— Похоже, вы давно здесь не были…
— Да… Целую вечность. — Она как-то странно посмотрела на меня. — Вы промокли из-за меня. Если хотите, я сварю кофе.
Кажется, она полностью пришла в себя. Мне не хотелось кофе, но, конечно, я не стал отказываться. Хотя обилие загадок начинало меня немного раздражать.
— Тогда пройдите на кухню и подождите минуту. Мне надо переодеться. Она вернулась минуты через три. Одежда всегда очень сильно меняет женщину. Под строгим серым костюмом у нее теперь был тонкий черный свитер. Больше она не походила на заблудившуюся школьницу. Достав из шкафа чашки и с сомнением оглядев их, она отвернула кран, который не сразу поддался ее усилиям, но наконец фыркнул и выплюнул в чашку порцию ржавой коричневой жижи. Несколько секунд она молча рассматривала чашку, потом выплеснула ее содержимое в раковину, повернулась и внимательно посмотрела мне в глава.
— Из моей жизни кто-то украл несколько месяцев. Мне бы очень хотелось знать, какое вы имеете к этому отношение? Я так растерялся, что в ответ на ее вопрос лишь пролепетал:
— Я? Почему я?
— Вчера был май, понимаете, вчера! А сегодня вы подбираете меня на пустынной дороге. И сегодня уже не май, ведь правда?
— Октябрь.
— Октябрь… Находите меня почему-то именно вы — а вчера был май… Как ни странно, в ее вопросах была некая, недоступная моему пониманию, логика. Ведь почему-то же случилось так, что именно я встретил ее, и теперь я уже не был полностью уверен в своей непричастности к тому факту, что сегодня был именно октябрь.
— Действительно… — Я потер лоб. — Здесь что-то не так. Но я плохо соображаю, наверно, от холода, может быть, после кофе?
Шутки не получилось. Она неодобрительно посмотрела на меня, потом механически заглянула в шкафчик.
— Боюсь, что кофе не будет. Нет продуктов. Она открыла хлебницу и с отвращением, словно это была огромная живая гусеница, вынула из нее батон, покрытый длинной бахромой плесени. Мне невольно захотелось на свежий воздух.
— Я схожу в магазин. Здесь недалеко. Она выронила батон и загородила мне дорогу.
— Нет! Вы никуда не уйдете! Не уйдете, пока не объясните мне, что произошло!
— Но я понимаю в этом меньше вас! Я встретил вас совершенно случайно, подвез, и вот теперь вы еще предъявляете какие-то претензии!
— А вчера… Где вы были вчера?
— В институте, на лекции! Потом у меня был коллоквиум, потом семинар! — Я сам не понимал, почему оправдывался с таким раздражением, почему вообще оправдывался.
— И вчера… — она собралась с духом, прежде чем задать следующий вопрос,
— вчера тоже был октябрь?
— И вчера, и позавчера! Вот уже двадцать дней.
— Да… Это странно… Вы можете уйти, если хотите. — Она отошла в сторону, села на стул и уставилась в противоположную стену.
Я не помнил, как оказался в лифте. И только когда начал открывать дверцу машины, заметил, что у меня дрожали руки.
— Итак, ты попросту решил сбежать? — спросил я себя в упор. И тут же понял, что никуда не сбегу и, в какую запутанную, нелепую историю я бы ни попал, голос здравого смысла уже был надо мной не властен.
Когда я вернулся с покупками, она сидела за тем же столиком в кухне. Кажется, она не сразу заметила мое возвращение. И только когда я молча стал возиться у плиты, вдруг тяжело вздохнула, словно просыпаясь, и с отвращением посмотрела на пакеты с едой.
— Вы не могли бы обойтись без кофе?
— Конечно… Собственно, я для вас стараюсь.
— Меня мутит от одного вида пищи: какой-то странный привкус во рту.
— Так бывает, если человек наглотался морской воды. — Я внимательно посмотрел на нее. — Ваше платье было совершенно мокрым… Может быть…
— Не старайтесь понять то, что непонятно мне самой. Я очень устала. Извините, но сегодня я неважный собеседник.
Я медленно складывал в холодильник пакеты с едой, раздумывая, как мне поступить и можно ли оставить ее одну. В ее настроении, пока я ходил в магазин, произошла какая-то перемена. Теперь она выглядела раздраженной, нетерпеливой, казалось, она жалеет о том, что пригласила меня, и хочет только одного: как можно скорей остаться одной.
— У вас, наверно, есть какие-то свои планы на сегодняшний вечер?
— В общем, ничего особенного. Я хотел заехать в лабораторию, но это не спешно. Если я могу быть вам чем-то полезным…
— Нет, нет. Не хочу вам мешать. Вы и так провозились со мной целый вечер. Она встала, всем своим видом выражая нетерпеливое ожидание, и мне ничего не осталось, как шагнуть в прихожую. Уже натягивая плащ, я все еще искал какие-то слова ободрения, но нужных слов не находилось, и я нес чушь о том, что провалы в памяти не такое уж редкое явление и каждый человек хоть раз в жизни теряет несколько месяцев, а иногда и лет. И вдруг она улыбнулась. Улыбка, словно вспышка света, на секунду озарила ее угрюмое, замкнутое лицо.
— Вы можете прийти завтра, если захотите. Возможно, к тому времени я разберусь в этом сама. И вот еще что… — Конец фразы она сказала мимоходом, уже отпирая дверь. Я не то чтобы не расслышал ее последних слов, просто они скользнули мимо сознания.
Я чувствовал себя почти оглушенным событиями этого вечера. И то, что она пригласила меня завтра, казалось сейчас самым важным. Я не стал уточнять время. Ничего не хотелось уточнять. Я торопливо простился, и машина понесла меня сквозь вечерний, залитый дождем город. Пустые, мокрые улицы казались странно чужими, словно я видел их в первый раз.
* * *
Старинные часы у нас на кухне пробили шесть раз. Удары гонга следовали с большими перерывами. Интервалы отрегулировали специально из-за красивого звука. Но сейчас каждая пауза казалась неоправданно долгой, и я напряженно ждал следующего удара. Шесть часов… Час назад я поставил во дворе машину, открыл дверь своей квартиры, перебросился с женой обычными, ничего не значащими фразами и сел ужинать. Впечатление было такое, словно я вернулся из какого-то иного времени, и сейчас часы напомнили мне об этом… Жена заметила мое состояние, Она уже несколько раз искоса и тревожно поглядывала на меня и теперь наконец спросила:
— Что с тобой?
— Да вот промок… Немного лихорадит. Ты не обращай внимания. Я сейчас приму аспирин, лягу, и все пройдет.
В этом была доля правды, но главное, мне хотелось поскорей остаться одному, наедине со своими мыслями. Сославшись на возможный грипп, я лег на кухне. Здесь у нас стоял топчан для приезжих гостей. Прямо над ним, под потолком, раскинул свои длинные зеленые лапы ореандум сфангиника. Отросток этого редкого растения мне подарили на каком-то симпозиуме, и вот теперь он постепенно захватывал всю кухню, каждый месяц отвоевывая себе новое жизненное пространство.
Казалось, дождь за окном усилился. Это был какой-то вселенский потоп. Струя воды из проржавевшей водосточной трубы била прямо в окно, и, когда сквозь мутную желтоватую толщу, залившую стекло, пробивались фары проезжавших по улице машин, создавалось полное впечатление, что я нахожусь в воздушном аквариуме, а весь наружный мир давно и безвозвратно погрузился на морское дно.
Этот дождь… С него началось… Именно с него. Она села в машину, потом дорога, ее квартира… Я даже имени у нее не спросил… Интересно — почему?
Холод пробрался под одеяло, казалось, ледяные брызги, проникая сквозь стекло, наполняют комнату своим мокрым, пронизывающим дыханием. Заснуть все равно не удастся. Я встал и, чтобы хоть немного согреться, поставил на плиту чайник.
Кофе она пить не стала… И уже на пороге, когда я уходил, она сказала мимоходом что-то важное…
Что же это было? Не вспомнить теперь, хоть убей. Мысли назойливо возвращались к батону, покрытому бахромой плесени, к запыленному календарю. Вспоминались отдельные слова и целые, ничего не значащие фразы из нашего не такого уж длинного разговора, но ту последнюю, сказанную на пороге фразу я начисто забыл. Она сказала… «Вы можете приехать завтра, если захотите…» Это оказалось настолько важным, что заслонило собой конец фразы. Сейчас я подумал, что она специально произнесла эти слова в таком сочетании, чтобы я не сразу их понял. Возможно, в них таился какой-то скрытый важный смысл, но она не хотела вопросов, не хотела ничего объяснять и вполне достигла своей цели. И тут я вспомнил… «Лаборатория! Она просила меня не ходить сегодня в лабораторию…» Сейчас, отделенные от всего остального, эти слова показались мне самым странным из всей нашей встречи. Какое ей дело до моей лаборатории? С чего вообще она взяла, что лаборатория имеет ко мне какое-то отношение? Кажется, я что-то такое упомянул про свою лабораторию… Или нет? Но я готов был поклясться, что никакого серьезного разговора о моей работе не было, и вдруг эта просьба… Для человека, не помнящего, где он был в течение нескольких месяцев, это, пожалуй, слишком… Почему я не должен быть в лаборатории именно сегодня? Теперь наша встреча не казалась мне такой уж случайной. В то же время я понимал, что подстроить все так детально и запутанно, на грани шизофренического бреда, не смог бы, наверно, ни один злоумышленник. К тому же я не занимался никакими секретными работами. Совершенно открытая тема по микробиологии. Кому все это нужно? Наша «Альфа», например? Провинциальный институт маленькой средиземноморской страны, с точки зрения географии большой науки — глухая провинция… Что-то здесь было не так, потому что бесспорным оставался факт: сегодня случайная попутчица ни с того ни с сего попросила меня не приходить в лабораторию… Но, может быть, я неправильно вспомнил ее слова? Может, она сказала что-то совсем другое?
Я подошел к окну, еще не решив, как поступить. Все дело в том, что, если я не ошибся, если кого-нибудь до такой степени могли заинтересовать наши исследования, значит, в них был смысл, не ясный пока еще мне самому. Какой? На этот вопрос не было ответа.
Восемь лет назад, просматривая информационный бюллетень Академии наук, я наткнулся на статью, посвященную вопросу накопления генетической информации в клетках. Из нее следовало, что никакими мутациями, никакими известными нам процессами нельзя объяснить тот скачкообразный, качественно новый переход, в результате которого одноклеточные простейшие организмы объединились в многоклеточные системы с раздельными функциями органов. Информация только об этой специализации на несколько порядков сложности превышала все, что раньше было закодировано в генах простейших одноклеточных существ. Таких скачков в процессе развития жизни на земле было несколько, и каждый раз они представляли собой необъяснимую загадку. Но самым невероятным, самым необъяснимым был тот первый скачок… Вот тогда и возникла у меня, в сущности, не такая уж сложная мысль, определившая круг моих интересов на несколько долгих лет:
что, если вывести совсем простенький штамм одноклеточных микроорганизмов, похожий на те первые древнейшие существа земли, давшие начало жизни на ней, а потом, изменяя условия среды, заставить их объединиться в колонии?
Не мне первому пришла эта мысль. Не я первый проводил подобные безуспешные опыты. Но у меня была одна догадка, одна-единственная мысль, ради которой стоило попробовать все еще раз. Я не верил в то, что стадо обезьян, бесконечно долго ударяя по клавишам машинки, в конце концов напечатает британскую энциклопедию. Не верил — и все. Генетическая информация такой сложности должна была существовать в готовом виде. В космических спорах, в первозданном океане. Возможно, жизнь так же бесконечна, как сама Вселенная. Тогда ее зародыши попали на Землю из иных миров. Возможно, генетический код этих зародышей и заставил миллионы лет назад объединиться в колонии простейшие организмы Земли… Стоило доказать возможность такого ввода информации извне хотя бы в принципе. Именно этим я и занимался в своей лаборатории вот уже четвертый год. Совсем недавно наметились первые успехи и исследованиях, которые до сих пор казались мне нашим внутренним, частным делом, и вдруг выяснилось, что они интересуют кого-то еще. «По-моему, вам не стоит ходить сегодня в лабораторию…» Именно это она и сказала. Сейчас я совершенно отчетливо вспомнил ее слова. Можно было не сомневаться, что, как только до меня дойдет смысл этой фразы, я сразу же помчусь туда. Но я почему-то не мчался. Вместо этого я стоял на кухне, прислонившись к холодному стеклу, и смотрел, как потоки воды за стеклом заливают весь мир.
Слишком много настоящего недоумения, самого обыкновенного страха было в ее поведении. Ни одна самая лучшая актриса не смогла бы, наверное, так сыграть. Что-то здесь другое. Что-то такое, чего я не мог пока объяснить, но, во всяком случае, гораздо более сложное, чем хорошо организованный розыгрыш. Я не хотел делать то, что от меня ожидали, не хотел ехать в лабораторию и стоял у окна, не зная, на что решиться. В конце концов, что там могло произойти без меня? Пожар, похищение ценных научных материалов? Институт охраняется, к тому же там сейчас наверняка работает Артам. Он всегда работает за полночь, и я, осел несчастный, вполне мог бы ему позвонить…
Я бросился к телефону. Раздались три долгих гудка, потом кто-то снял трубку. Я слышал только тяжелое дыхание. Ни привычного «алло», ничего, кроме этого дыхания. Я тоже молчал, наверное, с минуту. Мне почему-то казалось, что если я сейчас задам вопрос, разбивающий это каменное молчание трубки, то случится нечто ужасное, необратимое. Наконец я все-таки не выдержал: «Артам, это ты?» Никакого ответа. На том конце сразу же повесили трубку, и короткие резкие гудки отбоя ударили мне в ухо. Больше я не стал раздумывать. В лаборатории был кто-то посторонний. Наверное, я выглядел не совсем нормально, когда весь мокрый, с плащом в руке ворвался в вестибюль института.
— Доктор Лонгаров, что случилось? У меня не было времени на объяснения с дежурным, мне нужен был ключ от лаборатории, но оказалось, что Артам еще не ушел.
Я бежал по лестнице, иногда перепрыгивая через ступеньку и с трудом справляясь с одышкой. Следом, немного поотстав, бежал дежурный.
Представляю, как это выглядело со стороны, когда мы ворвались в лабораторию. Артам поднялся из-за стола и оторопело уставился на нас.
— У вас все в порядке?
— Насколько я понимаю… Как будто ничего… А что, собственно, случилось? Жестом руки я попытался дать понять дежурному, что он свободен. Предстоящий разговор не предназначался для посторонних ушей. Но избавиться от старика было теперь не так-то просто, он с интересом ждал продолжения. Мне пришлось проводить его до лестницы. Наконец мы остались одни.
— Почему ты не ответил на звонок?
— Какой звонок?
— Я дважды набирал номер! Один раз никто не снял трубку, а потом ты не соизволил ответить!
— Не было никаких звонков! Я не выходил ни на минуту! Может, телефон испортился?
— Телефон? С чего бы это? Я направился к желтому аппарату, который стоял на моем столе и служил нам безотказно уже который год, и в это время он зазвонил. Бросив уничтожающий взгляд на Артама, я снял трубку.
— Это лаборатория доктора Лонгарова? Мужской голос показался мне слегка знакомым, хотя человек как-то странно произносил слова, словно пытался изменить интонацию.
— Да. Кто говорит? Никакого ответа. На том конце провода сразу же повесили трубку. Это могло вывести из себя кого угодно. Однако я почему-то даже не удивился. Наверно, подсознательно я уже был готов к чему-нибудь подобному. Это был день странных телефонных звонков, странных совпадений. Ото вообще был странный день. Я положил трубку на рычаг.
— Как видишь, телефон в полном порядке, — мрачно сказал я Гвельтову. — Это второй подобный звонок на сегодняшний день. Первый раз звонил я сам, звонил в лабораторию, но попал почему-то в другое место. Человек, который снял трубку, не пожелал даже представиться. Вообще не произнес ни слова. Сейчас меня спросили, наша ли это лаборатория, и снова не пожелали разговаривать.
— Скорей всего это простое совпадение. Из дома вы попали на какой-то случайный номер, вы же знаете, как работают телефоны в нашем городе.
— Да, конечно. Конечно, это могло быть совпадением. Но когда совпадений становится слишком много, они уже не похожи на случайность.
— В таком случае вы, быть может, расскажете мне остальное? Что произошло, шеф?
— Вряд ли я сумею рассказать тебе все… Да это и не нужно, поскольку значение имеют всего два-три конкретных факта. Во-первых, незнакомый человек попросил меня сегодня не ходить в лабораторию, попросил, скорее всего, для того, чтобы добиться обратного, заставить меня здесь очутиться… Когда же я все-таки не поехал и решил вместо этого позвонить… Ну, что из этого получилось, ты уже знаешь. И вот я здесь.
— Да, все это достаточно странно, но больше всего меня удивляют не методы, а цель, которую преследовали. Для чего-то было нужно, чтобы вы пришли в лабораторию именно сегодня? Ведь завтра вы бы здесь оказались без всяких усилий с их стороны.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12