.
– А вам самому, вам тогда не показалось, будто полицейский ошибался?
– Да нет, я думал, так оно и было на самом деле. По-моему, Альфонсо был единственным, кто догадался, что полицейский нарочно придумал место преступления. Во-первых, он действительно живет прямо в лесу. Потом, он следил за нашим разговором издалека, вроде как зритель, так что ему было легче заметить, где правда, а где выдумка. К тому же, даже знай Альфонсо, где это произошло на самом деле, он все равно бы и бровью не повел, это уж точно.
– А вот я не уверен. Впрочем, думаю, и вы тоже не вполне.
– Ну, как, по-вашему, он мог догадаться, что она сорвется именно на этом слове, на слове «лес»?
– А какие еще мысли пришли вам в голову после того, как вы прослушали эту пленку?
– Мне подумалось, мы могли бы догадаться, что ей грозит опасность, почти сразу же, как только она появилась в кафе и увидела полицейского. Но на самом деле это вовсе не так. Конечно, все мы немного побаивались за нее, но вовсе не из-за того, что знаем сейчас. Тогда это был страх, как бы полицейский не заметил, что эта женщина немного не в себе. Вот и все.
– И что поведение этой женщины могло навести на нее подозрения, так, что ли?
– Нет, скорее, что она может навести подозрения на кого-то из нас. А насчет нее, это нам и в голову не приходило. Альфонсо… он был такой наивный, беззащитный, так что, честно говоря, лично я очень рад, что он уехал из Франции. Да я и сам подумываю смыться из Виорна. Что-то не живется мне больше здесь, ничего не могу с собой поделать…
– Скажите, а зачем вам понадобилось говорить мне, что вы опасались, как бы полицейский не заподозрил, будто Клер не в себе?
– Я сказал это на тот случай, если бы полицейский сообщил, что все мы в тот вечер выглядели немного странно, будто все скопом боялись одного и того же. Будто всех нас связывала какая-то общая тайна.
– Вы говорите так, будто все вы тогда были заодно против полиции.
– Само собой, а как же иначе…
– Полицейский сообщил только одну вещь, что Альфонсо в начале того вечера почти все время молчал – и не сводил глаз с Клер.
– Да он всегда был такой, слова не вытянешь. Но, конечно, откуда бы это знать полицейскому?.. Так что сами видите, у нас были все основания держаться настороже.
– А сами вы, вы ведь тогда больше всего боялись именно за Альфонсо, разве не так?
– Думаю, так оно и было, хоть и не скажу, чтобы я вполне отдавал себе в этом отчет.
– А как вел себя Пьер Ланн?
– Я уже говорил вам, поначалу в тот вечер он показался мне каким-то встревоженным. Теперь-то я мог бы сказать и больше – испуганным. Но все равно бы ошибся: на первый взгляд могло показаться, будто он весь вечер умирал со страху, как бы Клер не заговорила об отъезде Марии-Терезы Буске в Кагор. Поскольку теперь мне известно – глупо было бы отрицать очевидное, что именно это она и сказала ему в то утро, когда произошло убийство, – я и подумал: так вот чего он так боялся… Но теперь знаю: и тут я был неправ. Даже больше того, уверен. Скорей всего, он был просто-напросто до смерти напуган тем, что с ним станет после отъезда кузины, оставившей его один на один с Клер. Как жить дальше вдвоем с этой женщиной? Вот что по-настоящему мучило его в тот вечер. Все это пришло мне в голову только сейчас, пока я разговаривал с вами.
– А вам ни разу не доводилось бывать дома у Ланнов?
– Нет, никогда. У нас в городке как-то не принято ходить друг к другу в гости. Хоть это и не мешает нам знать друг о друге множество всяких вещей, если разобраться, почти все.
– Вы считаете нормальным утверждение Пьера Ланна, будто ему бы никогда и в голову не пришло подумать о пересечении железнодорожных путей?
– Конечно, а кому бы это могло прийти в голову?..
– А как, по-вашему, он изменился в последнее время, я имею в виду душевное состояние, так сказать, моральный дух?
– Последних несколько лет его просто не узнать, он стал совсем другим человеком. Вам, должно быть, известно, что он выставлял свою кандидатуру в Виорнский муниципальный совет? Да-да. Пять лет назад. Но его не выбрали, и это было для него большим ударом.
Не думаю, чтобы он стал говорить об этом с вами. Политика была его страстью. Он долго не решался. А потом вдруг взял да и выставил свою кандидатуру. Здесь, в Виорне, у него была безупречная репутация, так что вряд ли он сомневался, что все выйдет само собой. Но просчитался.
– Это ведь отчасти из-за жены его тогда не выбрали, правда?
– Вам так сказали?
– Да нет. А сами-то вы как думаете?
– Были такие слухи. Но еще говорили, будто он уже не в том возрасте, немного староват для политики. А некоторым не нравилось, что слишком уж ходок по женской части.
– А что вам было известно о ней самой?
– О ней-то? Да кто ж не видел, как она сидела на лавочке у себя в саду? А последнее время проходишь мимо – раз узнает, а раз и в упор не увидит, будто вас и вовсе нет. И еще лентяйка каких мало, этого тоже не скроешь. Все знали, что весь дом у них держался только на одной Марии-Терезе Буске.
Должно быть, такое случается куда чаще, чем принято думать, – этакие тихие помешанные, которых оберегает вся округа. Покуда не разразится катастрофа…
– А о ее прошлом, до того, как она появилась в Виорне, об этом вам что-нибудь известно?
– Нет, я знаю лишь то, что было в Виорне. К примеру, как и многие здесь, знаю, что он изменял ей направо-налево, но ей было все равно. А вот насчет их прошлого в Кагоре, когда они были молодые, тут ничего не могу сказать…
– А не знаете ли вы о них чего-нибудь такого, что было бы неизвестно другим?
– Что он был несчастлив…
– Из-за нее?
– Да нет, вряд ли, она ведь не занимала слишком важного места в его жизни. Скорее из-за того, что надвигалась старость, а стало быть, ему волей-неволей пришлось бы умерить свой пыл по женской части, во всяком случае, не так, как раньше… Вот здесь он был по-настоящему безутешен. Само собой, он так прямо не говорил мне об этом, но я все равно догадывался.
– Скажите, а он не стыдился своей жены?
– Да нет, стыдился – это, пожалуй, не то слово. Она ведь никогда не делала ничего такого, чтобы ее можно было стыдиться. Скорее, боялся, как бы она чего не выкинула, чего-нибудь такого, из-за чего ее могли бы принять за сумасшедшую, – но только перед посторонними. А перед нами нет. Всякий раз, когда она принималась рассказывать свои небылицы, мы просто не обращали внимания, пусть себе несет что придет в голову. Вот Альфонсо, тот иногда слушал. А мы с Пьером – нет, говорили себе о чем-то своем и внимания не обращали…
Случалось, мы сидели вчетвером вплоть до самого закрытия. Мне нравилось болтать с ним. Он был неглуп, всегда в курсе всех событий. В общем, симпатичный мужик, славный, и насколько она была не в себе, настолько же он всегда был такой спокойный, уравновешенный, трезво смотрел на вещи.
– И что же она говорила, когда на нее находило такое?
– Ах, да невесть что, все, что взбредет в голову. О том, что видела на улице, по телику… У нее была такая манера рассказывать свои истории, которая очень смешила Альфонсо, она прекрасно это знала, поэтому часто пересказывала ему фильмы, что смотрела по телевизору. Я, признаться, не мог все это слушать. На меня все эти россказни всегда наводили смертельную скуку. На Пьера тоже. А вот на Альфонсо нет. Все зависит от человека…
– И… как же все это выглядело?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12
– Выходит, вот почему уже неделя, как ты и носа сюда не кажешь, угадал?
– Да нет, не угадал.
– Мы все ждем. Пьер не произносит больше ни слова. Полицейский снова переходит в наступление:
– Если я правильно понял, вы уверены, что господин Альфонсо знает, кто это сделал, и просто не желает сказать… Так, что ли?
– Да, именно так я и думаю.
– Все головы поворачиваются в сторону Альфонсо. Клер вскакивает с места. А вот Альфонсо, тот даже ухом не повел.
– Что это с тобой, Пьер? Ты что, рехнулся, что ли?
– Ты уж извини, Робер.
– Что это тебе взбрело в голову?
– Да так, Робер, видно, просто чересчур газет начитался… Мне вдруг показалось, будто Альфонсо что-то от нас скрывает, а сразу смириться с этим духу не хватило…
– Значит, поэтому ты так долго не показывался?
– Да нет, вовсе не поэтому.
– Тогда почему же?
– Это вас не касается.
– Альфонсо поднимается со стула, направляется в сторону Пьера. Никогда еще мне не приходилось видеть его в таком гневе.
– Ладно, Пьер, пусть даже у меня и есть кое-какие догадки насчет этого убийства, неужели ты и вправду хочешь, чтобы я сказал это ему? Да что это с тобой? Ответь же мне, Пьер, не молчи.
– Просто мне вдруг очень захотелось узнать, как все было на самом деле. Ничего не мог с собой поделать, вот и все.
– Позвольте-ка мне угостить вас еще разок? Прошу вас, господин Робер.
– Зря вы, сударь, так тратитесь на нашу выпивку. Тут, знаете ли, от такого не отказываются.
– Делайте, что я сказал, о чем разговор…
– Пьер выглядел подавленным. Альфонсо заметно успокоился. Подошел к Пьеру, положил ему руку на плечо. Клер даже не шелохнулась, так и стояла, переводя взгляд с одного на другого.
– Послушай, всем известно, что ты никогда не спишь и вечно слоняешься по лесу. Всем известно, что ты знаешь всех в округе, живешь в лесу, а никто не разубедит меня, что все это произошло именно в лесу. Вот мне и подумалось: уж у кого-кого, а у тебя-то должны же быть на этот счет хоть какие-то догадки. И потом, конечно, тут и легавый меня попутал, очень уж обаятельный попался тип.
– Ладно, Пьер, хватит.
– Договорились.
– Но господин Альфонсо так и не сказал, ошибся господин Пьер в своих догадках или нет?
– Все снова уставились на Альфонсо.
– А что Клер, ничего?
– Нет, насколько мне помнится, сделала какое-то движение, но уже в сторону легавого.
– Да бросьте, я все это выдумал. Оставьте вы его в покое.
– Но у меня и в мыслях не было допрашивать господина Альфонсо. Так что не волнуйтесь. Это я просто так, к слову.
– Шел бы ты домой, Альфонсо.
– Нет, не пойду.
– Это Пьер, он опять за свое.
– Может, хоть ты что-нибудь скажешь, а?
– Сами найдут, без меня справятся. Не так ли, сударь?
– Раз вы так говорите, господин Альфонсо, стало быть, знаете не хуже меня, что преступление совершено именно здесь, в Виорне, разве не так?
– В ночь с седьмого на восьмое апреля?
– И именно в лесу, неподалеку от вашего дома, в пятидесяти метрах от виадука, прямо на краю откоса, ведь так?
– Альфонсо не отвечает. Смеется. Потом все долго молчат. И наконец Альфонсо отвечает:
– Да, вы правы. В лесу, в полусотне метров от виадука. Я слышал крики.
– Клер встрепенулась. Почти вплотную подошла к легавому. Про нее все как-то забыли.
– Это было вовсе не в лесу.
– Все, баста, я сыт по горло вашими намеками. Или говорите, что у вас на уме, или молчите. К чему заводить все эти разговоры, а потом замолкать на полуслове. Хватит, не то я закрываю лавочку.
– Что это ты там несешь, Клер? Эй, Кле-ер! Очнись, Клер!
– Это было вовсе не в лесу.
– Да не слушайте вы ее, сударь, она сама не знает, что несет, видно, совсем рехнулась, на сей раз окончательно и бесповоротно, может, вам этого и не понять, но уж я-то знаю свою жену, поверьте, она не в своем уме…
– Кажется, вы собирались мне что-то сказать, мадам, я не ошибся?
– Пьер хватает Клер и оттаскивает ее подальше от легавого. Она вырывается и снова возвращается к легавому. Легавый очень спокоен, улыбается.
– Так вы хотели мне что-то сказать, мадам?
– Да, хотела.
– Тут в разговор встревает та девица, видно, настал ее черед.
– Это нелегко произнести вслух, то, что собирается сказать вам эта дама, не так ли, мадам?
– Вы ведь хотели поделиться с нами чем-то насчет вашей кузины, Марии-Терезы Буске, не так ли, мадам?
– Это было как гром с ясного неба.
– Подумать только!
– Выходит, вы ее знали?..
– Но… откуда?..
– Мы всех знаем.
– Но Мария-Тереза Буске… она ведь уехала, сударь, с чего это вы о ней?
– Все, Пьер, я закрываю!
– Нам ведь некуда спешить, не так ли, мадам?
– Я ведь уже сказал, Пьер, если ты не уймешься, я закрываю лавочку!
– Не кипятитесь, сударь, ничего вы не закроете. А вы, мадам, подойдите-ка сюда, ко мне, поближе, еще ближе, пойдемте со мной.
– Пьер, Пье-ер, ты слышишь, все, я закрываю!
– Альфонсо не проронил ни звука. Он не сводил глаз с Клер.
– Да что это на вас нашло? Ведь Мария-Тереза уехала в Кагор, она сама вам об этом скажет. Ну же, Кле-ер!
– И каким же, по-вашему, манером, мадам, покинула нас Мария-Тереза?
– Зря вы это, сударь, она вам все равно ничего не ответит, она всегда так, от нее слова не добьешься, когда ей задаешь прямые вопросы, оставьте вы ее, пусть сама заговорит. Эй, Кле-ер! Вот видите, теперь она уже ни за что не ответит. И потом, не понимаю, зачем вам все это надо? Насколько мне известно, Мария-Тереза уложила свои вещички и села на автобус, что идет до Аустерлицкого вокзала. Просто проснулась утром и решила, а почему бы ей не проехаться в родные места, вот и все, обычное дело, сударь…
– А вы видели, как она уезжала?
– Послушай, Пьер, пойми ты, ведь никто из нас не знал, что она уехала, вот мы и удивились, но уж ты-то наверняка видел, когда она уезжала… Так и скажи… А то вот и я тоже все думаю, что это ее совсем не видать, интересно, куда же это она подевалась, наша Мария-Тереза…
– Эй, Пьер… да скажи же ты наконец.
– Зря вы сомневаетесь, сударь, вот увидите, она непременно вернется из Кагора. Ведь правда, Клер? Видите, она опять ничего не отвечает, вот беда, ну что с ней поделаешь… эх, если бы знали… Но мне-то она сказала… они простились на пороге дома. И Клер дождалась, покуда не отъехал автобус. Ну скажи, ведь правда, Кле-ер?..
– Альфонсо! Альфонсо!.. Альфо-о-онсо!..
– Это Альфонсо совсем было собрался уйти. Клер зовет его.
– Альфо-о-онсо-о-о-о!..
– Мадам, я пришел сюда ради вас. Не бойтесь. Скажите нам то, что вы хотели сказать.
– Клер! Кле-е-ер!…
– Это Пьер пытается помешать ей говорить.
– Кле-е-е-ер!..
– А потом никто уже больше не проронил ни единого слова.
– Это было вовсе не в лесу, я убила Марию-Терезу Буске в погребе в четыре часа утра.
– Мы знали, что убитая была Мария-Тереза Буске, но не были уверены, кто из вас троих убийца. На обрубках тела жертвы были углем написаны слова: «Кагор» и «Альфонсо». Газетам было запрещено писать об этом. Мадам, вам придется пройти вместе с нами.
– А Пьер Ланн, он никогда не говорил с вами о своей жене?
– Нет, никогда, думаю, ни с кем. Но мы с Альфонсо, уж мы-то знали.
– О чем?
– Что рано или поздно она окончательно свихнется и в конце концов Пьеру все равно придется с ней расстаться… Если подумать, все произошло так, будто мы сами отдали ее в лапы полиции.
– И больше она ничего не сказала?
– Нет, ничего. Покорно дала себя увести. Она была буквально зачарована этим человеком. Когда говорила, то не сводила с него глаз, точно это он ей все диктовал, слово в слово.
– Послушать вас, создается впечатление, будто сами вы не до конца поверили в признание Клер, я не прав? Если вы по каким-то причинам предпочтете не отвечать на мои вопросы, это ваше право.
– В таком случае, я воздержусь от ответа.
– Знай вы раньше, что она виновна, попытались ли бы вы, Робер Лами, защитить ее от полиции?
– Предпочитаю не отвечать.
– Считаете ли вы, что, знай Альфонсо, что она виновна в этом убийстве, он бы защитил ее от полиции?
– Да, считаю.
– Но ведь в тот вечер Альфонсо почти ничего не сделал, чтобы не дать ее в обиду, разве не так?
– Вы же слышали, один раз он сказал, что уходит домой, а она задержала его, возразив, что еще рано. И еще раз – уже в конце – она позвала – «Альфонсо!» – так, будто звала на помощь. Тогда он уж было совсем направился к двери, снова пытался уйти.
Хотя вы правы, он мог бы сделать и больше. Мог бы силой увести ее оттуда, ему бы она не противилась. Но он этого не сделал. А раз он этого не сделал, стало быть, ничего не знал, не знал, что ее могут арестовать, по-моему, логично, разве нет?
– А вдруг он просто боялся, что, если станет слишком уж настаивать, она окончательно свихнется, спросит, почему ему так приспичило уйти, в общем, наболтает лишнего?
– Вот это мне даже и в голову не приходило. Кто знает, может, это только там, в «Балто», пока полицейский произносил свои речи, он и понял наконец, что же произошло на самом деле, – раньше нас, но все равно слишком поздно, чтобы что-нибудь предпринять. По-моему, теперь нам уже никогда не узнать, что ему было известно, а что нет.
– А как вы считаете, почему он подтвердил выдумку полицейского насчет места преступления?
– Да просто чтобы поиздеваться над ним, вот и все. Он же смеялся, когда говорил, что якобы слышал шум на насыпи у виадука. С таким же успехом он мог бы подтвердить все что угодно.
– Но ведь эта ложь могла дорого ему обойтись, понимаете?
– Да нет, мы же с Пьером были рядом и в случае чего подтвердили бы, что ему просто была охота поиздеваться над полицейским. Он же не повторял такого, когда давал свидетельские показания?
– Насколько мне известно, нет.
– Вот видите.
– А вам самому, вам тогда не показалось, будто полицейский ошибался?
– Да нет, я думал, так оно и было на самом деле. По-моему, Альфонсо был единственным, кто догадался, что полицейский нарочно придумал место преступления. Во-первых, он действительно живет прямо в лесу. Потом, он следил за нашим разговором издалека, вроде как зритель, так что ему было легче заметить, где правда, а где выдумка. К тому же, даже знай Альфонсо, где это произошло на самом деле, он все равно бы и бровью не повел, это уж точно.
– А вот я не уверен. Впрочем, думаю, и вы тоже не вполне.
– Ну, как, по-вашему, он мог догадаться, что она сорвется именно на этом слове, на слове «лес»?
– А какие еще мысли пришли вам в голову после того, как вы прослушали эту пленку?
– Мне подумалось, мы могли бы догадаться, что ей грозит опасность, почти сразу же, как только она появилась в кафе и увидела полицейского. Но на самом деле это вовсе не так. Конечно, все мы немного побаивались за нее, но вовсе не из-за того, что знаем сейчас. Тогда это был страх, как бы полицейский не заметил, что эта женщина немного не в себе. Вот и все.
– И что поведение этой женщины могло навести на нее подозрения, так, что ли?
– Нет, скорее, что она может навести подозрения на кого-то из нас. А насчет нее, это нам и в голову не приходило. Альфонсо… он был такой наивный, беззащитный, так что, честно говоря, лично я очень рад, что он уехал из Франции. Да я и сам подумываю смыться из Виорна. Что-то не живется мне больше здесь, ничего не могу с собой поделать…
– Скажите, а зачем вам понадобилось говорить мне, что вы опасались, как бы полицейский не заподозрил, будто Клер не в себе?
– Я сказал это на тот случай, если бы полицейский сообщил, что все мы в тот вечер выглядели немного странно, будто все скопом боялись одного и того же. Будто всех нас связывала какая-то общая тайна.
– Вы говорите так, будто все вы тогда были заодно против полиции.
– Само собой, а как же иначе…
– Полицейский сообщил только одну вещь, что Альфонсо в начале того вечера почти все время молчал – и не сводил глаз с Клер.
– Да он всегда был такой, слова не вытянешь. Но, конечно, откуда бы это знать полицейскому?.. Так что сами видите, у нас были все основания держаться настороже.
– А сами вы, вы ведь тогда больше всего боялись именно за Альфонсо, разве не так?
– Думаю, так оно и было, хоть и не скажу, чтобы я вполне отдавал себе в этом отчет.
– А как вел себя Пьер Ланн?
– Я уже говорил вам, поначалу в тот вечер он показался мне каким-то встревоженным. Теперь-то я мог бы сказать и больше – испуганным. Но все равно бы ошибся: на первый взгляд могло показаться, будто он весь вечер умирал со страху, как бы Клер не заговорила об отъезде Марии-Терезы Буске в Кагор. Поскольку теперь мне известно – глупо было бы отрицать очевидное, что именно это она и сказала ему в то утро, когда произошло убийство, – я и подумал: так вот чего он так боялся… Но теперь знаю: и тут я был неправ. Даже больше того, уверен. Скорей всего, он был просто-напросто до смерти напуган тем, что с ним станет после отъезда кузины, оставившей его один на один с Клер. Как жить дальше вдвоем с этой женщиной? Вот что по-настоящему мучило его в тот вечер. Все это пришло мне в голову только сейчас, пока я разговаривал с вами.
– А вам ни разу не доводилось бывать дома у Ланнов?
– Нет, никогда. У нас в городке как-то не принято ходить друг к другу в гости. Хоть это и не мешает нам знать друг о друге множество всяких вещей, если разобраться, почти все.
– Вы считаете нормальным утверждение Пьера Ланна, будто ему бы никогда и в голову не пришло подумать о пересечении железнодорожных путей?
– Конечно, а кому бы это могло прийти в голову?..
– А как, по-вашему, он изменился в последнее время, я имею в виду душевное состояние, так сказать, моральный дух?
– Последних несколько лет его просто не узнать, он стал совсем другим человеком. Вам, должно быть, известно, что он выставлял свою кандидатуру в Виорнский муниципальный совет? Да-да. Пять лет назад. Но его не выбрали, и это было для него большим ударом.
Не думаю, чтобы он стал говорить об этом с вами. Политика была его страстью. Он долго не решался. А потом вдруг взял да и выставил свою кандидатуру. Здесь, в Виорне, у него была безупречная репутация, так что вряд ли он сомневался, что все выйдет само собой. Но просчитался.
– Это ведь отчасти из-за жены его тогда не выбрали, правда?
– Вам так сказали?
– Да нет. А сами-то вы как думаете?
– Были такие слухи. Но еще говорили, будто он уже не в том возрасте, немного староват для политики. А некоторым не нравилось, что слишком уж ходок по женской части.
– А что вам было известно о ней самой?
– О ней-то? Да кто ж не видел, как она сидела на лавочке у себя в саду? А последнее время проходишь мимо – раз узнает, а раз и в упор не увидит, будто вас и вовсе нет. И еще лентяйка каких мало, этого тоже не скроешь. Все знали, что весь дом у них держался только на одной Марии-Терезе Буске.
Должно быть, такое случается куда чаще, чем принято думать, – этакие тихие помешанные, которых оберегает вся округа. Покуда не разразится катастрофа…
– А о ее прошлом, до того, как она появилась в Виорне, об этом вам что-нибудь известно?
– Нет, я знаю лишь то, что было в Виорне. К примеру, как и многие здесь, знаю, что он изменял ей направо-налево, но ей было все равно. А вот насчет их прошлого в Кагоре, когда они были молодые, тут ничего не могу сказать…
– А не знаете ли вы о них чего-нибудь такого, что было бы неизвестно другим?
– Что он был несчастлив…
– Из-за нее?
– Да нет, вряд ли, она ведь не занимала слишком важного места в его жизни. Скорее из-за того, что надвигалась старость, а стало быть, ему волей-неволей пришлось бы умерить свой пыл по женской части, во всяком случае, не так, как раньше… Вот здесь он был по-настоящему безутешен. Само собой, он так прямо не говорил мне об этом, но я все равно догадывался.
– Скажите, а он не стыдился своей жены?
– Да нет, стыдился – это, пожалуй, не то слово. Она ведь никогда не делала ничего такого, чтобы ее можно было стыдиться. Скорее, боялся, как бы она чего не выкинула, чего-нибудь такого, из-за чего ее могли бы принять за сумасшедшую, – но только перед посторонними. А перед нами нет. Всякий раз, когда она принималась рассказывать свои небылицы, мы просто не обращали внимания, пусть себе несет что придет в голову. Вот Альфонсо, тот иногда слушал. А мы с Пьером – нет, говорили себе о чем-то своем и внимания не обращали…
Случалось, мы сидели вчетвером вплоть до самого закрытия. Мне нравилось болтать с ним. Он был неглуп, всегда в курсе всех событий. В общем, симпатичный мужик, славный, и насколько она была не в себе, настолько же он всегда был такой спокойный, уравновешенный, трезво смотрел на вещи.
– И что же она говорила, когда на нее находило такое?
– Ах, да невесть что, все, что взбредет в голову. О том, что видела на улице, по телику… У нее была такая манера рассказывать свои истории, которая очень смешила Альфонсо, она прекрасно это знала, поэтому часто пересказывала ему фильмы, что смотрела по телевизору. Я, признаться, не мог все это слушать. На меня все эти россказни всегда наводили смертельную скуку. На Пьера тоже. А вот на Альфонсо нет. Все зависит от человека…
– И… как же все это выглядело?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12