А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 

Надо отдать ему должное – Стас очень быстро справился с этой задачей. Еще не успела закрыться диафрагма выходного люка, а он уже просунул руки в петлеобразные ручки-поручни и, подобно наезднику, улегшемуся на круп лошади, оседлал свой буксировщик. В отличие от импортных скутеров, за которые боевой пловец во время движения должен держаться руками, наш отечественный буксировщик типа «Протей» не сковывает рук. Это очень удобно.
Оглянувшись, Мамонтенка я уже не увидел. Он быстро ушел из луча света, поэтому я с полным основанием мог направить свой фонарь – в сторону Стаса. Ворохов, видя, что я за ним наблюдаю, махнул рукой и, запустив двигатель своего буксировщика, ушел вверх за Мамонтенком. Мне оставалось только последовать его примеру.
Окружающая масса воды сразу стала вязкой, как только буксировщик подхватил мое невесомое тело и потащил за собой. Но сильного сопротивления воды я не ощутил – все-таки буксировщик шел на минимальной скорости. Чтобы не промахнуться, я направил луч фонаря на корпус подлодки. Стас, поднимающийся впереди меня, сделал то же самое. Мы с ним прошли практически впритирку к прорезиненной обшивке легкого корпуса «Барса» и остановились в двух метрах над рубочной палубой. Прямо под нами оказались люки ракетных шахт с противокорабельными крылатыми ракетами, многозначительно щурящиеся в непроглядную водяную толщу. Стас перевел свой буксировщик в горизонтальное положение и, не включая двигатель, поплыл над палубой к корме. Вскоре луч его фонаря выхватил из темноты довольно странное для непосвященного наблюдателя сооружение, карикатурно напоминающее саму подводную лодку, над палубой которой мы плыли. Что и говорить, двухместный глубоководный носитель «Тритон-2М» не отличается красотой и больше напоминает выкрашенную в черный цвет пивную бочку из времен моего детства, чем управляемый подводный аппарат. Но, несмотря на незатейливый внешний вид, «Тритон-2М» способен развивать скорость до десяти узлов и нырять на глубину до двухсот метров. Его запас хода, без подзарядки аккумуляторных батарей, составляет шестьдесят миль, а без движения он может лежать на грунте до десяти суток. Возле «Тритона» уже возился Мамонтенок, освобождая крепежный хомут, фиксирующий корпус транспортировщика на палубе атомохода. Переключившись на Мамонтенка, я выпустил Стаса из поля зрения и заметил его только тогда, когда он, оставив свой буксировщик, подплыл к Мамонтенку. Жестами он показал Андрею, чтобы тот забирался в рубку, а сам вместо него взялся за крепежную сцепку. В подводном положении отцепить транспортировщик от палубы подводной лодки-носителя – задача непростая и довольно опасная. Не дай бог поранишься о металлические части крепежной системы. В соленой воде порез практически не чувствуется. Не заметишь, как истечешь кровью, и останется только вскинуть лапки да всплыть кверху брюхом. Но сейчас я мог только наблюдать за действиями Стаса. Согласно боевому расчету я следил за окружающей обстановкой, прикрывая своих товарищей от возможного нападения. Но в этот раз все обошлось без происшествий. Стас благополучно снял все крепежные хомуты. Пока он высвобождал «Тритон» из пут, Андрей переместился к кабине и, сдвинув к корме полусферический стеклянный колпак, проник внутрь отсека управления. Через несколько секунд он вернул колпак на место, отгородившись от нас со Стасом и всего подводного мира прозрачным бронестеклом толщиной с человеческую руку. «Тритон-2М» относится к числу подводных транспортировщиков так называемого «мокрого» типа, у которых кабина заполняется водой. А для того чтобы его экипаж под водой мог свободно дышать, не расходуя запас газовой смеси собственных аппаратов, к каждому сиденью с помощью гибких шлангов подведены загубники бортовой дыхательной системы.
На «Тритоне» было достаточно места и для второго пловца. Но, учитывая исключительную важность порученного нам задания, Стас заранее решил, что на транспортировщике пойдет один Мамонтенок, а мы вдвоем будем прикрывать его снаружи и наблюдать за подводной обстановкой.
Когда Андрей уселся за рычаги управления в кабине и задвинул за собой стеклянный колпак, Стас осветил стекло своим фонарем. Андрей жестом показал ему, что готов отчаливать. Я тоже направил на «Тритон» луч своего фонаря и увидел, что рули глубины на миниатюрной подлодке слегка отклонились вверх. Оказывается, Мамонтенок уже взял на себя управление транспортировщиком. Стас указал лучом своего фонаря в сторону берега. А эта уже знак для меня. Я запустил двигатель своего буксировщика и двинулся в указанном направлении. Если доблестные подводники не ошиблись в своих расчетах, до берега осталась всего пара миль, которые можно проплыть за полчаса при хорошей скорости хода…
Вода была не такой уж и холодной – градусов пятнадцать. В сухом изолированном гидрокомбинезоне я почти не ощущал холода. Что ж, тем лучше! Легче будет работать. Я сам хоть родом и из средней полосы, но все же отдаю предпочтение теплой воде, нежели холодной. А в десятиметровой зоне у поверхности вода сейчас вообще как парное молоко. Не случайно на мысе Хаттерас – излюбленном месте яхтсменов и серфингистов Северной Каролины, курортный сезон открывается в начале мая. А сейчас уже почти середина месяца. Правда, на больших глубинах время года не имеет значения. Там температура всегда одинаковая – проще говоря, вода тут ледяная. Я нырял глубже сотни метров сорок семь раз и могу сказать это со всей ответственностью. Но сейчас я надеюсь обойтись без глубоководных погружений: Восточный шельф Северо-Американского материка мелководен, и в том районе, где проходят ходовые испытания пресловутого невидимого «Атланта», глубина не превышает ста метров. Значит, гарантировано, что американская подлодка не опустится ниже шестидесяти. При большем погружении слой воды может не выдержать тысячетонную махину атомохода, и тогда лодка просто рухнет на морское дно. Скорее всего капитан «Атланта», страхуясь, не позволит лодке погрузиться ниже пятидесяти метров. Да в этом и нет необходимости. Ведь цель ходовых испытаний – не проверка прочности корпуса лодки, а наблюдение за работой силовой установки в различных скоростных режимах. Но пятьдесят метров – это вполне рабочая глубина для боевого пловца в легком водолазном снаряжении. Поэтому у нас есть все шансы подобраться к американскому атомоходу и установить на его корпусе миниатюрное, но весьма чуткое устройство, которое запишет все гидроакустические характеристики невидимого подводного крейсера. Затем нам останется лишь снять АЗУ АЗУ – автономное запоминающее устройство.

с корпуса РПКСН и вручить сей бесценный подарок командованию флота.
На мой взгляд, самое сложное в этой задаче – обнаружить американскую подлодку. Но я надеюсь на сверхчувствительный радиометр, установленный на «Тритоне» специально для этой цели. Каким бы бесшумным ни был американский «Атлант», вода в его кильватерном следе все равно должна обладать повышенным радиоактивным фоном. Вот такой радиоактивный след мы и будем искать. Задачи, которые нам порой приходится решать, непосвященному обывателю могут показаться невыполнимыми. Но именно такие заблуждения (особенно, если заблуждается противник) делают возможным успех операции «морских дьяволов». А я, со своей стороны, всегда верил в успех. Еще бы мне не верить, ведь я работаю в одной команде с такими людьми!
Со Стасом Вороховым я познакомился в день своего зачисления в специальный отряд боевых пловцов Главного управления разведки ВМФ. Мы одновременно получили назначение и вместе убыли на учебно-тренировочную базу нашего отряда. На базе «дьяволы»-старики поначалу отнеслись к Стасу, мягко говоря, критически. Ведь он не «чистопородный» морской офицер. Окончил общевойсковое командное училище, получил назначение в морскую пехоту, отличился в нескольких операциях, после чего попал в подводный спецназ. Вновь отличился, на этот раз уже в Северном море, где-то у берегов то ли Дании, то ли Норвегии (Стас о своей прошлой службе не очень-то распространяется, он не трепло). Видно, операция, в которой он участвовал, имела важное значение. Во всяком случае, Стаса заметили и сразу же перевели в спецотряд подводных диверсантов военно-морской разведки. Думаю, если бы Стас рассказал в отряде о своих подвигах, то все подначивающие его острословы сразу притихли. Но Стас гордый. Он этого не сделал. Зато на тренировках так тянул из себя жилы, что в конце концов заставил себя уважать. А когда он во время тренировочного боя с группой боевых пловцов условного противника вывел из строя рули «вражеского» судна обеспечения, то даже самые ярые насмешники заткнули свои рты.
В отличие от Стаса мне не пришлось ничего доказывать своим новым сослуживцам, так как у меня за плечами уже была водолазная школа и Тихоокеанское высшее военно-морское училище, где я окончил минно-торпедный факультет. Среди курсантов ТОВВМУ ходила поговорка: «Если хочешь быть дубиной, изучай торпеду с миной». Но я на нее не обижался. В отличие от своих сокурсников я еще до состоявшегося распределения знал, что вернусь в отряд боевых пловцов Тихоокеанского флота, где я ранее отслужил неполных три года своей срочной службы. После окончания училища, уже в звании лейтенанта, я действительно вернулся в родной отряд, но вскоре получил новое назначение, И не куда-нибудь, а в самое элитное подразделение подводного спецназа – в спецотряд «морских дьяволов» Главного управления разведки всего российского Военно-Морского Флота!
Так как мы со Стасом прибыли в отряд вместе, то нас поставили в одну боевую пару. Ворохова назначили старшим, что я поначалу посчитал несправедливым, так как был уверен – моя подготовка лучше, чем у какого-то «сапога» Сапог – жаргонное обозначение армейских или сухопутных офицеров, бытующее среди военных моряков, в форму которых не входят армейские сапоги.

. Я действительно и плавал быстрее Стаса, и стрелял точнее, и ножом работал искуснее, но вот тактиком и стратегом, по сравнению с ним, оказался никудышным. Мне хватило двух тренировочных подводных боев, чтобы это понять. Первый раз вместо встречного поиска группы пловцов условного противника Стас предложил устроить засаду. Мы тогда атаковали отчаявшуюся обнаружить нас вражескую боевую пару и добились успеха за счет эффекта внезапности. А случай с рулями вражеского мотобота – это же просто картинка! Следуя задумке Стаса, я отвлек на себя четверых противников и увел их от судна обеспечения. И пока они безуспешно гонялись за мной, Стас преспокойно подплыл к мотоботу и снял с него рулевое перо. В конце концов я страшно зауважал Стаса и очень огорчился, когда нас разделили по разным группам.
Я был назначен заместителем командира в группу капитана третьего ранга Рощина, имевшего прозвище Старик. Все в отряде говорили, что мне страшно повезло. Да и я сам тогда тоже так считал. Еще бы! Кап-три Рощин считался чуть ли не легендой «морских дьяволов». В отряде – еще с советских времен – на его счету двести глубоководных погружений, пятьдесят боевых операций, а наград больше, чем у кого бы то ни было. Когда в начале 90-х годов, в эпоху создания Российской Армии, а проще говоря – развала Советской, «морским дьяволам» резко срезали финансирование, а затем и вовсе собирались расформировать командир отряда как-то смог доказать в Штабе ВМФ действенность и необходимость существования нашего подразделения. Видимо, привел примеры нескольких успешных операций. По слухам, в половине из них принимал участие мой командир – Илья Константинович Рощин.
Что и говорить, службу с таким человеком я считал очень перспективной и надеялся, поднабрав у него опыта, через годик-другой возглавить собственную группу. Но, увы, год проходил за годом, я давно уже получил третью звездочку на погоны, а все ходил у Рощина в замах. Стас уже давно командовал группой, а на меня никак не желали писать представления. Я бы еще мог его понять, если у него были ко мне претензии по службе. Так ведь нет! И во время тренировок, и во время боевой работы я все делал четко и грамотно. Старик сам меня за это хвалил, но аттестацию на должность командира группы упорно не подписывал. Я злился, но ничего поделать не мог. Поэтому, признаюсь честно, обрадовался, когда Старику после очередного медосмотра врачи запретили глубоководные погружения. Я был уверен, что уж теперь-то Старик уйдет на пенсию (у него выслуга давно зашкалила за двадцать пять лет) и группа достанется мне. Старик сразу помрачнел. И хоть он не говорил мне об этом, я вскоре узнал, что он подал рапорт об отставке. Я, надо сказать, испытал тогда двойственные чувства. С одной стороны, мне было жаль Старика. Все-таки он – настоящий мужик, с которым можно хоть в горы идти, хоть под воду. Как-никак, мы вместе проплавали два с половиной года и не раз выручали друг друга. Но с другой стороны, не вечно же ему командовать группой. Каждому мастеру рано или поздно приходит пора уступить дорогу своему ученику. Да и сам Старик не двужильный. Вон наши эскулапы обнаружили у него в сердце какие-то сбои, потому и запретили нырять на глубину. В общем, я уже настроился на то, что Старик вот-вот начнет передавать мне дела (хотя какие у командира диверсионно-разведывательной группы «морских дьяволов» могут быть дела), а тут появляется приказ: мне и Старику вместе с другой парой боевых пловцов готовиться к новой операции.
Меня этот приказ шарахнул, словно обухом по голове. Раз командование опять поручает Старику руководство, значит, ни в какую отставку он не собирается, а я, выходит, по-прежнему остаюсь при нем замом. У меня отлегло от сердца, лишь когда я позже узнал, что в этот раз группой будет командовать не Старик, а мой давний друг Стас Ворохов, а Старику поручается другая задача: находясь на берегу, обеспечивать прикрытие операции.
Четвертым моим напарником оказался недавний выпускник Ленинградского командно-инженерного училища подводного флота лейтенант Андрей Мамонтов, которого я за свойственную всем новичкам неуклюжесть сразу прозвал Мамонтенком. Вообще-то судьба Андрюхи в точности повторяла мою, с той лишь разницей, что он был зачислен в отряд «морских дьяволов» сразу после окончания училища. Меня, признаться, такая поспешность сильно удивила. Я даже стал подозревать наличие у Мамонтенка мохнатой лапы. Но все оказалось проще, тем более что мне не известно ни одного случая, когда «морским дьяволом» кто-нибудь стал по блату. Не такая у нас профессия, чтобы блатники стремились ее приобрести. Андрюха же еще в училище участвовал в какой-то НИОКР НИОКР – научно-исследовательская и опытно-конструкторская работа.

по разработке высокоскоростных глубоководных аппаратов. Будучи курсантом, он досконально изучил эту технику и пришел в отряд как специалист по подводным транспортировщикам. Мы как раз только что получили пару аппаратов новейшей модели «Тритон-2М», и Андрюха активно взялся за их освоение. Как и все новички, он прошел «курс морского дьявола», где, как оказалось, его натаскивал мой старый друг Стас Ворохов. Когда я об этом узнал, мне сразу стал понятен подбор группы. Стас и я имеем опыт работы в паре с двумя членами группы, Мамонтенок – оператор «Тритона», вот только роль Старика мне не до конца ясна. Но Стас заверил меня, что никто не справился бы с поставленной перед Стариком задачей лучше, чем он.

НАД ВОДОЙ
02.30

Сквозь приоткрытый иллюминатор слышался тихий плеск волн, накатывающихся на борт корабля. Обычно он успокаивал, но в эту ночь, наоборот, не давал заснуть.
Капитан первого ранга Военно-морских сил США Джон Трентон опустил ноги на пол каюты и, встав с койки, подошел к иллюминатору. Всего месяц назад он был переведен из разведывательного центра военно-морских операций в центральный аппарат ЦРУ на должность генерального инспектора по безопасности стратегических оборонных программ. Возглавляемый Трентоном совет по новым технологиям в разведывательном центре военно-морских операций принимал самое активное участие при подготовке программы «Призраки глубин», детищем которой стал уникальный подводный ракетоносец с громким названием «Атлант» – первый корабль в принципиально новом классе подводных лодок. Именно появлению этого корабля Трентон был обязан своим новым назначением, сделавшим его фактически одним из заместителей директора ЦРУ. Успешная реализация дорогостоящей оборонной программы сулила вновь назначенному генеральному инспектору большие выгоды: дальнейший карьерный рост, укрепление связей в конгрессе и сенате, а также с руководителями ведущих военно-промышленных компаний. Для Трентона было крайне важно, чтобы ходовые испытания спущенного на воду атомохода прошли успешно, поэтому он лично контролировал весь ход их проведения.
1 2 3 4 5 6 7