Специально для невесты сюрприз. Но при серьезном шмоне могут и его прощупать, просветить. Я там не знаю, с чем они искать будут.– Да брось ты. Никто бы и не додумался. Хотя если хочешь, чтобы я спрятала, я спрячу, – быстро опомнилась проводница, понимая, что парень может передумать и она не получит свою сотню.– Значит, договорились. – Парень снова уложил кукол в пакет.– Да. Только куда их положить? – огляделась девушка. – Чтобы они тут мне не мешали.– А давай прямо в мешок с чесноком зароем, – предложил Сергей.– Да ты что, – засмеялась проводница. – Ты потом как развернешь свои куклы жениху и невесте, там вся свадьба одуреет от вони.– Ничего. Для хохмы нормально будет.– Ну как знаешь, – пожала плечами проводница.Сергей ловко закопал пакет с куклами в мешок. Набросал еще сверху него несколько головок чеснока – для верности. И полил чесночной жижей, вытекающей из треснувшей банки.– А это еще зачем? – не поняла девушка действий блондина с чесночной жижей.– Да это чисто психологическая уловка. Если они к тебе в мешок полезут – так, для проформы – то в этой липкой и едкой гадости никому копаться не захочется.– Ну делай как знаешь, – махнула рукой проводница.Сергей отсчитал положенную сумму – даже еще пятьдесят рублей накинул сверху.– Это ни к чему, – нахмурилась проводница. – У меня все по таксе. Я лишнее не беру. Тут и ехать-то осталось… – Она посмотрела на часы. – Будем точно по расписанию. Вряд ли уже проверять будут.– Это на всякий случай.– Сегодняшний вряд ли опоздает. Тут его всеми силами по расписанию гонят.– Что так?– Какой-то груз важный везем.– Какой?– Гроб с телом матери начальника Южного вокзала, – почему-то перешла на шепот проводница. – Теперь костьми ляжем, но к сроку покойницу должны довезти.– Во как интересно, – задумался блондин. – Из-за одной мертвой столько живых людей вовремя в Москву попадут.– Ну ладно, иди. – Проводница снова улеглась с книжкой на полку.Сергей вышел в коридор и увидел, как за окном показалась железнодорожная станция. Поезд стал тормозить и остановился. А через некоторое время в вагон вошли люди с собаками.Попросили всех открыть купе. Заводили собак в каждое, еще раз проверяли сумки – выборочно, у подозрительных лиц.Заглянули и в купе проводницы.– Ничего странного не заметила? – спросил лейтенант с собакой у девушки.– Да вроде все нормально. Одного чеченца с наркотиками уже взяли.– Это мы слышали, – поморщился от чесночного запаха лейтенант.Собака, заглянувшая в купе, беспокойно завертелась, потом чихнула.– Что это за гадость ты везешь? – вновь дернул носом лейтенант.– Да чесночная настойка разбилась в банке. Не продохнуть теперь, – объяснила девушка.Лейтенант заглянул в мешок с чесноком. Собака от новой волны чесночного запаха заскулила и снова чихнула.– Вот блин, – выругался лейтенант, – так и собаку мне испортишь. Такой жуткий запашок – тут у любого нюх отобьет. А ну пошли отсюда, Мухтар, – дернул он за поводок собаку.Проводница выглянула в коридор.В дальнем конце его стоял Сергей.Он был бледен, но улыбался.– Все! – кивнула ему проводница, когда люди с собакой вышли из вагона. – Пронесло! Глава 58ФАЛОМЕЕВ Дальше путь Фаломеева и Виолетты лежал в кассы. К Елене Леонидовне.Старший кассир всегда благоволила Виолетте.Каково же было изумление экскурсовода, когда она увидела Леонидовну, выходящую из помещения касс в сопровождении двух оперативников в штатском. То, что это оперативники, Виолетта знала почти наверняка. По крайней мере, рожу одного она заметила в линейном отделении, когда однажды возникла неприятность с пьяным экскурсантом.– Ничего не пойму, – пробормотала она, – Елена Леонидовна, вы надолго?Кассирша посмотрела на Виолетту, улыбнулась и не узнала.Виолетта потянула Фаломеева за собой. В шестнадцатой кассе Оксаны тоже не было. Кассиршу заменяла незнакомая женщина.– Ничего не пойму, – снова уже в отчаянии сказала Виолетта.Она оглянулась по сторонам и стала всматриваться в людей в кассовом зале.На первый взгляд ничего необычного. Потом она заметила человека с газетой в сером чесучовом пальто. Он стоял у автоматов с пепси и жадно пил. Переведя взгляд чуть дальше, она увидела еще одного в плаще. Тоже с газетой и тоже у автомата. Этот утолял жажду фантой. У выхода маялся третий.– Пошли, – решительно потянула она Фаломеева к служебному входу.Позвонила, нетерпеливо постучала. Дверь приоткрылась, и она протиснулась внутрь.– Виолка, напугала до смерти. Чего барабанишь? – испуганно спросила знакомая кассирша.– Срочно один билет на шестичасовой.– У нас тут такое делается…– Знаю. Не слепая. Там в зале три хмыря.– Это не наши. Это оттуда…– Мне нужен билет.– Только для наших. Только для тебя исключительно.– А я теперь не ваша…– ?..– Уезжаю к самому синему морю. Уволилась. Гори оно все прахом.– ОН?– Кто – ОН? А, ты про этого? Нет. Другой. Видишь – стоит, мнется.– Давно знакомы?Виолетта посмотрела на часы.– Часов пять, однако.– Ну ты даешь…И видно было, что завидно. Завидно до слез. Как это так люди могут? Пять часов. Оказывается, могут. Как в романах.Она выписала билет, не сводя восхищенных глаз с экскурсоводши. Какие мысли еще бродили в голове этой серенькой мышки с реденькими волосами и невыразительными глазками? Конечно, этим легче, они на виду. Хоть два часа, хоть три. А тут сидишь в стеклянной конуре, испотеешься вся или замерзнешь от кондишена, а в окошко к тебе задолбанные ожиданием, мерзкие рожи со своими просьбами лезут. И нет им никакого дела до того, что встала ты сегодня одна-одинешенька, впрочем, как и легла, наскоро попила чаю и бегом в конуру. Ни слова теплого, ни мужского шлепка по заднице. Ни вопроса: «Когда придешь? Не задерживайся…»Валентина с зажатым в руке билетом вышла через ту же дверь, подхватила Алексея и очень, ну очень независимо прошла мимо потеющих милиционеров. Они зашли в камеру хранения. Взяли чемодан сибиряка.– А твои вещи? – вспомнил Фаломеев про даму.– Новую жизнь надо начинать с новыми вещами. И потом там моя одежда не пригодится.– Напрасно. Мне твое платье понравилось, – вздохнул Фаломеев.– Потому что прозрачное?Фаломеев чуть не поперхнулся.– Потому, потому… Дурачок. Что же я, не знала его особенностей? Ему семь лет в обед. Новое купим. Еще прозрачней.Сибиряк крякнул.Они пересекали зал ожидания, когда их догнала Алика. Виолетта внутренне напряглась. И напрасно. Алика протянула Алексею часы.– Вот, возьмите, вы раздаривали всем, а. я подруге сказала, что нехорошо брать, если человек выпил. Ведь вы не от души. От вина.– Почему не от души? Если я чего даю, то всегда от души, – обиделся Фаломеев и по-детски спрятал руки за спину.– Берите, Алика, на память. Они мужские, но это даже модно сейчас. Берите, если бы не вы с шампанским, мне этого медведя ни в жизни не завалить. А у вас все будет тип-топ. Это счастливые часы. Поверьте. От души.Они ушли, оставив Алику с часами. Алика сняла свои, поискала глазами урну и, не найдя, подала уборщице:– На, Матвеевна, дарю…– Господь с тобой, ты чего?– Бери, бери, мне другие подарили, счастливые.– У молодых все счастливые, – сказала Матвеевна, но часы внучке взяла – почему не взять. От души.Фаломеев и Валентина вышли на перрон.– Скажи, о чем ты мечтал, ну скажем, еще лет пять назад? Какую бы женщину хотел? Я такая? – спросила она.– Нет.– Да ну, я думала, я – женщина твоей мечты. Романтично. О какой же ты мечтал? – не отставала Валентина.– О проститутке.Если бы в тот момент они ехали на автомобиле и она была за рулем, непременно побились – так резко она остановилась.– То есть?..– Я думал, вот приеду когда-нибудь в Москву, подберу несчастную и женюсь.Она мне детей нарожает, хозяйством займется и все такое…Валентина согнулась пополам. Ее начал трясти смех. Нет, не смех – хохот, переходящий в истерику. Сибиряк перепугался.– Ой, не могу…На них оглядывались.– Ой, не могу… Начитался… в библиотеке… Буран был… Запчасти не привезли…Наконец она успокоилась, но временами нет-нет да проскакивала смешинка.– Глупый. Это только в кино проститутки в заботливых матерей превращаются.Не знаю, может, и мечтают, но уже никогда ими не станут. Ремесло свое берет.Сказывается. Затягивает и не отпускает. Может, и были в истории экземпляры.Один-два. Их описали и в качестве флага да еще слезу выжать используют. Почему бы клиенту не поплакаться, авось накинет.Фаломеев недоверчиво покосился на Валентину.– Какой же ты у меня…– Какой?– Добрый. Вот какой.Виолетта краем глаза увидела лейтенанта милиции, который вел под руку Оксану. Сначала она подумала, что кассиршу тоже взяли. Но, присмотревшись, поняла, что ошибается. Ну и правильно, нечего со стариком тереться.Сама счастливая, она и в других видела счастье. Глава 59СОБИНОВА Она ждала, что Ларин придет, она только не думала, что он будет так зол.На словах Нины Андреевны: «Электричка из Кустова прибывает к десятой платформе. Раньше там были красивые леса, а теперь…» – Ларин влетел, выхватил из рук Собиновой микрофон и закричал:– Все! Хватит! Доболтались!Собинова мягко, но настойчиво вернула себе микрофон и договорила:– … а теперь соорудили какой-то завод, испортили природу. Но люди там хорошие.После этого щелкнула тумблером и сказала спокойно:– Слушаю вас, Виктор Андреевич.Как ни странно, Ларин и сам немного успокоился. Он сел на свободное кресло, вперил взгляд в мальчикового вида женщину и спросил:– Вы замужем?– Нет.– Понятно. Я так и думал.– Вы могли справиться в отделе кадров.– Нечуток, каюсь. Но сейчас не обо мне речь.– Обо мне.– Именно. Вы знаете, Нина Андреевна, сколько вы сегодня наговорили людям глупостей?– Нет. Сколько?– Много.– Каких конкретно? Если не трудно, перечислите хотя бы три.– Зачем вот сейчас вы говорили про Кустово? Про природу, про хороших людей?– Это что, глупости, по-вашему?– Да! Это глупости. Это отвлекает людей…– От чего?– Они пришли на вокзал, чтобы точно и в срок отправиться в пункт назначения. Они пришли, чтобы просто уехать.Собинова шмыгнула носом.– Разве это возможно?– Что?– Просто уехать. У вас получалось хоть раз в жизни просто уехать?Отправиться в пункт назначения?– Хватит философии. И так вы уже ею всех достали. Всему свое место и время.– Что вы такое говорите, Виктор Андреевич?! – присвистнула по-мальчишески Собинова. – Впервые слышу, чтобы человеку отводили специальное время и место, чтобы мыслить.– Так, ладно, хватит, с завтрашнего дня вы не работаете на вокзале.Собинова и этого ждала. Но не сегодня, нет, не сегодня.– Вы назвали только одну глупость, хотя и сами не верите, что это действительно глупость. А я просила три.– Что вы несли про сюрприз?! Какой еще сюрприз?!– Вот видите, вы не знаете, а считаете глупостью, – улыбнулась Собинова.– Когда на путях перерезает человека – это сюрприз, когда горят спецвагоны – сюрприз, когда…– Когда арестовывают Оксану, – подсказала Собинова.У Ларина отнялась речь. Неужели весь вокзал в курсе.– Вы говорите о неприятных сюрпризах, вы вообще неточны в выражениях. По Далю, сюрприз – нечаянная, внезапная радость, нежданный подарок, нещечко.– Что?– Нещечко. Нечто. Тайна, вещица, гостинец, дорогая вещь, лакомство, сокровище. Пойдем, я скажу тебе нещечко.– Впервые слышу, – растерялся Ларин.– О, вы многого не слышали. Так вот я готовлю лакомство. А вы меня увольняете.Ларину нечего было сказать. Он смотрел в чистые глаза Собиновой и понимал, что сейчас не с ней выясняет отношения, а с собой. Он из себя хочет выгнать мысль, чувство и душу. А иначе – как? Как все это вынести?Он поднялся.– Виктор Андреевич, а вам правда не нравится?– Что?– То, что я говорю людям. Понимаете, я не могу по-другому. Я их вижу.Вижу, как они торопятся, как волнуются, как смеются и плачут. А я им – в семнадцать сорок пять? Отойдите от края платформы? Просьба пассажирам? Да так вообще не говорят в русском языке! Просьба к пассажирам. И вообще…Нина Андреевна шмыгнула носом. И Ларин понял, она сейчас расплачется.– Да что там за сюрприз вы готовите? – еще с тенью раздражения спросил он.– Я хочу спеть. И еще, знаете, я подумала: мы оба с вами Андреевичи. Может быть, у нас был один отец?– Как это? – опешил Ларин.– Ну в философском смысле…Ларин махнул рукой. И расхохотался. Действительно, в каком-то смысле у них был один отец, одно воспитание, собственно говоря. Они оба хотели добра, но почему-то получалось иногда совсем, совсем наоборот… Глава 60ХОМЕНКО Лейтенант Хоменко не довел Оксану до отделения милиции. Он еще там, в кабинете Ларина, решил ее отпустить. Во второй раз, теперь уж наверняка в последний.Он провел Оксану Панчук по залу ожидания и вышел на перрон. Впереди увидел знакомую экскурсоводшу с каким-то мужиком, явно не московского разлива. Похоже, не поверил своим глазам, женщина была счастлива. Милиционер угадал ее состояние по выражению лица, по блеску глаз, по походке, еще по массе невидимых простому смертному или нелюбившему черт, жестов и мимики.Раньше Виолетта ему не нравилась. Не то чтобы совсем, но было в ней что-то… Может быть, то, что смотрела на него, как на пустое место. Вообще-то ему нравились независимые женщины, но не в такой степени. Всему есть предел.Правда, Оксана тоже была независима. Стало быть, и нелюбовь к независимым проистекала из личного опыта и уже год не заживающей любовной раны. Для него все женщины как бы балансировали на грани между нормой и эмансипе. Иногда это восхищало, но в большей степени раздражало. Одно дело – восхищаться полуобнаженными телами девочек из кордебалета, другое – жениться на одной из них. Вся его нравственно-просветительская занудная деятельность в отношении Оксаны проистекала от дремучей неграмотности и совершенно устаревших и ненужных установок. Полная путаница чувств приводила милиционера, привыкшего ясно мыслить, в замешательство. Если бы кто-нибудь сказал, что термин «прелюбодеяние», заимствованный из Ветхого Завета, совсем не то, что он себе представляет, Хоменко не поверил. Не беспорядочные половые связи или соблазнение замужней женщины, а посягательство на чужую собственность. Именно собственность, ибо звучит это примерно так: не возжелай ни дома ближнего своего, ни раба его, ни осла, ни жены его… Каково! Женщина на последнем месте в ряду инвентаря.Из-за путаницы в мыслях и чувствах Хоменко решил инстинктивно придерживаться прежней тактики. В связи с «уличением» Оксаны в противозаконных действиях как бы обретал на такую точку зрения и тон полное право.– Ты вот что, ты растворись на время. Устройся на работу и сиди тихо, как мышь. Сейчас самое главное – не светиться. У нас нет статьи «за давностью».Номинально нет. Но если не попадаешь в поле зрения правоохранительных органов, если тебе не надо заполнять никаких анкет, которые будут проверять по долгу службы, можно считать, что чиста.– Заживо похоронить себя?– Почему похоронить? Миллионы людей живут, и ничего. В конце концов, ты же не Майя Плисецкая…Вот этого говорить нельзя было категорически. Большинство несчастий как раз и происходит от ущемленного самолюбия. От не правильной оценки своей роли или чужой. Конечно, ни один опер не обидится, если сказать, что он не Мегрэ и не Шерлок. Но дело-то в том, что Оксана в действительности была не совсем заурядной личностью.– Какой же ты дурак… Какой же ты дремучий дурак…– Но почему, почему? – излишне громко воскликнул милиционер.– Когда вы хватаете за руку преступника… или преступницу, разве не испытываете чувство удовлетворения? Я не знаю – самореализации, что ли. Почему же я не достойна такой участи? Почему мне суждено реализовываться либо в постели, либо за кухонным столом, либо в материнстве?– Да я ничего…– Вот именно – ничего. Может, я и не Айседора Дункан, но кое-что могу, и смею уверить, совсем не плохо. Вот ты меня отпускаешь, рискуешь карьерой.Выходит, не все гладко в Датском королевстве? Значит, не совсем пропащий. Есть надежда.– Какая надежда? Я Тимошевского за руку не поймал. Были там одни вагоны – по-моему, его дело, но вагоны сгорели. Люди разбежались, улики уничтожены.Тимошевского не прижать никак, а сам он в отставку не уйдет. Это значит – или я, или он. Сегодня окончательно выяснилось – я. Думаю, карьера моя закончилась.Лейтенант посмотрел на часы.К платформе подали поезд, который в восемнадцать двадцать пять увезет ее, возможно, навсегда.Хоменко попытался собрать мысли в кулак. Ему предстояло использовать для объяснения последний шанс. В отличие от Фаломеева, внутри у него никак ничего не загоралось. Наверное, слишком долго тлело. Возможно, она подавляла его.Возможно, внимание расслаивалось оттого, что боковым зрением продолжал следить за действиями фээсбэшников. Он понял вдруг, что их в вокзальной толпе что-то слишком уж много. Его отделение, конечно, поставили в курс дела, но так, слегка, затуманили все, как водится. Но милиционеры быстро сообразили, что к чему: возможно, с их вокзала отправляют какую-то важную шишку.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34