– Потаскуха! Почему ты позволяешь этому старому пердуну целовать себя у всех на глазах?!
«Приехали», – подумала я.
– Ты пьян! – закричала в ответ Сасэко. – Приди в себя! Почему ты каждый раз закатываешь мне сцены? Я такая, какая есть. Я не могу измениться! Это жизнь, и ты мог бы уже привыкнуть.
Я посмотрела на Рюичиро. Он старался что-нибудь придумать, но, кажется, безуспешно. Потом он шепнул мне на ухо:
– У Кодзуми просто плохое настроение, вот он и ищет повода поскандалить.
– Когда он успел так напиться? – также шепотом спросила я.
Стоя посреди улицы, Сасэко и Кодзуми продолжали кричать друг на друга:
– Ты меня позоришь!
– Нельзя быть таким упертым!
– Почему ты хотя бы один раз не попытаешься меня понять?!
– Ты всегда делаешь все по-своему!
– Почему когда ты трезвый, то все нормально, но стоит тебе выпить, и ты как будто с цепи срываешься?!
Казалось, эта ссора никогда не кончится.
– Слушай, может, нам вмешаться? – спросила я.
– Не стоит. Они не маленькие, сами разберутся.
Я с сомнением покачала головой.
– Ладно, пошли спать, – сказал Рюичиро, и мы не спеша двинулись в сторону отеля.
– Зато им не скучно, – сказала я, в последний раз оглянувшись назад. Ссора продолжалась. – Сначала общение с духами, потом супружеское мордобитие, – живут полной жизнью.
– Да, веселые ребята, – согласился Рюичиро.
– А ты раньше слышал, как поет Сасэко?
– Один раз. Мы как-то втроем поехали в Гарапан и пошли там в караоке. Но сегодня ночью было здорово, правда? И эти гости из океана – я в первый раз такое видел!
– Ты про вихрь? Так что же это все-таки было?
– Не знаю. Но она довольно часто поет на берегу. Устраивает концерты, рассчитанные явно не на человеческую аудиторию. Знаешь, что мне сказал Кодзуми? «Там такая, говорит, сила! С человеческой вообще даже сравнивать нельзя!» Вот так.
– Он ее очень любит, правда?
– Очень!
– Но сегодня… это было нечто невероятное! Первый раз в моей жизни!
Я не шутила. Сегодня я действительно столкнулась с чем-то запредельным, из того же разряда, что голоса и видения, которые слышит мой братишка. Просто на этот раз оно приобрело форму песни. Ведь что такое настоящая песня? Коллективное чувство, сотканное из мириадов чувств, которые каждый из нас хоть раз в жизни, но испытал: запахи и слезы, прикосновение теплых любимых рук, неизбывное горе, свет и дыхание богов, всепожирающий огонь ада… И старик из местных понял это, как смог, и, как смог, отблагодарил за пережитое чудо, сам того не зная, став причиной супружеской ссоры.
Мы взяли у дежурного администратора ключ от номера и поднялись на этаж. Нас поселили в номер люкс с кухней и маленьким балкончиком, выходящим на улицу. Я немного постояла на балконе, посмотрела на город – декорацию. Такой маленький и переменчивый. Потом я пошла в гостиную и присела там на обитую красным бархатом кушетку. Рюичиро достал из бара две бутылки холодного пива, которым мы и завершили вечер. У меня было такое ощущение, что я прожила здесь всю свою жизнь.
Пока Рюичиро был в душе, я пыталась дозвониться до Эйко, но к телефону никто не подходил. Потом я сама приняла душ, и это отняло у меня последние силы. Мы с Рюичиро забрались в огромную кровать и просто легли обнявшись, как пожилая супружеская пара, у которой за плечами не одно прожитое вместе десятилетие. Перед тем как заснуть, я чмокнула его в щеку и, пробормотав: «Я очень устала», поплотнее прижалась к нему и поплыла в сон, ни на секунду не переставая чувствовать тепло его тела.
Пожалуйста! Пусть это тепло не исчезнет за ночь! Пусть оно останется со мной до утра. Я знаю, что когда-нибудь мы оба умрем, но, если можно, пусть я не буду знать о приближающейся смерти до самого последнего мгновения!
Я заснула сразу же после этой короткой молитвы.



Книга вторая

12. Мемория

Стоило мне открыть глаза, и я сразу почувствовала, что у меня температура. Голова была тяжелой, словно океанский валун. И как это меня угораздило простудиться в тропиках? Фу, как скучно.
Когда Рюичиро в третий раз спросил меня, не хочу ли я пойти понырять вместе с ним и Кодзуми, я пробормотала что-то про давние планы позагорать на белом песочке. Но на самом-то деле я была изрядно растеряна.
Это его «А может, все-таки пойдешь?», и то, как он то и дело оглядывался на меня, собирая все необходимое для дайвинга, и грусть, затаившаяся в глубине его глаз, – я не могла понять, что происходит. Неужели это тот самый неутомимый путешественник, который побывал в одиночку в самых невообразимых местах? Что это с ним случилось?
И тут меня озарило: просто, когда рядом кто-то еще, Рюичиро сразу как бы подстраивается под него, пытается ему понравиться. Есть такой тип людей. Поэтому-то он всегда и отправлялся в свои путешествия один. Иначе было невозможно. И как только я это поняла, на меня накатил приступ невероятной нежности к нему, моему любимому, склонившемуся над разложенным на ковре гидрокостюмом. От избытка чувств я отправилась на кухню и сварила для него крепкий кофе.
– Спасибо, – сказал он, взяв у меня из рук чашку. Я посмотрела через его плечо на балкон, залитый утренним солнцем. Большие красные цветы в горшках покачивались на ветру, впитывая лепестками солнечные лучи.
«Наверное, в какой-то момент он опять станет одиноким волком», – подумала я.
Глупо, конечно, сравнивать, но просто для примера – раньше в Японии были странствующие монахи. Интересно, во время своих странствий они помнили о своих матерях и сестрах, оставшихся дома, или нет?
Я снова посмотрела на улицу и увидела, как к отелю подъехал Кодзуми. А еще через несколько минут я уже махала с балкона вслед машине, уносившей обоих приятелей.
Запах смерти и всепоглощающее чувство одиночества – вот неизменные спутники того, кто провожает – пусть даже ненадолго – любимого человека… Интересно, а тот, кого провожают, тоже испытывает нечто подобное?
После того как Рюичиро уехал, на меня навалилась невероятная лень. Я пошла в спальню и легла на кровать. Сил хватило только на то, чтобы поднять жалюзи на огромном – во всю стену – окне, выходившем на океанский берег. Прекрасный вид! С океана дул освежающий бриз, заставляя неистово танцевать дешевенькие гостиничные занавески из белого тюля. Широкий коридор утопал в солнечных лучах, льющихся сквозь окно в потолке.
Я лежала в одиночестве на кровати и бездумно следила за игрой солнечных бликов. Совсем как в школьном лазарете – придумаешь себе какую-нибудь болезнь и лежишь, отдыхаешь. Я закрыла глаза. И правда, как будто в лазарете! Мне даже показалось, что я слышу школьный звонок и топот множества детских ног по коридору. Как хорошо!
Детство. Нечестные, украденные, но такие приятные сны.
После них каждый раз просыпаешься с обновленной душой…
Занавески танцевали у меня перед глазами. Глядя на них, я задремала. Они были похожи на белых голубей. На белые флаги, развевающиеся на ветру.
Постепенно меня сморил сон.
Я спала и видела, как по ту сторону занавесок разгорается белое мягкое сияние. Прохладное и сладкое. На вид – как огонек гигантского светлячка, на вкус – как грушевый шербет. Сияние приближалось. Вот оно пересекло гостиничный вестибюль, поднялось по лестнице, миновало вазу с цветами и поплыло к дверям нашей с Рюичиро комнаты.
Я чувствовала себя радаром, улавливающим перемещения неизвестного объекта.
Неожиданно раздался громкий стук в дверь. Я мгновенно проснулась.
Подошла к двери и в глазок увидела Сасэко. Ну конечно, кто же еще?!
Мои сверхъестественные способности явно ограничивались умением чувствовать присутствие этой женщины.
«Интересно, что ее привело?» – подумала я, отпирая дверь.
– Как дела? – спросила она, проходя в комнату. На ней было пестрое летнее платьице. Казалось, вместе с нею в комнату вошло яркое южное солнце. Ее кожа источала тонкий, жаркий запах солнечных лучей.
– Кажется, я простудилась, – сказала я.
– Это не простуда. Просто ты очень хороший человек. Поэтому духи к тебе так и липнут. К этому надо привыкнуть. Надо найти к ним подход, и они от тебя отстанут.
– Какие духи? У меня же температура.
– Ладно. Неважно, – Сасэко улыбнулась. – Хочешь, попоем немного вместе?
– Попоем?
– Ну да. Споем что-нибудь японское. Например, «Цветок» «Цветок» – яп. хана. Песня Такирэн Таро на стихи Такешима Хагоромо из цикла «Времена года (весна)». Написана в 1900 году.

.
– Ты уверена, что я тебе не помешаю?
– Уверена – уверена. Раз, два, начали!
Сасэко затянула, я подхватила. Уже после первой строчки настроение у меня заметно улучшилось.
Сасэко пела высоким чистым голосом. А я пела, как могла. В первый раз за много – много лет. Звук рождался где-то в глубине живота и, поднявшись вверх, легко вылетал через горло. Казалось, еще чуть – чуть, и я увижу его. Мой маленький новорожденный звук.
Мы с Сасэко посмотрели друг на друга и улыбнулись. И наша песня тоже заулыбалась. А если бы мы вдруг загрустили, то и песня зазвучала бы печально. Если вдуматься, то петь совсем не так просто, как кажется на первый взгляд. Где-то на середине нашей с Сасэко песни я очень четко это поняла.
Погода была чудесной, за окном призывно раскинулся океан. Время текло еле-еле и было теплым – претеплым. Прохладный ветерок ласково играл с отзвуками старой японской песни.
Но вот песня смолкла окончательно. Сасэко спросила:
– Ну как? Тебе получше?
– Мне? Получше!
Получше – это не то слово. Мне было очень хорошо. Хотелось скорее бежать на пляж, загорать и купаться.
– Ну вот и замечательно! – радостно сказала Сасэко, и я вдруг поняла, что мне полегчало не просто так. Это она вылечила меня своей песней.
– На этом острове по-другому нельзя. Время от времени надо обязательно выпускать пар, иначе духи тебя съедят с потрохами.
– Ну что ж, поступаю к тебе в ученики. Авось и из меня выйдет толк, – рассмеявшись, сказала я.
В мире существует столько разных вещей, о которых мы даже не догадываемся… Взять, например, голоса, которые слышит мой брат, или то, что я теперь ощущаю по отношению к Сасэко, – чувство какой-то невероятной близости и единения. Каждый сам для себя решает, как это называть и как с этим жить. А вообще – то, кому они нужны, эти названия? То, что Сасэко сделала для меня сегодня, важно именно своим результатом. Я не знаю, что это было и каким словом оно обозначается, но мне стало гораздо лучше. И это – главное.
– У меня тут с собой сэндвич, – вдруг сказала Сасэко, ткнув пальцем в бумажный пакет на столе. – Хочешь?
– С удовольствием! – сказала я.
– А пить что будешь? Чай или кофе? – Она поставила чайник на огонь.
– Наверное, кофе. – С этими словами я присела на диван и включила телевизор. Меня нисколько не смущало, что Сасэко, с которой я познакомилась только вчера, пришла ко мне в номер и хозяйничает теперь на маленькой кухоньке. А что в этом такого? Мне даже было приятно, что она заботится обо мне, кормит меня и поит. Как будто я кошечка или собачка – короче, одно из тех созданий, которые имеют полное право принимать заботу о себе как должное.
– Сэндвич, должна я сказать, был невероятно вкусным!
– Не спеши нас хвалить. Хлеб покупной, – со смехом сказала Сасэко, глядя, как я за обе щеки уписываю ее угощение. – К сожалению, пекари мы с Кодзуми никудышные.
Но по голосу я слышала – ей приятно, что сэндвич мне понравился.
Мой теплый лоб. Горячий кофе. Сэндвич. Яркое солнце и старая мебель. Трепещущие на балконе красные цветы. Мне казалось, что я прожила на Сайпане годы, годы и годы. И все это время эта женщина была рядом со мной.
Мне казалось – вот, я ощущаю кожей мягкость и щедрость окружающего мира.
В Японии совсем другие цветы. И солнце светит по-другому. И жизнь воспринимается иначе – это уж наверняка! Здесь все такое сочное и яркое. Как давно я не ощущала ничего подобного…
Когда я сказала Сасэко, что хочу сделать кое-какие покупки, она сразу же вызвалась отвезти меня в самый крупный торговый центр в городе. Мы вышли из отеля и очутились под палящими лучами солнца. Солнце жарило неимоверно. Белая дорога ослепительно сияла. Машина вздымала клубы белесой пыли. Мы ехали вдоль побережья на север.
Торговый центр располагался прямо напротив крупного отеля. Снаружи он не производил особенного впечатления, но внутри оказался таким огромным, что я слегка одурела. Не зная толком, куда иду, я толкала огромную тележку вдоль бесконечных полок, холодильников и витрин с провизией и разнообразными товарами. Все было гигантских размеров и сомнительного вкусового достоинства. Я купила немного фруктов и овощей на вечер.
Мы встретились с Сасэко у кассы.
– Слушай, вы тут не болеете от такой еды? – спросила я.
В ответ она засмеялась.
– А мы, кроме сэндвичей, ничего не едим. Шучу. Дома мы в основном едим то же, что и в Японии: мисо-суп, рыбу. Жареное мясо с соевым соусом. Ну и так далее.
– Кстати, вы с Кодзуми помирились после вчерашнего? – спросила я, вдруг вспомнив про их вечернюю ссору.
– Да у нас такое почти каждый день. Дело житейское, – легко сказала она.
«Ну и ладно, – подумала я. – На то она и есть, семейная жизнь».
По дороге домой мы заехали в филиппинское кафе выпить чая. На самом-то деле кроме хозяйки-филиппинки в этом кафе не было ничего филиппинского. Хотя нет – был еще какой-то специальный филиппинский десерт, который мы и заказали. По странной прихоти хозяев половина помещения была отведена под парикмахерскую. Поэтому наш разговор за чашкой чая сопровождался бесконечным клацаньем ножниц. Все это было очень странно, но в тоже время очень мило. Сквозь большое окно светило солнце, ослепительно отражаясь на гладкой поверхности нашего стола.
Жидкий кофе, сладкий десерт. Батарея пивных банок. Солнечные лучи. Птичья речь хозяев – тагалог Тагальский язык (с 1959 года – филиппинский, или пилипино), язык одной из основных народностей Филиппинского архипелага.

, порхающий над нашими головами.
Что за странный город. Ни одного цельного впечатления – сплошные обрывки, едва уловимые чувства. Люди – плоские и смазанные, как на расфокусированной фотографии. Искаженный жарой, оплавленный пейзаж.
– Странный остров. Странное время, – сказала я. – И жизнь здесь какая-то непонятная.
– Здесь лучше, чем в Японии. Живешь себе, ни о чем не думаешь.
– Вот уж действительно – ни о чем не думаешь.
Любоваться пейзажем, есть три раза в день, купаться в океане, смотреть телевизор – что еще надо? То же, что и в Кочи, только размером побольше. Все, чего я привыкла бояться, живя в Японии, стало здесь таким смутным и расплывчатым…
– Я ведь бежала из Японии, как безумная. Как будто за мной кто-то гнался, – сказала Сасэко.
– Слушай, я давно хотела тебя спросить. Я ведь тебя видела в Кочи. Ты помнишь? – спросила я.
– Один раз, правильно? Это было во сне. У меня такое часто бывает – перед тем, как встретиться с кем-нибудь в реальной жизни, я встречаюсь с ним во сне. Так вот, мне приснился сон, что я иду в гости в тот дом, где ты живешь вместе с маль – чишкой – школьником.
– Ага. Это был мой младший брат.
– Я часто вижу во сне своих будущих друзей. С Кодзуми у меня, между прочим, почти такая же история была. Мне приснился сон, что я еду встречать его в аэропорт. Утром я встала и поехала туда. До этого я никогда его не видела и ничего о нем не знала. Он первый ко мне подошел и заявил, что разговаривал со мной во сне. С ним были какие-то его друзья, но он сказал им, чтобы они его не ждали, и поехал со мной. Это было наше первое свидание. Потом он уехал в Японию и во второй раз вернулся сюда навсегда.
– Быстро вы, однако…
– А чего зря время тянуть? – сказала Сасэко. – Мы оба хотели уехать из Японии. Мне не нравилась моя жизнь, не нравилось мое тело. Я, еще когда у мамы в животе была, знала, что обязательно уеду. Убегу куда-нибудь. И если сравнить то, как я живу сейчас, с тем, как я жила и чувствовала тогда, – это просто… Да это просто нельзя сравнивать. Во мне была такая неимоверная сила. И все из-за ненависти. Из-за ненависти к себе. Я столько плохого себе сделала. На нервной почве у меня развилась какая-то странная кожная болезнь, пару раз я была на грани помешательства – меня даже в больницу клали. Вспомнить страшно. Но после полового созревания я обнаружила, что энергию, которая меня пожирает изнутри, можно тратить на мужчин. Это было очень приятным открытием. Мне нравилось, что мужчины меня хотят, хотят мое тело. Десятки, сотни мужчин. Я очень быстро сбилась со счета. И имя мое было как нельзя кстати. Представляешь, какой-нибудь парень спрашивает: «Как тебя зовут, красавица?», а я ему Давалка. Ну и дальше все идет как по маслу. – Сасэко засмеялась так заразительно, что я не удержалась и тоже пару раз хихикнула.
– Да уж, имечко подходящее. Что и говорить.
– Вот-вот, и я о чем. Это у меня судьба такая. У меня же в детстве вибратор был вместо мамы.
– Вибратор?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42