Здесь выложена электронная книга Поп и работник автора по имени Каледин Сергей. На этой вкладке сайта web-lit.net вы можете скачать бесплатно или прочитать онлайн электронную книгу Каледин Сергей - Поп и работник.
Размер архива с книгой Поп и работник равняется 51.08 KB
Поп и работник - Каледин Сергей => скачать бесплатную электронную книгу
Сергей Каледин
Поп и работник
Сергей Каледин
Поп и работник
Сцены приходского быта
Юрий Гаврюченков
Да будут отверсты очи твои на храм сей.
Книга.
– А кто такие?
– Брат с сестрой. Идем на богомолье.
Н.А. Некрасов.
1
Вера Ивановна Князева, староста церкви Покрова Божьей Матери, притоптала крохотным кулачком пружинящие деньги: трехлитровая байка была набита почти доверху, – соскребла со стола вместе с хлебными крошками оставшуюся мелочовку и доложила в банку аккурат под самый зев. Достала машинку для закатки, новую, ненадеванную крышку, пальцем проверила, не выпала ли резинка, и, перекрестясь, закатала деньги тремя оборотами. Пересчитать так и не успела. Да и чего попусту считать: на Успенье шестьдесят тысяч было, с той поры ну еще пара-тройка тысчонок набежала.
Вера Ивановна обеими руками прижала к груди потяжелевшую банку и, нащупывая ногой в обрезанном сапоге выбившиеся половицы – не споткнуться бы в полумраке, – шагнула в прируб: прятать черную кассу. Но далеко не ушла – задребезжало оконное стекло.
– Э!.. На катере!.. Подъем!..
Вера Ивановна застыла на месте с поднятой для следующего шага ногой, но не испугалась, а только прикинула в уме: плотные занавески в сторожке? Видно снаружи или нет?
– Толька, что ль, Маранцев?.. – проговорила она, заталкивая банку под кровать.
– Открой человеку!
– Ты мне попусту не стучи! Днем приходи, как все люди.
– Сказать надо.
– Чего говорить – вестные твои слова. Спать иди.
А про себя уже соображала: бутылку белой дать – повадится, а денег – опять не вернет. Балды если плеснуть?.. Так ведь тоже повадится. Лучше уж денег…
– Тебе сколько требуется-то?
– Сколько, сколько, на бутылку… Отработаю…
– Знаю я вашу работу. – Вера Ивановна запустила руку под тюфяк. – Работнички… Били-били, кошке чуть жопу не прибили, а крыша все равно текет… Где ты в такую рань вина-то добудешь?
– Чего ты там чухаешься? – просипел снаружи Толька Маранцев. – Даешь, что ль?
Вера Ивановна вышла в сени и сунула деньги под дверь.
– Из пенсии своей даю, понял? Ни с чем осталась.
– Не гони пургу! Отработаю!
– Елей когда добудешь, который раз обещаешь! – проворчала Вера Ивановна, ображая строгость.
Спрятав банку с деньгами, Вера Ивановна включила свет, нацепила очки, потерявшие от времени силу, достала молитвенник и, закрыв глаза, зашептала:
– «…От сна восстав, полунощную песнь приношу Тебе, Спасе, и припадая вопию Тебе: не даждь мне уснуть во греховной смерти, но ущедри меня…»
Она тужилась прочесть молитву со тщанием, но каждый раз, доходя до середины, сбивалась и начинала снова: Толька Маранцев, тюремщик беспробудный, не шел головы… В который раз отогнав от себя дурную мысль, Вера Ивановна обратилась к Господу Богу с винениями за непотребную суету разума, но поверх очков заметила ползущего по иконе таракана и хлопнула нечисть грязным полотенцем.
– Пропади ты пропадом! – соскоблив таракана с иконы, она потянула шнур – включить чайник. Шнур не поддавался.
– Ох, ох… – раздалось с сундука.
– Чего заохала? Спи лежи, – пробурчала Вера Ивановна, взглянув на кучку тряпья под иконой. – На шнур улеглась… Спи! Рано еще.
Но кучка тряпья на сундуке заворочалась, ожила, нее выпросталась Шура, глухая нищенка, за которой охотился собес, чтоб упрятать в районную богадельню; вот уж месяц как полудурка сбежала оттуда без паспорта.
– Ох, ох! Шура, не балуй, не озоруй, – причитала нищенка, заправляя седые волосы под грязную косынку. Она сбила одеяло в сторону и села на сундуке, свесив ноги, уже готовая к жни, – в зеленом засаленном пальто, перехваченном тряпичным пояском. Усаживаясь, Шура всколыхнула воздух, и крохотную сторожку наполнил тяжелый немытый запах.
– Шу-ра! – в два приема прокричала ей в тугое ухо Вера Ивановна, включая чайник в розетку, – давай тебя помою!
Шура замахала руками.
– Ничего не буду, ничего не слышу, ничего на знаю!..
– Ты на меня руками-то не молоть! – затормозила ее Вера Ивановна. – Давай, говорю, головку помоем. И ножки. Воды в печке нагрею – и будешь как новая! Дух от тебя, Шура, чижелый, не всякий человек выносит.
– Не трог меня, уйди от меня! – отбивалась Шура. – Сами все чумазые ходите… Вера Ивановна махнула рукой.
– Тьфу ты, Господи! Ишь расстроилась, как худая балалайка!.. Здесь когда нищенки после войны приходили, они послушно жили… И домик соблюдали… Э-эх…
Вера Ивановна оставила затею с помывкой Шуры и полезла за мукой – тесто для просфор ставить. Затопила печь и, пока та разгоралась, поспешила в батюшкин дом, – тоже надо протопить, батюшка под обедню с ночевой приедет.
У паперти на боку лежал кот. Вера Ивановна потрогала его: закоченел Барсик, стало быть, п Чего уж… старый… Она сходила в сарай за снежной лопатой и на лопате вынесла кота за дорогу подальше: птицы разберут, а нет, так собаки возьмут.
Батюшкин дом немногим отличался от ее халупы. Разве что попрямее, почище да обоями вместо газет оклеен. И две комнаты – одна сквозь другую. Да холодильник. А так – та же продува, не натопишься: на ночь истопишь, к утру все ветром вынесет…
Кровати батюшки и матушки были не застланы; матушкина кофта свешивалась со стула, ночная рубашка на телеворе. Горшок и тот не прикрытый. Вера Ивановна подошла поближе: и не вынесенный. Тьфу, прости мою душу грешную! Она повернулась к огромной, в полроста иконе в углу за аналоем и завинялась перед Богом за недовольство батюшкой, а самое главное, матушкой, Ариадной Евгеньевной. И имя-то какое не православное. Тьфу ты, Господи! Спаси, Христос!
Кофту – в шифоньер, рубашку с телевора долой, тапки – рядышком; конфеты, яблоки, печенье – в сервант. А горшок нарочно выносить не буду. Для принципа: пусть сама.
Вера Ивановна сдернула со спинки кровати тяжеленную черную рясу, перекинула через плечо – ох, длинна! Вот уж уродился батюшка так батюшка, ничего не скажешь, солидный мужчина. Здорова Федула… Вовремя спохватясь, Вера Ивановна истово закрестилась. «Что ж это я в озлоблении таком, Господи?! Прям вся нервная стала: плюнь в рот – драться лезу!..»
Шура сидела на сундуке в первоначальной позе: недовольная, скрестив руки на животе.
Вера Ивановна пошебаршила в печке кочергой и отвалилась на табуретку: от нкого нагиба помутнело в глазах – давления не хватает.
– Что исть будешь, Шура, – вяло спросила она, – яйцо или картошки с салом? Шура поглаживала серую кошку.
– Ишь какая головка махонькая… А у людей с ведро, а ума нет…
– Что исть, говорю, будешь? – уже с напряжением в голосе повторила Вера Ивановна.
– Как вы, – поджав губы, прогундосила Шура, – ваша воля… Что ж я чужим распоряжаться…
– Ишь ты! – всколыхнулась Вера Ивановна. – Поджала губы курьей гузкой! На! Яйцо крутое колупай, молоко бери! Обиделась, старая беда!.. А кошку брось! Чего к столу тащишь?!
Шура осторожно поставила кошку на пол, передвинулась к столу и брезгливо повертела вилкой в кружке с молоком.
– Колхозное? Не буду, там говны одни.
– Откуда ж они там взялись, интересное дело? Молоко на ферме в кишки резиновые льют, прям сисок.
– И яйцо мне круто, мне бы мяконького, – капрничала Шура. Вера Ивановна стукнула по столу черной высохшей ладошкой.
– Повар дох – мягкое варить! Ешь чего дают, не то в больницу сдам! Не доводи до греха, Шура! Слушайся, покудова я здесь хозяйка! Мне с тобой бодаться не под года.
– Батюшка приедет, пожалуюсь, – захныкала Шура. – Житья нету…
– Ты лучше матушке пожалься, – посоветовала Вера Ивановна, околачивая Шурино яйцо о стол. – Матушка у нас жалостливая, до чего жалостливая… Ешь яйцо, молоко пей! Кому сказано! – И, смягчившись, добавила: – С-под Катиной коровы, не колхозное.
Только сейчас Вера. Ивановна заметила, что сама-то на ногах, присела на табуретку.
В сторожке стало тепло. Чего ж поесть? Хотелось ей открыть баночку ветчинки зарубежной, ветеранской, желеем залитой, тем более что мясо ей Димка-регент – детский врач – велел есть для давления, чтоб выше набиралось, да ведь какая в пяток ветчина! В пятницу лучше на рыбе ехать. Она встала на колени, раскрыла обшарпанный кухонный шкафчик, который был в сторожке за стол. Банок внутри стояло много, да все не то: икра кабачковая, икра баклажановая, сгущенка, шпроты, – да и колбаска кооперативная по одиннадцать рублей – полешко залежалось. Рыбы в шкафчике не было. Вера Ивановна подвигала банки… неужто всю сожрали?.. Выходит, всю… А-а, не-ет, вона икра минтай! С чайком пойдет за милую душу, скользкая и зуб не надо. Вера Ивановна отрезала ломоть хлеба, корки обломила, намазала икрой. Поспел чайник. Она кинула в чашку четверть ложечки бразильского, в катышках, растворимого кофе – тоже для давления – и туда же свежей заварки со слоном.
Шура тем временем уже поела и долывала блюдце – под молока, чем растрогала Веру Ивановну.
– Еще попей молочка.
Но Шура демонстративно отсела подальше от стола. Вера Ивановна выждала и как бы незаинтересованно напомнила:
– А чего ж помянуть-то не помянула, отсела, ровно гостья? Помяни, раз покушала.
Шура не реагировала, прикрываясь глухотой. Вера Ивановна усилила голос:
– Слышь, чего говорю-то?! Шу-ра! Помяни давай! Шура нехотя встала, повернулась к иконам, замерла.
– Ну, чего стоишь попусту? – Вера Ивановна слегка ткнула нищенку в спину. – Чего молчишь?
Шура повернула к старосте сморщенное в злобе лицо, забурчала под нос что-то грубое, вроде как даже по-матери.
– Ишь ты, – ухмыльнулась Вера Ивановна. – Дуется, как пузырь дождевой. Ну-ка мне!
Шура повернулась к иконам.
– Помяни, Господи, усопшую Акулину, вечная память, вечный покой!.. (Это про мать Веры Ивановны.) Помяни, Господи, усопшего Ивана, вечная память, вечный покой. (Про отца.) Помяни, Господи, убившего Иоанна…
– Не убившего – убиенного. Сколько раз говорено!
– Убиенного Иоанна, вечная память, вечный покой… Все, – не оборачиваясь к ненавистной хозяйке, проворчала Шура. – Помянула.
Рукавом офицерского кителя Вера Ивановна смахнула слезу с глаз, которая всегда выползала на словах «убившего Иоанна», потому что то был ее сын Ваня, разбившийся несколько лет назад по пьяному делу на грузовике в день своего пятидесятилетия. После похорон она уже на постоянно переселилась в церковь.
– Ивановна-а!.. – послышалось за дверью.
Катя-телефонистка, заместительница Веры Ивановны, прибыла для помощи – печь просфоры.
– Шура, иди в трапезную! – засуетилась Вера Ивановна. – Катерина вон приехала, мешать нам будешь.
– Все гонют, гонют… – заныла Шура, собирая манатки в узелок. – Никакого спокою… Повешаюсь, а там как знаете… Три поклона – и повешаюсь, и сами тогда разбирайтесь…
Шура, набычившись, головой вперед подалась сторожки, чуть не сбив с ног входящую Катю.
– Шурка-то прям как гоночная стала, – усмехнулась та, стягивая телогрейку. – А я, дура, таблеток от головы нажралась, да не тех сослепу, все тело разнесло, распухла, как квашня, думала, не встану. Аллергия вдарила. – Она перекрестилась и поцеловала Веру Ивановну. – Тесто-то как?
– Готово.
Катя достала с печки фанерный круг, переложенный от грязи старыми газетами, положила его на стол, уставилась в старую газету, шевеля про себя губами. Вера Ивановна принесла печатки, завернутые в чистые тряпицы. Печатки были с незапамятных времен: металл истончился и с краев был как фольга конфетная.
– Чего ты там вычерпала?
– Паренька германского отпустили – помнишь, на Красную площадь залетел? Куда ему в Сибири сидеть!.. Чахлый весь… Его по телевору показывали, прыщеватенький такой… Мамка к нему еще на суд приехала. Паршивенький немчонок. Помнишь, у нас в деревне какие стояли: один к одному, один к одному!..
Катя содрала газету и потрусила над фанерным кругом мукой.
– А Тоня-то Колюбакина, слышь, Вер, померла. В огороде ковырялась – и башкой в гряду. Удар зарезал. Привезти должны.
– Пускай везут, – сдержанно кивнула Вера Ивановна, – Она свое погуляла… И с тем и с этим… Даже Петрова не обошла, невзирая, что старик…
– А ты не ревнуй, – выкладывая тесто, рассудительно сказала Катя. – Чего тебе Петров? Петров вон сколько пользы принес, вся церква по сей день на нем…
Вера Ивановна вдруг застыла.
– Старая кокура! Храм-то не топлен! Из башки вон!..
– Тоже мне ктитор!.. – покачала головой Катя, – Котлы топишь, пола моешь!.. Тем ли церковный староста заниматься должен?
Вера Ивановна отряхнула руки от мучного налипа и побежала в котельную
– глубокий подвал под правым приделом церкви.
Оба котла выстыли, да как им не выстыть, если два дня не топлено. Вера Ивановна проковыряла шуровкой колосники от угольного спека, вычистила поддувала, запалила масляную рвань, сверху положила чурочек и угольку помельче, чтобы схватилось. От возни снова застучало в голове, она присела перевести дух. Сверху с поленницы, не выдержав угарной вони, мягко шлепнулась старуха Машка и, мяукнув, полезла котельной вверх по обитому кровельным железом желобу для подачи угля. Крутые ступеньки, ведущие в котельную, ей были уже не под силу.
А весной еще по ступенькам прыгала, подумала Вера Ивановна, наблюдая, как Машка с трудом выбирается по скользкому железу. Ей не под силу, а мне каково?.. Зима на носу. Кто храм топить будет? Размерзнут трубы, котлы встанут, роспись в храме попадает… Думать страшно! А ведь когда гнал батюшка Левку-кочегара, не думал! Выгнал – и с глаз долой!.. Кто теперь в котельной управляться будет, воду носить, дрова?.. Главное – еврей ему Левка! А он и еврей-то всего на четвертушку, если на то пошло. А хоть бы и целиком еврей, что с того? Иисус-то наш Христос кем был?.. Русским, что ль?!
Катя уже сажала на противень напечатанные просфоры.
– Холодильник бы надо. Одним разом напечь – на две недели. А то – мудохайся каждый раз!
– Я бы свой с Кирпичной привезла, – вздохнула Вера Ивановна, – да как привезешь?
– На санках если?
– На санках-то зимой, а зимой на кой ляд мне холодильник?
– Вчера по телеверу Пугачеву передавали. С дочкой. И на мать-то не похожа… Не смотрела?
– Тут и без телевера колготня… Ты водой, водой просфоры помажь. Шурка-то знаешь чего грозится? Три поклона, говорит, и повешаюсь в лесу! Повисю, говорит, сымут, захоронят красиво, с песнями, удавленников с оркестром хоронят.
– Ишь ты! – возмутилась Катя. – Озорница! Пойдет да удавится.
– А мне-то какой грех! – Вера Ивановна покачала головой. – Скажут, довела!
– В приют сдай, – посоветовала Катя.
– Скажут, сдала, куска хлеба пожалела.
– А ты ее к делу приспособь – дурь-то и снимет, У тебя и так дел невпротык, а тут еще отдыхальщица санаторная!
– Нет уж, пускай Христа ради живет. Еще скажут: вдвоем-то, мол, нехитро управиться. Пусть уж до весны побудет. – Вера Ивановна знала, конца этому разговору нет, а потому закрыла тему, только добавила для итога: – Батюшке скажу. Так и так: грозит, мол, удавиться. Чтоб был в ответственности.
– Скажи, – согласилась Катя. – Я тебе кролика привезла.
– Шура скушает, – кивнула Вера Ивановна.
– А сама-то?
– Их Господь православным запретил: кролики котам преподобны. И котятся слепыми, как недоноски… – Вера Ивановна печально вздохнула. – Ох, Кать, грехов на мне, исповедаться надо. Посидела бы тут денек, пока я к отцу Науму в Загорск сбегаю. Посидишь?
– Чего хочешь, это – нет! Меня озолоти, чтоб здесь под зиму, в ночь!.. Пришибут – никто не дознается! Лежи воняй!..
– А я вот не боюсь. Мне что жить, что помереть… Помереть даже лучше, забот меньше, Катерин… Одна беда – грехов полно. Тело зароют, тело сопреет, а душа-то неприкаянна, душе страдать… Прямо какая-то тоскливая я стала, Катя, сама себе в тягость. Иной раз думаю: плюнуть бы да уйти к себе на Кирпичную, комнатка у меня веселая, пенсия пятьдесят рублей, чего еще? Буду сидеть Мананку Зинаидину нянчить.
– А отец-то наведывается?
– Вахтанг? Очень ему надо! Гульванит где-то… Может, у себя на Кавказе.
– А на алименты подать?
– Пустое дело! Переустроится – опять пропадет. Бог с ним. Двадцатку государство жалует, и ладно.
За воротами раздался длинный гудок.
– Тоню Колюбакину привезли, – сказала Катя, задвигая противень в печь. Вера Ивановна не торопясь достала – под тюфяка ключи от церкви на большом старинном кольце.
– Пойду приму.
Но оказалось, привезли не покойницу: Толька-тюремщик елей привез – наворованное масло вазелиновое. И когда успел?..
– С благоприятной погодкой! – заорал он, спрыгивая с подножки самосвала. – Раз сказал – два не надо!
– Сколь привез?
– Бочару. Как велела. Двести литров. Рубель
– Хороший елей-то? – для виду засомневалась Вера Ивановна. – Вазелиновый? А то нальют…
– Ворота растворяй! – торопил Толька. – Две доски – и котом!
Пока Толька с шофером ворочали бочку, пока завтракали в кирпичном одноэтажном домике для ночевки певчих и богомольцев, Вера Ивановна открыла церковь. Достала сейфа деньги, начала считать.
Поп и работник - Каледин Сергей => читать онлайн электронную книгу дальше
Было бы хорошо, чтобы книга Поп и работник автора Каледин Сергей дала бы вам то, что вы хотите!
Отзывы и коментарии к книге Поп и работник у нас на сайте не предусмотрены. Если так и окажется, тогда вы можете порекомендовать эту книгу Поп и работник своим друзьям, проставив гиперссылку на данную страницу с книгой: Каледин Сергей - Поп и работник.
Если после завершения чтения книги Поп и работник вы захотите почитать и другие книги Каледин Сергей, тогда зайдите на страницу писателя Каледин Сергей - возможно там есть книги, которые вас заинтересуют. Если вы хотите узнать больше о книге Поп и работник, то воспользуйтесь поисковой системой или же зайдите в Википедию.
Биографии автора Каледин Сергей, написавшего книгу Поп и работник, к сожалению, на данном сайте нет. Ключевые слова страницы: Поп и работник; Каледин Сергей, скачать, бесплатно, читать, книга, электронная, онлайн