И как же мы поступили в этом безвыходном случае? Сняли с серванта заднюю стенку, вот как.
Но это прямого отношения к фальсификации не имеет, здесь поминается лишь культура потребления.
Не имеет к ней отношения и случай, когда водка, заботливо положенная бабушкой в морозилку, замерзла там ко всеобщему удивлению.
А вот с иссиня-черным вином под названием "Южная ночь" я обошелся достаточно изобретательно. Обнаружив эту бутылку в буфете, мы с женой, бурно радовавшиеся первому году совместного проживания, решили, что ей негоже пылиться в закромах. Мы вылили содержимое, а в бутылку налили воды с крахмалом. И я, за годы учебы неплохо овладевший биохимией, окрасил эту вкуснятину йодом, из-за чего и вышла реакция, то бишь искомый черный цвет.
В другой раз мы с моим товарищем решили отпить рижского бальзаму из непрозрачной бутылки. Бутылка была в собственности моего отчима-доктора, у которого даже в самые мрачные годы не переводился коньяк и прочие деликатесы. Мы отстригли полоску бумаги и, попивая из рюмок, через каждые пять минут измеряли уровень жидкости. Мы успокаивали себя, говоря, что еще много осталось. Но вот не осталось ничего, и мы тогда, заполнив бутылку все той же водой для тяжести, нагрели мою старую выжигалку по дереву и запаяли сургуч. А после, благо там раньше была какая-то эмблема, запечатали новоявленную пробку гербом с советского пятака.
Но лучше всего запомнилась история с марочным коньяком, которого мы все с тем же субъектом решили отведать после концерта БГ, тогда еще полуподпольного. Я здорово дрейфил раскупорить эту бутылку, предчувствуя обструкцию. Мы стали отсасывать содержимое через шприц, но выходило очень медленно. Тогда мой товарищ принялся уговаривать меня, как любимую женщину, и я клянусь, что если бы он так со всеми ними поступал, то давно бы умер от полового излишества. Но тогдашний объект привлекал его гораздо сильнее. И вот я сдался, как первокурсница, и мы содрали пластмассовый колпачок, и друг шептал мне: "Ну вот видишь, ну вот видишь, вот и все". Мы выпили коньяк, накрыли горлышко марлей и закачали в бутылку крепкий чай. Потом нахлобучили целехонький колпачок, и все стало замечательно. Через неделю, когда мать зачем-то полезла в бар, я мельком глянул туда и похолодел: на поверхности коньяка соткался белесый гриб, а может быть - просто плесень. Улучив момент, я быстро развернул бутылку так, чтобы новообразование скрылось за узенькой этикеткой с указанием достоинств напитка. Потом, оставшись в одиночестве, выловил лишнее и добавил в бутылку моего излюбленного снадобья, все того же йода, чтобы там больше ничего не росло.
Через пару недель я разжился червонцем, купил "Апшерон" и залил его вместо чая. Случился банкет; все очень быстро пришли в спутанное состояние души и сожрали это коллекционное, как хвастался отчим, дело за пять минут не поперхнувшись и ни о чем не догадавшись.
Миф
Случилось мне несчастье посмотреть по ТВ, как Зюганов со всеми его бородавками - а они, насколько я знаю, суть расплата за кармические прегрешения - так вот, это бородавчатое приняло в пионеры кучу деток. И я подумал, что ничего в этом нет плохого, потому что воздействие идеологии на неокрепшие мозги сильно преувеличено.
В 3-м или 4-м классе я выучил стих из учебника литературы. Это был стих братского африканского поэта. Очень длинный. Стих был такой, что учительница даже не дала мне его дочитать до конца. Я плохо помню содержание, но основная идея была в том, что какой-то мальчик из джунглей прибежал в повстанческий отряд и доложил, что удрал из дома, "в ночь, когда пришли враги", потому что "отец сказал ему: беги! - опять-таки в ночь, когда пришли враги", и "мой отец - республиканец", и все такое прочее, хотя я ни хрена, естественно, не понимал, кто такой республиканец, и что за враги пришли. Это теперь мне понятно, какого сорта был у него папаша, к каким-таким друзьям-людоедам из соседнего племени прибежал мальчик; есть и подозрения насчет предмета разногласий, повлекших за собой приход "врагов", таких же каннибалов. Но тогда я ощущал душевный подъем, так как были затронуты некие романтические архетипы: "ночь", "героизм", "сбежал", "обманул врагов", "хороший папа".
Представление ко Дню Победы
Эта замечательная история произошла, когда я учился в 5 классе. Намечалось родительское собрание. И нашим многомудрым учителям пришла в голову больная мысль показать родителям какую-нибудь развлекательную сценку. Силами, разумеется, не своими, а нашими. Несуразность затеи была хотя бы в том, что эта сценка задумывалась как единственная, и само собрание было обычным, никак не связанным с каким-то событием.
Выступать поручили мне и другу Коле. А мы незадолго до того прочитали с ним детскую повесть, по-моему - Голявкина, про войну. Там двое мальчиков поставили патриотический спектакль Один играл Гитлера, а второй - немецкого генерала. Они общались на мотив "Все хорошо, прекрасная маркиза". Генерал, стало быть, докладывал Гитлеру, что все хорошо, но потом выяснялось, что все не так уж и замечательно.
Мы где-то раздобыли телефонные трубки с болтавшимися шнурами, я подрисовал себе акварельные гитлеровские усики, и мы выступили. Я не знаю, насколько это понравилось родителям, но учительнице понравилось чрезвычайно. Настолько, что она, когда до нее дошла очередная разнарядка, решила включить эту сценку в программу крупного пионерского слета. На тему "Любви, комсомола, весны", или еще какой-то хрени. И мы подготовились. Мамы сшили нам эсэсовские повязки, со свастикой. Красивые, красные с черным, совсем настоящие. Я вторично нарисовал себе усики. И мы пристроились в нашем актовом зале, ряду так в четвертом, ожидая, когда нас пригласят на сцену. Вокруг - море галстуков, знамена, барабаны, ленин совсем молодой, завучи, вожатые, гости из горкома-райкома. А мы сидим среди этого великолепия при свастиках, и я себе челку зачесываю накосо, у меня тогда еще была челка. Но про нас забыли. И мы так и просидели весь слет, с повязками и усами. Может быть, у друга Коли была даже какая-то фуражка, но сейчас не вспомню, ручаться не могу. Только однажды какой-то хмырь из ребят постарше ткнул в меня пальцем и заорал: гляди, Гитлер! Больше никто не ткнул.
Яростный стройотряд
Увидел человека в стройотрядовской куртке. И сразу созрел написать о явлении, которое занимает свое скромное место среди других лагерно-тюремных историй, коим оно, конечно, не чета, а просто дальний родственник. Я давно хотел рассказать про колхозную жизнь 1-го Ленинградского медицинского института, но чувствовал, что не справлюсь с солженицынским жанром. Так что художественного рассказа не будет, а будет краткое описание.
Сколько я ни рассказывал про этот лагерь, никто мне не верил. Все думали, что я преувеличиваю. Ну, пускай думают дальше. Итак, представим себе хрестоматийно-экскурсионный Павловск. В нескольких километрах от дворцов и тенистых аллей мы видим унылые морковные поля и маленький островок, на поверку оказывающийся скоплением одноэтажных бараков с нарами и прочими прелестями. Вокруг островка - колючая проволока. Начальники на этом островке - студенты старших курсов. Я много раз слышал, что в годы войны свои родные полицаи оказывались гораздо страшнее иноземцев, им даже немцы удивлялись. Здесь - то же самое. Эти люди, в бушлатах с эмблемами, по фамилии Сахар и Дровосеков (может быть, прочтут) - без пяти минут доктора. За брошенное им обидное слово - наряд. Десять нарядов - пошел вон из института. Выпил кружку пива в Павловске (если еще отпустят туда в "увольнение") - пошел вон из института. Написал на конверте обратный адрес "Концлагерь "Глинки-80" (это селение такое, Глинки) - пошел вон из института. "Пошел вон из института" в 1980-81-82 и так далее году означало немедленное поступление в другую структуру с вероятной командировкой на юг.
Тех из нас, кто не выполнял "норму" (метров двести морковки), зачисляли в Золотую Роту, которую кормили в последнюю очередь, поднимали раньше других, а к ночи выстраивали на плацу на ночь и заставляли распевать самодельный гимн "золоторотников" про то, какие они плохие, но обязательно исправятся на радость советской власти. "Не кочегары мы, не плотники, да! А мы сачки-золоторотники, да! " Когда же в лагере вспыхнул гепатит, доктора-начальники вместо того, чтобы закрыть эту морилку, как полагалось, замяли дело. В город, понятно, не отпускали, и мы с тоской смотрели на огни далекого Купчина: 30 километров могли с тем же успехом быть 300-ми. И все это - под завывание Пугачевой "Я вам спою еще на бис", на утренней поверке. Нас будили этой песней, и я до сих пор вздрагиваю, когда ее слышу.
В общем, никакой комсомольской романтической псевдовольницы с идиотскими гитарными песнями и зовущими далями у нас не было. Вольница наступила через месяц с гаком - сущий дембель. У нас с друзьями уже была припасена бутылка водки, но мы по-прежнему боялись ее пить. Нас уже всех распустили, а мы все боялись. Наконец, один наш товарищ отправился в деревенский сортир, прихватив с собой бутылку. Мы напряженно ждали. Его долго не было. И вот он вышел, одобрительно мыча и вытирая губы. Он делал приглашающие жесты, предлагая нам войти в сортир. И мы вошли. Бутылка стояла там. Возле дырки, на бумажке, лежали вафли. Он нам их оставил, друзьям. И колхоз закончился.
Толкование сновидений
И приснился мне сон.
В этом сне я был дружинником, и мне выдавали пистолет. У входа в контору меня ждали родные и близкие, а я все не выходил.
Наконец, пришла моя мама, чтобы разузнать, где и почему я пропал. Она пришла в оружейную комнату, и я продемонстрировал ей восьмизарядный револьвер, и даже пострелял чуть-чуть.
Она совершенно рассвирепела и процедила мне на ухо, что сейчас задушит.
О, я могу вообразить толкование, которое дали бы этому сну господа фрейдисты.
Но сон-то был послан не снизу, а свыше. Меня в очередной раз призывали к покаянию. И вот я каюсь, в очередной раз.
В 1982-83 гг. я действительно был дружинником. Мне сказали, что если я им буду, то меня не отправят в колхоз, о котором я уже рассказывал (надули, конечно, как оказалось впоследствии). И я нацепил повязку и пошел геройствовать.
Как ни странно, дружина при Первом Ленинградском медицинском институте тоже, как и колхозное дело, отличалась легендарной свирепостью и прослыла самой жуткой на Петроградской стороне.
Это были настоящие охотники. Мы, не понимая, чем занимаемся, гребли всех - любого, стоило ему качнуться. Мы брали людей от пивных ларьков, прямо из очереди. Мы выслеживали предполагаемую шпану по чердакам.
Однажды, гуляя под руку с приглянувшейся мне девицей, я решил продемонстрировать ей свой профессионализм как старшего наряда. Метрах в двухстах от нас сидел на лавочке мужик в длинном черном пальто, абсолютно безобидный, ничем не выделявшийся - разве что одиночеством. Перед ним ворковали голуби и голубки. Но у меня открылось ястребиное зрение, я пересек проспект Щорса, подошел к нему и вынул у него из-за пазухи только-только початую бутылку портвейна. И вылил ее всю, у него на глазах. Он молчал и жалобно улыбался.
А потом как-то раз наши задержали одного достаточно буйного человека, который и выпил-то средненько, передвигался сам, но оказался, на свою беду, большим скандалистом. Его скрутили и доставили в обезьянник. Я в этом не участвовал, но не один ли черт? Через пять минут приехала милицейская машина, и из нее вышли двое: сержант и некто в штатском - тоже, конечно, мент, но радевший за дело и работавший за идею, даже в выходные. Они зашли в обезьянник и без слов, без всякого повода, начали гасить этого мужика. Они мордовали его так, что он летал. И мужик совершил самую непоправимую глупость в своей жизни: он дал сдачи и оборвал сержанту форменный галстук. Тогда они положили его на скамью, вытянули руку и сломали ее об край этой скамьи. Потом, забрасывая в кузов головой вперед, нарочно промахнулись и ударили его лбом о борт. Потом сказали, что посадят на 7 лет за сопротивление милиции, и увезли.
Я потом, много позже, поплатился за все это комсомольское рукомесло, даром не прошло.
Донос на мировое зло
Было дело, мне попалась в руки газета "Завтра" со статьей, где писатель Проханов сладостно содрогался, рассуждая о Черном Магистре, который сидит в секретном месте и пакостит в планетарных масштабах. Уж и не знаю, кого он понимал под Черным Магистром - главного ли Сионского Мудреца, Христиана Розенкрейца или просто сатану. Зато я знаю, где этот Магистр сидит: в поселке Гарболово, пятьдесят километров от Питера. Он окопался на маленькой подстанции, которая снабжает электроэнергией нашу несчастную улочку и те, что рядом, заодно, потому что для него вообще нет ничего святого. Эта электроэнергия подается самым зловещим образом. Ежедневно гаснет свет, но это полбеды; гораздо хуже, когда он включается. На вопрос, по чьему наущению в десятке домов единовременно взорвались холодильники и телевизоры, опухшие посланцы Магистра невнятно ответили: "Не может быть, у нас две фазы". И поехали что-то смотреть, а я так думаю, что шпионить и высматривать, у кого еще телевизор. Я думаю, что при таких закулисных кознях на юг России может смело ехать вся Большая Восьмерка, разбираться с наводнением - все равно никто не поможет. Президенты бессильны перед Магистром. Жизнь парализована.
Ку-клукс-клан
Я думаю, что после этого воспоминания у меня поубавится прогрессивных друзей. Но, собственно говоря, какого дьявола? Я про негров. Я не расист, потому что быть расистом глупо. Но. В 1990 году состоялся наш первый семейный выезд за границу. До Берлина доехали без приключений, если не считать приключением молодого человека по имени Олаф, который курил сигары и похвалялся прочтением романа "про первый оргазм автора". Помимо этого, он лез себе в штаны и чесал задницу при молодых и красивых женщинах. А после этого поезда мы сели в другой, под названием "Берлин - Париж".
Мы вообще были полные лохи, дураки, мы не сделали резу, не поменяли денег и попали во второй класс. И там были негры. Штук восемь. Они вели себя очень плохо. Они пили дешевое вино, выковыривали грязь из междупальцевого пространства и безостановочно говорили. Я употребляю глагол "говорили", имея в виду другой, более крепкий. От них пахло. Они смотрели на нас, как черт-те на кого, хотя сами являлись студентами нашего родного и, увы, неразборчивого, Сангика. Когда на горизонте показалась Эйфелева башня, моя жена не выдержала. У этих негров было полное купе алюминиевых кастрюль. И она, изъясняясь на хорошем французском языке, осведомилась, зачем им столько. "На все племя? " - спросила она. Негры обиделись.
А через три недели мы поехали обратно. Мы думали, что обратная дорога окажется ничего, но ошиблись. Этих самых личностей мгновенно набилось полное купе, и они начали "разговаривать". В Бельгии прицепили новый вагон, и мы сбежали в него, к полнейшей оторопи натовского офицера, с которым сразу же познакомились и едва ли не выпили. Однако самое интересное началось, когда мы пересекли нашу границу. В Бресте. Мы же до чертиков оголодали в этом поезде. И вот советские доброхоты прицепили вагон-ресторан. Мы сели и заказали курочку с рисом. И борщ. Тут же подсел очередной негр, и жена моя бросила вилку. Но тут на помощь пришел советский официант:
- Ты куда сел, обезьяна? - заорал он. - Ты что, не видишь, что тут люди сидят?
И указал ему место под декоративной пальмой. Жена расчувствовалась.
- Спасибо, товарищ, - сказала она официанту.
- Так свои же, ёптыть, - расплылся тот.
Античный Мемуар
В детстве я мечтал стать артистом. Я даже сыграл Волка в детском саду, чем страшно горд, потому что был единственным Волком среди толпы одинаковых зайчиков и поросят - если не считать, конечно, подвыпившего Деда Мороза.
Видимо, я уже тогда хотел пиариться - первый звоночек.
Правда, я никогда не умел влиться в коллектив, ни в один, и всегда предпочитал находиться в некотором отдалении от группы. Не влился я и в "капустную" команду Первого Ленинградского мединститута, хотя поспешил примкнуть к ней, рассчитывая на симпатии дам и всеобщее восхищение.
Когда я учился на втором курсе, мы разыграли самопальную пьесу с аллюзиями на Древнюю Грецию. Там много кто был: Атлант, Музы, еще какой-то черт, а я был Прометей. Мы выступали перед огромным зрительным залом, который, по любопытному стечению обстоятельств, нам исправно предоставлял Дом Культуры им. Шелгунова, для слепых. Уже за полкилометра было слышно, как щебечет ориентировочная птичка.
Пьеса была, признаться, полная дрянь. Но очень смелая и вольнодумная по тем временам, за что и потерпела сокрушительное поражение. У нас играли разные талантливые ребята - например, Эскандер Умаров, большой умница и мастер блица, впоследствии снявшийся в "Днях Затмения" у Сокурова.
1 2 3 4 5 6 7 8
Но это прямого отношения к фальсификации не имеет, здесь поминается лишь культура потребления.
Не имеет к ней отношения и случай, когда водка, заботливо положенная бабушкой в морозилку, замерзла там ко всеобщему удивлению.
А вот с иссиня-черным вином под названием "Южная ночь" я обошелся достаточно изобретательно. Обнаружив эту бутылку в буфете, мы с женой, бурно радовавшиеся первому году совместного проживания, решили, что ей негоже пылиться в закромах. Мы вылили содержимое, а в бутылку налили воды с крахмалом. И я, за годы учебы неплохо овладевший биохимией, окрасил эту вкуснятину йодом, из-за чего и вышла реакция, то бишь искомый черный цвет.
В другой раз мы с моим товарищем решили отпить рижского бальзаму из непрозрачной бутылки. Бутылка была в собственности моего отчима-доктора, у которого даже в самые мрачные годы не переводился коньяк и прочие деликатесы. Мы отстригли полоску бумаги и, попивая из рюмок, через каждые пять минут измеряли уровень жидкости. Мы успокаивали себя, говоря, что еще много осталось. Но вот не осталось ничего, и мы тогда, заполнив бутылку все той же водой для тяжести, нагрели мою старую выжигалку по дереву и запаяли сургуч. А после, благо там раньше была какая-то эмблема, запечатали новоявленную пробку гербом с советского пятака.
Но лучше всего запомнилась история с марочным коньяком, которого мы все с тем же субъектом решили отведать после концерта БГ, тогда еще полуподпольного. Я здорово дрейфил раскупорить эту бутылку, предчувствуя обструкцию. Мы стали отсасывать содержимое через шприц, но выходило очень медленно. Тогда мой товарищ принялся уговаривать меня, как любимую женщину, и я клянусь, что если бы он так со всеми ними поступал, то давно бы умер от полового излишества. Но тогдашний объект привлекал его гораздо сильнее. И вот я сдался, как первокурсница, и мы содрали пластмассовый колпачок, и друг шептал мне: "Ну вот видишь, ну вот видишь, вот и все". Мы выпили коньяк, накрыли горлышко марлей и закачали в бутылку крепкий чай. Потом нахлобучили целехонький колпачок, и все стало замечательно. Через неделю, когда мать зачем-то полезла в бар, я мельком глянул туда и похолодел: на поверхности коньяка соткался белесый гриб, а может быть - просто плесень. Улучив момент, я быстро развернул бутылку так, чтобы новообразование скрылось за узенькой этикеткой с указанием достоинств напитка. Потом, оставшись в одиночестве, выловил лишнее и добавил в бутылку моего излюбленного снадобья, все того же йода, чтобы там больше ничего не росло.
Через пару недель я разжился червонцем, купил "Апшерон" и залил его вместо чая. Случился банкет; все очень быстро пришли в спутанное состояние души и сожрали это коллекционное, как хвастался отчим, дело за пять минут не поперхнувшись и ни о чем не догадавшись.
Миф
Случилось мне несчастье посмотреть по ТВ, как Зюганов со всеми его бородавками - а они, насколько я знаю, суть расплата за кармические прегрешения - так вот, это бородавчатое приняло в пионеры кучу деток. И я подумал, что ничего в этом нет плохого, потому что воздействие идеологии на неокрепшие мозги сильно преувеличено.
В 3-м или 4-м классе я выучил стих из учебника литературы. Это был стих братского африканского поэта. Очень длинный. Стих был такой, что учительница даже не дала мне его дочитать до конца. Я плохо помню содержание, но основная идея была в том, что какой-то мальчик из джунглей прибежал в повстанческий отряд и доложил, что удрал из дома, "в ночь, когда пришли враги", потому что "отец сказал ему: беги! - опять-таки в ночь, когда пришли враги", и "мой отец - республиканец", и все такое прочее, хотя я ни хрена, естественно, не понимал, кто такой республиканец, и что за враги пришли. Это теперь мне понятно, какого сорта был у него папаша, к каким-таким друзьям-людоедам из соседнего племени прибежал мальчик; есть и подозрения насчет предмета разногласий, повлекших за собой приход "врагов", таких же каннибалов. Но тогда я ощущал душевный подъем, так как были затронуты некие романтические архетипы: "ночь", "героизм", "сбежал", "обманул врагов", "хороший папа".
Представление ко Дню Победы
Эта замечательная история произошла, когда я учился в 5 классе. Намечалось родительское собрание. И нашим многомудрым учителям пришла в голову больная мысль показать родителям какую-нибудь развлекательную сценку. Силами, разумеется, не своими, а нашими. Несуразность затеи была хотя бы в том, что эта сценка задумывалась как единственная, и само собрание было обычным, никак не связанным с каким-то событием.
Выступать поручили мне и другу Коле. А мы незадолго до того прочитали с ним детскую повесть, по-моему - Голявкина, про войну. Там двое мальчиков поставили патриотический спектакль Один играл Гитлера, а второй - немецкого генерала. Они общались на мотив "Все хорошо, прекрасная маркиза". Генерал, стало быть, докладывал Гитлеру, что все хорошо, но потом выяснялось, что все не так уж и замечательно.
Мы где-то раздобыли телефонные трубки с болтавшимися шнурами, я подрисовал себе акварельные гитлеровские усики, и мы выступили. Я не знаю, насколько это понравилось родителям, но учительнице понравилось чрезвычайно. Настолько, что она, когда до нее дошла очередная разнарядка, решила включить эту сценку в программу крупного пионерского слета. На тему "Любви, комсомола, весны", или еще какой-то хрени. И мы подготовились. Мамы сшили нам эсэсовские повязки, со свастикой. Красивые, красные с черным, совсем настоящие. Я вторично нарисовал себе усики. И мы пристроились в нашем актовом зале, ряду так в четвертом, ожидая, когда нас пригласят на сцену. Вокруг - море галстуков, знамена, барабаны, ленин совсем молодой, завучи, вожатые, гости из горкома-райкома. А мы сидим среди этого великолепия при свастиках, и я себе челку зачесываю накосо, у меня тогда еще была челка. Но про нас забыли. И мы так и просидели весь слет, с повязками и усами. Может быть, у друга Коли была даже какая-то фуражка, но сейчас не вспомню, ручаться не могу. Только однажды какой-то хмырь из ребят постарше ткнул в меня пальцем и заорал: гляди, Гитлер! Больше никто не ткнул.
Яростный стройотряд
Увидел человека в стройотрядовской куртке. И сразу созрел написать о явлении, которое занимает свое скромное место среди других лагерно-тюремных историй, коим оно, конечно, не чета, а просто дальний родственник. Я давно хотел рассказать про колхозную жизнь 1-го Ленинградского медицинского института, но чувствовал, что не справлюсь с солженицынским жанром. Так что художественного рассказа не будет, а будет краткое описание.
Сколько я ни рассказывал про этот лагерь, никто мне не верил. Все думали, что я преувеличиваю. Ну, пускай думают дальше. Итак, представим себе хрестоматийно-экскурсионный Павловск. В нескольких километрах от дворцов и тенистых аллей мы видим унылые морковные поля и маленький островок, на поверку оказывающийся скоплением одноэтажных бараков с нарами и прочими прелестями. Вокруг островка - колючая проволока. Начальники на этом островке - студенты старших курсов. Я много раз слышал, что в годы войны свои родные полицаи оказывались гораздо страшнее иноземцев, им даже немцы удивлялись. Здесь - то же самое. Эти люди, в бушлатах с эмблемами, по фамилии Сахар и Дровосеков (может быть, прочтут) - без пяти минут доктора. За брошенное им обидное слово - наряд. Десять нарядов - пошел вон из института. Выпил кружку пива в Павловске (если еще отпустят туда в "увольнение") - пошел вон из института. Написал на конверте обратный адрес "Концлагерь "Глинки-80" (это селение такое, Глинки) - пошел вон из института. "Пошел вон из института" в 1980-81-82 и так далее году означало немедленное поступление в другую структуру с вероятной командировкой на юг.
Тех из нас, кто не выполнял "норму" (метров двести морковки), зачисляли в Золотую Роту, которую кормили в последнюю очередь, поднимали раньше других, а к ночи выстраивали на плацу на ночь и заставляли распевать самодельный гимн "золоторотников" про то, какие они плохие, но обязательно исправятся на радость советской власти. "Не кочегары мы, не плотники, да! А мы сачки-золоторотники, да! " Когда же в лагере вспыхнул гепатит, доктора-начальники вместо того, чтобы закрыть эту морилку, как полагалось, замяли дело. В город, понятно, не отпускали, и мы с тоской смотрели на огни далекого Купчина: 30 километров могли с тем же успехом быть 300-ми. И все это - под завывание Пугачевой "Я вам спою еще на бис", на утренней поверке. Нас будили этой песней, и я до сих пор вздрагиваю, когда ее слышу.
В общем, никакой комсомольской романтической псевдовольницы с идиотскими гитарными песнями и зовущими далями у нас не было. Вольница наступила через месяц с гаком - сущий дембель. У нас с друзьями уже была припасена бутылка водки, но мы по-прежнему боялись ее пить. Нас уже всех распустили, а мы все боялись. Наконец, один наш товарищ отправился в деревенский сортир, прихватив с собой бутылку. Мы напряженно ждали. Его долго не было. И вот он вышел, одобрительно мыча и вытирая губы. Он делал приглашающие жесты, предлагая нам войти в сортир. И мы вошли. Бутылка стояла там. Возле дырки, на бумажке, лежали вафли. Он нам их оставил, друзьям. И колхоз закончился.
Толкование сновидений
И приснился мне сон.
В этом сне я был дружинником, и мне выдавали пистолет. У входа в контору меня ждали родные и близкие, а я все не выходил.
Наконец, пришла моя мама, чтобы разузнать, где и почему я пропал. Она пришла в оружейную комнату, и я продемонстрировал ей восьмизарядный револьвер, и даже пострелял чуть-чуть.
Она совершенно рассвирепела и процедила мне на ухо, что сейчас задушит.
О, я могу вообразить толкование, которое дали бы этому сну господа фрейдисты.
Но сон-то был послан не снизу, а свыше. Меня в очередной раз призывали к покаянию. И вот я каюсь, в очередной раз.
В 1982-83 гг. я действительно был дружинником. Мне сказали, что если я им буду, то меня не отправят в колхоз, о котором я уже рассказывал (надули, конечно, как оказалось впоследствии). И я нацепил повязку и пошел геройствовать.
Как ни странно, дружина при Первом Ленинградском медицинском институте тоже, как и колхозное дело, отличалась легендарной свирепостью и прослыла самой жуткой на Петроградской стороне.
Это были настоящие охотники. Мы, не понимая, чем занимаемся, гребли всех - любого, стоило ему качнуться. Мы брали людей от пивных ларьков, прямо из очереди. Мы выслеживали предполагаемую шпану по чердакам.
Однажды, гуляя под руку с приглянувшейся мне девицей, я решил продемонстрировать ей свой профессионализм как старшего наряда. Метрах в двухстах от нас сидел на лавочке мужик в длинном черном пальто, абсолютно безобидный, ничем не выделявшийся - разве что одиночеством. Перед ним ворковали голуби и голубки. Но у меня открылось ястребиное зрение, я пересек проспект Щорса, подошел к нему и вынул у него из-за пазухи только-только початую бутылку портвейна. И вылил ее всю, у него на глазах. Он молчал и жалобно улыбался.
А потом как-то раз наши задержали одного достаточно буйного человека, который и выпил-то средненько, передвигался сам, но оказался, на свою беду, большим скандалистом. Его скрутили и доставили в обезьянник. Я в этом не участвовал, но не один ли черт? Через пять минут приехала милицейская машина, и из нее вышли двое: сержант и некто в штатском - тоже, конечно, мент, но радевший за дело и работавший за идею, даже в выходные. Они зашли в обезьянник и без слов, без всякого повода, начали гасить этого мужика. Они мордовали его так, что он летал. И мужик совершил самую непоправимую глупость в своей жизни: он дал сдачи и оборвал сержанту форменный галстук. Тогда они положили его на скамью, вытянули руку и сломали ее об край этой скамьи. Потом, забрасывая в кузов головой вперед, нарочно промахнулись и ударили его лбом о борт. Потом сказали, что посадят на 7 лет за сопротивление милиции, и увезли.
Я потом, много позже, поплатился за все это комсомольское рукомесло, даром не прошло.
Донос на мировое зло
Было дело, мне попалась в руки газета "Завтра" со статьей, где писатель Проханов сладостно содрогался, рассуждая о Черном Магистре, который сидит в секретном месте и пакостит в планетарных масштабах. Уж и не знаю, кого он понимал под Черным Магистром - главного ли Сионского Мудреца, Христиана Розенкрейца или просто сатану. Зато я знаю, где этот Магистр сидит: в поселке Гарболово, пятьдесят километров от Питера. Он окопался на маленькой подстанции, которая снабжает электроэнергией нашу несчастную улочку и те, что рядом, заодно, потому что для него вообще нет ничего святого. Эта электроэнергия подается самым зловещим образом. Ежедневно гаснет свет, но это полбеды; гораздо хуже, когда он включается. На вопрос, по чьему наущению в десятке домов единовременно взорвались холодильники и телевизоры, опухшие посланцы Магистра невнятно ответили: "Не может быть, у нас две фазы". И поехали что-то смотреть, а я так думаю, что шпионить и высматривать, у кого еще телевизор. Я думаю, что при таких закулисных кознях на юг России может смело ехать вся Большая Восьмерка, разбираться с наводнением - все равно никто не поможет. Президенты бессильны перед Магистром. Жизнь парализована.
Ку-клукс-клан
Я думаю, что после этого воспоминания у меня поубавится прогрессивных друзей. Но, собственно говоря, какого дьявола? Я про негров. Я не расист, потому что быть расистом глупо. Но. В 1990 году состоялся наш первый семейный выезд за границу. До Берлина доехали без приключений, если не считать приключением молодого человека по имени Олаф, который курил сигары и похвалялся прочтением романа "про первый оргазм автора". Помимо этого, он лез себе в штаны и чесал задницу при молодых и красивых женщинах. А после этого поезда мы сели в другой, под названием "Берлин - Париж".
Мы вообще были полные лохи, дураки, мы не сделали резу, не поменяли денег и попали во второй класс. И там были негры. Штук восемь. Они вели себя очень плохо. Они пили дешевое вино, выковыривали грязь из междупальцевого пространства и безостановочно говорили. Я употребляю глагол "говорили", имея в виду другой, более крепкий. От них пахло. Они смотрели на нас, как черт-те на кого, хотя сами являлись студентами нашего родного и, увы, неразборчивого, Сангика. Когда на горизонте показалась Эйфелева башня, моя жена не выдержала. У этих негров было полное купе алюминиевых кастрюль. И она, изъясняясь на хорошем французском языке, осведомилась, зачем им столько. "На все племя? " - спросила она. Негры обиделись.
А через три недели мы поехали обратно. Мы думали, что обратная дорога окажется ничего, но ошиблись. Этих самых личностей мгновенно набилось полное купе, и они начали "разговаривать". В Бельгии прицепили новый вагон, и мы сбежали в него, к полнейшей оторопи натовского офицера, с которым сразу же познакомились и едва ли не выпили. Однако самое интересное началось, когда мы пересекли нашу границу. В Бресте. Мы же до чертиков оголодали в этом поезде. И вот советские доброхоты прицепили вагон-ресторан. Мы сели и заказали курочку с рисом. И борщ. Тут же подсел очередной негр, и жена моя бросила вилку. Но тут на помощь пришел советский официант:
- Ты куда сел, обезьяна? - заорал он. - Ты что, не видишь, что тут люди сидят?
И указал ему место под декоративной пальмой. Жена расчувствовалась.
- Спасибо, товарищ, - сказала она официанту.
- Так свои же, ёптыть, - расплылся тот.
Античный Мемуар
В детстве я мечтал стать артистом. Я даже сыграл Волка в детском саду, чем страшно горд, потому что был единственным Волком среди толпы одинаковых зайчиков и поросят - если не считать, конечно, подвыпившего Деда Мороза.
Видимо, я уже тогда хотел пиариться - первый звоночек.
Правда, я никогда не умел влиться в коллектив, ни в один, и всегда предпочитал находиться в некотором отдалении от группы. Не влился я и в "капустную" команду Первого Ленинградского мединститута, хотя поспешил примкнуть к ней, рассчитывая на симпатии дам и всеобщее восхищение.
Когда я учился на втором курсе, мы разыграли самопальную пьесу с аллюзиями на Древнюю Грецию. Там много кто был: Атлант, Музы, еще какой-то черт, а я был Прометей. Мы выступали перед огромным зрительным залом, который, по любопытному стечению обстоятельств, нам исправно предоставлял Дом Культуры им. Шелгунова, для слепых. Уже за полкилометра было слышно, как щебечет ориентировочная птичка.
Пьеса была, признаться, полная дрянь. Но очень смелая и вольнодумная по тем временам, за что и потерпела сокрушительное поражение. У нас играли разные талантливые ребята - например, Эскандер Умаров, большой умница и мастер блица, впоследствии снявшийся в "Днях Затмения" у Сокурова.
1 2 3 4 5 6 7 8