Здесь выложена электронная книга Маккоркл и Падильо - 01. Обмен времен «Холодной войны» автора по имени Томас Росс. На этой вкладке сайта web-lit.net вы можете скачать бесплатно или прочитать онлайн электронную книгу Томас Росс - Маккоркл и Падильо - 01. Обмен времен «Холодной войны».
Размер архива с книгой Маккоркл и Падильо - 01. Обмен времен «Холодной войны» равняется 123.82 KB
Маккоркл и Падильо – 01
OCR Денис
«Росс Томас. Собрание сочинений. Том 1»: Прибой; Москва; 1994
ISBN 5-7041-0110-0
Оригинал: Ross Thomas, “The Cold War Swap”
Перевод: В. Вебер
Росс Томас
Обмен времен «Холодной войны»
Вступительная глава
Таких кафе, вернее салунов, как «У Мака», в Нью-Йорке, Чикаго или Лос-Анджелесе можно насчитать тысячи две. В них царят полумрак и тишина, мебель не новая, но и не разваливающаяся, первоначальный цвет ковра указать уже сложно из-за сигаретного пепла и бессчетного количества пролитых бокалов, бармен настроен дружелюбно, обслуживает быстро и не обращает внимания, если вы пришли с чужой женой. Льда не экономит, спиртного тоже, но напитки стоят недешево. Выбор блюд небогат, обычно курица и бифштексы, но и первое, и второе вам приготовят по высшему разряду.
В Вашингтоне, чтобы найти салун «У Мака», достаточно пройти пару кварталов вверх по Коннектикут-авеню от Кей-стрит и повернуть налево. В зале стоит легкий запах копченой колбасы, а старший бармен говорит на безупречном английском и разъезжает по городу на «линкольн-континентале». Метрдотель принадлежит к старой школе и руководит подчиненными, будто те солдаты вермахта.
Владелец салуна, изрядно поседевший, с наметившимся брюшком, появляется в половине одиннадцатого, бывает и в одиннадцать, первым делом бросает взгляд на бар, и на его лице, как ему не раз говорили, появляется легкое разочарование, ибо человека, которого он хотел бы там увидеть, нет. Иногда в дождливые дни садится за стойку и пропускает пару стопок виски. Ленч он обычно проводит в компании блондинки, похожей на молодую Марлен Дитрих, которую всем представляет как свою жену. Но для семейной пары они слишком любят друг друга.
От других подобных заведений салун «У Мака» отличается разве что одной достопримечательностью: рядом с баром на специальном возвышении, выполненном в виде подноса, подпираемого тремя колоннами коринфского стиля, покоится здоровенный бесформенный кусок бетона, обычного серого бетона с рваными краями и торчащими из них кусками арматуры, словом, такого, какой встретишь на любой строительной свалке. Случайный посетитель равнодушно скользнет взглядом по этой странной конструкции и пожмет плечами. Завсегдатай, возможно, пояснит вам, что это не просто кусок бетона, а часть (пусть и весьма несущественная) известной в свое время Берлинской стены, и вы, удовлетворившись ответом, допьете что-нибудь вроде сухого мартини и выйдете вон, тут же забыв сказанное.
И лишь один человек из тысячи, возможно, попытается увязать воедино эти разрозненные детали: прожженный и залитый напитками ковер, ленивые и умиротворенные движения хозяина салуна, ничуть не вяжущиеся с его мимолетным, но достаточно внимательным взглядом, которым он одарит очередного входящего, тут же, впрочем, отвернувшись к блондинке, сидящей рядом с ним за столиком, кусок бетона на возвышении подле бара — и станет ясно, что о сочетании этих разрозненных деталей хозяин салуна может рассказать очень много занятного. Особенно для тех, кто вырос в мире, где уже, слава Богу, нет ни Берлинской стены, ни Восточной Германии, ни ее штази и полиции...
Глава 1
В самолет, вылетающий из Темпельхофа в Кельн — Бонн, он поднялся последним. Да еще долго не мог найти билет, оказавшийся во внутреннем кармане пиджака. Он весь вспотел, лицо раскраснелось, а англичанка-стюардесса терпеливо ждала окончания поисков.
Наконец, бормоча извинения, он протянул ей билет, и стюардесса одарила его ослепительной улыбкой. Сиденье рядом со мной пустовало, и он направился ко мне, задевая пухлым «бриф-кейсом» локти пассажиров, сидевших вдоль прохода. На сиденье он буквально рухнул, невысокого роста, приземистый, пожалуй, даже толстый, в коричневом, ужасно сшитом костюме из толстой шерсти и темно-коричневой бесформенной шляпе, надвинутой на уши.
«Бриф-кейс» засунул между ног, застегнул ремень безопасности, шляпу не снял. Наклонившись вперед, уставился в окно. Как раз в этот момент тягач потянул самолет к началу взлетной полосы. При разгоне он так крепко сжимал подлокотники, что побелели костяшки пальцев. Когда же он понял, что пилот не впервые поднимает машину в воздух, откинулся на спинку сиденья, достал пачку сигарет, сунул одну в рот и прикурил от деревянной спички. Выпустил струю дыма и оценивающе взглянул на меня, как бы прикидывая, расположен ли сосед к светской беседе.
Я провел в Берлине три дня, уик-энд плюс пятница, потратил много денег и возвращался с больной головой. Останавливался я в отеле «Зоопарк», где смешивали точно такие же мартини, как и по всей Европе, за исключением разве что бара «У Гарри» в Венеции. Теперь меня мучило похмелье, и я надеялся подремать час или около того, пока самолет, взлетев в Берлине, не приземлится в Бонне.
Но мужчина, плюхнувшийся на соседнее сиденье, настроился на разговор. Даже с закрытыми глазами, чуть ли не кожей, я ощущал его стремление подобрать подходящий предлог. Надо отметить, ничего оригинального он не придумал.
— Вы летите в Кельн?
— Нет. — Глаз я не открывал. — Я лечу в Бонн.
— Как хорошо! Мне тоже в Бонн, — то есть мы тут же оказались в одной лодке.
— Моя фамилия Маас, — он схватил и крепко пожал мою руку.
Пришлось открыть глаза.
— Я — Маккоркл. Рад познакомиться.
— Ага! Так вы не немец?
— Американец.
— Но вы так хорошо говорите по-немецки.
— Я прожил здесь довольно долго.
— Лучший способ выучить язык, — одобрительно покивал Маас. — Надо пожить в стране, где на нем говорят.
Самолет летел заданным курсом, а мы с Маасом неспешно беседовали о Бонне и Берлине, об оценке некоторыми американцами ситуации в Германии. Голова у меня по-прежнему болела. Чувствовал я себя ужасно.
Маас, похоже, понял, в чем дело. Порылся в пухлом «бриф-кейсе» и выудил пол-литровую бутылку «Стейнхаузера». Предусмотрительный мне попался сосед. «Стейнхаузер» лучше пить охлажденным и запивать пивом. Мы пили его теплым из двух серебряных стаканчиков, также оказавшихся в «бриф-кейсе». И когда внизу показались шпили кафедрального собора Кельна, между нами уже установились дружеские отношения. Во всяком случае, я предложил Маасу подвезти его в Бонн.
— Вы очень добры. Я, конечно, обременяю вас. Но премного благодарен. Не будем останавливаться на полпути. Раз уж открыли бутылку, надо ее добить.
За этим дело не стало, и вскорости Маас засунул в «бриф-кейс» уже ненужные серебряные стаканчики. При посадке самолет несколько раз тряхнуло, и мы затрусили к трапу под осуждающими взглядами двух стюардесс. Моя головная боль бесследно исчезла.
У Мааса был только «бриф-кейс», и, дождавшись, когда выгрузят мой чемодан, мы направились к автостоянке. К моему удивлению, машину свою я нашел в целости и сохранности. Немецкие малолетние преступники умеют, как никто, вскрывать оставленные без присмотра машины и в этом деле дадут сто очков форы своим американским одногодкам. В тот год я ездил на «порше», и Маас рассыпался в комплиментах: «Какая чудесная машина... Какой мощный двигатель... Такая быстрая...» Он продолжал нахваливать мой автомобиль, пока я открывал дверцу и засовывал чемодан на так называемое заднее сиденье. По некоторым характеристикам «порше» превосходит прочие марки автомобилей, но доктор Фердинанд Порше создавал машины не для толстяков. Если кто и будет в них ездить, полагал он, так это худощавые джентльмены, вроде таких автогонщиков, как Мосс и Хилл. Герр Маас сунулся в кабину головой, хотя следовало — задницей. Его коричневый двубортный пиджак распахнулся, открыв на мгновение «люгер» в наплечной кобуре.
В Бонн мы поехали по автобану. Дорога эта чуть длиннее и не столь живописна, как та, что выбирают президенты и премьер-министры разных стран, коих по каким-то причинам заносит в столицу Западной Германии. Двигатель едва слышно мурлыкал, и скорость наша не превышала скромных ста сорока километров в час. Герр Маас что-то напевал себе под нос, когда мы обгоняли «фольксвагены», «капитаны», а иногда и «мерседесы».
Наличие у него пистолета меня не встревожило. Закон, разумеется, запрещал ношение оружия, но ведь другие законы запрещали убийство, прелюбодеяние, поджог и даже плевки на тротуаре. Законы писаны на все случаи жизни, и я решил — похоже, «Стейнхаузер» помогал примиряться с человеческими слабостями, — что толстячок немец носит с собой пистолет не просто так, а имея на то веские причины.
Я как раз поздравлял себя с этим выводом, от коего за версту веяло здравым смыслом, когда лопнуло заднее левое колесо. Отреагировал я автоматически. Не снял ноги с педали газа, даже нажал чуть сильнее, и выровнял машину. Нас вынесло на встречную полосу движения, к счастью, на этом участке автобана не было разделительного барьера, но мы не перевернулись и не слетели под откос. Да и из Бонна в это время никто не ехал.
Маас переживал случившееся молча. Я же ругался секунд пять, гадая при этом, заменят ли мне колесо по гарантийному талону.
— Мой друг, вы — прекрасный водитель, — разлепил наконец губы Маас.
— Благодарю. — Я дернул за ручку, открывающую капот, где лежала запаска.
— Если вы скажете мне, где инструменты, я сам заменю колесо.
— Это моя забота.
— Нет! Когда-то я был первоклассным механиком. Если вы не возражаете, я хочу таким способом расплатиться за проезд.
Через три минуты он снял спустившее колесо. На его месте оказалась запаска, поддомкраченный «порше» снова встал на четыре колеса. Маас завернул гайки и удовлетворенно шлепнул ладонью по шине, как бы показывая, что доволен результатами своего труда. Эти операции заняли у него не более двух минут. Он даже не снимал пиджака.
Маас повесил снятое колесо на крюк под капотом, уложил на место инструменты, захлопнул капот, вновь залез в кабину, на этот раз задницей вперед. Когда мы выехали на автобан, я поблагодарил его за помощь.
— Пустяки, герр Маккоркл. Я рад, что смог хоть чем-то помочь. И я останусь у вас в долгу, если по приезде в Бонн вы высадите меня у вокзала. Там я без труда найду такси.
— Бонн не так уж велик. Я могу отвезти вас куда нужно.
— Но я еду в Бад-Годесберг. Это далеко от центра.
— Отлично. И мне туда же.
Через мост Виктории мы выехали на Ройтерштрассе и далее на Кобленцштрассе, бульвар, прозванный местными острословами дипломатическим ипподромом. По утрам по нему в «Мерседесе-300», в сопровождении двух полицейских на мотоциклах и «белой мыши», специально построенного для этого дела фирмой «Порше» автомобиля, проезжал канцлер ФРГ, направляясь во дворец Шомбург.
— Где вас высадить в Годесберге? — спросил я.
Из кармана пиджака он достал синюю записную книжку. Нашел нужную страницу и ответил:
— Возле кафе. Оно называется «У Мака». Вы знаете, где это?
— Конечно, — я затормозил перед светофором. — Я — хозяин этого кафе.
Глава 2
Таких кафе, вернее салунов, как «У Мака», в Нью-Йорке, Чикаго или Лос-Анджелесе можно насчитать около двух тысяч. А вот в Бонне и Бад-Годесберге в тот год нашлось бы лишь несколько заведений, где могли приготовить сносный коктейль. Скажем, клуб американского посольства, где обслуживали только членов клуба да их гостей, или бар на Шаумбергер-Хоф, но цены там были аховые.
Я открыл салун годом раньше, когда Эйзенхауэра впервые избрали президентом. В самый разгар предвыборной кампании, полной обещаний одержать безоговорочную победу в Корее, армейское руководство решило, что безопасность Соединенных Штатов не пострадает, если группе анализа военной информации, расположившейся в быстро разрастающемся американском посольстве на берегу Рейна, придется обходиться без моих услуг. В общем-то, я и сам уже гадал, когда же меня выставят за дверь, потому что за двадцать месяцев довольно-таки приятного пребывания в посольстве никто не обратился ко мне с просьбой о проведении какого-либо анализа той или иной военной проблемы.
Через месяц после демобилизации я вновь оказался в Бад-Годесберге, сидя на ящике пива в зальчике с низким потолком, когда-то служившем Caststatte. Зальчик сильно пострадал от пожара, и я подписал с его владельцем долгосрочный договор об аренде исходя из того, что он обеспечивает лишь общий ремонт. Все же изменения в планировке и мебель идут за мой счет. Вот я и сидел на ящике с пивом, окруженный коробками и контейнерами с консервами, выпивкой, столами, стульями, посудой, и на портативной машинке печатал шесть экземпляров заявления с просьбой разрешить мне продавать еду и напитки. При свете керосиновой лампы. На пользование электричеством требовалось отдельное заявление.
Я не заметил, как он вошел. Он мог находиться в зальчике минуту, а может — и десять. Во всяком случае, я подпрыгнул от неожиданности, когда он заговорил.
— Вы — Маккоркл?
— Я — Маккоркл, — ответил я, продолжая печатать.
— Неплохое у вас тут гнездышко.
Я повернулся, чтобы посмотреть на него.
— О Боже! Нью-Хэвен. Выпускник Йеля. — Судил я, разумеется, по выговору.
Роста в нем было пять футов одиннадцать дюймов, веса — сто шестьдесят фунтов. Он подтянул к себе ящик пива, чтобы сесть, и своими движениями очень напомнил мне сиамского кота, который когда-то жил у меня.
— Нью-Джерси, не Нью-Хэвен, — поправил он меня.
Я пригляделся к нему повнимательнее. Коротко стриженные черные волосы, юное, загорелое, дружелюбное лицо, пиджак из мягкого твида на трех пуговицах, рубашка, полосатый галстук. Дорогие ботинки из кордовской кожи, только что начищенные, блестевшие в свете керосиновой лампы. Носков я не увидел, но предположил, что они — не белые.
— Может, Принстона?
Он улыбнулся. Одними губами.
— Уже теплее, приятель. В действительности я получил образование в «Синей иве», баре в Джерси-Сити. По субботам у нас собирался высший свет.
— Так что я могу вам предложить, кроме как присесть на ящик пива и выпить за счет заведения? — Я протянул ему бутылку шотландского, стоявшую рядом с пишущей машинкой, и он дважды глотнул из нее, не протерев горлышка перед тем, как поднести ко рту. Мне это понравилось.
Бутылку он отдал мне, теперь уже я глотнул виски. Он молчал, пока я не закурил. Похоже, недостатка времени он не испытывал.
— Я бы хотел войти в долю.
Я оглядел обгорелый зал.
— Доля нуля равняется нулю.
— Я хочу войти в долю. Пятьдесят процентов меня устроят.
— Именно пятьдесят?
— Ни больше ни меньше.
Я взялся за бутылку, протянул ему, он выпил, я последовал его примеру.
— Может, вы не откажетесь от задатка?
— Разве я уже согласился на ваше предложение?
— Во всяком случае, пока вы мне не отказали. — Он сунул руку во внутренний карман пиджака и достал листок бумаги, очень похожий на чек. Протянул его мне. Действительно чек, сумма в долларах. С указанием моей фамилии. Выданный уважаемым нью-йоркским банком. По нему я мог получить ровно половину тех денег, что требовались мне для открытия лучшего гриль-бара Бонна.
— Компаньон мне не нужен. По крайней мере, я его не ищу.
Он взял чек, оторвался от ящика с пивом, подошел к столу, на котором стояла пишущая машинка, положил на нее чек. Повернулся и посмотрел на меня. Лицо его оставалось бесстрастным.
— А не выпить ли нам еще?
Я отдал ему бутылку. Он выпил, возвратил ее мне.
— Благодарю. А теперь я расскажу вам одну историю. Не слишком длинную, но, когда я закончу, вы поймете, почему вам необходим новый компаньон.
Я глотнул виски.
— Валяйте. Если кончится эта бутылка, я открою другую.
Его звали Майкл Падильо. Наполовину эстонец, наполовину испанец. Отец, адвокат из Мадрида, в гражданскую войну оказался в стане проигравших, и его расстреляли в 1937 году. Мать была дочерью доктора из Эстонии. С Падильо-старшим она встретилась в 1925 году в Париже, куда приезжала на каникулы. Они поженились, и годом позже родился он, их сын. Мать его была не только красивой, но и исключительно образованной женщиной.
После смерти мужа благодаря эстонскому паспорту ей удалось добраться до Лиссабона, а потом — до Мехико. Там она зарабатывала на жизнь, давая уроки музыки, а также французского, немецкого, английского, а иногда и русского языков.
— Если человек говорит на эстонском, он может говорить на любом языке, — пояснил Падильо. — Мама говорила на восьми без малейшего акцента. Как-то она сказала мне, что труднее всего даются первые три языка. Один месяц мы, бывало, говорили только на английском, другой — на французском. Потом на немецком, или русском, или эстонском, или польском, переходили на испанский или итальянский, а затем все повторялось сначала. По молодости мне казалось это забавным.
Мать Падильо умерла от туберкулеза весной 1941 года.
— Мне стукнуло пятнадцать, я свободно владел шестью языками, поэтому послал Мехико к черту и отправился в Штаты. Добрался я лишь до Эль-Пасо, работал коридорным, гидом, не брезговал контрабандой. Овладевал основами барменского искусства.
Было бы хорошо, чтобы книга Маккоркл и Падильо - 01. Обмен времен «Холодной войны» автора Томас Росс дала бы вам то, что вы хотите!
Отзывы и коментарии к книге Маккоркл и Падильо - 01. Обмен времен «Холодной войны» у нас на сайте не предусмотрены. Если так и окажется, тогда вы можете порекомендовать эту книгу Маккоркл и Падильо - 01. Обмен времен «Холодной войны» своим друзьям, проставив гиперссылку на данную страницу с книгой: Томас Росс - Маккоркл и Падильо - 01. Обмен времен «Холодной войны».
Если после завершения чтения книги Маккоркл и Падильо - 01. Обмен времен «Холодной войны» вы захотите почитать и другие книги Томас Росс, тогда зайдите на страницу писателя Томас Росс - возможно там есть книги, которые вас заинтересуют. Если вы хотите узнать больше о книге Маккоркл и Падильо - 01. Обмен времен «Холодной войны», то воспользуйтесь поисковой системой или же зайдите в Википедию.
Биографии автора Томас Росс, написавшего книгу Маккоркл и Падильо - 01. Обмен времен «Холодной войны», к сожалению, на данном сайте нет. Ключевые слова страницы: Маккоркл и Падильо - 01. Обмен времен «Холодной войны»; Томас Росс, скачать, бесплатно, читать, книга, электронная, онлайн