Внезапно её лицо исказилось. Она остановилась и поднесла руку к горлу, сжавшемуся от непонятной тревоги.
Потом она увидела его.
Мужчина-ребёнок в синем плаще сидел на склоне холма, возле купы наполовину облетевших берёз – улыбающийся и молчаливый, как всегда. И смотрел на неё.
– Сердце дракона, я буду тебя ждать.
Ллиэн попятилась и прижалась к боку лошади.
– Ты видишь кого-нибудь? – спросила она, указывая в сторону склона.
Рыжая Ильра повернула голову, навострила уши, фыркнула и снова отвернулась.
– Никого…
Ллиэн отпустила поводья и, быстро взбежав по склону, подошла к купе берёз. Никого.
– Что произошло?
Ничего, кроме кустов и деревьев, сверху видна равнина и разбросанные по ней деревушки, а вдалеке – смутные очертания стен Лота.
– Что случилось? – повторил Родерик, который подбежал к ней запыхавшись, сжимая в руке меч.
Ллиэн взглянула на него как сомнамбула, но потом, вернув себе самообладание, ответила:
– Нет, ничего… Мне показалось, что здесь кто-то был.
Город, словно улей, гудел от нескончаемых разговоров. Это было в обычае у горожан, и, хотя обсуждать было особенно нечего, каждый считал своим долгом громко высказать своё мнение – само собой, противное мнениям всех остальных. Это ещё сильнее распа-ляло собеседников.
Но по крайней мере один человек в общем шуме и гаме оставался молчаливым. Он улыбался, точно так же, как и все зеваки и праздношатающиеся, мимо которых он торопливо проходил, но не принимал никакого участия в их болтовне. Вооружённый острым как бритва ножом, он ловко потрошил кошельки горожан, слегка толкая их локтем в тот момент, когда лезвие перерезало кожаный шнурок, чтобы те ничего не заметили. Они никогда ничего не замечали. Блейд был одним из лучших воров в королевстве.
Самых неумелых ловили за руку спустя несколько месяцев и незамедлительно вздёргивали на городской виселице. Те, что половчей, могли продержаться по два-три года, но в конце концов их находили в тёмных переулках с перерезанными кем-то из более удачливых воров глотками. Самого Блейда тоже пытались убить. Но его противник не прикончил его, потому что слишком поспешил воспользоваться кошельком жертвы. Три месяца спустя Блейд разыскал его в одной из таверн Тентажеля, портового города, и на следующее утро тот был найден городскими стражниками прибитым гвоздями к собственной двери.
От этой встречи у Блейда остались ужасный шрам на шее и привычка никому не доверять. С тех пор он и стал лучшим.
Осторожно скользя в начинавшей редеть толпе, он углубился в нижнюю часть города и зашёл в трактир, чтобы подсчитать дневную выручку.
– Пива! – крикнул он, садясь.
Кошельки оказались тощими. Двадцать медных монет, две серебряные. Достаточно, чтобы прожить неделю, но явно мало, чтобы стоило рисковать жизнью…
– Что они затеяли, все эти эльфы, гномы и рыцари? – спросил кто-то рядом с ним.
– Говорили, они собираются убить дракона, живущего в Северных Землях, – ответил другой голос.
– Единственные драконы в Северных Землях – это гоблины! – перебил третий посетитель, пожимая плечами. – Нет, они отправились искать сокровища! Я знаю, потому что говорил с одним из гномов из свиты Болдуина!
– А почему не с самим Болдуином? – хохоча спрашивали собеседники.
– Да я же вам говорю…
– Пусть их смеются, – сказал Блейд, поворачиваясь к рассказчику. – Садись со мной. Я угощу тебя пивом, но только если твой рассказ будет того стоить.
Человек, моложе остальных, но уже с внушительным брюшком, широко улыбнулся, обнажив редкие почерневшие обломки зубов.
– Так гони пиво, приятель, и раскрывай пошире уши! – заявил он, усаживаясь напротив вора. – Эту историю я слышал от одного из стражников Болдуина, Тиллиона – он из знатных гномов Красной Горы.
– Принесите эля моему приятелю! – крикнул Блейд трактирщику.
Толстяк осторожно взял кружку, подождал, пока осядет пена, отхлебнул и начал рассказ:
– Тиллион мне сказал, что какой-то эльф убил короля Чёрной Горы и украл у него сокровище. Поэтому, я так думаю, они поехали отомстить за его смерть и забрать сокровище обратно!
– Сокровище, говоришь…
– Вот именно! Кажется, это какое-то оружие, украшенное драгоценными камнями.
Человек одним глотком допил пиво и поспешно встал из-за стола, опасаясь, что Блейд передумает и заставит его платить. Но вор сидел неподвижно. Оперевшись подбородком на руку, он рассеянно поигрывал серебряной монетой, и мысли его, казалось, были далеко. Что ж, может быть, это тот самый случай, которого он ждал так долго… Провернуть хорошее дельце, а потом оставить ремесло, купить землю и зажить как знатный господин где-нибудь подальше, где люди не задают лишних вопросов… У Границ, например. Он прекрасно сумеет защитить себя от диких гоблинов, и никто не сможет оспорить у него его владения.
Тут он вздрогнул: какой-то человек уселся напротив него с глиняным стаканом вина в руке.
– Не стоит верить тому, что рассказывает этот пьяница, мессир. Он пьёт с утра до вечера.
– Да, вы правы, – ответил вор. – Но я об этом не думал. Его рассказ меня позабавил и, в конце концов, стоил кружки пива.
– Это точно, – подтвердил новый собеседник с сухим смешком. – Однако…
Блейд почувствовал себя немного не в своей тарелке. Незнакомец, закутанный в бесформенный плащ, не был похож на остальных выпивох. По его щеке тянулся ужасный шрам, доходя до пустой правой глазницы, а своими мускулистыми руками он, казалось, мог разорвать пополам тролля – даже несмотря на то что был невысокого роста и уже в годах.
Он пристально разглядывал Блейда.
– Однако есть и доля правды в этой истории, – продолжал он.
– В самом деле? – спросил вор, поднимаясь. – Ну что ж, рад был познакомиться. Но теперь мне нужно идти.
Одноглазый схватил Блейда за руку и сильно стиснул её, заставляя того снова сесть на место.
– Выпей со мной!
Он разлил на двоих вино из кувшина и, чокнувшись с Блейдом, залпом опрокинул свой стакан. Блейд заколебался, но тоже выпил. После пива у вина был неприятный привкус…
– Смотри, – сказал человек, отпуская его руку. – Узнаешь это кольцо?
Вор быстро взглянул на кольцо. Оно было золотое, украшенное красным камнем внушительных размеров. Дорогая игрушка… очень неосмотрительно было нести такую в Нижний город… Но тут его собеседник нажал на камень, и тот сдвинулся в сторону, открывая странный узор. Сердце Блейда тут же заколотилось быстрее. На кольце была вырезана руна Беорна – дерево с тремя ветвями, – на общепринятом языке означавшая человека благородного или богатого. Но лишь для немногих посвящённых это был знак одного из самых тайных сообществ в королевстве – Гильдии.
Блейд невольно бросил взгляд на своё собственное кольцо, украшенное точно таким же знаком, но медное.
– Снаружи, – прошептал его собеседник, – королевские солдаты. У них есть приказ задержать вора Блейда, как только он выйдет на улицу. У преступника волосы чёрные, короткие, ни бороды, ни усов, одевается неброско, ни украшений, ни особых примет… Ах да,
шрам на шее… но его под воротником не видно. Я вот и думаю: узнают ли они тебя…
Вор вздрогнул, но собеседник продолжал мирно улыбаться. Он скинул надвинутый на лоб капюшон плаща, и Блейд отпрянул – теперь он видел, что это был дворцовый сенешаль Горлуа собственный персоной. Соседние столы мигом опустели – Блейд оказался не единственным, кто узнал герцога.
Горлуа с невозмутимым видом отхлебнул из стакана и снова посмотрел на вора. Теперь Блейду показалось, что в единственном глазу светится насмешка.
– Чего вы хотите?
Сенешаль принялся поигрывать одной из своих косиц, перевязанных красной кожаной лентой, – очевидно, это был привычный для него жест.
– Думаю, ты тот человек, который мне нужен, Блейд… Впрочем, у тебя, кажется, нет выбора…
В течение двух дней кавалькада быстро продвигалась к северу, преодолевая по пятнадцать лье в день. Было холодно, но дождь перестал. На третий день к полудню ледяной пронизывающий туман заволок, казалось, все пространство между землёй и небом мутно-серой пеленой. Люди, эльфы, гномы и даже лошади втянули головы в плечи и ехали молча. Уже давно остались позади последние фермы, и теперь кругом простирались лишь пустынные равнины, в это время года казавшиеся особенно унылыми. Снег в Логре выпадал редко и ненадолго – самое большое на несколько недель в году, – но земля и трава становились почти одинакового бурого цвета и раскисали под дождём, что придавало пейзажу какую-то безнадёжность.
Крестьяне, живущие на фермах – низкорослые люди с грубыми руками, – всё-таки ухитрялись с каждым годом обрабатывать для своих посевов все больше земли и постепенно продвигались все дальше вглубь неосвоенных равнин. Сердца их были более суровыми, чем земля, которую они обрабатывали, и мечтали они о том, чтобы настали наконец времена, когда человек победил бы природу с её чередованием холода и жары и стал бы хозяином земли, скал и деревьев…
Ласса – эльфийская лошадь, на которой ехал Ллевелин, паж королевы, – вдруг протяжно заржала.
– Я боюсь дождя, ветра, зимы и этих унылых пастбищ! – жаловалась она.
Ллевелин её не понял. Он не знал языка животные но, как и все эльфы, мог почувствовать, что у них на ду – ше. Он склонился к шее Лассы и тихо запел ей на ухо какую-то песенку.
Чёрный жеребец Утера насмешливо фыркнул.
– А я-то думал, эльфийские лошади более выносливые, – сказал он.
– Никто не любит дождя и холода, – возразила Ласса. – Но что ты можешь знать о холоде и голоде, если спишь в конюшне и идёшь туда, куда тебе велят?
Конь Утеря резко взвился на дыбы, что очень удивило всадника. Ллиэн, ехавшая перед ним, обернулась и, словно для того, чтобы усилить замешательство рыцаря, произнесла что-то непонятное.
Словно повинуясь зову, конь рыцаря подбежал к ней, так что всадник против своей воли оказался бок о бок с королевой.
– Вы… говорите с лошадьми? – спросил Утёр, даже не осознав в первый момент, насколько глупо прозвучал его вопрос.
– С лошадьми, собаками, волками и птицами, – ответила Ллиэн без всякого удивления. – Но я знаю лишь по нескольку фраз. А вот Тилль-следопыт знает языки всех животных.
Утёр покраснел. В этот момент ему захотелось, чтобы на нём был шлем с глухим забралом, позволивший бы скрыть смущение.
Ллиэн негромко рассмеялась. Мелкие капельки дождя поблёскивали на её лице и чёрных волосах, отчего она, больше чем когда-либо, казалась сотканной из серебристого тумана, нереальной и почти бесплотной – настолько её кожа и муаровая одежда сливались с дождевой завесой. А светло-зелёные глаза блестели ещё ярче, чем всегда.
– Что-то не так?
Рыцарь вздрогнул и снова покраснел – оказывается, уже больше минуты он, сам не сознавая того, молча смотрел на королеву Высоких эльфов. Ллиэн рассмеялась уже более откровенно, забавляясь его замешательством.
– Кажется, любезный рыцарь, ваш конь успокоился. Может быть, вы доскачете до Тилля и попросите его сделать остановку, чтобы подкрепиться?
Утёр Бурый ответил резким кивком и пришпорил коня. Ллевелин, подъехав к королеве, занял его место.
– Красота вашего величества не оставляет равнодушным никого из людей, – заметил он, улыбаясь.
– Так говорят, – ответила Ллиэн, возвращая ему улыбку.
– Тем лучше. Может быть, их будет легче привлечь на нашу сторону, если дело примет скверныйоборот.
Королева Высоких эльфов нахмурилась.
– Утёр – один из двенадцати стражей Великого Совета. Он друг эльфов, но также и гномов. И это очень хорошо. Я бы не хотела сделать ничего, что могло бы изменить такое положение.
– Простите меня, королева, – прошептал Ллевелин.
Он придержал своего коня, чтобы между ним и Ллиэн осталась прежняя дистанция. Однако в глубине души он понимал, что прав. Мало кто из людей-мужчин мог устоять перед красотой эльфийских женщин. Поэтому большинство знатных дам Логра издавна старались, чтобы больше нравиться своим мужьям, подражать бледности, изяществу и безмятежному спокойствию тех, кого человеческие легенды порой называли феями, порой – ундинами, сильфидами, белыми дамами или духами леса. Отсюда в королевстве повелась мода на батистовые сорочки, покрывала из тонкого льна, закрывающие голову и шею и делающие лица более узкими, на длинные рукава, полностью скрывающие руки и доходившие до кончиков пальцев, или высокие остроконечные шляпы с вуалями, – одним словом, на всё, что помогало казаться выше, тоньше и бледнее. Девушки пудрили лица и почти ничего не ели – вплоть до голодных обмороков, и страдали в тесных узких платьях, в которых невозможно было свободно дышать. И все только для того, чтобы походить на эльфиек…
Ллевелин пожал плечами. Что бы там ни говорила королева, ни один молодой человек не устоял бы перед эльфийкой – если только не боялся эльфийских чар… А такое тоже нередко бывало.
Окрик, раздавшийся впереди, отвлёк Ллевелина от его мыслей. Утёр и Тилль-следопыт нашли убежище, где можно было остановиться на отдых.
Это оказалась пастушья хижина, где зимой никто не жил, сложенная из грубых камней и почти не защищавшая от ветра и дождя. Однако на короткое время она могла бы дать иллюзию тепла и уюта.
Поскольку хижина была совсем маленькой, эльфы, для которых дождь совершенно не был помехой, остались снаружи вместе с лошадьми.
Гуирр – паж рыцарей – пытался разжечь в хижине огонь, что, учитывая окружающую сырость, было настоящим подвигом, и когда ему наконец это удалось, все собравшиеся наградили его аплодисментами. Мьольнир сменил промокшую одежду, но продолжал ворчать до тех пор, пока высокий паж гномов в красной ливрее не принёс первый кувшин вина из съестных припасов.
Вскоре из хижины послышался смех и весёлые возгласы. От небольшого костра вовсю валил дым. К нему примешивался дымок от трубки Цимми. Лёгкий медовый запах табака был приятным и успокаивающим. Эльфы, сидя у порога хижины, тоже ели и перебрасывались шутками, явно желая развеселить гномов; потом королева Ллиэн и сама рассмеялась, услышав смешную историю, рассказанную мастером-каменщиком Цимми, а следом за ней расхохотались и остальные.
Все ещё улыбаясь, Ллиэн протянула длинную изящную руку к Родерику, сидевшему недалеко от неё, по другую сторону порога, и прикоснулась к его руке, обтянутой прочным кожаным нарукавником.
– Могу я попросить у вас, рыцарь, серебряную монетку?
Родерик и другие участники экспедиции удивлённо взглянули на неё, но королева, продолжая улыбаться (при этом в уголке её губ появлялась лёгкая складочка, которую Утёр находил очаровательной), повторила:
– Пожалуйста, дайте мне серебряную монетку, мессир.
– Да, конечно, – пробормотал Родерик.
Он начал рыться в своей сумке, ища кошелёк, но Утёр, опередив его, протянул королеве свою монету.
– Пожалуйста, мадам.
Ллиэн поблагодарила его изящным кивком, взяла монету кончиками пальцев и показала её всем собравшимся.
– Вы видите её, мессиры? Серебряная монетка, совсем новая!
Она позвала в свидетели Фрейра, и варвар с довольным смешком подтвердил, что монета настоящая. Он даже попробовал её на зуб.
– Благодарю вас, господин Фрейр, – сказала Ллиэн, забирая монету и сжимая её в правой руке. – Значит, она не фальшивая? Настоящая королевская монета?
– Да, будьте уверены!
Королева с лёгкой усмешкой подмигнула Утеру, потом подняла левую руку и щёлкнула пальцами. Когда она разжала правую руку, на её лице появилось разочарование.
– Ах, какое несчастье, мессир Утёр! Ваша монетка… прекрасная серебряная монетка…
На её ладони лежал обычный медный грош.
– Ну и ну! – воскликнул Фрейр. – Вы это видели? Видели?
Ллиэн улыбнулась, но тут же укоризненно нахмурилась.
– Господин Фрейр! Как вам не стыдно! Вы забрали монетку мессира Утера?
– Я?
Эльфийка обошла вокруг костра, приблизилась к варвару-гиганту и запустила руку в его густую шевелюру.
– Вот она! – воскликнула Ллиэн, снова держа в руках монету из серебра.
Фрейр, как громом поражённый, посмотрел на неё, но потом оглушительно расхохотался, а к нему присоединились и остальные.
Цимми улыбался уголками губ – он был слишком ошеломлён, чтобы смеяться во весь голос. Конечно, это был нехитрый трюк, из тех, что показывают детям бродячие фокусники, но, однако, он не мог понять, как эльфийке это удалось. Он набивал трубку, продолжая размышлять над этим вопросом, не обращая внимания на смех и возгласы остальных.
Тилль-следопыт тоже не смеялся.
Он молча встал, принюхиваясь к запахам, принесённым ветром, словно гончая, и пристально вглядываясь в затянутый тучами горизонт.
Здесь кто-то был.
Ещё со вчерашнего дня он ощущал чьё-то чужое присутствие. Кто-то следовал за ними, держась на достаточно большом расстоянии, чтобы его не было видно сквозь туман, но всё же был здесь, скрытый и молчаливый.
Следопыт вернулся к хижине и слегка дотронулся до плеча королевы Ллиэн.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31
Потом она увидела его.
Мужчина-ребёнок в синем плаще сидел на склоне холма, возле купы наполовину облетевших берёз – улыбающийся и молчаливый, как всегда. И смотрел на неё.
– Сердце дракона, я буду тебя ждать.
Ллиэн попятилась и прижалась к боку лошади.
– Ты видишь кого-нибудь? – спросила она, указывая в сторону склона.
Рыжая Ильра повернула голову, навострила уши, фыркнула и снова отвернулась.
– Никого…
Ллиэн отпустила поводья и, быстро взбежав по склону, подошла к купе берёз. Никого.
– Что произошло?
Ничего, кроме кустов и деревьев, сверху видна равнина и разбросанные по ней деревушки, а вдалеке – смутные очертания стен Лота.
– Что случилось? – повторил Родерик, который подбежал к ней запыхавшись, сжимая в руке меч.
Ллиэн взглянула на него как сомнамбула, но потом, вернув себе самообладание, ответила:
– Нет, ничего… Мне показалось, что здесь кто-то был.
Город, словно улей, гудел от нескончаемых разговоров. Это было в обычае у горожан, и, хотя обсуждать было особенно нечего, каждый считал своим долгом громко высказать своё мнение – само собой, противное мнениям всех остальных. Это ещё сильнее распа-ляло собеседников.
Но по крайней мере один человек в общем шуме и гаме оставался молчаливым. Он улыбался, точно так же, как и все зеваки и праздношатающиеся, мимо которых он торопливо проходил, но не принимал никакого участия в их болтовне. Вооружённый острым как бритва ножом, он ловко потрошил кошельки горожан, слегка толкая их локтем в тот момент, когда лезвие перерезало кожаный шнурок, чтобы те ничего не заметили. Они никогда ничего не замечали. Блейд был одним из лучших воров в королевстве.
Самых неумелых ловили за руку спустя несколько месяцев и незамедлительно вздёргивали на городской виселице. Те, что половчей, могли продержаться по два-три года, но в конце концов их находили в тёмных переулках с перерезанными кем-то из более удачливых воров глотками. Самого Блейда тоже пытались убить. Но его противник не прикончил его, потому что слишком поспешил воспользоваться кошельком жертвы. Три месяца спустя Блейд разыскал его в одной из таверн Тентажеля, портового города, и на следующее утро тот был найден городскими стражниками прибитым гвоздями к собственной двери.
От этой встречи у Блейда остались ужасный шрам на шее и привычка никому не доверять. С тех пор он и стал лучшим.
Осторожно скользя в начинавшей редеть толпе, он углубился в нижнюю часть города и зашёл в трактир, чтобы подсчитать дневную выручку.
– Пива! – крикнул он, садясь.
Кошельки оказались тощими. Двадцать медных монет, две серебряные. Достаточно, чтобы прожить неделю, но явно мало, чтобы стоило рисковать жизнью…
– Что они затеяли, все эти эльфы, гномы и рыцари? – спросил кто-то рядом с ним.
– Говорили, они собираются убить дракона, живущего в Северных Землях, – ответил другой голос.
– Единственные драконы в Северных Землях – это гоблины! – перебил третий посетитель, пожимая плечами. – Нет, они отправились искать сокровища! Я знаю, потому что говорил с одним из гномов из свиты Болдуина!
– А почему не с самим Болдуином? – хохоча спрашивали собеседники.
– Да я же вам говорю…
– Пусть их смеются, – сказал Блейд, поворачиваясь к рассказчику. – Садись со мной. Я угощу тебя пивом, но только если твой рассказ будет того стоить.
Человек, моложе остальных, но уже с внушительным брюшком, широко улыбнулся, обнажив редкие почерневшие обломки зубов.
– Так гони пиво, приятель, и раскрывай пошире уши! – заявил он, усаживаясь напротив вора. – Эту историю я слышал от одного из стражников Болдуина, Тиллиона – он из знатных гномов Красной Горы.
– Принесите эля моему приятелю! – крикнул Блейд трактирщику.
Толстяк осторожно взял кружку, подождал, пока осядет пена, отхлебнул и начал рассказ:
– Тиллион мне сказал, что какой-то эльф убил короля Чёрной Горы и украл у него сокровище. Поэтому, я так думаю, они поехали отомстить за его смерть и забрать сокровище обратно!
– Сокровище, говоришь…
– Вот именно! Кажется, это какое-то оружие, украшенное драгоценными камнями.
Человек одним глотком допил пиво и поспешно встал из-за стола, опасаясь, что Блейд передумает и заставит его платить. Но вор сидел неподвижно. Оперевшись подбородком на руку, он рассеянно поигрывал серебряной монетой, и мысли его, казалось, были далеко. Что ж, может быть, это тот самый случай, которого он ждал так долго… Провернуть хорошее дельце, а потом оставить ремесло, купить землю и зажить как знатный господин где-нибудь подальше, где люди не задают лишних вопросов… У Границ, например. Он прекрасно сумеет защитить себя от диких гоблинов, и никто не сможет оспорить у него его владения.
Тут он вздрогнул: какой-то человек уселся напротив него с глиняным стаканом вина в руке.
– Не стоит верить тому, что рассказывает этот пьяница, мессир. Он пьёт с утра до вечера.
– Да, вы правы, – ответил вор. – Но я об этом не думал. Его рассказ меня позабавил и, в конце концов, стоил кружки пива.
– Это точно, – подтвердил новый собеседник с сухим смешком. – Однако…
Блейд почувствовал себя немного не в своей тарелке. Незнакомец, закутанный в бесформенный плащ, не был похож на остальных выпивох. По его щеке тянулся ужасный шрам, доходя до пустой правой глазницы, а своими мускулистыми руками он, казалось, мог разорвать пополам тролля – даже несмотря на то что был невысокого роста и уже в годах.
Он пристально разглядывал Блейда.
– Однако есть и доля правды в этой истории, – продолжал он.
– В самом деле? – спросил вор, поднимаясь. – Ну что ж, рад был познакомиться. Но теперь мне нужно идти.
Одноглазый схватил Блейда за руку и сильно стиснул её, заставляя того снова сесть на место.
– Выпей со мной!
Он разлил на двоих вино из кувшина и, чокнувшись с Блейдом, залпом опрокинул свой стакан. Блейд заколебался, но тоже выпил. После пива у вина был неприятный привкус…
– Смотри, – сказал человек, отпуская его руку. – Узнаешь это кольцо?
Вор быстро взглянул на кольцо. Оно было золотое, украшенное красным камнем внушительных размеров. Дорогая игрушка… очень неосмотрительно было нести такую в Нижний город… Но тут его собеседник нажал на камень, и тот сдвинулся в сторону, открывая странный узор. Сердце Блейда тут же заколотилось быстрее. На кольце была вырезана руна Беорна – дерево с тремя ветвями, – на общепринятом языке означавшая человека благородного или богатого. Но лишь для немногих посвящённых это был знак одного из самых тайных сообществ в королевстве – Гильдии.
Блейд невольно бросил взгляд на своё собственное кольцо, украшенное точно таким же знаком, но медное.
– Снаружи, – прошептал его собеседник, – королевские солдаты. У них есть приказ задержать вора Блейда, как только он выйдет на улицу. У преступника волосы чёрные, короткие, ни бороды, ни усов, одевается неброско, ни украшений, ни особых примет… Ах да,
шрам на шее… но его под воротником не видно. Я вот и думаю: узнают ли они тебя…
Вор вздрогнул, но собеседник продолжал мирно улыбаться. Он скинул надвинутый на лоб капюшон плаща, и Блейд отпрянул – теперь он видел, что это был дворцовый сенешаль Горлуа собственный персоной. Соседние столы мигом опустели – Блейд оказался не единственным, кто узнал герцога.
Горлуа с невозмутимым видом отхлебнул из стакана и снова посмотрел на вора. Теперь Блейду показалось, что в единственном глазу светится насмешка.
– Чего вы хотите?
Сенешаль принялся поигрывать одной из своих косиц, перевязанных красной кожаной лентой, – очевидно, это был привычный для него жест.
– Думаю, ты тот человек, который мне нужен, Блейд… Впрочем, у тебя, кажется, нет выбора…
В течение двух дней кавалькада быстро продвигалась к северу, преодолевая по пятнадцать лье в день. Было холодно, но дождь перестал. На третий день к полудню ледяной пронизывающий туман заволок, казалось, все пространство между землёй и небом мутно-серой пеленой. Люди, эльфы, гномы и даже лошади втянули головы в плечи и ехали молча. Уже давно остались позади последние фермы, и теперь кругом простирались лишь пустынные равнины, в это время года казавшиеся особенно унылыми. Снег в Логре выпадал редко и ненадолго – самое большое на несколько недель в году, – но земля и трава становились почти одинакового бурого цвета и раскисали под дождём, что придавало пейзажу какую-то безнадёжность.
Крестьяне, живущие на фермах – низкорослые люди с грубыми руками, – всё-таки ухитрялись с каждым годом обрабатывать для своих посевов все больше земли и постепенно продвигались все дальше вглубь неосвоенных равнин. Сердца их были более суровыми, чем земля, которую они обрабатывали, и мечтали они о том, чтобы настали наконец времена, когда человек победил бы природу с её чередованием холода и жары и стал бы хозяином земли, скал и деревьев…
Ласса – эльфийская лошадь, на которой ехал Ллевелин, паж королевы, – вдруг протяжно заржала.
– Я боюсь дождя, ветра, зимы и этих унылых пастбищ! – жаловалась она.
Ллевелин её не понял. Он не знал языка животные но, как и все эльфы, мог почувствовать, что у них на ду – ше. Он склонился к шее Лассы и тихо запел ей на ухо какую-то песенку.
Чёрный жеребец Утера насмешливо фыркнул.
– А я-то думал, эльфийские лошади более выносливые, – сказал он.
– Никто не любит дождя и холода, – возразила Ласса. – Но что ты можешь знать о холоде и голоде, если спишь в конюшне и идёшь туда, куда тебе велят?
Конь Утеря резко взвился на дыбы, что очень удивило всадника. Ллиэн, ехавшая перед ним, обернулась и, словно для того, чтобы усилить замешательство рыцаря, произнесла что-то непонятное.
Словно повинуясь зову, конь рыцаря подбежал к ней, так что всадник против своей воли оказался бок о бок с королевой.
– Вы… говорите с лошадьми? – спросил Утёр, даже не осознав в первый момент, насколько глупо прозвучал его вопрос.
– С лошадьми, собаками, волками и птицами, – ответила Ллиэн без всякого удивления. – Но я знаю лишь по нескольку фраз. А вот Тилль-следопыт знает языки всех животных.
Утёр покраснел. В этот момент ему захотелось, чтобы на нём был шлем с глухим забралом, позволивший бы скрыть смущение.
Ллиэн негромко рассмеялась. Мелкие капельки дождя поблёскивали на её лице и чёрных волосах, отчего она, больше чем когда-либо, казалась сотканной из серебристого тумана, нереальной и почти бесплотной – настолько её кожа и муаровая одежда сливались с дождевой завесой. А светло-зелёные глаза блестели ещё ярче, чем всегда.
– Что-то не так?
Рыцарь вздрогнул и снова покраснел – оказывается, уже больше минуты он, сам не сознавая того, молча смотрел на королеву Высоких эльфов. Ллиэн рассмеялась уже более откровенно, забавляясь его замешательством.
– Кажется, любезный рыцарь, ваш конь успокоился. Может быть, вы доскачете до Тилля и попросите его сделать остановку, чтобы подкрепиться?
Утёр Бурый ответил резким кивком и пришпорил коня. Ллевелин, подъехав к королеве, занял его место.
– Красота вашего величества не оставляет равнодушным никого из людей, – заметил он, улыбаясь.
– Так говорят, – ответила Ллиэн, возвращая ему улыбку.
– Тем лучше. Может быть, их будет легче привлечь на нашу сторону, если дело примет скверныйоборот.
Королева Высоких эльфов нахмурилась.
– Утёр – один из двенадцати стражей Великого Совета. Он друг эльфов, но также и гномов. И это очень хорошо. Я бы не хотела сделать ничего, что могло бы изменить такое положение.
– Простите меня, королева, – прошептал Ллевелин.
Он придержал своего коня, чтобы между ним и Ллиэн осталась прежняя дистанция. Однако в глубине души он понимал, что прав. Мало кто из людей-мужчин мог устоять перед красотой эльфийских женщин. Поэтому большинство знатных дам Логра издавна старались, чтобы больше нравиться своим мужьям, подражать бледности, изяществу и безмятежному спокойствию тех, кого человеческие легенды порой называли феями, порой – ундинами, сильфидами, белыми дамами или духами леса. Отсюда в королевстве повелась мода на батистовые сорочки, покрывала из тонкого льна, закрывающие голову и шею и делающие лица более узкими, на длинные рукава, полностью скрывающие руки и доходившие до кончиков пальцев, или высокие остроконечные шляпы с вуалями, – одним словом, на всё, что помогало казаться выше, тоньше и бледнее. Девушки пудрили лица и почти ничего не ели – вплоть до голодных обмороков, и страдали в тесных узких платьях, в которых невозможно было свободно дышать. И все только для того, чтобы походить на эльфиек…
Ллевелин пожал плечами. Что бы там ни говорила королева, ни один молодой человек не устоял бы перед эльфийкой – если только не боялся эльфийских чар… А такое тоже нередко бывало.
Окрик, раздавшийся впереди, отвлёк Ллевелина от его мыслей. Утёр и Тилль-следопыт нашли убежище, где можно было остановиться на отдых.
Это оказалась пастушья хижина, где зимой никто не жил, сложенная из грубых камней и почти не защищавшая от ветра и дождя. Однако на короткое время она могла бы дать иллюзию тепла и уюта.
Поскольку хижина была совсем маленькой, эльфы, для которых дождь совершенно не был помехой, остались снаружи вместе с лошадьми.
Гуирр – паж рыцарей – пытался разжечь в хижине огонь, что, учитывая окружающую сырость, было настоящим подвигом, и когда ему наконец это удалось, все собравшиеся наградили его аплодисментами. Мьольнир сменил промокшую одежду, но продолжал ворчать до тех пор, пока высокий паж гномов в красной ливрее не принёс первый кувшин вина из съестных припасов.
Вскоре из хижины послышался смех и весёлые возгласы. От небольшого костра вовсю валил дым. К нему примешивался дымок от трубки Цимми. Лёгкий медовый запах табака был приятным и успокаивающим. Эльфы, сидя у порога хижины, тоже ели и перебрасывались шутками, явно желая развеселить гномов; потом королева Ллиэн и сама рассмеялась, услышав смешную историю, рассказанную мастером-каменщиком Цимми, а следом за ней расхохотались и остальные.
Все ещё улыбаясь, Ллиэн протянула длинную изящную руку к Родерику, сидевшему недалеко от неё, по другую сторону порога, и прикоснулась к его руке, обтянутой прочным кожаным нарукавником.
– Могу я попросить у вас, рыцарь, серебряную монетку?
Родерик и другие участники экспедиции удивлённо взглянули на неё, но королева, продолжая улыбаться (при этом в уголке её губ появлялась лёгкая складочка, которую Утёр находил очаровательной), повторила:
– Пожалуйста, дайте мне серебряную монетку, мессир.
– Да, конечно, – пробормотал Родерик.
Он начал рыться в своей сумке, ища кошелёк, но Утёр, опередив его, протянул королеве свою монету.
– Пожалуйста, мадам.
Ллиэн поблагодарила его изящным кивком, взяла монету кончиками пальцев и показала её всем собравшимся.
– Вы видите её, мессиры? Серебряная монетка, совсем новая!
Она позвала в свидетели Фрейра, и варвар с довольным смешком подтвердил, что монета настоящая. Он даже попробовал её на зуб.
– Благодарю вас, господин Фрейр, – сказала Ллиэн, забирая монету и сжимая её в правой руке. – Значит, она не фальшивая? Настоящая королевская монета?
– Да, будьте уверены!
Королева с лёгкой усмешкой подмигнула Утеру, потом подняла левую руку и щёлкнула пальцами. Когда она разжала правую руку, на её лице появилось разочарование.
– Ах, какое несчастье, мессир Утёр! Ваша монетка… прекрасная серебряная монетка…
На её ладони лежал обычный медный грош.
– Ну и ну! – воскликнул Фрейр. – Вы это видели? Видели?
Ллиэн улыбнулась, но тут же укоризненно нахмурилась.
– Господин Фрейр! Как вам не стыдно! Вы забрали монетку мессира Утера?
– Я?
Эльфийка обошла вокруг костра, приблизилась к варвару-гиганту и запустила руку в его густую шевелюру.
– Вот она! – воскликнула Ллиэн, снова держа в руках монету из серебра.
Фрейр, как громом поражённый, посмотрел на неё, но потом оглушительно расхохотался, а к нему присоединились и остальные.
Цимми улыбался уголками губ – он был слишком ошеломлён, чтобы смеяться во весь голос. Конечно, это был нехитрый трюк, из тех, что показывают детям бродячие фокусники, но, однако, он не мог понять, как эльфийке это удалось. Он набивал трубку, продолжая размышлять над этим вопросом, не обращая внимания на смех и возгласы остальных.
Тилль-следопыт тоже не смеялся.
Он молча встал, принюхиваясь к запахам, принесённым ветром, словно гончая, и пристально вглядываясь в затянутый тучами горизонт.
Здесь кто-то был.
Ещё со вчерашнего дня он ощущал чьё-то чужое присутствие. Кто-то следовал за ними, держась на достаточно большом расстоянии, чтобы его не было видно сквозь туман, но всё же был здесь, скрытый и молчаливый.
Следопыт вернулся к хижине и слегка дотронулся до плеча королевы Ллиэн.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31