– Не поладили с «фараонами»?
– Тут не наша вина, – сказал Том.
– Мне это можете не говорить.
Такси помчалось по тихим улицам и вскоре остановилось у полицейского участка. Тэмпи открыла сумочку.
– Нет-нет, это за мой счет, – сказал Энди и нажал на стартер.
– Спасибо, дружище! – крикнул Том ему вдогонку. Шофер в ответ помахал рукой в окно машины.
– Не нужно давать им понять, что вы с нами, – предупредил ее Том, пока они поднимались по лестнице в участок.
Сержант посмотрел на Тома, подошедшего к конторке дежурного, потом перевел взгляд на Уолли.
– Ну а у вас что?
– Мы пришли узнать о судьбе мальчика, которого полиция арестовала в переулке за нашим домом.
– А вам-то что за дело до этого черного ублюдка?
– Он жил в нашем доме. Мы просим выпустить его под залог. Я здесь ему вместо отца.
– Ишь чего захотели! А ну, проваливайте отсюда, да побыстрей, а не то и вам придется разделить с ним компанию. Убирайтесь вон!
Тэмпи подошла ближе.
– Простите, господин офицер.
Дежурный обернулся к ней и нахмурился.
– Да, мадам. Чем могу служить?
– Может, вы мне сообщите, что случилось с юношей, о котором спрашивают эти люди?
– О! – Сержант внимательно разглядывал Тэмпи. – Могу я узнать, почему это вас так интересует?
– Я приехала из Уоллабы, где живет этот юноша. Его родители просили меня приглядеть за ним.
– Вот как? И у вас есть какие-нибудь полномочия?
– А разве нужны какие-то особые полномочия, чтобы взять под залог подростка, арестованного полицией без основательных причин? Вот моя визитная карточка.
Сержант взял карточку, изучил ее и как-то неловко улыбнулся.
– Ничем не могу помочь. Для меня важно мнение полицейских. А они заявляют, что он оказал при аресте сопротивление и оскорбил представителей власти. Вам лучше приехать завтра утром, когда будет начальство. При таком обвинении я не могу отпустить его под залог.
– Раз так, я хочу повидать этого юношу и узнать, что именно я должна сказать по телефону своему адвокату.
– А вот угрожать нам не стоит.
– Впервые слышу, что звонок к адвокату можно расценить как угрозу.
Сержант что-то тихо сказал полицейскому за соседним столом. Тот встал и вышел через дверь, ведущую во внутренние помещения. Прошло довольно много времени. Наконец двое полицейских в форме ввели Ларри, поддерживая его с обеих сторон. Глаза мальчика были полузакрыты, на губах запеклась кровь.
– Стой прямо! – рявкнул сержант.
Ларри попытался выпрямиться, но не смог. И если бы один из полицейских не подхватил его, он наверняка упал бы.
– Он еще и пьян, – фыркнул сержант.
– Я видела этого юношу не более получаса назад. Он был абсолютно трезв и здоров. А теперь посмотрите, что с ним сделали эти негодяи.
Тэмпи подошла к Ларри и положила руку ему на плечо. Он с трудом остановил на ней свой взгляд. Она вытерла кровь с его рта.
– Он напал на полицейского, – произнес один из охранников.
– Напал на полицейского! Если вы имеете в виду тех двух бандитов, которые ворвались в дом, то каждый из них был по крайней мере в два раза крупнее его.
– У вас есть жалобы на действия полиции?
– Я выскажу их в другое, более подходящее время, когда дело будет в руках моего адвоката. А сейчас я собираюсь отвезти этого юношу к врачу. Пока вы уладите все формальности, разрешите ему присесть. Он же не может стоять.
Охранник придвинул Ларри стул.
– Выпустить его мы не можем. Он обвиняется в преступлении, совершенном в Уоллабе. Там он тоже набросился на полицейского.
– Я знаю об этом деле. Там будут счастливы поскорее замять его. – И, не дав возможности сержанту что-либо ответить, она спросила: – Так, значит, я могу взять этого юношу с собой?
Вид у сержанта был унылый.
– Уж лучше оставьте его здесь, мадам. Пусть проспится, – сказал он, словно уговаривая ее.
– В этом нет никакой необходимости. Ради чего? Чтобы скрыть то, что сделали с ним ваши люди?
– Мне не нравится, как вы разговариваете, мадам.
– В таком случае мы квиты. Мне не нравится то, что вытворяют ваши люди. Так как же, отпустите вы его со мной или мне позвонить врачу, адвокату и в редакцию газеты, где я сотрудничаю? Может быть, необходимо, чтобы все мы провели ночь здесь?
Сержант и оба констебля отошли к соседнему столу и стали шептаться. Том отвел Тэмпи в сторону и сказал:
– На вашем месте, миссис Кэкстон, я не стал бы увозить его к себе домой. Заставьте их позвонить в больницу принца Альфреда и вызвать «скорую помощь». Там хорошие доктора и все, что нужно мальчику, будет сделано. К тому же они не побоятся дать правдивое заключение о состоянии его здоровья. А это сейчас крайне важно.
Наконец сержант вернулся к своему столу. В огромной руке он держал ручку и книгу регистрации арестованных.
– Предупреждаю вас, мадам, это противоречит нашим правилам, а мы не любим их нарушать. Преступника, обвиненного в нападении на полицейского, обычно не отпускают под залог. Это опасно. Ну ладно уж, мы пойдем вам навстречу, только залог будет двадцать фунтов.
– А обычный залог в этом районе, как мне кажется, пять фунтов?
– Да, но это в случаях более мелкого нарушения: сквернословие, хулиганство. Здесь же было дважды совершено нападение на полицейских и оказано сопротивление при аресте. Кстати, чеки мы не принимаем.
На лице сержанта мелькнула тень разочарования, когда Тэмпи выложила на стол четыре ассигнации по пять фунтов.
– А теперь будьте любезны позвонить и вызвать «скорую помощь».
Сержант с явной неохотой стал крутить телефонный диск.
Эту ночь Тэмпи спала как убитая. Проснувшись утром, она почувствовала, что голова ее работает с четкостью, доселе невиданной.
Она позвонила в больницу. Сестра вежливо ответила ей, что Ларри дали снотворное и он спит. У него сломаны два ребра, кроме того, отмечено легкое сотрясение мозга. К счастью, рентген не показал повреждений костей черепа. Потом Тэмпи позвонила своему адвокату. К ее удивлению, он проявил интерес к этому делу. Потом она отправила телеграмму Тому с просьбой увидеться.
Она отошла от телефона с бьющимся сердцем, но постаралась взять себя в руки и стала обдумывать, как лучше подойти к Киту. Ее удивило собственное хладнокровие. Еще неделю назад она вряд ли могла бы себе представить, что способна потребовать у Кита свидания. Она скорее умерла бы, чем пошла на это. Теперь ее личные переживания отошли на второй план, уступив место недавним событиям, а ее прошлое, как ей казалось, уже принадлежало кому-то другому.
Странно ей было вспоминать, с какой неохотой она ехала к мэру. Кто это сказал, что важно сделать первый шаг? И правда – собери всю свою храбрость и встреться лицом к лицу с тем, чего ты боишься, – страх пройдет сам собой. Теперь, после стычки с полицией прошлой ночью, она уже ничего не будет бояться, ничего – даже встречи с Китом.
Часть четвертая
Тэмпи так медленно набирала номер телефона, что попала не туда, куда нужно. Она подождала немного, потом снова начала крутить диск, стараясь привести в порядок свои мысли, сосредоточиться на том, что и как она будет говорить.
Она набрала номер, назвала добавочный, и телефонистка соединила ее с кабинетом редактора. Трубку сняла его секретарша. Послышался голос, бесстрастный, как увсех высокооплачиваемых секретарей:
– Простите, но сейчас мистер Мастерс занят. Я могу позвонить вам, когда он освободится, если вас это устроит.
– Передайте, пожалуйста, мистеру Мастерсу, что я звоню по неотложному личному делу.
– А кто это говорит?
Тэмпи хотелось скопировать тон секретарши, но в горле у нее что-то сжалось.
– Передайте ему, что с ним хочет говорить миссис Кэкстон.
Она была готова к ответу, что редактор недавно уехал. Она была готова к чему угодно, но только не к его резкому голосу, раздавшемуся у самого уха:
– С чего это, черт возьми, тебе вдруг вздумалось сюда звонить?
– Мне нужно тебя увидеть.
– Это невозможно. В пять у меня заседание.
– Тогда я приеду и буду ждать у дверей твоего кабинета, пока ты не освободишься.
Наступила продолжительная пауза. Тэмпи так сильно прижала трубку к уху, что оно начало болеть. Они не виделись год и три месяца, а как он с ней разговаривает!
Наконец он спросил:
– Ты где?
– В Пассаже.
– А-а.
Снова продолжительная пауза. Затем с бесцеремонностью, так свойственной ему в обращении с другими людьми, но только не с ней, он сказал:
– Жди меня в «Синей птице», но я смогу уделить тебе не больше десяти минут.
Послышался щелчок, и она медленно положила трубку.
«Синяя птица» – кафе, где по-домашнему пекли пшеничные лепешки, подавали кофе с ликером, где было приятно посидеть. Обычно туда заходили отдохнуть в конце дня, проведенного в городе, пожилые дамы из пригородов. В этот час там были всего две посетительницы, которые демонстрировали друг другу покупки, доставая их из доверху наполненных сумок.
Тэмпи села за самый дальний столик в углу зала, заказала кофе, вытащила пудреницу, чтобы как следует разглядеть себя, радуясь, что до прихода сюда два часа провела в парикмахерской.
Она надела серьги с топазами, которые, как говорил Кит, делали ее глаза похожими на глаза тигрицы из Таронга-парка. Это была их шутка. На какой-то миг она почувствовала его губы на своих веках, услышала его шепот: «Нет, наверняка в тебе скрыто что-то такое, чего мне никак не найти. Почему глаза у тебя как у тигрицы?»
Сейчас все это казалось ей таким далеким, словно перед ней проходила чужая жизнь, прожитая другим человеком. Она сидела и думала, сработает ли в ней защитный механизм или все ее самообладание бесследно исчезнет, едва он войдет.
И вот он вошел. В дверях остановился и окинул взором кафе. Когда он сел напротив нее, она почувствовала огромное облегчение – сердце ее не защемило от радости, как бывало всегда, когда они встречались, и не зашлось от боли, как было, когда он ее бросил. Она только очень удивилась, увидев, как изменился он за эти пятнадцать месяцев. Во всем его облике появилась какая-то округлость. И дело было не только в том, что он прибавил в весе. Нет, тут было что-то еще, кроме полноты и оплывшего лица.
Не поздоровавшись, он потребовал чашку кофе и сказал:
– Все это чертовски неудобно.
Она ничего не ответила, бесстрастно размышляя о том, что стоит человеку слегка поправиться – и прежнее впечатление о нем полностью исчезает. Теперь Кит выглядел преуспевающим дельцом.
Когда-то он обожал небрежность в одежде. Теперь на нем был безукоризненно сшитый из превосходного материала костюм с небольшими лацканами и узкий галстук – то есть все то, что американская мода сделала как бы униформой большинства деловых людей.
Он взглянул на часы – новые, золотые, элегантные, самой известной фирмы, очень дорогие. Раньше он всегда подчеркивал, что ненавидит золото. Теперь редактор явно увлекался им, особенно после того, как женился на дочери владельца своей газеты.
Он отхлебнул кофе и сделал гримасу.
– Ужасный кофе. Пойдем лучше в ресторан.
– Но тогда все десять минут мы потратим на дорогу.
– Не волнуйся. Пойдем.
Он расплатился, взял ее под руку, и они пошли рядом, совсем близко друг к другу, словно никогда и не расставались.
Он выбрал ресторан, где любили проводить время игроки на скачках, не спрашивая, заказал ей, как всегда, херес, а себе, к ее великому изумлению, виски.
– Извини, – сказала она, – я не пью. – И, обратившись к официанту, попросила: – Принесите мне, пожалуйста, лимонад.
Кит не обратил на это никакого внимания – он оценивающе смотрел на нее, откинувшись в кресле.
– Ты прекрасно выглядишь, черт возьми.
– Да, неплохо.
Одним глотком он осушил стакан, потом открыл портсигар из чеканного золота, патина на котором не оставляла сомнений в том, что это вещь старинная и не подделка. Он хотел было протянуть портсигар ей, но замешкался. Она все же успела увидеть дарственную надпись на внутренней стороне крышки. Наконец он вынул две сигареты и зажег их золотой зажигалкой с его монограммой.
– Я слышал, ты была больна, – сказал он, но фраза прозвучала как вопрос.
– Да, противный грипп. Но теперь я опять совершенно здорова.
– Ну, что ж, все остальное пошло тебе на пользу.
Улыбка его была такой знакомой, правда, она совсем не вязалась с настороженностью в его глазах.
Она выпустила колечко дыма, стараясь собрать всю свою храбрость, чтобы сказать уже отрепетированные слова, которые теперь вдруг заметались у нее в голове, словно мыши в клетке. Она чувствовала, что напротив нее сидит совершенно чужой человек. Он уже не был ни тем, кого она так долго любила, ни тем, по ком так сильно тосковала в своем одиночестве. Но он был тем, кто мог ей помочь. Она старалась видеть в нем только человека, чьей поддержкой должна была заручиться.
«Как все нелепо, – думала она. – Ну начинай же, переходи к делу. Ведь у тебя нет времени ходить вокруг да около».
Подавив в себе эти чувства, она сосредоточила все свое обаяние в глазах и с мольбой посмотрела на Кита, зная, что он опять обожает и ее, и этот блеск топазов в ее серьгах. Слова вдруг сами собой полились из ее уст.
– Я представляю себе, как ты занят. Ты очень добр, уделяя мне столько времени по первой же моей просьбе. Я вижу, как бегут стрелки.
Она взглянула на огромные, в богатом корпусе электрические настенные часы.
Он, казалось, забыл о времени, и она поняла: он солгал, говоря о заседании.
– Я хочу, чтобы ты помог моим друзьям.
Настороженность в его глазах стала еще заметнее, брови сошлись у переносицы, он весь напрягся, как фехтовальщик, готовый отразить удар противника.
– Если речь идет о какой-то сумме, это легко устроить.
– Нет, в деньгах я не нуждаюсь, спасибо. Тут нужно нечто другое.
– Тогда говори, в чем дело.
Она рассказала ему все, и с каждым словом ей становилось легче. Он слушал, не меняя выражения лица. Она говорила, и в голове у нее мелькали образы, как будто немой фильм сопровождал ее монолог. Кристофер, Кристофер и Занни, Кристофер и Кристина, такие похожие и все же такие разные. Уэйлер, нежно-голубое море. Она забыла, что намеревалась пустить в ход свои чары. Она умоляла его о чем-то, что было важно не только для дочери Кристофера, для Уэйлера, но и для нее самой. Если она сможет спасти то, во что верил Кристофер, она, возможно, будет прощена. Но об этом она ничего не сказала.
Она призвала на помощь все мастерство, стремясь рассказать свою историю так, чтобы она могла заинтересовать газетчика – историю романтическую, сенсационную; она делала особое ударение на том, что он всегда так ненавидел, – говорила о коррупции крупных преуспевающих компаний, о полицейских чинах, превышающих свои полномочия. Наконец она замолчала, ожидая ответа, надеясь, что теплота, сменившая выражение настороженности в его глазах, означала: ей удалось задеть его за живое. Он слегка улыбнулся.
– Господи, не знаю, что ты за это время с собой сделала, но сейчас ты еще красивее, чем прежде.
Она совершенно растерялась. Ведь она открыла ему свою душу, хотела, чтобы они нашли общий язык, чего им никогда не удавалось, а он слушал и воспринимал ее такой же, какой она была прежде. Что же делать? С ума сойти можно. Ну, будь же честной перед собой! Зачем ты торчала два часа в парикмахерской? Зачем оделась по его вкусу? Разве тебе не хотелось, чтобы именно такой была его реакция? Так воспользуйся этим.
– Вовсе нет, – бросила она и медленно улыбнулась. Такую улыбку агенты по рекламе называли загадочной. Ее саму удивило, как она смогла сыграть роль, к которой чувствовала отвращение. Что ж, око за око, зуб за зуб. – Если ты внимательнее присмотришься, то увидишь, что это не так. Просто ты меня давно не видел.
– Слишком давно. – Голос его стал резким. – Чертовски давно.
– Давай не будем говорить об этом сейчас, – сказала она все с той же улыбкой. – Я позвонила тебе не для того, чтобы выслушивать комплименты. Я хочу, чтобы ты мне помог.
– Но в чем?
– Прости, я, очевидно, не вполне ясно высказалась. Я хочу избавить Ларри от тюрьмы. Я хочу, чтобы вся семья вернулась в Уэйлер. Я знаю, что и Кристофер хотел бы того же.
– Но как я могу помочь? – В его голосе слышалось раздражение.
– Мне сказали, что если предать происшествие гласности, дело будет прекращено.
– Тебе это не удастся. Кучка аборигенов против городских властей… Ты только зря теряешь время.
– Так могло быть десять, даже пять лет назад, но не теперь. Все очень остро реагируют на то, что происходит с аборигенами в Австралии. А если бы ты взялся за это…
– Что ты имеешь в виду, говоря «если бы ты взялся за это»?
– Я хочу сказать… Если бы «Глоуб» осветила эту историю на своих страницах, у нас были бы шансы выиграть.
– Но у нас ведь совсем другое направление.
– А разве ты не можешь как-то изменить это направление?
– Я ведь всего лишь редактор.
– Ты всегда говорил, что одна из причин, по которой тебе хотелось бы стать редактором, – это возможность определять направление газеты.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27