— Прошу вас разделить со мной скромную трапезу, мадам, — произнес он, глядя в ее сторону совершенно непроницаемым взором и подкрепляя приглашение красноречивым жестом.
Лизетт подала ему руку, позволила проводить себя к дереву, подвернув подол юбки, удобно устроилась на краешке одеяла и опустила глаза.
— Выпьете чего-нибудь прохладительного? — ободряюще улыбнулся ей Джон. — На кухне мне дали целый кувшин лимонада. Есть и апельсиновый сок.
Подняв глаза, она покачала головой. Ее симпатичное лицо выражало одновременно сомнение, надежду, желание разобраться в своих чувствах и предположениях — все то, что было сейчас на душе.
— Насколько я поняла, — спокойно произнесла Лизетт, — ты затеял все это, чтобы поговорить со мной без постороннего вмешательства. — Она огляделась вокруг. — Думаю, что здесь нам никто не помешает.
Джон напряженно кивнул и, усевшись напротив, вдруг вырвал целый клок травы.
— Когда я размышлял об этой прогулке, все казалось простым, — признался он, глядя ей в лицо. — Но сейчас, когда все вроде бы получилось, у меня не хватает слов, чтобы все объяснить.
— Что-то не припомню, чтобы с тобой раньше случалось такое.
Лизетт сказала это в надежде на то, что, пока Джон молчит, сердце ее немного успокоится и пульс уже не станет биться так сильно. Но видимо, слишком много возбуждающих и одновременно обескураживающих мыслей скопилось в голове, чтобы контролировать вызванные ими чувства. Может, в самом деле и его, и ее обманули? А вдруг Джон и сейчас любит ее? Лизетт уже почти верила в это. А если не верить? Не упустит ли она последний шанс на счастье? Но ведь и вся ее привычная жизнь может измениться! Смущенная и сбитая с толку, она уже и не знала, нужна или не нужна ей истина. За многие годы она свыклась с мыслью о том, что ее возлюбленный оказался лживым негодяем. Так было проще и понятнее. Ей бывало больно и одиноко, но по крайней мере все было ясно. Каково будет, если выяснится, что лишили ее счастья покойный муж и родной отец?
Джон, наблюдая за отражающейся в ее глазах внутренней борьбой, грустно улыбнулся.
— И все-таки я поступил правильно, — тихо сказал он. — Я счастлив, что оказался рядом с тобой, но чувствую себя деревенским увальнем, неожиданно встретившим богиню и лишившимся дара речи.
Борясь с нахлынувшей волной нежности, Лизетт резко тряхнула головой.
— Не очень-то верится, — произнесла она. — Утверждаешь, что лишился дара речи, но несешь ерунду, как светский повеса.
— Это не ерунда, — покачал головой Джон. — Это чистая правда. — Он импульсивно схватил се руку и притронулся губами к нежным пальчикам. — Неужели ты до сих пор не поняла, что я действительно видел в тебе богиню? Я всю жизнь считал себя счастливейшим человеком только потому, что ты любила меня когда-то.
— Почему же ты тогда уехал? — вскрикнула она, вырывая руку.
— Я не собирался уезжать, — произнес он, и губы его при этом дрогнули, — по крайней мере до тех пор, пока твой отец и Рено не доказали, что ты не станешь моей, что ты решила выйти за Рено, а я лишь мешаю твоему счастью.
Лизетт сама сжала его пальцы.
— И ты поверил им! — дрогнувшим голосом произнесла она. — Ты поверил?
— Я бы не поверил, но это были не только слова… Они показали мне письмо, написанное тобой!
— Какое письмо? — спросила мгновенно помрачневшая Лизетт.
Джон достал из бокового кармана куртки аккуратно сложенный лист бумаги. С первого взгляда на него было ясно, что посланию этому много лет и читали его много-много раз. Не говоря ни слова, он протянул листок Лизетт.
Она взяла его с осторожной брезгливостью, будто жабу. Только пристальный взгляд Джона заставил ее прочитать записку. В ней было всего несколько строк. Но их содержание было страшным. Неудивительно, что даже сейчас он болезненно поморщился. Содержание записки Джон знал наизусть, и каждое слово отражалось болью в сердце.
* * *
"Если ты действительно имеешь ко мне хоть капельку сострадания, пожалуйста, забудь обо всем, что было между нами. Я никогда не стану твоей женой. Я люблю другого.
Лизетт”.
Глава 19
— Они обманули нас обоих! О бедный!.. Дорогой мой, любимый! Это адресовано вовсе не тебе! — воскликнула Лизетт. — Это часть письма, которое я написала Рено, когда поняла, что люблю не его, а тебя. — Лицо ее побледнело, и черные глаза от этого казались необыкновенно большими. — Рено собирался жениться на мне. Отца это устраивало. До того, как ты приехал, мы были помолвлены. — Она смолкла, и щеки ее, несмотря на прошедшие со дня этих событий годы, покрылись стыдливым румянцем. — Но как только я увидела тебя… — В глубине черных глаз зажегся загадочный огонь, лицо сделалось невыразимо нежным. — Когда мы встретились, я поняла, что не смогу выйти за него. Я любила тебя.., только тебя одного!
Из горла Джона вырвался не то стон, не то всхлип. Он положил руки на плечи женщины и порывисто притянул ее к себе.
— Я тоже любил тебя, — хрипловато прошептал он. — Всегда! Даже тогда, когда думал, что ты обманула меня, разрушила наши планы, что ты любишь другого, все равно любил!
— О Джон!
Еще далеко не все было ясно. Многое предстояло объяснить друг другу. Но в этот момент они жили лишь этими объятиями. Они вновь были вместе! Вновь, как в юности, упивались жадными поцелуями. Правда, и он, и она ощущали нечто новое: грусть о потерянном счастье, горечь от того, что так легко дали обмануть себя, и радость, что сумели сохранить свою любовь. Любовь их оказалась сильнее человеческой лжи, сильнее самого времени!
Было очень тихо вокруг. Казалось, сама природа замерла, чтобы не мешать ласковому шепоту вновь обретших друг друга влюбленных, которых жестоко и надолго разлучили с помощью лжи. Они замерли, прильнув друг к другу, губы то соединялись в поцелуе, то шептали ласковые, только им понятные слова. Время будто перестало существовать.
К реальности их вернул неожиданно выскочивший на поляну и удивленно фыркнувший при виде людей олень. Джон и Лизетт одновременно вздрогнули и рассмеялись, наблюдая, как испуганное животное вновь скрылось среди деревьев. Джон уселся, привалившись спиной к дереву, Лизетт, положив голову ему на плечо, машинально теребила пальцами пуговицу на его куртке.
— Они решили все за нас обоих! — прошептала она. — Dieu! Сейчас кажется невероятным, что мы могли поверить в эту ложь.
— Меня убедила твоя записка, — сказал Джон. — Я не верил сначала. Но затем твой отец показал ее. Когда до меня дошел ее смысл, я думал, что мое сердце разорвется. Я был в отчаянии. Поэтому Рено так легко убедил меня уехать из города. Он сам проводил меня, пока я не передумал. А твой отец в это время помчался домой и сообщил тебе, что ты связалась с мерзавцем, которому нужны лишь приключения, а не ты сама.
Лизетт чуть отстранилась от него и строго взглянула в глаза.
— Но почему ты не попытался поговорить со мной?
— Я хотел встретиться с тобой, — печально улыбнулся Джон. — Но твой отец доказал, что это ни к чему. Он казался таким искренним, когда говорил, что это только рассердит и расстроит тебя, но ничего не изменит. Он сказал, — в голосе Джона послышалась горечь, — что если я действительно люблю тебя, я не стану причинять тебе дополнительную боль. А что он тебе говорил? — спросил он, нахмурившись.
Лизетт вздохнула и вновь прижалась к нему.
— Ты почти точно повторил его слова. Папа казался очень добрым и заботливым, но говорил при этом, что я ошиблась, что ты не любишь меня и не собираешься жениться. Он сказал, что ты просто играл со мной, развлекался, а я по своей неопытности приняла твои обещания вечной любви всерьез. — Губы ее дрогнули. — Я сердилась и не хотела его слушать, говорила, что он лжет. Тогда он сказал, что сам готов отправиться со мной к тому месту, где мы с тобой договорились встретиться, и, если ты окажешься там, он даст согласие на нашу свадьбу. Но он уверен, что тебя там нет, потому что ты уже уехал в Натчез.
— И оказался прав, — горько усмехнулся Джон, — поскольку сам же организовал мой отъезд. Лизетт кивнула.
— Я продолжала сомневаться. Тогда он отвез меня в гостиницу, где ты жил. Там сказали, что мсье Ланкастер оплатил все счета и утром отбыл в Натчез. Затем, чтобы сомнений не осталось, он повез меня в порт. — Голос Лизетт стал еле слышен. — Там мы разыскали двух рабочих, которые вспомнили тебя по описанию и сказали, что именно такого человека видели садящимся па баржу, которая часа два назад отправилась в Натчез. И тогда… — Прекрасные глаза Лизетт заполнились слезами. — Только тогда я поверила, что ты оставил меня.
— Мое сердце всегда было с тобой, Лизетт, — произнес Джон, беря ее ладонь в свою. — Всегда!
Он нежно прикоснулся к се губам. Лизетт закрыла глаза, как в юности, упиваясь сладостью поцелуя. Сердце трепетало от радостного ощущения счастья. Когда же она их открыла, там не было и тени прежней печали и настороженности. Они светились, как две яркие звезды. На лице появилась мечтательная улыбка.
— Я люблю тебя, — тихо произнес он. — Всегда любил. Выйдешь за меня? Предлагаю вам стать моей женой, мадам, и чем быстрее, тем лучше!
— Oui, мсье, — ответила она, ласково проведя кончиками пальцев по его щеке. — Я согласна. Почту за честь стать вашей супругой.
Оба замолчали. Главное было сказано, а для того, чтобы выразить чувства, все равно не хватало слов.
* * *
Хью не очень удивился, узнав, что его отчим и теща решили пожениться. Он видел, с какой осторожной нежностью усаживал Джон Лизетт в седло, когда они уезжали. Видел, как блестели глаза ставшей вдруг совсем молодой тещи и каким мягким и ласковым было лицо отчима, когда они вернулись через несколько часов в “Уголок любви”. Только глупец бы не понял, что это все означает. Хью не был глупцом. В чувствах других людей он по крайней мере разбирался. Ему сразу стало ясно, что в отношениях членов его семьи предстоят серьезные перемены. Встретив их на ступеньках центрального входа и посмотрев в их немного смущенные лица, он широко улыбнулся.
— Кажется, вас можно поздравить?
Джон и Лизетт улыбнулись и одновременно кивнули в ответ.
— Мы решили пожениться, — ответил Джон, обнимая спутницу за плечи. — Свадьбу хотим устроить как можно скорее.
На верхней галерее появилась привлеченная стуком лошадиных копыт Микаэла. Как и Хью, она посмотрела сначала на одного, затем на другую и радостно улыбнулась. Весело сверкая глазами, она мгновенно сбежала вниз и обняла мать.
— О la-la! — воскликнула она. — Все выяснилось, как я понимаю? Он оказался вовсе не таким грубым и неотесанным, как ты думала? Похоже, что и у меня появится отчим?
— Да, — рассмеялась Лизетт. — И очень скоро. Счастливое настроение старших было столь заразительным, что даже напряженность в отношениях молодых супругов на какое-то время исчезла. Хью и Микаэла обменялись такими радостными и многозначительными взглядами, что можно было подумать, будто все это устроили они. Хью заявил, что принятое решение следует скрепить шампанским, и вся четверка веселой гурьбой направилась в дом.
Так уж получилось, что в тот момент, когда они вошли в холл, туда спускался и Жан. Увидев их, он замер на нижней ступени лестницы и подозрительно посмотрел на Лизетт и Джона. Он не хуже других знал о том, что связывало и разделяло этих двух людей, и было нетрудно предположить, что означало их радостное возбуждение. Вошедшие тоже остановились. Возникла напряженная пауза.
— Итак, — нарушил молчание Жан, — вы наконец узнали правду?
Джон коротко кивнул и, положив руку на плечо Лизетт, прижал женщину к себе.
— Да, мы узнали правду. А насколько, интересно, она была известна вам?
— Почти полностью, — признался Жан, подходя к ним ближе. — Я знал, что Кристоф и Рено воспользовались частью письма Лизетт. Они сказали, что делают это во имя ее счастья, благополучия наших семей и пользы компании. Не забывайте к тому же, что речь идет о моем старшем брате. Кто я был такой, чтобы говорить, что он не прав? Я считал, что обязан во всем помогать ему. — Он перевел взгляд на Лизетт и заговорил тоном, в котором угадывались нотки раскаяния. — Я понимаю, что часто вел себя с тобой несправедливо. Во всем, что случилось, я обвинял только тебя. Мне казалось, что ты изменила моему брату, и подсознательно хотел отомстить тебе за это. Мне было тяжело осознавать, что ты вышла за брата, которого я так любил, только потому, что от тебя отказался кто-то другой.
Мать и дочь одновременно вскрикнули. Побледневший Джон сделал шаг вперед. Глаза его угрожающе блеснули.
— Все это было очень давно, — поспешил вмешаться Хью, вставая между Жаном и отчимом и укоризненно глядя то на одного, то на другого. — Тех, кто виноват, уже давно нет в живых. Бессмысленно обвинять их. И уж тем более выяснять отношения между нами и портить так счастливо начавшийся день.
— Я не желал никого обидеть, — тихо произнес Жан, глубоко вздохнув. — Просто я попытался объяснить Лизетт свое отношение к ней. К сожалению, проделал я это в обычной для меня неуклюжей манере, — Он сделал шаг в сторону и поклонился Лизетт. — Прошу прощения. Я, честно говоря, уже давно понял, что вы ни в чем не виноваты. — Губы его скривились. — Печально то, что, когда я понял это, мое поведение не изменилось. Оно вошло в привычку, которая стала сильнее меня.
Последняя фраза, будто неожиданная вспышка молнии, высветила много темного и неясного ранее Микаэле. Теперь она поняла, почему постоянно ощущала какую-то напряженность в отношениях матери и дяди, хотя внешне это никак не проявлялось. Еще поразительнее были его слова о привычке, помешавшей исправить что-то в его отношениях с мамой. Микаэла непроизвольно посмотрела на мужа. Мама абсолютно права — гордость не согреет постель. Решено. Она непременно поговорит с Хью!
Жан подошел к Лизетт, осторожно взял ее руку и притронулся к ней губами.
— Может быть, вы разрешите мне попробовать исправить мои ошибки? Не станете возражать, если и я поздравлю вас? Поверите, что я делаю это искренне?
Лизетт растерялась, но не более чем на секунду.
— Oui! Большое спасибо. Надеюсь, что теперь, когда разделяющих нас секретов больше не осталось, мы станем настоящими друзьями, которыми и должны были быть все это время.
Жан слегка нахмурил брови.
— Действительно не осталось секретов?.. — многозначительно прошептал он ей на ухо.
— Dieu! — вдруг заторопилась Лизетт, будто что-то неожиданно вспомнив. — Не кажется ли вам, что мы стали слишком серьезными? По-моему, самое время выслушать тост, который приготовил мой очаровательный зять.
Хью, довольный тем, что напряженный момент остался позади, рассмеялся и, подхватив обеих женщин под руки, направился в гостиную. Оставшись одни, Жан и Джон некоторое время стояли, молча глядя друг на друга, затем Джон протянул руку.
— Мой приемный сын прав. Все осталось в прошлом. У нас нет причин для вражды. Начинается новый этап в истории нашей семьи. Не следует осложнять его воспоминаниями о неприятностях, в которых мы не виноваты.
— Такой поворот дела меня устраивает, — улыбнулся, правда, без особого энтузиазма, Жан. — Для меня интересы семьи всегда были превыше собственных. А если в нашу семью войдете вы, то она, без сомнения, станет сильной и крепкой. Что касается нас с вами… Мы стали старше и, надеюсь, умнее. Лично я с возрастом понял, что лучше приобретать новых друзей, а не врагов.
Жан крепко пожал протянутую руку.
— Пойдем, друг мой, — тепло произнес он, похлопав Джона по спине. — Нам теперь предстоит поднять не один, а по крайней мере два тоста: за разоблачение старого обмана и за расцвет новой дружбы.
Оставался лишь один член семьи, который пока не знал о предстоящей свадьбе, и Лизетт отнюдь не была уверена в том, что он воспримет эту новость спокойно. Об отношениях матери и Джона Ланкастера Франсуа ничего не знал. Он слышал, что когда-то очень давно, еще во время основания компании, они встречались. Он никогда особо и не задумывался над этим. Тем более сейчас. В данный момент все его мысли были заняты Аденом, который должен был появиться в “Уголке любви” в течение ближайших двух дней. Зная, что Хассон намерен убить Хью, Франсуа не находил себе места.
Передавая сестре просьбу Алена, он про себя молил Бога о том, чтобы она отказала. Молитва не была услышана. Легкость, с которой Микаэла и Хью согласились принять “его друга”, ввергла Франсуа в уныние. Но изменить что-то уже было невозможно. С болью в сердце он написал Хассону записку и отправил ее со слугой в Новый Орлеан.
Родственники, занятые собственными проблемами, не замечали, что Франсуа притих, стал реже улыбаться, а обычно жизнерадостный его взгляд сделался грустным. Если кто-то и обратил внимание на это, то решил, что молодому человеку просто скучновато в деревне. Но Франсуа было не до развлечений. Привычный мир рушился по его вине. Чем больше он думал об этом, тем с большей тоской вспоминал, как счастливо он жил до того, как попал в железные объятия Алена.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42