А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 


Вампиры: Антология –

OCR Larisa_F
«Вампиры: Антология»: Азбука-классика; Санкт-Петербург; 2007
ISBN 978-5-91181-439-7
Аннотация
В новой антологии собраны тридцать пять классических и современных историй о вампирах, принадлежащих перу таких известных авторов, как Клайв Баркер, Роберт Блох, Нил Гейман, Тацит Ли, Ким Ньюмен, Кристофер Фаулер, Брайан Ламли и других.
Загадочные, жестокие, аристократичные, сексуальные, бесстрастные, как сама смерть, и способные па самую жгучую страсть, – вампиры уже не первое столетие остаются притягательной и модной темой мировой литературы и кинематографа.
Исторгнутые извечной тьмой или порожденные человеческими суевериями; исчадия зла или жертвы рокового недуга; звероподобные кровопийцы или утонченные ценители алого вина жизни – вампиры обязательно завладеют если не вашей кровью, то неотступным вниманием.
Пол Макоули
Прямоком в ад
ПОЛ МАКОУЛИ
Прежде чем полностью посвятить себя писательской деятельности, Пол Макоули занимался биологическими исследованиями и шесть лет читал лекции по ботанике в университете Сент-Эндрюс.
Он автор романов «Весь огромный мир» («Whole Wide World»), «Четыреста миллиардов звезд» («Four Hundred Billion Stars»), «Ангел Паскуале» («Pasquale's Angel»), «Земля эльфов» («Fairyland»), «Тайна бытия» («Secret of Life») и «Глаз тигра» («The Eye of the Tyger»), последний включает в себя новеллу «Доктор Кто» («Doctor Who»). Публика высоко оценила трилогию «Книга слияния» («The Book of Confluence»), в которую входят романы «Дитя реки» («Child of the River»), «Старина дней» («Ancients of Days») и «Звездная гробница» («Shrine of Stars»). Его последний роман, триллер «Белые дьяволы» («White Devils»), повествует о возможном будущем Африки, которая претерпела громадные изменения под воздействием вышедших из-под контроля биотехнологий. Издательством PS Publishing опубликован новый сборник рассказов автора «Машинки» («Little Machines»).
За свои романы и рассказы Пол Макоули неоднократно удостаивался премий и наград.
«Каждый раз, когда в детстве я заболевал и оказывался в постели, моя бабушка, которая жила в соседнем доме, приносила мне что-нибудь из своих подборок „Reader's Digest", – вспоминает Пол Макоули. – Там я прочел статью о Распутине. Меня сильно впечатлило, сколько хлопот он доставил своим убийцам (убить его оказалось почти так же сложно, как какого-нибудь мультяшного героя), и спустя некоторое время впечатление обрело форму рассказа».
Прошло двадцать лет с тех пор, когда автор в последний раз видел группу «The Clash», но он по-прежнему полагает, что эта группа, из песен которой он позаимствовал название для символического рассказа, является одним из величайших рок-н-ролльных коллективов всех времен.
* * *
Из ревущей темноты начали вылетать бутылки. Одна, еще одна, и вот их уже слишком много, чтобы сосчитать. Бутылки были прекрасны в тот миг, когда лениво кувыркались в черном воздухе, словно отпавшие ступени множества ракет, и, сверкая и искрясь в свете прожекторов, устремлялись к нам.
И вот первая разбилась о сцену, в ярде от того места, где Вор вдруг тяжело осел в черной путанице своего плаща, громко сопя в допотопный микрофон из тех, что похожи на голову маленького робота. Осколки стекла разлетелись во все стороны, но Вор ушел слишком далеко, чтобы замечать, как падают бутылки, ударяясь со звоном перкуссии в помост с барабанной установкой Жабы, прыгая среди змеящихся по сцене проводов, разбиваясь вдребезги о колонки. Одна из них опрокинула прожектор «бэби», луч света упал на задранные вверх лица, еще одна бутылка скользнула по клавишам Дэви и улетела за кулисы. Замысловатые арпеджио Дэви прервались, когда он отшатнулся назад, но закольцованная подкладка продолжала звучать. Я увернулся от бутылки, не переставая играть тягучий циклический риф, на который мы перешли, когда Вор, пять долгих минут назад, вдруг принялся за свою фугу, – икру пронзила резкая боль в том месте, где кожаные штаны проткнул осколок стекла.
Толпа бурлила, ее рев походил на рев штормового океана, по воздуху неслись не только бутылки: пластиковые стаканы, трепещущие ранеными птицами программки, башмаки, костыль. Словно толпа в ярости разрывала себя на куски. Стакан с желтой маслянистой жидкостью выплеснулся мне под ноги, остро запахло мочой.
Кто-то проскочил мимо меня, это оказался Кощей, он пригнулся, когда я развернулся к нему вместе с гитарой, какой-то миг с улыбкой глядел прямо на меня, дреды торчали по сторонам бледного клинка его лица. Он выхватил из воздуха бутылку и метнул ее обратно, затем опустился на колени рядом с Вором и нежно обнял его.
Я уже бросил играть, Жаба тоже слез со своего помоста. Какой-то миг был слышен только звук сырого сиплого дыхания Вора, птичий щебет закольцованной клавишной подкладки и звон бьющегося стекла.
Толпа снова завопила, когда появились два охранника, огромные мужики в футболках и джинсах, они неуклюже приседали под шквалом воплей и летящих предметов, которые отскакивали от их загривков, потом подхватили Вора под руки и потащили за собой, цепляя подметками его башмаков за провода. Кощей затрусил сбоку, словно пес рядом с хозяином.
Дэви подошел к своему микрофону, с его черного плаща стекало пиво, невидяще сверкали стекла очков для сварки, и произнес в него:
– Идите все на хрен, спокойной ночи!
Я выдернул шнур из гитары и побежал.
Стокгольм, пятнадцатое сентября, 2001 год. Первая и последняя джига, сыгранная во время второго европейского турне «Жидкого телевидения».
Это был уже не первый раз, когда Вор начинал валять дурака. Еще до того, как Вор подпал под чары Кощея, он затевал подобные интеллектуальные игры, с самим собой, с толпой, с нами. Посреди песни отворачивался от микрофона, наблюдая, как мы выкручиваемся без него: руки сложены на груди, по лицу блуждает улыбочка. Выходил на сцену перед началом концерта и принимался читать страницу за страницей «Освобожденного Прометея» Шелли, игнорируя нетерпеливые выкрики публики. Полностью отдавался песне только для того, чтобы вдруг остановиться, начать новую, оборвать и ее, словно в поисках совершенного звучания. Повторял припев раз за разом, пока не срывал голос, потом обращал микрофон к зрителям, позволяя им заканчивать вместо него. Дэви и я, мы с этим мирились, потому что, хотя группу собирали мы, настоящей звездой был этот худосочный низкорослый двадцатилетний юнец, по возрасту годящийся мне в сыновья.
Я никогда не занимался ничем, кроме музыки. Семидесятые провел в совершенной дыре, в Камдене, жил в домишке сторожа при закрытой школе. В одной комнате со своей гитарой, парой бобинных магнитофонов, пластинками в картонных коробках и постелью, сделанной из двух тюфяков. Я был эдаким постхиппи, каждый день принимал ЛСД, питался батончиками «Марс» и выклянченными на рынке подгнившими фруктами. Получал пособие по безработице, иногда уезжал в Кент подработать на сборе яблок или хмеля. И все время играл, иногда мотался с каким-нибудь коллективом по местным пабам, но в основном делал что-нибудь свое, при помощи магнитофонов экспериментировал с наложением звука. В середине восьмидесятых я познакомился с Дэви, забросившим школу гением от электроники, чей лучший друг основал студию звукозаписи «XYZ». Дэви был долговязый, белобрысый и отличался ужасающей серьезностью, которая стала идеальным дополнением к моей беспорядочной бурной энергии. Мы делали музыку «транс» раньше, чем о ней кто-либо что-либо знал (и мы в том числе, мы-то считали, что играем под Фриппа и Ино). Мы продавали диджеям пластинки с миксами, чтобы заработать на жизнь, одна из записей даже стала хитом в местечковом чарте, главная тема в ней была вариацией на тему вступления ко Второму концерту Рахманинова. «XYZ» загнулась очень быстро, запуталась в бухгалтерских расчетах и прогорела, мы же с Дэви завели собственный лейбл, основали студию, где записывали свои опусы и еще сводили и пересводили записи для других. Мы стали известны в определенных кругах, но так и не добились широкой популярности, пока в один прекрасный день этот охламон, который ошивался у нас на студии, не вывалил на пульт стопку листов и заявил, что он только что написал двадцать песен и хватит нам уже стучать хреном по столу, пора делать из него звезду.
Это был Вор. Это было два года назад.
Он получил желаемое уже через полгода. А потом он познакомился с Кощеем, и вот теперь все шло псу под хвост.
Я даже не помню, когда Кощей возник на сцене. Кажется, во время нашего первого европейского турне, где-то между Берлином и Киевом. Вокруг Вора вечно вертелись какие-то люди, компания внутри компании, которой была наша группа. Мы с Дэви терпели это, но непрерывные попойки в сочетании с бронебойными наркотиками начали сказываться на творчестве Вора. Мы собирались выпустить второй хитовый альбом по возвращении с гастролей, а у Вора до сих пор не было новых песен.
– Они придут, – отвечал обычно Вор, когда Дэви начинал давить на него. – Они придут, когда я буду к ним готов. – А как-то раз заявил с застенчивой улыбкой, которая безотказно действовала на девчонок: – Они все время витают вокруг нас. Можно просто выхватывать их из воздуха, когда поймешь как.
Мое первое воспоминание о Кощее: он разговаривает с капитаном-пограничником. Две наших машины и три фургона выстроились вереницей на крутой горной дороге, над ними нависают растущие на склоне сосны, по бокам от пропускного пункта железобетонные постройки; все стоят на дороге, дрожат от пронизывающего ветра и вспоминают, чего незаконного насовали между пожитками, глядя на очень молодых и очень встревоженных солдат с автоматами, которые ходят взад-вперед. И этот высокий человек в шубе со спадающими на спину сальными дредами отводит капитана в сторонку и говорит с ним тихим увещевающим голосом. Кощей говорил с капитаном минуты две, затем он подошел к нашему менеджеру, стоявшему рядом с Дэви и мной, и сказал, что все в порядке, мы можем ехать, ничего платить не надо, никакого досмотра.
– Я очень давно знаком с семьей этого капитана, – сказал Кощей. Улыбка промелькнула по его лицу, быстрая и тонкая, как кинжал убийцы.
Он смотрелся тогда лет на сорок. Временами он казался раза в два старше, а иногда выглядел младшим братом Вора. Он был еще выше, чем Дэви, худосочный, но невероятно сильный, кожа у него походила на бумагу, очень белая и с грубой текстурой, глаза голубые с тонкими красными нитями прожилок, нос крючком. Хотя он поливался одеколоном, это не забивало его природного запаха, запаха прогорклого масла, застоявшейся тины, сырого мяса. Я ощутил тогда этот запах в чистом горном воздухе.
После случая на границе я начал замечать, что Кощей постоянно вьется рядом с Вором. Он сидел в гримерной Вора перед выступлениями, ждал в тени за кулисами, утаскивал его куда-то, пока отзвук последнего аккорда еще висел в воздухе, стоял рядом с ним на вечеринках, наклонялся, что-то нашептывая нашему вокалисту на ухо, или показывал фокусы для развлечения Вора и его поклонников. Карточные фокусы, чтение мыслей – у Кощея это здорово получалось, а еще глотание камней и электрических лампочек: он с хрустом разгрызал стекло и показывал всем осколки на высунутом красном языке, прежде чем проглотить их.
Вор выглядел хуже некуда. Он мешал кокс с таблетками и, как мне кажется, экспериментировал с героином. И еще он сильно надирался: бутылка «Джек Дэниелз» в день, не считая того, что он отхлебывал из стаканов соседей. Мы купили в Албании ящик яблочного бренди, так Вор приговорил его за неделю. На сцене он по-прежнему входил в раж, снедаемый мессианской лихорадкой.
Вне сцены он казался выдохшимся и изможденным и частенько засыпал где-нибудь в углу, а Кощей накрывал его своей шубой и нежно массировал ему запястья.
Ближе к концу турне я узнал от Нормального Нормана, одного из поклонников Вора, что тот завязал с кокаином и героином и подсел на какую-то дрянь, которую готовит для него Кощей.
– Такая густая с мерзким запахом, похожа на прокисший йогурт. Вор говорит, эта штука переносит его в разные удивительные места, – сказал Нормальный Норман, поправляя указательным пальцем очки с толстыми стеклами, – но я не знаю какие, потому что Кощей дает ее только Вору.
Что бы это ни было, оно не избавило Вора от пристрастия к выпивке, он по-прежнему выглядел ужасно. У него высыпали прыщи, под глазами вечно лежали чернильные круги, которые он замазывал гримом перед выходом на сцену. И еще его часто рвало, потому что ел он всякую дрянь, но он наотрез отказывался от любой медицинской помощи, упрямо повторяя, что о нем позаботится Кощей.
Как-то раз в Бухаресте один из поклонников зашел в туалет за сценой и увидел Вора, стоящего перед Кощеем на коленях, Кощей мочился ему в рот.
– Мне от этого как-то не по себе, – признался Дэви, пересказав мне эту историю.
– О вкусах не спорят, – сказал я, хотя мне это тоже не понравилось.
– Если бы хоть секс, я бы так не расстраивался, – продолжал Дэви.
– Может, это он и есть. Какое-нибудь там садомазо.
– Это гораздо хуже, – сказал Дэви.
Я пожал плечами. Пусть Дэви был царь и бог над всеми электрическими штуковинами и с микшерским пультом управлялся деликатно, но решительно, он ничего не смыслил в людских пороках. Хотя на этот раз он был прав.
Кощей так и не отставал от нас, когда мы вернулись с гастролей и прямиком отправились в студию, понятия не имея, что собираемся делать. Нас это не слишком беспокоило, мы с Дэви столько лет работали вместе, у нас скопилась куча материала. Но пока мы пытались развить пару главных тем, что-то придумывая, добавляя то, убирая это, Вор либо вырубался где-нибудь на кушетке рядом с Кощеем, либо вообще не являлся. Мы потратили две недели студийного времени, спустили почти сто тысяч фунтов, но так и не добились ни единой строчки, ни единой мелодии от Вора, и вот тогда мы пришли к нему домой и велели взять себя в руки и приготовиться к серьезному разговору, а Вор таращился на нас с сонным недоумением.
Мы находились в похожей на пещеру спальне хозяина. Вор распростерся под балдахином кровати восемнадцатого века, которую он купил, поскольку на ней якобы спал Моцарт. Вор был обнажен до пояса, и на его худом белом теле виднелись свежие царапины и шрамы от заживших сигаретных ожогов. Кто-то спал под тяжелым покрывалом из красного бархата, свернувшись так, что виднелась только шапка светлых немытых волос. Перед зеркалами горели свечи, на столике у кровати стоял стакан, до половины налитый густой белой жидкостью, на туркменском ковре громоздилась гора грязных тарелок.
– Он в состоянии сделать то, что вам нужно, – заявил Кощей, когда мы выговорились. – И даже больше. Вы поразитесь тому, что он может.
– Это наше дело, – резко оборвал Дэви. Вид бесчувственного тела Вора вывел его из себя. – Ты сюда не лезь.
– Этот парень – мое дело, – сказал Кощей. – Я не могу в него не лезть.
– Да пошел ты!.. – бросил Дэви и попытался схватить Кощея за руку.
Было три часа ночи. Воздух спертый и дурманящий, у меня раскалывалась голова от переизбытка наркотиков, никотина и кофе, так что, возможно, мне только показалось, будто рука Дэви просто прошла сквозь рукав меховой шубы Кощея. Может быть, он не рассчитал замах, может быть, Кощей увернулся. Так я подумал тогда.
Дэви выругался и затряс рукой, словно обжегся. Вор захихикал и сказал:
– Он со мной. Он мне нужен. Не лезьте к нему.
– Тебе пора приниматься за работу, – заявил Дэви.
– Я не знаю, готов ли я идти этим путем.
– Ты готов, – заверил Кощей.
Дэви пропустил их диалог мимо ушей и обратился к Вору:
– И как насчет того, чтобы просто вылавливать песни из воздуха?
Вор ответил спокойно:
– Та фигня, которую я делал до сих пор, не просто плоха. Она тривиальна. Она ничто. Я хочу зайти глубже. Я знаю, что могу зайти глубже, но там страшно. Более чем страшно.
– В тебе это есть, ты способен на великие вещи, Клинт, – сказал Кощей.
Клинт было настоящее имя Вора, Клинт Келли. Наполовину ирландец, он вырос странным и дерганым в каменном мешке Хакни, наивный гений, взявший себе псевдоним из какого-то старого фантастического романа.
Вор посмотрел на меня, посмотрел на Дэви.
– Вы не знаете, о чем простите. Дайте мне время, – попросил он.
– Мы обязаны выпустить альбом до сентября, – сказал Дэви. – Тогда начинаются очередные гастроли, а у нас до сих пор нет даже сингла.
– Может, тебе уехать на недельку отдохнуть. Погреться где-нибудь на солнышке вдали от суеты. А потом вернешься, и мы начнем, – предложил я.
Вор засмеялся.
– Ты не понимаешь. Речь идет не о контракте. Не обо всей этой рок-н-ролльной чепухе. Главное здесь, – произнес он, прижимая ладони к глазам. – Вот тут. Я хочу зайти дальше, чем заходил кто-либо до меня. Я уже на самом краю. Я это чую. Но никак не могу оттолкнуться.
– Но ты ведь хочешь. Я знаю, что хочешь, – вмешался Кощей.
Вор поглядел на Кощея, между ними что-то пронеслось.
1 2 3