А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

Можаев Борис Андреевич

Симпатические письма


 

Здесь выложена электронная книга Симпатические письма автора по имени Можаев Борис Андреевич. На этой вкладке сайта web-lit.net вы можете скачать бесплатно или прочитать онлайн электронную книгу Можаев Борис Андреевич - Симпатические письма.

Размер архива с книгой Симпатические письма равняется 9.33 KB

Симпатические письма - Можаев Борис Андреевич => скачать бесплатную электронную книгу



Рассказы -
Борис Можаев
СИМПАТИЧЕСКИЕ ПИСЬМА
Дело было в Тиханове. Я жил у двоюродного брата Семена Семеновича Бородина. Однажды хозяйка, вернувшись с полдневной дойки, сказала мне:
– Тебя спрашивала Даша Хожалка, которая с Выселок.
– Она жива еще!
Я вспомнил темнолицую худую женщину неопределенного возраста с негнущейся ногой. Всю жизнь она работала в больнице нянькой, или, по-старому, хожалкой, за что и получила свое прозвище, по которому ее знали все в округе от малого до старого.
Помню, как в детстве мы, ребятишки, завидев ее, табуном бежали за ней и кричали во след всякие обидные прозвища, как это делали все шалуны в деревне при виде убогого: «Солдат с бородой, с деревянною ногой». Не то еще: «Баба Яга – костяная нога!»
Ходила она быстро, решительно выбрасывая вперед, как кочергу, свою негнущуюся ногу, и не обращала на нас никакого внимания. И мы скоро отставали.
– Зачем я ей понадобился? – спросил я Настю.
– Ей подбрасывают эти самые… симпатические письма.
– Чего, чего? – удивился я. – Ты знаешь, что такое симпатические письма?
– Которые со всякими оскорблениями и угрозами.
– Запомни, голова – два уха: симпатические письма пишутся невидимыми чернилами, и чтобы их прочесть, надо либо погреть на огне, либо в раствор опустить.
– А я что говорю! Которые против закона шпионы пишут.
– Какие тут шпионы? Окстись, милая.
– Шпионы, это я к примеру сказала. А здесь свои орудуют, да еще родственники.
– Чем они пишут, молоком?
– Каким молоком? Чернилами.
– Симпатическими?
– Ну чего ты привязался? Дарью, говорю, обижают.
– Кто ее обижает?
– Сноха с подружкой. Они обе в больнице работают прачками. Вот и развлекаются: письма эти самые сочиняют и подбрасывают Дарье под порог. А то и по почте шлют.
– Она бы властям пожаловалась.
– Жаловалась! И письма эти в суд отнесла, и заявление писала. Но судья отказалась разбирать ее дело. Говорит, передам в товарищеский суд. А Дарья в слезы. Какой у нас товарищеский суд? Там тюх да матюх, да колупай с братом. На смех подымут. Она руки на себя наложит. Ей-богу, правду говорю. Сходил бы к судье. Поговорить надо. Не погибать же человеку.
И я пошел к судье.
Антонина Ивановна, так звали судью, встретила меня в своем кабинете; это была худенькая женщина средних лет, одетая в серенький пиджачок, какие носят домохозяйки, когда собираются сходить в магазин или на рынок. На столе перед ней лежала целая кипа бумаг, сама она что-то усердно писала, озабоченно сводя брови.
Я представился и спросил насчет дела Дарьи Горбуновой.
– Горбуновой, Горбуновой… – повторила она несколько раз. – Ах, да! Это насчет шантажа и мелкого хулиганства? Разбирательству в суде не подлежит. – Ее тоненькие брови сдвигали складку на переносице, отчего придавали лицу выражение нахмуренное и сосредоточенное.
– Почему же?
– Это мелочи.
– Защитить доброго человека – дело не маленькое. Вызвать, да разобрать в суде, да оштрафовать хулиганов…
Она только вздохнула и посмотрела на меня с укором.
– Видите, сколько дел скопилось! – указала на стопку бумаг перед собой. – И все за неделю набралось. Тут голова кругом идет.
– А что за дела?
– Да все одно и то же: пьянство да хулиганство. Вот, оформляю на одного ухаря. Шофер из рязанской АТК, на шефской помощи здесь. В Гордееве сразу двух баб сшиб да мужику пятки отбил.
– Как это он ухитрился сразу трех зацепить?
– Эти поля осматривали, выбирали массивы для жатвы, какие поспелее – метки ставили. Ну и сели на обочине, возле дороги, полдневать. А этот обормот пьяный ехал. Ему надоело по дороге ехать – пыльно! Свернул на обочину и чесал впрямую, не глядя перед собой. Ну и наехал… Мужик успел отпрянуть в последнюю минуту, кувырком через голову – ему колесом ударило по пяткам. А бабы и не шелохнулись, как куры на гнезде, – только головы нагнули.
– Насмерть задавил?
– Да нет. В больнице отлеживаются. Он их не задел колесами – только спины ободрал – не то карданом, не то мостом. И даже не остановился, стервец. Мужчина встал, видит: еще один грузовик едет. Помахал рукой. Этот остановился и тоже пьяный. «Отвези в больницу женщин, – говорит пострадавший. – Помощь срочная нужна». Ладно, положили их в кузов. Едут. Вдруг шофер говорит: «Я не поеду в больницу. Меня ж заберут как пьяного». – «Как не поедешь? А если они помрут?» – «А кто их задавил?» – «Да вон тот грузовик». Тот еще впереди пылил. «Ах, Володька! – говорит. – Сейчас мы его догоним». И догнали. Переложили ему в кузов пострадавших. Сам виновник и привез их в больницу. Вот, в субботу будет суд.
– Веселое дело, – говорю, – предстоит вам разбирать.
– Тут все дела такие же веселые, – кивнула она на стопку бумаг и, воодушевляясь, как продавец перед покупателем, стала перебирать их и раскладывать, словно товар. – Вот здесь еще заявленьице – пенсионер подал. Пришли к нему два архаровца, под видом электриков. Связали, воткнули в рот ему веник из клоповника, взяли деньги и ушли. Оказалось – десятиклассники. Один – племянник нашего главного врача Ланина. А вот еще тип… Залез в магазин, напился, как свинья, и проспал там всю ночь. Проснулся на рассвете, опохмелился еще и взял деньги. Принес домой девятьсот рублей. А продавцы говорят: у них недостает тысячи восьмисот рублей. Вот и разбираемся.
– Помогай вам бог.
– Это все частные дела, личные, так сказать, – все более воодушевлялась Антонина Ивановна. – А вам для газеты куда интереснее тяжба лесхоза с колхозом. Вот, полюбопытствуйте! Веретьевский колхоз выкашивает на силос лесные поляны, принадлежащие соседнему лесхозу. Тот составляет акты, а этот не подписывает их. Потеха! Вот, поглядите.
Она взяла из пачки одну бумагу и протянула мне:
– Прочтите!
Читаю. Акт составлен лесхозом на типографском бланке. Иные пункты и в самом деле забавны.
Вот пункт одиннадцатый: «Было ли лесонарушителем оказано сопротивление?» Ответ чернилами: «Бригадир Володин Роман Иванович обругал матом лесничего Ракова».
Пункт тринадцатый: «Объяснение лесонарушителя». Чернилами дописано: «Лесонарушитель от объяснения отказался». Четырнадцатый: «Показание свидетелей или понятых». Ответ: «Председатель Веретьевского сельсовета от заверения акта отказался. И понятых не выделил. Я, говорит, колхозниками не распоряжаюсь, а других граждан на территории сельсовета не проживает».
Я вернул акт судье и спросил:
– Что же вы будете делать?
Только плечами пожала:
– Взыскать надо с колхоза тысячу девятьсот восемьдесят рублей штрафа. Но документы недействительны. Акт не заверен. Вызываю председателя колхоза – не идет. Следователю отдаю акт – не берет. Говорит: я что? Силой буду заставлять их подписывать этот акт? Нет у меня таких полномочий. Вот и веселись тут.
– Да! – Я головой покачал и спросил: – В чем же корень зла?
– Водка! Вот вам и корень. Все она творит. Будь моя власть, я бы запретила ее продавать, проклятую.
– Не поможет, – говорю, – самогонку станут гнать.
– Нынче не из чего гнать ее. Хлеба-то нет, в смысле, зерна. И сахару продается в обрез.
– Найдут! Из свеклы начнут гнать, из картошки. Питие да хулиганство – пороки древние, социальные. Вон Дарью Горбунову травят, поди, не по пьянке.
– А те свихнулись на антирелигиозной пропаганде! – Антонина Ивановна впервые улыбнулась, словно обрадовалась чему-то. – Я вызывала сочинителей этих писем. Стала стыдить: что вы, говорю, срамите человека и сами срамитесь? Письма сквернословные. – Она вынула из ящика стола стопку писем, написанных на листиках, выдранных из школьной тетради. – Вот, полюбуйтесь!
– А что они вам ответили? – спросил я, принимая эти письма.
– Говорят: она же верующая! Сектантка! И даже удивились – за что я их распекаю? Какая сектантка, спрашиваю. Ну как же! Это которая на дому молится. Мы, говорят, сами видели: и утром, и вечером поклоны бьет. И даже молитвы читает. Вот это и есть сектантка, говорят. Мне тошно стало.
– Неужели глупы до такой степени? – удивился я.
– Да придуриваются! – Она даже рукой прихлопнула по столу, как бы от досады. – Причина-то ведь ясная: хотят прибрать к рукам ее полдома. Сноха дурит, Татьяна Горбунова. Вот и сочиняют эту галиматью, пугают старуху. Может, сбежит.
– Куда же она сбежит?
– Да к ним же, к сыну. Они живут раздельно в одном и том же доме, дом-то пятистенный! Вот сноха и хочет прибрать Дарьину половину, поселить там своего сына со снохой, а Дарью загнать к себе на печь, в угол. Ну и шлет анонимные письма. Дура набитая! Думала, что никто не догадается о ее проделке. А когда ее уличили, прижали, тут же стала выкручиваться, искать снисхождения по статье. И ведь нашла! Она, видите ли, хочет взять верующую под свой контроль. Оказывается, это она ведет антирелигиозную пропаганду. Почитайте, что это за пропаганда.
Я взял наугад одно из писем, прочел вслух:
«Уважаемая сектанка, святая.
Вы душегуб ряда товарищей. Очень строго предупреждаем тебя, сволоча, в трагической смерти Горбунова А. Ты его, паскуда, прокляла своими молитвами. Этого мы тебе никогда, дрянь, не простим. Колдунья! Если ты не кончишь колдовать, тебя будет судить товарищеский суд. В молодости блудила, а сейчас открыла на дому секту, собираешь людей и пропагандируешь с молитвами. Ах ты, душегуб, злодей, игоист-сектанка!..»
Дальше пошел сплошной мат.
– Кто такой Горбунов? – спросил я.
– Это ее пасынок. Работал механиком в ЛМС. Зимой поехали за сеном. Завязли в лугах, выпили и уснули в машине. Трое обморозились, а он замерз до смерти. При жизни помогал Дарье. Вот они и бьют ее по самому больному месту.
– У нее вроде своих детей и не было, – сказал я. – Кажется, она жила одинокой.
– Правильно! Вышла замуж за Горбунова в годах. Тот овдовел, имел на руках пять человек детей. Вот она их и выращивала. Да больных выхаживала всю жизнь. Плакала здесь у меня.
– И посмели травить ее?!
– Так и посмели… Был расчет, что верующую надо взять под контроль, то есть переселить к родственникам, к ним же. И полдома к ним перейдет. А письма эти, мол, побоится показать: ведь в них разоблачают сектантку. Каждый преступник, и крупный, и мелкий, и тем более хулиган, вытворяет свои художества только в расчете на безнаказанность. Возьмите хоть этот случай с покосом. Ведь ясно же, где концы спрятаны: колхоз скосил поляны, тридцать шесть га, на силос, оприходовал и отрапортовал. Они уже в районной сводке. Теперь он плюет на лесничество. Лесничий выделял покосы пенсионерам да своим рабочим на частный скот. А колхоз скосил траву общественному скоту. Ну, чьи козыри выше?
– А закон? – спросил я.
– Про закон у нас любят говорить, а не исполнять его. Ведь тот же паршивец, племянник Ланина, который веник затолкал в рот старику, знал, что дядя хлопотать начнет. И дядя хлопочет. А он главный врач, сила! Вот и выходит, что дядя выше закона. Оттого и творится вся эта карусель.
Ее бледное лицо от возбуждения порозовело, и вся она как-то преобразилась, помолодела, даже похорошела; ее блеклые карие глазки теперь сердито округлились, и было в них что-то гневное и грозное, как у орлицы, готовой броситься на врага.
– Это же какое-то взаимное подталкивание на соблазн, на преступление, какое-то бесовское соучастие и правых, и виновных. Ведь даже продавцы нарушили инструкцию: заперли магазин не на два замка, а на один висячий слабенький замочек! Словно это был не магазин а почтовый ящик. И деньги оставили в магазине в нарушение инструкции. А теперь доказывают, что у них там лежало не девятьсот рублей, а вдвое больше.
«Ну, допекло тебя до белого каления», – подумал я про нее сочувственно и спросил:
– А может, все-таки разберете дело Горбуновой?
Она пристально поглядела на меня и словно погасла, потеряла всякий интерес к разговору. Ответила сухо:
– Извините, не могу. Это мелочь. Я же сказала им: пусть подают в товарищеский суд.
Я попрощался и вышел.

Горбуновы жили на выселках. Их кирпичный пятистенный дом стоял на берегу речки Пасмурки, затененный раскидистыми ветлами, на которых густо чернели грачиные гнезда. Перед окнами, в палисаднике, цвели белые и красные мальвы, а вокруг плюшевый разлив травы-муравы, а ближе к речке извилистым вервием спадали вниз по речному бугру песчаные тропинки.
Помню этот дом с той еще, детской поры: он всегда был каким-то голым и стоял точно сторожевая башня на юру – ни палисадника перед ним, ни околицы сбоку, ни тесовых ворот на подворье, ни ветл, ни берез. Окна были вечно растворены, а стекла частенько разбиты, и шибки заткнуты были тряпьем или забиты фанерой. Хозяин этого дома, Парфен Селиваныч Горбунов, целыми днями пропадал в кузнице, а многочисленная грязная и голопузая детвора его, как саранча, налетала на соседние сады и огороды.
Старший, Ивка, был одним из лучших казаношников на селе и мастерски играл в выбитного. И зимой и летом носил он отцовскую «куфайку», свисавшую на нем, как на чучеле огородном, по самые колени; в карманах этой «куфайки» скрывалось великое множество бесценного ребячьего добра: и точеные орляники из старинного синего фарфора, и надраенные до красного блеска тяжелые, как сковородки, медные гроши, и казанки, и любовно отшлифованные не столько напильником, сколько ребячьими мозолями налитки-свинчатки.
Кажется, он вечно ходил во второй класс: и со мной ходил, и с моими младшими сестрами ходил. Школьный директор Яков Васильевич Орлов во время своих инспекторских налетов любил ставить «столбом» у доски всех, которые оплошали при его взыскующих опросах. Ивку Горбунова всегда вызывал первым и ставил у доски столбом: «Ивушка стоеросовая, детина неразумная! Стой столбом, пока не зазеленеешь. Краснеть ты уже давно разучился».
Меня встретил возле дома здоровенный мужчина, шириной в два обхвата. Седеющие волосы непробиваемой, как баранья шуба, густоты спадали на лоб по самые брови и придавали его широкому скуластому лицу выражение угрюмой нелюдимости.
Поздоровались, сели на лавочку.
– А я вас помню, – говорю, – со школьной поры.
– А я вас нет, – и даже не смотрит на меня.
– Где работаете?
– Механиком, на ЛМС.
Руки лежат на коленях, пальцы отдают вороненым блеском и согнуты, как зубья конных граблей. Серая рубаха поверху расстегнута, кажется, что ее и не натянешь на эту каменную бугристую грудь.
– Довольны работой?
Он лениво и как бы с недоумением поглядел на меня и спросил:
– Вы пришли ко мне по делу или так, покалякать?
– Иван Парфеныч, не дело вы с письмами затеяли. Нехорошо.
Он поднял голову, как гусь по тревоге, и глянул на меня так, будто я только что с облака спустился.
– В Москве, говорят, работаешь? В печати? – спросил иным тоном.
– Да, – ответил я и назвал одну именитую газету. – Вот и командировка.
– Не надо! – остановил меня он жестом. – Неужели и туда дошло?
Это свое «туда» он произнес с особенной интонацией – не то с испугом, не то с недоверием.
– Как видишь, дошло.
– Н-да, доигрались. – Он шумно вздохнул и потупился. – Ну, чего со мной говорить? Иди к матери. Она тебе все расскажет.
– А где жена?
– Ушла за стадом. – И кивнув на другую половину дома, сказал: – Ступайте к матери!
Обитая жестью дверь в половину Дарьи Максимовны была заперта. Я постучал. За дверью послышались шаркающие шаги, потом старческий женский голос спросил:
– Кто здеся?
Я назвался. Прогремел железный засов, и дверь открылась. На пороге передо мной стояла Дарья Максимовна. Я ее сразу узнал – хотя она и была седой, но держалась все так же прямо, как солдат на смотру; широкие черные брови высоко взметнулись на лоб, сгоняя в складки смуглую кожу и придавая лицу выражение тревожного недоумения.
– Проходите в избу, касатик, – приглашала она меня, уступая дорогу. – Просьба моя решающая – не оставьте без внимания.
Посадила меня на деревянный диванчик, обшитый клеенкой, сама села на табуретку возле стола, положила перед собой на столешницу худые руки с темными узловатыми пальцами.
– Они меня замучили симпатическими письмами: то по почте шлют, то под порог их подкидывают. Там такая клевата, такая клевата! «Ты пойдешь в огород к своим пчелкам, мы тебя убьем, твой труп пойдет на распятие, а нам тюрьма родная мать». Вот что они пишут! Так что просьба моя решающая – не оставьте без внимания.
Потом, нагибаясь ко мне, достала из-под дивана старые калоши и драные чулки, положила возле меня:
– Это вчера мне подкинули под порог. А вот записка, – сунула мне в руку тетрадный листок, сложенный вчетверо.
Развернул записку, читаю:
«Сектанка. Прими Христа ради божее подаяние. Это тебе на смерть тапочки. В них чулочки безразмерные. На сапожках дорожка. Это смерть сектанке…»
Почерк мне был уже знаком, все та же рука, и ошибки грамматические те же.
– Как же так, – говорю, – судья вызывала их, предупреждала… А они снова за свое?
– Правда, правда! – закивала она. – Сперва взялись за них молодцевато: вызвали их обоих, и сноху, и ее подружку.

Симпатические письма - Можаев Борис Андреевич => читать онлайн электронную книгу дальше


Было бы хорошо, чтобы книга Симпатические письма автора Можаев Борис Андреевич дала бы вам то, что вы хотите!
Отзывы и коментарии к книге Симпатические письма у нас на сайте не предусмотрены. Если так и окажется, тогда вы можете порекомендовать эту книгу Симпатические письма своим друзьям, проставив гиперссылку на данную страницу с книгой: Можаев Борис Андреевич - Симпатические письма.
Если после завершения чтения книги Симпатические письма вы захотите почитать и другие книги Можаев Борис Андреевич, тогда зайдите на страницу писателя Можаев Борис Андреевич - возможно там есть книги, которые вас заинтересуют. Если вы хотите узнать больше о книге Симпатические письма, то воспользуйтесь поисковой системой или же зайдите в Википедию.
Биографии автора Можаев Борис Андреевич, написавшего книгу Симпатические письма, к сожалению, на данном сайте нет. Ключевые слова страницы: Симпатические письма; Можаев Борис Андреевич, скачать, бесплатно, читать, книга, электронная, онлайн