Здесь выложена электронная книга Кио ку мицу! Совершенно секретно - при опасности сжечь! автора по имени Корольков Юрий Михайлович. На этой вкладке сайта web-lit.net вы можете скачать бесплатно или прочитать онлайн электронную книгу Корольков Юрий Михайлович - Кио ку мицу! Совершенно секретно - при опасности сжечь!.
Размер архива с книгой Кио ку мицу! Совершенно секретно - при опасности сжечь! равняется 512.68 KB
OCR и редакция: Андрей из Архангельска
«Ю.Корольков. Кио ку мицу! Совершенно секретно — при опасности сжечь»: Издательство «Беларусь»; Минск; 1986
Аннотация
Роман Юрия Королькова рассказывает об истории японской агрессии на дальнем Востоке с 20-х годов до конца второй мировой войны, об отважном разведчике Рихарде Зорге и его замечательных боевых друзьях. Книга читается с большим интересом и рассчитана на массового читателя.
Юрий Михайлович Корольков
Кио ку мицу!
Совершенно секретно — при опасности сжечь!
Роман — хроника
ЧАСТЬ 1
ПАСТЕУРЕЛЛА ПЕСТИС
ПРОЛОГ
В далеком забайкальском городе стоял памятник человеку, подвиг которого сейчас забыт…
Помнится, когда разгромили Квантунскую армию, когда закончилась вторая мировая война, обелиск этот еще стоял на площади недалеко от вокзала. Но уже тогда памятник приходил в ветхость — облицовка на нем отваливалась плоскими, как фанера, кусками, обнажая кладку из могучих лилово-малиновых кирпичей, таких кремнистых, что бери хоть любой на огниво. Таких кирпичей у нас давно не делают, взяли их на памятник, скорее всего, из разбитого купеческого лабаза или развалин церквушки, прекративших существование в гражданскую войну.
Цементные буквы на постаменте, что составляли простую русскую фамилию, тоже осыпались, и памятник сделался безымянным. Памятник стоял чуть не со времен гражданской войны. Может быть, теперь его уже нет, не знаю, — давным-давно не был я в том далеком забайкальском городе…
А воздвигли памятник человеку, который спас, быть может, миллионы людей, предотвратил народное бедствие, нависшее вдруг над Россией, над молодой и неокрепшей Советской республикой. Был тот человек по специальности доктор-эпидемиолог.
По некоторым причинам я не стану пока называть настоящего имени доктора. Не пришло еще, видно, время говорить все до конца… Я назову доктора Александром Никитичем Микулиным…
Из близких Александра Никитича никто уже не помнит, при каких обстоятельствах он вернулся на Дальний Восток. Происходил он из ссыльнопоселенцев — отца угнали в Сибирь еще в конце прошлого века за участие в крестьянском бунте в средней полосе России. Семья Микулиных жила на Аргуни у Нерчинского завода. Перед войной четырнадцатого года студент последнего курса медицинского института Александр Микулин, не успев получить диплом, угодил в армию. Считали, что он легко отделался, — за участие в студенческих беспорядках ему полагалась каторга.
В семейном альбоме сохранилась его фотография того времени: молодой прапорщик лет тридцати с перевязанной рукой сидит, опершись на бутафорскую балюстраду. Здоровой рукой он придерживает эфес сабли, на коленях лежит фуражка. Волевое лицо, задумчивые и одновременно дерзкие сосредоточенные глаза.
Говорили, что после германской войны он партизанил в отряде Сергея Лазо. Воевал с Колчаком, бароном Унгерном, японскими интервентами. Какое-то время учительствовал, потом вернулся к своей специальности.
Вот тогда все и случилось. Александр Никитич заведовал в то время противочумной эпидемиологической станцией, что стояла в стороне от города, за высоким непроницаемым забором, под надежной охраной. Врачи имели дело с активной вакциной чумы, содержавшейся в стеклянных колбах, проводили опыты над грызунами — разносчиками заразы. Лаборатория находилась в центре противочумной станции за вторым забором, охранявшимся еще более строго.
Работали врачи посменно — неделю одна группа, неделю другая. После такой вахты в центре противочумной станции проходили карантин и только тогда возвращались домой. В лабораторию шли через два кордона и связь с внешним миром поддерживали только по телефону.
Стояла зима, морозы были суровые, близился Новый год. В добровольное заключение, как обычно, ушли вшестером — три врача, лаборантка, истопник и уборщица. Вечерами после работы собирались в «кают-компании», как прозвали тесненькую столовую, распивали сибирский чай, крепкий, как чифир, разговаривали, спорили, вспоминали, мечтали о встрече Нового года. Но встретить праздник довелось не всем. Однажды вечером занедужилось уборщице-санитарке, женщине тихой и робкой. Сначала думали — простудилась. Но все же Александр Никитич распорядился ее изолировать, сам смерил ей температуру. Пока ничто не вызывало особой тревоги, а наутро картина стала ужасающе ясна: надрывный, мучительный кашель, невероятная слабость, высокая температура, а главное — кровавая мокрота подсказывали диагноз — чума!
Ошеломленный Александр Никитич вышел из комнаты, остановился в дверях «кают-компании» и глухо сказал:
— Спокойно, товарищи, здесь, несомненно, пастеурелла пестис… Немедленно принять меры для индивидуального карантина. Ухаживать за больной буду я. Со мной — никаких контактов!… Температуру измеряйте каждые два часа.
Лаборантка слушала, сжимая виски концами пальцев. Лицо ее стало бледным, испуганным.
— Александр Никитич, ухаживать должна я, вам это…
— Никаких разговоров! — сухо прервал Микулин. — Выполняйте распоряжение… А вам спасибо, Елена Викторовна, — глаза его потеплели. — Спасибо вам, но я уже был в контакте с больной, мне рисковать нечем…
Он улыбнулся болезненно-грустно, ушел в свой кабинет и стал звонить в горздравотдел, долго крутил ручку эриксоновского настенного телефона, наконец на той стороне провода услышал знакомый добродушный голос:
— Ну как, товарищ Микулин, все в порядке? Новый год встречаешь?
— Нет, не в порядке. Беда у нас!…
— Что за беда?…
— На станции случай пастеурелла пестис… Больна санитарка.
— Что ты сказал?!… Пастеурелла пестис!… Да ты что?!
— Да, да, к сожалению, это так… Сообщите в обком, надо немедленно принимать меры. В городе следует объявить карантин. Для профилактики. Иначе пастеурелла пестис может распространиться на область.
Александр Никитич упорно называл чуму латинским термином — мало ли кто может слушать их разговор.
— Но ты уверен в диагнозе?
— Да, это так… Будем ждать, — заключил разговор Микулин, — может, дай бог, обойдется одним случаем…
Но одним случаем не обошлось. Состояние больной все ухудшалось. Александр Никитич мучительно думал — откуда могла прорваться зараза? Расспрашивал санитарку, та отвечала: не знаю.
Умерла она вечером следующего дня. Перед смертью подозвала Александра Никитича. Он склонился над ней. Санитарка говорила тихо, едва слышно:
— Однако, худо мне, товарищ Микулин… Вот как худо… Помирать, видно, приходится… Значит, не дожгла я эту заразу. Простите вы меня, Христа ради!
— Какую заразу? — Микулин стоял перед ней в халате и плотной маске.
— В склянке которая… Винюсь перед вами, Александр Никитич. Боязно было признаться… Как заступили мы на дежурство, так на другой день и случилось. Уборку делала, хотела как лучше. Ну, рукавом склянку задела, разбила… Я тряпкой затерла и в печку… Вас-то не хотела тревожить…
— А склянка? — ужаснулся Микулин.
— Склянку тоже в печку кинула. Всю до последнего кусочка собрала. Может, зараза-то на халат села, не сообразила его скинуть, думала, обойдется…
Микулин снова звонил в горздравотдел. Теперь эпидемиологическую станцию держали на прямом проводе. У аппарата установили круглосуточное дежурство.
— Больная умерла… У остальных температура нормальная… У меня?… У меня тоже нормальная… Благодарю вас…
Наступили тревожные дни. Шуточное ли дело — пастеурелла пестис!… Чтобы не вызывать паники, страшную болезнь даже в шифрованной телеграмме в Москву называли латинскими словами, непонятными для непосвященных людей. А посвященные знали, что это такое: в раннем средневековье Юстинианова чума унесла сто миллионов жизней, эпидемия длилась пятьдесят лет. Еще через несколько веков чума в Европе бросила в могилу четвертую часть всего населения. И вот в Забайкалье, в научно-исследовательской противочумной станции, пастеурелла пестис…
На станциях по всему Забайкалью объявили негласный карантин, перестали продавать железнодорожные билеты. В городе закрыли вокзал, и пассажирские поезда миновали его без остановки. На случай эпидемии подняли войска, чтобы закрыть, изолировать чумные очаги. Все ждали с тревогой, что будет дальше. Ждали и на противочумной станции, оцепленной теперь вооруженными нарядами, которые никого не допускали близко и сами не подходили к ней на ружейный выстрел.
Александр Никитич сам вынес тело умершей санитарки, положил в отдельное строение, накрыл саваном. Здесь ее предадут огню…
Инкубационный период подходил к концу. Температура у всех оставалась нормальной, самочувствие хорошим. Александр Никитич почти перестал тревожиться… Прошел еще день, и доктор-эпидемиолог почувствовал легкую слабость и головную боль, смерил температуру — повышенная. Грозный симптом: он заболевал пастеурелла пестис…
Болезнь развивалась стремительно. Уже слабея от надрывающего грудь неотвязного кашля, он снял трубку.
— Кажется, все в порядке, — сказал он, с усилием сдерживаясь, чтобы не закашляться. — Инкубационный период кончился. Заболел только я. Главное теперь — дезинфекция… Прошу позаботиться о моей семье. Может быть, можно отправить жену в санаторий. Ей необходимо это. Пусть она как можно дольше не знает о моей судьбе… Прощайте!
Александр Никитич повесил трубку, не дожидаясь ответа. Он боялся раскашляться, проявить слабость. А ему очень нужно быть сильным.
Доктор подозвал Елену Викторовну к дверям своего кабинета. Из-под марлевой повязки голос его слышался глухо.
— Завтра, если ни у кого не повысится температура, позвоните в город и сообщите: вспышка эпидемии приостановлена. Мы сделали все, что в наших силах… Не забудьте продезинфицировать телефон. Моей жене не говорите, как все произошло. Прощайте!
Он сделал предостерегающий жест и, увидев, что молодая женщина метнулась к нему, закрыл дверь. Доктор знал: до следующего дня ему не дожить. Он набросил на себя саван и вышел во двор эпидемиологической станции.
Те, кто остался в живых, видели в замерзшее окно, как Александр Никитич медленно, с трудом преодолевая охватившую его слабость, шел умирать, но так, чтобы никто не заметил его слабость, — как там, когда-то перед расстрелом… Тогда ему удалось бежать, здесь бежать некуда… Шел к строению, превращенному в мертвецкую.
Он лег на деревянные нары, накрылся с головой саваном, чтобы другим не пришлось к нему прикасаться… Так и умер он, думая о других.
Вот что случилось в далеком забайкальском городе, где, может быть, и сейчас стоит безымянный памятник человеку, предотвратившему бедствие. Я подумал: если человек мог так умереть, то как самоотверженно он должен был прожить свою жизнь!
Через много лет после смерти доктора Александра Микулина я прочитал его дневники, записи, газетные вырезки, которые он собирал. Некоторые записи так и не удалось расшифровать, потому что Александр Никитич делал их одному ему известными условными знаками. Одни записки были совсем короткие — в несколько строк, другие пространные. Все зависело от того, где, в каких условиях он находился.
Из записок Микулина я приведу только то, что может иметь отношение к повествованию, к событиям, происходившим значительно позже.
ДАВНЫМ-ДАВНО
Верхнеудинск. Почти три месяца провел в Монголии. Из партизана опять стал доктором. Руководил эпидемиологической экспедицией, ну и между прочим интересовался другими делами. А все началось с прошлогоднего совещания панмонголистов в Чите. Свадебным генералом сделали Нэйсе-гегена, из бурятских князей-теократов. Он стал председателем конференции, а управлял всеми делами расторопный японец — майор Судзуки. Не обошлось дело и без атамана Семенова. Продался японцам и выдает себя за бурята.
На конференции делили шкуру неубитого медведя. Нэйсе-гегена избрали главой Великой Монголии. Страна эта, по японским планам, должна раскинуться от Байкала до Тибета и на запад чуть не до самого Каспия… Вот уж японские аппетиты! На востоке — Забайкалье, Приморье, Камчатка и Сахалин, а на западе вся русская Средняя Азия. Трон Великой Монголии уже предлагают «живому богу» Богдо-гегену, конечно, под японской эгидой.
Барон Унгерн после разгрома увел свои разбитые части в монгольские степи. Теперь он там, а в войсках у него семьдесят японских офицеров — инструкторы и советники. Надо же знать, что они там собираются делать. Даже здесь, на своей территории, я не вправе описывать все подробности — мало ли что может быть. Сегодня мы, а завтра явится атаман Семенов. Не война, а слоеный пирог.
Поехали мы так: живет под Кяхтой старый уважаемый доктор Сергей Николаевич В. Он много раз выезжал в Монголию на эпидемии. Последний раз не поехал — задержала революция. А документы остались, даже письмо иркутского губернатора. С каким трепетом прильнул я к микроскопу в кабинете старого доктора! Он даже растрогался, когда узнал, что я три года, да где там три — шесть лет, если считать германскую, не держал в руках микроскопа, только винтовку… Мы с ним сдружились, я стал его помощником…
Дали нам старый фордик, отбитый у Колчака, загрузили его так, что казалось, он и не сдвинется с места. Да еще сели четверо: мы с доктором, Дугар Сурун, водитель машины, и Дамба — монгол-переводчик. Между прочим, он двоюродный брат Сухэ Батора, который поднимает сейчас монгольских пастухов-скотоводов против барона и против китайского генерала.
…Ургу мы проехали стороной, останавливаться старались в более глухих местах, выбрались на Калганский тракт, задержались в ламаистском монастыре, где настоятелем был лама Церендоржи, знакомый Сергею Николаевичу еще по старым поездкам. Здесь мы провели две недели, потому что израсходовали весь бензин, а другого достать негде. Лама Церендоржи пообещал достать верблюдов, но монастырское стадо угнали в Гоби, на границу с пустыней, чтобы скот не забрали проходящие китайские части или бродячие банды хунхузов. За верблюдами Церендоржи послал пастухов, но когда они их пригонят — было не ясно.
Счастливый случай вырвал нас из невольного плена. Мы были в степи, ловили тарбаганов для научных опытов, когда непонятно откуда взялся полевой автомобиль и остановился рядом с нами. На заднем сиденье, рядом с монголом, находился усатый, большелобый человек в монгольском халате и в русской офицерской фуражке. В руках, как посох, как скипетр, он держал банцзу — толстую бамбуковую палку. Машину сопровождал приотставший отряд кавалеристов.
— Кто вы? — спросил он по-русски.
Сергей Николаевич назвал себя, представил меня как своего помощника, вежливо осведомился, с кем имеет честь разговаривать.
— Барон Роман Федорович Унгерн фон Штернберг, командующий азиатской дивизией. Чем докажете свою личность?
Унгерн говорил отрывисто, резко, почти кричал.
— Я уж не впервые в Монголии, — сдержанно ответил Сергей Николаевич. — Здесь меня знают все… Сейчас мы живем в монастыре у Церендоржи. В Урге знаю русских купцов, владельцев фирм…
— В Урге проверю позже, когда возьмем ее. Достаточно Церендоржи. Что намерены делать?
— Ждем, когда удастся купить верблюдов.
— На чем приехали?
— На форде, но вышел бензин.
— Вышел бензин? Смогу помочь, но форд отдадите мне в обмен на верблюдов. Согласны?
Не дожидаясь ответа, Унгерн обернулся к конникам:
— Сипайло! — От группы отделился человеке резкими и неприятными чертами лица. Он весь подергивался, словно его ломал какой-то недуг. Сипайло остановил коня рядом с машиной, приложил руку к фуражке.
— Доставить бензин к ламе Церендоржи и сопроводить господ на их машине ко мне. — Он прикоснулся бамбуковой палкой к плечу шофера, и автомобиль помчался вперед. За ним поскакали конники.
Утром к монастырю пришел маленький верблюжий караван. На одном верблюде был пристроен бочонок с бензином, на трех других сидели вооруженные солдаты во главе с капитаном.
— Полковник Сипайло приказал доставить вас к его превосходительству барону Унгерну, — сказал капитан.
Мы проехали верст семьдесят голой, открытой степью, пока вдали не увидели другой монастырь, обнесенный стенами из камня и глины. У монастырских ворот толпились монахи в ярко-желтых плащах, похожих на римские тоги. Рядом с монастырем стояли юрты, позади пасся скот. Капитан, ехавший с нами в машине, куда-то исчез, появился снова и предложил следовать за ним. Нас привели в большую комнату с низкими потолками и узенькими оконцами. Посредине стоял резной китайский стол черного дерева, а над ним, на бронзовой цепи, свисал фонарь, украшенный цветными стеклами.
— Здесь вы будете жить, ваших людей поселят в юрте.
Капитан вышел, но через несколько минут вернулся.
— Его превосходительство просит господина доктора пожаловать к нему.
Прошло по меньшей мере четыре часа, когда доктор наконец появился снова.
Было бы хорошо, чтобы книга Кио ку мицу! Совершенно секретно - при опасности сжечь! автора Корольков Юрий Михайлович дала бы вам то, что вы хотите!
Отзывы и коментарии к книге Кио ку мицу! Совершенно секретно - при опасности сжечь! у нас на сайте не предусмотрены. Если так и окажется, тогда вы можете порекомендовать эту книгу Кио ку мицу! Совершенно секретно - при опасности сжечь! своим друзьям, проставив гиперссылку на данную страницу с книгой: Корольков Юрий Михайлович - Кио ку мицу! Совершенно секретно - при опасности сжечь!.
Если после завершения чтения книги Кио ку мицу! Совершенно секретно - при опасности сжечь! вы захотите почитать и другие книги Корольков Юрий Михайлович, тогда зайдите на страницу писателя Корольков Юрий Михайлович - возможно там есть книги, которые вас заинтересуют. Если вы хотите узнать больше о книге Кио ку мицу! Совершенно секретно - при опасности сжечь!, то воспользуйтесь поисковой системой или же зайдите в Википедию.
Биографии автора Корольков Юрий Михайлович, написавшего книгу Кио ку мицу! Совершенно секретно - при опасности сжечь!, к сожалению, на данном сайте нет. Ключевые слова страницы: Кио ку мицу! Совершенно секретно - при опасности сжечь!; Корольков Юрий Михайлович, скачать, бесплатно, читать, книга, электронная, онлайн