Почему сорвался буксир? Почему не сдвинулся с места «Светлячок»? Тысячи всяких «почему?» вспыхивали и сгорали в воздухе.
— Без должной подготовки! — сказал Моряков, виня только себя за то, что быстро пошёл на сближение со «Светлячком», не уточнив ледовой обстановки.
— Но ведь всем хотелось вывести его из льдов побыстрей, — вздохнул Солнышкин. — И всё было по правилам…
— Как в цирке, — сказал Бурун, сидевший у переборки, и вздохнул: в Океанске пропадал его билет на цирковое представление.
— Что вздыхать, — сказал Борщик, остановившийся возле каюты с бачком картофельных очисток. — Завтра, как только подойдём к льдине, берём ведро борща, ведро котлет и первым делом…
Не договорив, он тревожно замигал, и все переглянулись: за бортом послышался такой сладкий протяжный вздох, что бачок едва не вырвался у Борщика из рук. Верный вскинул уши и зарычал.
— Чует нерпу, — сказал боцман, но для точности приложил ухо к переборке и прислушался: у этого острова не раз случались неприятности и с прошлой войны всплывали мины. Но всё стихло. И боцман снова сел на место.
— На пенсию пора, медведики снятся, — подмигнул Перчиков.
Вспомнив медведиков, экипаж зашумел, припоминая и гиппопотамов, и пингвинов, одного из которых гладил сейчас Солнышкин. И тропический компот, которым Борщик угощал Землячка и мистера Понча.
Но Моряков прервал воспоминания:
— Всё это хорошо, но надо думать, как спасти товарищей. Нужен план!
— Пилой и ломиком! — сказал Перчиков.
— Шуточки! — рассердился Моряков. — А дело может быть серьёзней, чем мы предполагаем!
И хотя казалось странным, что на помощь больше никто не звал, успокаиваться не было никаких оснований. Капитан обдумывал план действий. Ломиться навстречу «Светлячку» — рискованно. Можно получить пробоину. Ещё раз брать на буксир? Может быть… Не вышло ночью — получится утром. Но надо знать толщину льда…
— Разогнаться и напролом! Как в Антарктиде! — сказал Борщик и двинул бачком вперёд.
— Во всяком случае, — сказал Моряков, — стоять всё время наготове и не упускать «Светлячок» из виду…
Но рядом раздалось:
— Утечка полезного времени… Моряков возмутился: «Выучили!», но Морячок, покачиваясь, забормотал чужим голосом:
— Это будет необыкновенная зимовка, замечательное кино, сногсшибательный матч… — Потом сказал уже другим голосом: — А вообще на «Светлячке» хочется есть… — И вдруг запел: — «Вперёд, вперёд, ломая лёд!»
Команда вновь переглянулась. Капитан удивлённо повёл в его сторону глазами. Не всё в бормотании деревянного матросика было лишено смысла. Что-то требовало разгадки…
Перчиков пожал плечами, но Борщик, который хорошо понял, что на «Светлячке» хотят есть, крикнул:
— План планом. А первое дело — утром на «Светлячок» борщ и котлеты!
— Конечно, — сказал Челкашкин, — отдаю всю завтрашнюю порцию!
— Я две, — сказал Перчиков.
— А я за всю неделю! — крикнул Солнышкин.
Тут в борт грохнуло, боцман, сорвавшись с места, побежал на палубу с багром, а Борщик выкатился с бачком.
— Нерпа, — сказал он. — Нерпуша! — И, достав из кармана большую морковку, бросил её вниз. — Пусть закусит! — Но нерпа вдруг сказала: «Хап!» — и у кока вывалился из рук бачок.
В ту же минуту какой-то мохнатый клубок, отвалив от борта, стал быстро грести к льдине. И коку показалось, что у нерпы обозначилось знакомое, очень знакомое человеческое лицо. Более того, он готов был утверждать, что нерпа вскарабкалась на лёд и направилась к трапу парохода «Светлячок».
ВЕСЁЛЫЕ ИСТОРИИ В КУБРИКЕ «СВЕТЛЯЧКА»
Понятно, что морковку и кастрюлю очисток на голову получил разжалованный из мамонтов в нерпы Васька. Подняться на палубу по заледенелому скользкому тросу он не смог и проторчал час в воде, прислушиваясь к тому, что происходило на борту «Даёшь!».
В каюте Солнышкина так весело смеялись, что Ваське тоже захотелось в дружескую компанию, которая готова была отдать ему все котлеты за неделю вперёд! Он даже всхлипнул, не понимая, почему он сидит в воде, а не рядом с Борщиком.
«Хватит! Хватит!» — подумал он и заплюхал к льдине, чтобы всё передать зимующей команде. Он, конечно, слышал слова про план, но гораздо больше его волновали рецепты Борщика.
Васька взобрался на борт «Светлячка», отряхиваясь, как собака, влетел в кубрик и стал сбрасывать с себя мокрую одежду.
— Ну, что там? — спросил Плавали-Знаем, чихая от одного Васькиного вида.
— Р-р-расск-казывают ис-стории! — стуча зубами, выговорил Васька.
— Интересные?
— Чуть ухом не примёрз! — сказал Васька, влезая в шубу, распахнутую добрым Супчиком. — Особенно Борщик. Компотом угощал кита! Собирается к нам на помощь! С котлетами!
От одной этой фамилии у всех защекотало в носу и потекли слюнки, а Супчик засиял от гордости за друга.
— А может, и нам порассказать что-нибудь интересное? — спросил Плавали-Знаем.
Обстановка для всяких историй подходила. За морозным иллюминатором взвизгивал ветер. Все сидели, зарывшись в тулупы.
— Можно, — сказал Васька. — Как говорил кок Борщик…
— Только без Борщика! — крикнул Плавали-Знаем. — Без Борщика!
— Ну ладно. Без Борщика, — согласился Васька. — Можно без Борщика. Да там с нами Борщика и не было. Борщик тогда гулял в отпуске.
Плавали-Знаем засопел.
— Без Борщика, без Борщика, — предупредительно повторил Васька. — Сидели мы без Борщика на берегу моря в тёплую ночь.
— В тёплую? — спросил Плавали-Знаем.
— Ага!
— Не пойдёт! Давай что-нибудь зимнее, полярное.
Барьерчик усмехнулся. А Супчик, фамилия которого уже давно никого не волновала, сказал:
— Зимнее есть у меня. Есть зимнее. — Он поправил колпак и вздохнул: — Зимовали мы как-то у острова Врангеля. Ребята пошли охотиться на медведя. А я разжёг печь и думаю:
«Нажарю сейчас шашлычков, подрумяню лучок, ребят побалую…»
— Рассказывай, рассказывай, — глотая слюнки, сказал капитан и даже подумал: «Зачем я здесь?», но опомнился и махнул рукой: — Рассказывай! Только без лука и шашлыков.
— Почему без шашлыков? Почему без Борщика? — плаксиво закричал Васька. — Почему у Борщика — с шашлыками, а у нас — без шашлыков?
— Нервы! — сказал Плавали-Знаем, поднимаясь с ящика. — Только что человек ходил в разведку, совершил подвиг и вдруг расхлюпался.
— Какой подвиг? — закричал Васька. — Какой ещё подвиг? Вот я знаю, — он почти зашептал, — я знаю подвиг: на полярной станции в Антарктиде доктор сделал сам себе операцию. Ага! Сам себе! Единственный случай в мире!
— Какую?
— Аппендицит! Чик — и нету!
— Ну да? — сказал Плавали-Знаем.
— Точно! Вырезал! — И, вдруг сообразив, что за этим может последовать, Васька прикусил язык.
Строчивший что-то в блокноте Репортажик сказал:
— Я об этом читал. Здорово! С помощью зеркала. Чик — и всё!
За бортом зашумел почти антарктический ветер, и Плавали-Знаем весело спросил:
— А кто у нас медик?
— Васька сейчас за медика! Бинты у него! — сказал Уточка, натягивая на кудри ушанку. — А я пошёл, у меня дела!
— Работай, работай! — с усмешкой проводил его Барьерчик.
— Ну, медик есть, — ещё веселее сказал Плавали-Знаем, — а зеркало мы найдём. — И подмигнул побледневшему Ваське: — Значит, сделаем! Зато какая слава: второй случай в мире!
— А я не хочу! — закричал, вскакивая с места, Васька. — Аппендицит мой. И нужен мне ещё самому!
— Да никто вас не тронет! — сказал начальник.
— Я знаю! Я-то знаю! — пропел Васька.
— Ничего, ничего, — довольный шуткой, напустившей страху, и успокаивая его, сказал Плавали-Знаем так просто, будто каждый день вырезал у себя по аппендиксу. И, напевая про кружку пива и красного рака, пошёл в рубку.
— А у Солнышкина и Морякова какой-то план! — вдруг вспомнив, злорадно крикнул Васька вслед капитану.
— План?
Дверь под рукой Плавали-Знаем взвизгнула, как замёрзшая собака. Он, нахмурившись, вздохнул: «Да, теперь возьмутся, утром начнут» — и мрачно вывалился на палубу. Но едва он вышел на корму, глаза его полыхнули от радости, а ноги едва не выбили счастливую дробь: вода от мороза дымилась, пар поднимался столбом. И вокруг «Даёшь!», пока в каюте Солнышкина шли беседы, возникала мерцающая ледяная корка. Спасатели вмерзали сами!
Правда, видавший виды капитан тут же подумал: «Всё равно возьмутся. Не вытащит этот — пришлют другой. Плавали! Знаем! Но за это время, — взбодрился он, — снимем кино, проведём замечательный межконтинентальный матч… А это уже совсем другой компот!»
И он побежал на помощь к Уточке.
В те же минуты, прохаживаясь в кубрике среди ящиков, Барьерчик думал: «Спасатели вернутся! Но ждать их, ничего не делая? Как бы не так!» Он кое-что ещё совершит к их приходу! Его луч кто-нибудь заметит. Заметит и поддержит! А не заметят — так он сумеет и сам! И курсант решительно сказал:
— Ну, кто как, а с меня хватит! Пишите корреспонденции, сочиняйте песни, а я пошёл!
Он взял ломик, открыл иллюминатор и собрался прыгать вниз, когда, к его удивлению, начальник подошёл к нему и с силой пожал мужественную руку. Он и сам пошёл бы на дело, но песню, которая звала бы людей вперёд, надо было закончить. Ещё немного — и он поможет и песней, и плечом, и ломом!
СОЛНЫШКИН, К КАПИТАНУ!
Морозная ночь сыпала на льдину стайки снежных блёсток, сонно бормотала какую-то колыбельную, будто старалась укачать до утра оба усталых парохода.
Однако со стороны «Светлячка» — вернее, с двух его сторон — разносились звонкие удары. Да и на пароходе «Даёшь!» спали далеко не все.
Солнышкин и Перчиков, хотя и забрались на час-другой в койки, успокоиться не могли. Они то и дело припоминали странные фразы Морячка, пытаясь их расшифровать. Что за «необыкновенная зимовка», «удивительное кино» и «межконтинентальный матч»? И что за песню пел Морячок? Загадка на загадке!
Да и встреча с Плавали-Знаем кое-чего стоила. Здесь можно было ожидать любых чудес! И друзья вспоминали своё первое знакомство с островом Камбала. Перчиков — свою удивительную встречу с красноносым дельфином и путешествие на ките, а Солнышкин — поиски Перчикова. И оба, прислушиваясь к доносившимся из-за борта ударам, готовились к новым событиям.
Только Морячок мигал синими глазками и вздыхал: «Хорошо, хорошо». Потому что вокруг действительно всё было хорошо. И звёзды за иллюминатором, и добрый разговор Солнышкина и Перчикова, которые сдружились на всю жизнь, и всё, что они говорили о незнакомых Морячку событиях. Всё было хорошо. Даже доносившаяся в каюту перекличка Верного с собаками:
«Гав-гав! Чего морозите хвосты?»
«Хотим сниматься в кино! Гав!»
«В каком, гав-гав, кино?»
«Цветном, двухсерийном!»
«Ну и гав-гав! Ну и гав-гав!»
Сквозь дрёму Солнышкину слышались призывные удары лома. И, едва открыв глаза — его теребил маленький пингвин, — Солнышкин бросился к иллюминатору.
Их судно тоже стояло во льду. На нём, задрав вверх головы, нерпы намурлыкивали знакомый мотивчик…
Каюта Солнышкина светилась, как новогодняя ёлка. На стену, на грамоту за покорение Антарктиды, на карту падал со стороны «Светлячка» яркий луч. Он вспыхивал, будто подавал сигналы: точка-тире, точка-тире!
Солнышкин растолкал Перчикова:
— Смотри!
Но луч пропал, а с порога раздался голос Морячка:
— Солнышкин и Перчиков, к капитану!
Через несколько минут Моряков подтвердил план действий: связаться со «Светлячком», разведать ледовую обстановку. И друзья бросились выполнять приказания.
Но тут произошло событие, которое, как говорят серьёзные люди, внесло в капитанский план некоторые коррективы.
С парохода «Даёшь!», опередив всех, в переднике и новеньком колпаке спускался по трапу на лёд весёлый Борщик с двумя громадными кастрюлями, от которых поднимались клубы дразнящего пара.
НЕОЖИДАННОСТЬ ЗА НЕОЖИДАННОСТЬЮ
Добрый кок торопился накормить попавших в беду людей отличным завтраком. Он уже сошёл на льдину и пробовал, не разъезжаются ли ноги, когда с криком: «Борщик, осторожно!», словно стараясь предупредить о какой-то опасности, за коком стал спускаться Морячок.
— Какие могут быть осторожности! — возмутился Борщик. — Там Супчик, может быть, исхудал до косточек, а он — «осторожно»!
А из-за сложенных на палубе «Светлячка» снежных шаров за ним наблюдали хорошо знакомые глаза Плавали-Знаем и усмехались: «Послали! Борщика! Атаковать котлетами! Ну-ну…»
Но вдруг глаза насторожились: прямо к крепостной стене за коком двигался какой-то странный ящик, замаскированный под матроса. «Это что? А вдруг ходячая мина? Конечно, мина!» — подумал Плавали-Знаем, и по спине у него поползли мурашки.
— Ничего себе выдумки! — сказал он. — Ну ладно, Солнышкин, на ваши выдумки мы ответим своими.
И, положив на один край лежавшей рядом доски кусок льда, Плавали-Знаем стукнул по другому ногой.
Ледяной снаряд пролетел мимо Борщика и ухнул в кастрюлю с борщом.
— Берегись, Борщик! — сказал Морячок. Рассерженный глупой выходкой, ничего не желая слушать, кок полез на ледяную гору.
— Ага, вам мало, — сказал Плавали-Знаем. — Тогда получайте! — И он поддел плечом пирамиду снежных шаров.
Борщик остолбенел: на его украинский борщ, на его котлеты с грохотом катилась снежная лавина! Кок бросился назад.
И в тот же момент, раскинув деревянные руки и заслоняя собой Борщика, навстречу лавине вырвался Морячок.
— В укрытие! — крикнул Плавали-Знаем и, ожидая взрыва, нырнул под ледяную стену.
Но взрыва не последовало. Снежный ком ударил Морячка, перевернул его и, рассыпавшись, рухнул. Плавали-Знаем с опаской вылез из-за ледяной стены, отряхиваясь, подошёл к Морячку и выставил вперёд ногу, будто одержал ещё одну победу: и эта атака была отбита!
— Ну, здорово, Борщик! — сказал он. Но Борщик его не слушал. Он наклонился над Морячком, который из последних сил прошептал:
— Борщик, убери, пожалуйста, этот дурацкий рычаг.
— Что, не нравится? — Плавали-Знаем рассмеялся, но неожиданно, взмахнув руками и задрав ноги, как акробат, сам полетел через голову.
Жители острова Камбала в последнее время были свидетелями множества всяких фокусов. Но такого кульбита им видеть не приходилось.
— Во даёт! Вот артист! — качали они головами, передавая друг другу бинокль сержанта Молодцова.
Плавали-Знаем ввинтился ногами в воздух, крутанулся пропеллером и шмякнулся на лёд так, что в морозном воздухе на весь остров раздалось крепкое сочное «хряп!»
— Взорвались! — крикнул капитан. — Взорвались!
На льду, как два взрыва сразу, выросли Солнышкин и Перчиков.
Они всё видели и только не могли понять, за что им и особенно Борщику оказан такой приём…
Плавали-Знаем растерянно замигал, но вдруг заметил, как рядом с ним шарит чья-то рука.
Он резко обернулся и увидел Ваську. Это боцман, скатившись по трапу, поддел своего капитана!
— Ты что делаешь? — закричал Плавали-Знаем.
— Спасаю котлеты!
— Котлеты, — с презрением сказал Солнышкин, — лучше помог бы поднять Морячка. — Он показал на своего деревянного друга, над которым наклонился Перчиков. — Ничего себе, оказали встречу!
— Случайность, Солнышкин, — сказал Плавали-Знаем.
— Случайность? — Солнышкин насупился. Видел он эти случайности! Случайно сорвался трос. Случайно нерпы мурлычут пивные песенки, случайно валяются кастрюли Борщика и не может встать Морячок! Всё случайно!
И тут Плавали-Знаем протянул вперёд руку, взмахнул пальцем и крикнул:
— Между прочим, вон ваша территория! — И повторил: — Вон!
Солнышкин остановился в недоумении: что означало это «вон»? Да и что значит «ваша территория»? Он вопросительно посмотрел на капитана, но тут же отвернулся и подошёл к Морячку, который жалобно смотрел вверх своими синими стёклышками.
— Вот тебе и Морячок! — сказал Перчиков и, смахнув с колен снег, скомандовал: — Взяли!
Подхватив Морячка, они зашагали к своему трапу. А Борщик, подняв кастрюли, погрозил ими выбежавшему на корму Супчику, Ваське и своре собак.
— Потопали, потопали, — ухмыльнулся Плавали-Знаем. — И эта атака отбита!
Но вдруг брови его поползли вверх, а в глазах вспыхнули тревога и удивление: у Солнышкина на боку раскачивалась новенькая японская кинокамера!
Неожиданная мысль просто-таки боднула его: а что, если Солнышкин прибыл снимать фильм?!
Плавали-Знаем даже не заметил, как на корме «Даёшь!» появилась крепкая фигура Морякова, и очнулся, только когда Моряков, помахав рукой, спросил:
— Как будем сниматься?
— По сценарию, — как-то странно ответил Плавали-Знаем, не сообразив, что «сниматься» для Морякова, как и для всех моряков, значило «уходить с места».
— Сниматься по сценарию! Зимовать! — сказал Плавали-Знаем и вдруг предложил: — Может, зазимуем вместе?
— Ничего себе предложение, ничего себе шуточки! — сказал Моряков.
Но, подумав, не случилось ли чего с Плавали-Знаем на нервной почве, добавил спокойней:
— Давайте сниматься сквозь лёд. — И пошёл в каюту, прикинув: «Кажется, всю работу надо немедленно брать на себя!»
А Плавали-Знаем решил:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10
— Без должной подготовки! — сказал Моряков, виня только себя за то, что быстро пошёл на сближение со «Светлячком», не уточнив ледовой обстановки.
— Но ведь всем хотелось вывести его из льдов побыстрей, — вздохнул Солнышкин. — И всё было по правилам…
— Как в цирке, — сказал Бурун, сидевший у переборки, и вздохнул: в Океанске пропадал его билет на цирковое представление.
— Что вздыхать, — сказал Борщик, остановившийся возле каюты с бачком картофельных очисток. — Завтра, как только подойдём к льдине, берём ведро борща, ведро котлет и первым делом…
Не договорив, он тревожно замигал, и все переглянулись: за бортом послышался такой сладкий протяжный вздох, что бачок едва не вырвался у Борщика из рук. Верный вскинул уши и зарычал.
— Чует нерпу, — сказал боцман, но для точности приложил ухо к переборке и прислушался: у этого острова не раз случались неприятности и с прошлой войны всплывали мины. Но всё стихло. И боцман снова сел на место.
— На пенсию пора, медведики снятся, — подмигнул Перчиков.
Вспомнив медведиков, экипаж зашумел, припоминая и гиппопотамов, и пингвинов, одного из которых гладил сейчас Солнышкин. И тропический компот, которым Борщик угощал Землячка и мистера Понча.
Но Моряков прервал воспоминания:
— Всё это хорошо, но надо думать, как спасти товарищей. Нужен план!
— Пилой и ломиком! — сказал Перчиков.
— Шуточки! — рассердился Моряков. — А дело может быть серьёзней, чем мы предполагаем!
И хотя казалось странным, что на помощь больше никто не звал, успокаиваться не было никаких оснований. Капитан обдумывал план действий. Ломиться навстречу «Светлячку» — рискованно. Можно получить пробоину. Ещё раз брать на буксир? Может быть… Не вышло ночью — получится утром. Но надо знать толщину льда…
— Разогнаться и напролом! Как в Антарктиде! — сказал Борщик и двинул бачком вперёд.
— Во всяком случае, — сказал Моряков, — стоять всё время наготове и не упускать «Светлячок» из виду…
Но рядом раздалось:
— Утечка полезного времени… Моряков возмутился: «Выучили!», но Морячок, покачиваясь, забормотал чужим голосом:
— Это будет необыкновенная зимовка, замечательное кино, сногсшибательный матч… — Потом сказал уже другим голосом: — А вообще на «Светлячке» хочется есть… — И вдруг запел: — «Вперёд, вперёд, ломая лёд!»
Команда вновь переглянулась. Капитан удивлённо повёл в его сторону глазами. Не всё в бормотании деревянного матросика было лишено смысла. Что-то требовало разгадки…
Перчиков пожал плечами, но Борщик, который хорошо понял, что на «Светлячке» хотят есть, крикнул:
— План планом. А первое дело — утром на «Светлячок» борщ и котлеты!
— Конечно, — сказал Челкашкин, — отдаю всю завтрашнюю порцию!
— Я две, — сказал Перчиков.
— А я за всю неделю! — крикнул Солнышкин.
Тут в борт грохнуло, боцман, сорвавшись с места, побежал на палубу с багром, а Борщик выкатился с бачком.
— Нерпа, — сказал он. — Нерпуша! — И, достав из кармана большую морковку, бросил её вниз. — Пусть закусит! — Но нерпа вдруг сказала: «Хап!» — и у кока вывалился из рук бачок.
В ту же минуту какой-то мохнатый клубок, отвалив от борта, стал быстро грести к льдине. И коку показалось, что у нерпы обозначилось знакомое, очень знакомое человеческое лицо. Более того, он готов был утверждать, что нерпа вскарабкалась на лёд и направилась к трапу парохода «Светлячок».
ВЕСЁЛЫЕ ИСТОРИИ В КУБРИКЕ «СВЕТЛЯЧКА»
Понятно, что морковку и кастрюлю очисток на голову получил разжалованный из мамонтов в нерпы Васька. Подняться на палубу по заледенелому скользкому тросу он не смог и проторчал час в воде, прислушиваясь к тому, что происходило на борту «Даёшь!».
В каюте Солнышкина так весело смеялись, что Ваське тоже захотелось в дружескую компанию, которая готова была отдать ему все котлеты за неделю вперёд! Он даже всхлипнул, не понимая, почему он сидит в воде, а не рядом с Борщиком.
«Хватит! Хватит!» — подумал он и заплюхал к льдине, чтобы всё передать зимующей команде. Он, конечно, слышал слова про план, но гораздо больше его волновали рецепты Борщика.
Васька взобрался на борт «Светлячка», отряхиваясь, как собака, влетел в кубрик и стал сбрасывать с себя мокрую одежду.
— Ну, что там? — спросил Плавали-Знаем, чихая от одного Васькиного вида.
— Р-р-расск-казывают ис-стории! — стуча зубами, выговорил Васька.
— Интересные?
— Чуть ухом не примёрз! — сказал Васька, влезая в шубу, распахнутую добрым Супчиком. — Особенно Борщик. Компотом угощал кита! Собирается к нам на помощь! С котлетами!
От одной этой фамилии у всех защекотало в носу и потекли слюнки, а Супчик засиял от гордости за друга.
— А может, и нам порассказать что-нибудь интересное? — спросил Плавали-Знаем.
Обстановка для всяких историй подходила. За морозным иллюминатором взвизгивал ветер. Все сидели, зарывшись в тулупы.
— Можно, — сказал Васька. — Как говорил кок Борщик…
— Только без Борщика! — крикнул Плавали-Знаем. — Без Борщика!
— Ну ладно. Без Борщика, — согласился Васька. — Можно без Борщика. Да там с нами Борщика и не было. Борщик тогда гулял в отпуске.
Плавали-Знаем засопел.
— Без Борщика, без Борщика, — предупредительно повторил Васька. — Сидели мы без Борщика на берегу моря в тёплую ночь.
— В тёплую? — спросил Плавали-Знаем.
— Ага!
— Не пойдёт! Давай что-нибудь зимнее, полярное.
Барьерчик усмехнулся. А Супчик, фамилия которого уже давно никого не волновала, сказал:
— Зимнее есть у меня. Есть зимнее. — Он поправил колпак и вздохнул: — Зимовали мы как-то у острова Врангеля. Ребята пошли охотиться на медведя. А я разжёг печь и думаю:
«Нажарю сейчас шашлычков, подрумяню лучок, ребят побалую…»
— Рассказывай, рассказывай, — глотая слюнки, сказал капитан и даже подумал: «Зачем я здесь?», но опомнился и махнул рукой: — Рассказывай! Только без лука и шашлыков.
— Почему без шашлыков? Почему без Борщика? — плаксиво закричал Васька. — Почему у Борщика — с шашлыками, а у нас — без шашлыков?
— Нервы! — сказал Плавали-Знаем, поднимаясь с ящика. — Только что человек ходил в разведку, совершил подвиг и вдруг расхлюпался.
— Какой подвиг? — закричал Васька. — Какой ещё подвиг? Вот я знаю, — он почти зашептал, — я знаю подвиг: на полярной станции в Антарктиде доктор сделал сам себе операцию. Ага! Сам себе! Единственный случай в мире!
— Какую?
— Аппендицит! Чик — и нету!
— Ну да? — сказал Плавали-Знаем.
— Точно! Вырезал! — И, вдруг сообразив, что за этим может последовать, Васька прикусил язык.
Строчивший что-то в блокноте Репортажик сказал:
— Я об этом читал. Здорово! С помощью зеркала. Чик — и всё!
За бортом зашумел почти антарктический ветер, и Плавали-Знаем весело спросил:
— А кто у нас медик?
— Васька сейчас за медика! Бинты у него! — сказал Уточка, натягивая на кудри ушанку. — А я пошёл, у меня дела!
— Работай, работай! — с усмешкой проводил его Барьерчик.
— Ну, медик есть, — ещё веселее сказал Плавали-Знаем, — а зеркало мы найдём. — И подмигнул побледневшему Ваське: — Значит, сделаем! Зато какая слава: второй случай в мире!
— А я не хочу! — закричал, вскакивая с места, Васька. — Аппендицит мой. И нужен мне ещё самому!
— Да никто вас не тронет! — сказал начальник.
— Я знаю! Я-то знаю! — пропел Васька.
— Ничего, ничего, — довольный шуткой, напустившей страху, и успокаивая его, сказал Плавали-Знаем так просто, будто каждый день вырезал у себя по аппендиксу. И, напевая про кружку пива и красного рака, пошёл в рубку.
— А у Солнышкина и Морякова какой-то план! — вдруг вспомнив, злорадно крикнул Васька вслед капитану.
— План?
Дверь под рукой Плавали-Знаем взвизгнула, как замёрзшая собака. Он, нахмурившись, вздохнул: «Да, теперь возьмутся, утром начнут» — и мрачно вывалился на палубу. Но едва он вышел на корму, глаза его полыхнули от радости, а ноги едва не выбили счастливую дробь: вода от мороза дымилась, пар поднимался столбом. И вокруг «Даёшь!», пока в каюте Солнышкина шли беседы, возникала мерцающая ледяная корка. Спасатели вмерзали сами!
Правда, видавший виды капитан тут же подумал: «Всё равно возьмутся. Не вытащит этот — пришлют другой. Плавали! Знаем! Но за это время, — взбодрился он, — снимем кино, проведём замечательный межконтинентальный матч… А это уже совсем другой компот!»
И он побежал на помощь к Уточке.
В те же минуты, прохаживаясь в кубрике среди ящиков, Барьерчик думал: «Спасатели вернутся! Но ждать их, ничего не делая? Как бы не так!» Он кое-что ещё совершит к их приходу! Его луч кто-нибудь заметит. Заметит и поддержит! А не заметят — так он сумеет и сам! И курсант решительно сказал:
— Ну, кто как, а с меня хватит! Пишите корреспонденции, сочиняйте песни, а я пошёл!
Он взял ломик, открыл иллюминатор и собрался прыгать вниз, когда, к его удивлению, начальник подошёл к нему и с силой пожал мужественную руку. Он и сам пошёл бы на дело, но песню, которая звала бы людей вперёд, надо было закончить. Ещё немного — и он поможет и песней, и плечом, и ломом!
СОЛНЫШКИН, К КАПИТАНУ!
Морозная ночь сыпала на льдину стайки снежных блёсток, сонно бормотала какую-то колыбельную, будто старалась укачать до утра оба усталых парохода.
Однако со стороны «Светлячка» — вернее, с двух его сторон — разносились звонкие удары. Да и на пароходе «Даёшь!» спали далеко не все.
Солнышкин и Перчиков, хотя и забрались на час-другой в койки, успокоиться не могли. Они то и дело припоминали странные фразы Морячка, пытаясь их расшифровать. Что за «необыкновенная зимовка», «удивительное кино» и «межконтинентальный матч»? И что за песню пел Морячок? Загадка на загадке!
Да и встреча с Плавали-Знаем кое-чего стоила. Здесь можно было ожидать любых чудес! И друзья вспоминали своё первое знакомство с островом Камбала. Перчиков — свою удивительную встречу с красноносым дельфином и путешествие на ките, а Солнышкин — поиски Перчикова. И оба, прислушиваясь к доносившимся из-за борта ударам, готовились к новым событиям.
Только Морячок мигал синими глазками и вздыхал: «Хорошо, хорошо». Потому что вокруг действительно всё было хорошо. И звёзды за иллюминатором, и добрый разговор Солнышкина и Перчикова, которые сдружились на всю жизнь, и всё, что они говорили о незнакомых Морячку событиях. Всё было хорошо. Даже доносившаяся в каюту перекличка Верного с собаками:
«Гав-гав! Чего морозите хвосты?»
«Хотим сниматься в кино! Гав!»
«В каком, гав-гав, кино?»
«Цветном, двухсерийном!»
«Ну и гав-гав! Ну и гав-гав!»
Сквозь дрёму Солнышкину слышались призывные удары лома. И, едва открыв глаза — его теребил маленький пингвин, — Солнышкин бросился к иллюминатору.
Их судно тоже стояло во льду. На нём, задрав вверх головы, нерпы намурлыкивали знакомый мотивчик…
Каюта Солнышкина светилась, как новогодняя ёлка. На стену, на грамоту за покорение Антарктиды, на карту падал со стороны «Светлячка» яркий луч. Он вспыхивал, будто подавал сигналы: точка-тире, точка-тире!
Солнышкин растолкал Перчикова:
— Смотри!
Но луч пропал, а с порога раздался голос Морячка:
— Солнышкин и Перчиков, к капитану!
Через несколько минут Моряков подтвердил план действий: связаться со «Светлячком», разведать ледовую обстановку. И друзья бросились выполнять приказания.
Но тут произошло событие, которое, как говорят серьёзные люди, внесло в капитанский план некоторые коррективы.
С парохода «Даёшь!», опередив всех, в переднике и новеньком колпаке спускался по трапу на лёд весёлый Борщик с двумя громадными кастрюлями, от которых поднимались клубы дразнящего пара.
НЕОЖИДАННОСТЬ ЗА НЕОЖИДАННОСТЬЮ
Добрый кок торопился накормить попавших в беду людей отличным завтраком. Он уже сошёл на льдину и пробовал, не разъезжаются ли ноги, когда с криком: «Борщик, осторожно!», словно стараясь предупредить о какой-то опасности, за коком стал спускаться Морячок.
— Какие могут быть осторожности! — возмутился Борщик. — Там Супчик, может быть, исхудал до косточек, а он — «осторожно»!
А из-за сложенных на палубе «Светлячка» снежных шаров за ним наблюдали хорошо знакомые глаза Плавали-Знаем и усмехались: «Послали! Борщика! Атаковать котлетами! Ну-ну…»
Но вдруг глаза насторожились: прямо к крепостной стене за коком двигался какой-то странный ящик, замаскированный под матроса. «Это что? А вдруг ходячая мина? Конечно, мина!» — подумал Плавали-Знаем, и по спине у него поползли мурашки.
— Ничего себе выдумки! — сказал он. — Ну ладно, Солнышкин, на ваши выдумки мы ответим своими.
И, положив на один край лежавшей рядом доски кусок льда, Плавали-Знаем стукнул по другому ногой.
Ледяной снаряд пролетел мимо Борщика и ухнул в кастрюлю с борщом.
— Берегись, Борщик! — сказал Морячок. Рассерженный глупой выходкой, ничего не желая слушать, кок полез на ледяную гору.
— Ага, вам мало, — сказал Плавали-Знаем. — Тогда получайте! — И он поддел плечом пирамиду снежных шаров.
Борщик остолбенел: на его украинский борщ, на его котлеты с грохотом катилась снежная лавина! Кок бросился назад.
И в тот же момент, раскинув деревянные руки и заслоняя собой Борщика, навстречу лавине вырвался Морячок.
— В укрытие! — крикнул Плавали-Знаем и, ожидая взрыва, нырнул под ледяную стену.
Но взрыва не последовало. Снежный ком ударил Морячка, перевернул его и, рассыпавшись, рухнул. Плавали-Знаем с опаской вылез из-за ледяной стены, отряхиваясь, подошёл к Морячку и выставил вперёд ногу, будто одержал ещё одну победу: и эта атака была отбита!
— Ну, здорово, Борщик! — сказал он. Но Борщик его не слушал. Он наклонился над Морячком, который из последних сил прошептал:
— Борщик, убери, пожалуйста, этот дурацкий рычаг.
— Что, не нравится? — Плавали-Знаем рассмеялся, но неожиданно, взмахнув руками и задрав ноги, как акробат, сам полетел через голову.
Жители острова Камбала в последнее время были свидетелями множества всяких фокусов. Но такого кульбита им видеть не приходилось.
— Во даёт! Вот артист! — качали они головами, передавая друг другу бинокль сержанта Молодцова.
Плавали-Знаем ввинтился ногами в воздух, крутанулся пропеллером и шмякнулся на лёд так, что в морозном воздухе на весь остров раздалось крепкое сочное «хряп!»
— Взорвались! — крикнул капитан. — Взорвались!
На льду, как два взрыва сразу, выросли Солнышкин и Перчиков.
Они всё видели и только не могли понять, за что им и особенно Борщику оказан такой приём…
Плавали-Знаем растерянно замигал, но вдруг заметил, как рядом с ним шарит чья-то рука.
Он резко обернулся и увидел Ваську. Это боцман, скатившись по трапу, поддел своего капитана!
— Ты что делаешь? — закричал Плавали-Знаем.
— Спасаю котлеты!
— Котлеты, — с презрением сказал Солнышкин, — лучше помог бы поднять Морячка. — Он показал на своего деревянного друга, над которым наклонился Перчиков. — Ничего себе, оказали встречу!
— Случайность, Солнышкин, — сказал Плавали-Знаем.
— Случайность? — Солнышкин насупился. Видел он эти случайности! Случайно сорвался трос. Случайно нерпы мурлычут пивные песенки, случайно валяются кастрюли Борщика и не может встать Морячок! Всё случайно!
И тут Плавали-Знаем протянул вперёд руку, взмахнул пальцем и крикнул:
— Между прочим, вон ваша территория! — И повторил: — Вон!
Солнышкин остановился в недоумении: что означало это «вон»? Да и что значит «ваша территория»? Он вопросительно посмотрел на капитана, но тут же отвернулся и подошёл к Морячку, который жалобно смотрел вверх своими синими стёклышками.
— Вот тебе и Морячок! — сказал Перчиков и, смахнув с колен снег, скомандовал: — Взяли!
Подхватив Морячка, они зашагали к своему трапу. А Борщик, подняв кастрюли, погрозил ими выбежавшему на корму Супчику, Ваське и своре собак.
— Потопали, потопали, — ухмыльнулся Плавали-Знаем. — И эта атака отбита!
Но вдруг брови его поползли вверх, а в глазах вспыхнули тревога и удивление: у Солнышкина на боку раскачивалась новенькая японская кинокамера!
Неожиданная мысль просто-таки боднула его: а что, если Солнышкин прибыл снимать фильм?!
Плавали-Знаем даже не заметил, как на корме «Даёшь!» появилась крепкая фигура Морякова, и очнулся, только когда Моряков, помахав рукой, спросил:
— Как будем сниматься?
— По сценарию, — как-то странно ответил Плавали-Знаем, не сообразив, что «сниматься» для Морякова, как и для всех моряков, значило «уходить с места».
— Сниматься по сценарию! Зимовать! — сказал Плавали-Знаем и вдруг предложил: — Может, зазимуем вместе?
— Ничего себе предложение, ничего себе шуточки! — сказал Моряков.
Но, подумав, не случилось ли чего с Плавали-Знаем на нервной почве, добавил спокойней:
— Давайте сниматься сквозь лёд. — И пошёл в каюту, прикинув: «Кажется, всю работу надо немедленно брать на себя!»
А Плавали-Знаем решил:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10