Тем более завтра у меня выходной.— А что такого особенного в завтрашнем дне?— Я слышал, что именно в этот день ты намерен выкупить щит.— От кого же ты это слышал?Тут он впервые улыбнулся, показав ровные белые зубы. Слишком белые и ровные. Вставные зубы! Почему-то меня обрадовало, что у Огдена вставные зубы. Словно тем самым нашел его слабое место. А Огден тем временем сомкнул губы, стерев с лица улыбку.— Прослужив двадцать три года в полиции, поневоле научишься собирать самую разнообразную информацию. У тебя в газете было точно так же, не правда ли? Ты понимаешь, звонит какая-нибудь темная личность, что-то говорит, а ты, зная, что это темная личность, все равно начинаешь проверку, и в итоге выясняется, что он не врал. В данном случае тот же вариант.— Почему Деметер позвонил тебе?— Мы с ним давние друзья. Вместе учились в академии ФБР.— Я не верю в анонимный звонок.Огден изогнул бровь, левую.— Не веришь?— Нет. Я думаю, после того как Деметер позвонил и назвал тебе сумму выкупа, ты начал трясти всю городскую шушеру. Возможно, нашел человека, который что-то знал, не все, лишь малую толику, но достаточно для того, чтобы ты смог предъявить претензии на кусок пирога. Не слишком большой кусок, но стоящий того, чтобы пожертвовать выходным днем. На какую сумму ты рассчитывал?На этот раз Огден улыбнулся, не разжимая губ.— Допустим, ты прав. Я ничего не признаю, но полагаю, что пять тысяч меня бы устроили.— И что ты собирался сделать, чтобы заработать их?— Помочь тебе остаться в живых, Сент-Ив. Мне кажется, за это можно отдать пять кусков.— Ты знаешь, кто украл щит?Огден покачал головой.— Нет, не знаю, и это чистая правда. Я лишь слышал, что обмен назначен на завтра, а они иной раз играют грубо, кто бы они ни были.На этот раз улыбнулся я, желая показать, что питаю к нему дружеские чувства, хотя не уверен, что мне это удалось.— Но ведь мог быть и другой вариант, не так ли? Вполне вероятно, что ты час или два назад позвонил в Вашингтон Деметеру, который уже успел переговорить с Фрэнсис Уинго из музея. Он-то и сказал тебе о завтрашнем обмене. Более тебе и не требовалось. Ты сразу смекнул, как войти в долю. И заработать пять кусков в выходной день. Зайти ко мне, предупредить, что воры играют жестко и могут сделать из меня отбивную, после чего я, недолго думая, соглашусь на твою защиту, отвалив требуемую сумму. Такое тоже возможно, не так ли, Кен?Огден печально покачал головой.— Мне жаль тебя, Сент-Ив.— Почему? Из-за моей враждебной подозрительности?Он оторвался от кресла.— Придет день, когда ты станешь слишком осторожным, слишком осмотрительным. Ты перестанешь доверять даже тем, кому следовало довериться, а в результате — пиф-паф! И прощай, Сент-Ив.Я поставил на ковер пустую чашку и тарелочку из-под сандвича.— Но этот день еще не настал, так?Огден подхватил шляпу с восьмигранного стола.— Может, и нет. Скорее всего не настанет он и завтра. Но как знать наверняка? — Он надел шляпу, чуть сбив ее набок, еще раз продемонстрировал мне вставные зубы. — Благодарю за бурбон. — И ушел.Я же поднял с ковра бокал, чашку и тарелку, отнес к раковине, тщательно вымыл и поставил на сушку. * * * Адрес, почерпнутый из справочников, привел меня к двадцатидевятиэтажному административному зданию на Парк-авеню, битком набитому различными фирмами и конторами, куда люди приходят к девяти утра, чтобы уйти в пять вечера, продав, купив, поменяв и даже создав что-либо, начиная от рекламы и кончая проектом нового кладбища. По указателю в холле я определил, что «Меса Верде Эстейтс» находится на одиннадцатом этаже. Часы показывали без трех минут четыре. Я вошел в автоматический лифт с девчушкой с белым пластиковым пакетом. Она вышла на шестом, я в одиночестве поднялся на одиннадцатый.«Меса Верде Эстейтс» занимала комнату 1106, четвертую по левую сторону от лифта. Табличка на двери гласила: «МЕСА ВЕРДЕ ЭСТЕЙТС, ФРЭНК СПИЛЛЕЙСИ, ПРЕЗИДЕНТ». Я постучал, но не услышал в ответ ни «Заходите», ни «Кто там», ни даже «Катитесь к чертовой матери». Я попробовал ручку. Она легко повернулась, я толкнул дверь и вошел. Комната представляла собой средних размеров кабинет, в котором хватило бы места только двоим — хозяину и его секретарю. Вдоль левой стены тянулись зеленые металлические полки с многоцветными брошюрами, рекламирующими «Меса Верде Эстейтс». Дальнюю занимали три окна с наполовину опущенными жалюзи. Двинувшееся к горизонту солнце освещало большой стол, стоящий перед окнами. Перед столом застыли три больших кожаных кресла. Пол покрывал коричнево-черный, с блестками, синтетический ковер. Правую стену украшали симпатичные акварели с пейзажами пустыни. Под ними стояли диван и кофейный столик со стеклянным верхом. Стола секретаря с пишущей машинкой я не обнаружил, как, впрочем, и самого секретаря. А вот хозяин кабинета сидел за большим столом в кресле с высокой спинкой, наклонившись вперед, его лысая голова покоилась на белом листе бумаги, левая рука протянулась к бежевому телефонному аппарату, а правая сжимала карандаш. Я приблизился к столу и посмотрел на Спиллейси. Бумага не смогла впитать всю кровь, вылившуюся из хозяина кабинета. Я попытался прощупать пульс на руке, сжимавшей карандаш. Сердце не билось. Зазвонил телефон, и я даже подпрыгнул от неожиданности. Он звонил семь раз. Но умерший Спиллейси не слышал ни единого звонка.Полноватый мужчина, в сером костюме, с очками в золотой оправе, с закрытыми глазами и чуть приоткрытым ртом. Лет пятидесяти от роду. В солнечных лучах его лысина казалась более розовой, чем на самом деле. Под рукой с карандашом оказался маленький блокнот. Спиллейси написал на нем одно слово. По тому, как заваливались и набегали друг на друга буквы, я понял, что писал он уже распростершись на столе, умирая. Но разобрать слово не составляло труда. Написал он — «Уинго». Глава 10 Мой следующий поступок обусловила лишь одна причина: я почувствовал, что единственное слово, фамилия, написанная на блокноте, предназначалась мне. Принадлежала мне, поэтому я вытянул блокнот из-под руки, сжимавшей карандаш, и сунул в карман пиджака. А затем, подчиняясь инстинкту самосохранения, вытащил носовой платок и, обернув им внутреннюю ручку, открыл дверь. В коридоре тщательно стер отпечатки пальцев с наружной ручки, сбежал по лестнице на два этажа и вызвал лифт. В кабине вел себя предельно скромно, стараясь оставаться не замеченным тремя пассажирами, ехавшими сверху, и еще тремя, что вошли на седьмом, четвертом и третьем этажах.Снаружи Никерсон-Билдинг выглядел точно так же, как и многие другие административные здания, возведенные в двадцатых годах на Парк-авеню подрядчиком, несомненно отошедшим в мир иной раньше Фрэнка Спиллейси. Поэтому я не стал восхищаться его архитектурными достоинствами, я прошагал два квартала по Парк-авеню и свернул вправо, в поисках первого попавшегося бара.Назывался он то ли «Холодная утка», то ли «Зеленая белка». Стойка занимала всю правую стену, в зале стояли столики под клетчатыми скатерками, вдоль левой стены тянулись кабинки. Часы показывали десять минут пятого, так что столики пустовали, а за стойкой сидели лишь два завсегдатая. Я устроился на другом конце стойки, поближе к двери, подальше от пьяниц, и, когда бармен подошел ко мне, заказал двойное шотландское.— Со льдом? — спросил Бармен.— Чистое и стакан воды.Мне следовало попросить его налить виски в высокий бокал, потому что рука моя сильно дрожала и несколько капель упало на стойку, когда я подносил рюмку ко рту. Виски я выпил залпом и тут же дал знак бармену повторить заказ. Увлеченный разговором с двумя пьяницами, должно быть о спорте, автомобилях или политике — что еще могут обсуждать в четыре часа пополудни бармены и пьяницы, — он с явной неохотой прошествовал к моему краю стойки. Возможно, правда, что у него просто болели ноги.— Снова двойное? — спросил он.— Нет, одинарное. Где у вас телефон?Он махнул рукой в направлении дальней стены.— Там, у мужского туалета.Я прошел в будку, закрыл за собой дверь, набрал «911», дождался, пока ответил голос, голос полицейского, и выпалил: «Слушайте внимательно. В помещении 1106 в Никерсон-Билдинг на Парк-авеню вы найдете убитого. Его зовут Фрэнк Спиллейси, Спиллейси». И я повесил трубку.Полная рюмка уже дожидалась меня. Пить не хотелось, но не пропадать же добру. Поэтому я выпил виски, положил на стойку три долларовые купюры и мелочь, вышел на улицу, поймал такси и поехал в «Аделфи». Поднявшись к себе, достал из кармана маленький блокнот, прочитал единственное записанное на нем слово: «Уинго». Вырвал страничку из блокнота, порвал ее на мелкие кусочки и спустил в унитаз. Затем, вспоминая уроки, полученные с больших и малых экранов, разорвал все остальные странички. Мне пришлось провести в ванной добрых пять минут, спуская бумагу в унитаз. Картонную обложку блокнота я бросил в мусорное ведро.Вернулся в гостиную и плюхнулся в мое любимое кресло, в котором еще два часа назад ел сандвич с огурцом, пил чай и доказывал нью-йоркскому копу, что вполне обойдусь и без его услуг. Мысли мои крутились вокруг человека, убитого выстрелом из пистолета или ударом ножа, который потратил последние остатки жизни на то, чтобы написать единственное слово. Я решил, что оно предназначалось мне. Ни его жене, ни детям, ни полиции, но мне и только мне, незнакомцу, с которым он говорил лишь единожды, по телефону, в течение сорока пяти секунд, максимум минуты. И вместо того чтобы позвонить в полицию, сообщить об убийстве, дождаться приезда детектива и рассказать им обо всем, что я знал, а эта информация могла привести к убийцам мелкого мошенника, продававшего участки земли в пустыне, я позорно сбежал.Выкурив сигарету и проведя в глубоком раздумье еще с четверть часа, я снял трубку, позвонил на междугородную станцию и попросил соединить меня со службой коронера Следователь, производящий дознание в случаях насильственной или скоропостижной смерти.

Вашингтона, округ Колумбия. Телефонистка пожелала узнать, с кем именно я хочу поговорить, ни одной фамилии я назвать не мог и в конце концов заявил, что хочу поговорить лично с коронером, но готов объясниться и с тем, кто возьмет трубку. Ответил мне хорошо поставленный мужской голос: «Служба коронера».Назвавшись, я спросил:— Если человек гибнет в автокатастрофе, такое дело автоматически переходит к вам?— Да, разумеется, — последовал ответ.— И вскрытие проводите вы?— Если смерть наступила в результате несчастного случая, убийства или самоубийства, обязательно. Даже в случае болезни, если усопший не находился под наблюдением врача в последние десять дней жизни.— Меня интересуют некоторые сведения о человеке, погибшем в автокатастрофе примерно четыре недели назад.— Вы его родственник? — поинтересовался мужской голос.— Нет. Я репортер. Из «Нью-Йорк таймс». — Играть так по-крупному.— Как фамилия усопшего?— Уинго.— Имя?Имени я не знал.— Мы еще не успели выяснить его имени. Он умер при весьма загадочных обстоятельствах.Последовала пауза, долгая, томительная пауза. В службе коронера округа Колумбия на углу 19-й и Е-стрит думали или совещались.— Извините, но в подобных случаях для получения информации необходимо разрешение ближайших родственников.Я поблагодарил то ли коронера, то ли его сотрудника и положил трубку. А потом начал перебирать в памяти знакомых мне влиятельных персон Вашингтона, которые могли заглянуть в картотеку коронера без разрешения ближайших родственников усопших. Почему-то у меня сложилось впечатление, что Фрэнсис Уинго не поймет моего интереса к гибели мужа. Таких влиятельных персон я нашел, но решил, что едва ли ответят мне прямо сегодня, скорее всего попросят перезвонить завтра, а я не мог ждать, съедаемый нетерпением. И набрал номер Майрона Грина, адвоката.— Окажи мне услугу, — попросил я его после того, как мы поздоровались и он сообщил мне, что чек, полученный мною от музея Култера, уже в банке.— Какую услугу? — В голосе Майрона Грина слышалась подозрительность.— Мне нужно заключение вашингтонского коронера, чтобы узнать, как и от чего умер один человек.— На это требуется разрешение ближайшего родственника, — ответствовал Грин.— Это мне известно. Я уже говорил с коронером. Поэтому и звоню тебе. Информация нужна мне сегодня.— Это невозможно.— Для кого-то да, но не для тебя. У тебя там есть знакомые, а у меня — нет. Иначе я бы тебе не позвонил.— Извини, но сейчас я очень занят. Завтра, пожалуй, я смогу что-нибудь предпринять.— Если я не получу требуемую мне информацию сегодня днем, в крайнем случае вечером, я выхожу из этой игры.— Что? Что?— Выхожу. Умываю руки. Пусть кто-то вызволяет щит.— Что-то случилось? — встревожился Грин. — Что именно? Я должен знать. Я имею на это право.— Убили человека.— Кого?— Фамилия тебе ничего не скажет.— Он связан... с ворами?— Трудно сказать. Но, возможно, он их знал.— Черт побери, Сент-Ив, ну почему ты все ходишь вокруг да около?— Добудь то, что мне нужно, и я введу тебя в курс дела. Может, ты станешь криминальным адвокатом. Если я не получу требуемого, я — пас. Можешь сразу же звонить в музей. Пусть подбирают замену.Майрон Грин тяжело вздохнул.— Ладно, попробую. Один мой добрый друг стал помощником генерального прокурора США. Он сможет все выяснить.— Сегодня?— Если я попрошу его. Он учился в моей школе на класс младше.— Попроси его.— Скажи точно, что ты хочешь знать?— Меня интересует причина смерти мужчины по фамилии Уинго. Вроде бы он погиб в автокатастрофе четыре недели назад.— Уинго? Разве это не фамилия женщины...— Ты абсолютно прав.— Ее муж?— Да.— Ты думаешь, что она...— Я ни о чем не думаю, Майрон, — прервал я его. — Я лишь стараюсь понять, что мне думать.— Хорошо, хорошо. Как его звали?— Не знаю.— О Боже.— Не так уж много Уинго умерло за четыре недели назад в автокатастрофе. Пусть твой приятель выяснит, что показало вскрытие.— Тебя осенило или твоя просьба на чем-то основана?— Осенило, — заверил я его. — Ничего более.— Я тебе перезвоню. — И в трубке раздались гудки отбоя.Майрон Грин позвонил в тридцать пять минут седьмого.— Я пропустил мой поезд. Маргарет будет в ярости, — речь шла о его жене.— Хочешь, чтобы я позвонил ей?— Нет, не надо тебе ей звонить. Она считает, что ты плохо влияешь на меня.— Скорее всего она права.— Твоя догадка подтвердилась.— Неужели?По учащенному дыханию Майрона Грина чувствовалось, что он взволнован.— Успокойся, Майрон, — посоветовал я. — Попробуй глубоко вздохнуть.Он помолчал, видимо, успокаивая дыхание.— Я переговорил с моим другом. Он позвонил в службу коронера. Там не обрадовались его просьбе, но он проявил должную настойчивость.— И что он узнал?— 26 июля Джорджа Комптона Уинго, сорока четырех лет, нашли в разбитой машине на Кольцевой автостраде 495 близ развилки 13. Машину, новенькую «шевроле-импалу», смяло в лепешку. — Майрон Грин читал по бумажке. — Вскрытие, проведенное 27 июля, показало, что Уинго был уже мертв, когда его машина летела с откоса, при этом трижды перевернувшись. Умер он на несколько часов раньше от избыточной дозы героина.— Он «сидел на игле»?— Не понял?— Он был наркоманом?— О да. Многочисленные следы от уколов на правой и левой руках свидетельствовали о том, что он регулярно принимал наркотики, вероятнее всего героин.— Это все?— Разве тебе этого недостаточно?— Да как сказать... Майрон, я попрошу тебя еще об одной услуге.— Что делать?— Поезжай в Дариэн на такси, а расходы занеси на мой счет. Глава 11 Во вторник Фрэнсис Уинго постучала в мою дверь без двадцати три. То ли она прилетела на частном самолете, то ли часовым рейсом из Вашингтона, вылетевшим и приземлившимся точно по расписанию.— Входите, — крикнул я.— Благодарю. — Она вошла с недорогим чемоданом в одной руке и полосатым сине-белым плащом, перекинутым через другую.— Тяжелый? — Я потянулся к чемодану.Она отдала его, как мне показалось, с некоторой неохотой.— Тяжелый.Я оглядел комнату, гадая, куда бы поставить чемодан весом 55 или 60 футов. Наконец решил, что лучшего места, чем ванна, не найти. Но перед этим опустил его на весы. Чемодан потянул на шестьдесят восемь фунтов.— Почему вы отнесли его в ванную? — спросила Фрэнсис, когда я вернулся.— Не знаю. Должно быть, потому, что я никогда не стал бы искать его там.— Вы не собираетесь пересчитать деньги?— А вы пересчитывали?— Нет.— Но хоть взглянули на них?— Да.— Впечатляет?— Не слишком.— Раз вы безразличны к деньгам, может, не откажетесь выпить?— Пожалуй, что нет.— Бурбон или шотландское?— Бурбон.— Присаживайтесь в кресло. Или вы предпочитаете диван? Удобно и там и там.— Благодарю. — Она положила плащ на спинку стула, села в кресло, в синем платье, неброском, но хорошо сшитом, туфельках под цвет платья, с сумочкой из той же кожи, что и туфли. Когда я повернулся к ней с полными бокалами, она оглядывала комнату и сумела не скривиться, когда ее взгляд упал на репродукции, которыми украсила стены страдающая дальтонизмом администрация «Аделфи».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18