А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 

— Хорошо. Спасибо. Нам еще кое-что надо друг другу сказать, а потом мы вернемся к разговору с вами.— Я буду с нетерпением ждать этого момента.— Джим! — позвала Мэри.— Да?— Почему тебя так расстроило то, как они остановили лаагов? Дело не в том даже, что ты сказал. Я чувствую, как ты расстроен.— Наверное, это потому, что я был пилотом истребителя, — сказал Джим. — Я могу поставить себя на их место.— На место лаагов, которым приказали остановиться?— Да. Я с ними воевал и видел, как они сражаются до самой смерти даже без всякой надежды. А теперь я еще видел их на родной планете. Я могу себе представить, как они следуют приказам. Я могу представить, каково им было, тем, кого остановили.— И как же?— Ты их изучала. Ты знаешь не хуже меня. Они живут ради работы, и для члена экипажа лаагского корабля то, что он делает, и есть работа. Сама можешь представить, каково это было, когда объединенный разум наших бестелесных друзей велел им остановиться.— Извини, Джим. Может, это потому, что я никогда не была пилотом истребителя, но я все равно не понимаю, почему тебя это так расстроило.— Может, ты и права. Может, это моя личная реакция; но попробуй представить сама. У этих лаагов был приказ направиться к центру галактики. И когда они выполняли это приказ, противоположный приказ объединившихся мыслелюдей заставил их остановиться. И они остановились. Вот почему я сказал, что у наших маленьких друзей неожиданно оказались клыки. Помнишь, как Вопрос Первый особо не переживал по поводу того, что случилось с их соплеменниками, которых игнорировали и изгоняли?— Помню, но при чем тут это?— Неужели ты не понимаешь? Каким-то образом эти мыслелюди могут установить — не знаю, как они это называют, — правило, наверное, которое приказывает любому живому существу, которое их не видит и не слышит, остановиться в определенной точке пространства. И этот приказ перекрывает все остальное, что существо хочет делать или что ему приказано. Когда они говорят «остановиться», то имеют это в виду буквально. И эти экипажи лаагов именно так и сделали.— Ты хочешь сказать, что именно поэтому они остановили корабли на месте, а не вернулись на планету доложить о случившемся?— Я хочу сказать, что они не могли вернуться. Они не могли делать ничего, кроме того, что говорилось в преобладающем приказе. Они это и сделали. Представь, как они продвигаются. И вдруг преобладающий приказ велит им остановиться, отключить двигатели и не делать больше ничего. И они делают это. Они послушались, потому что ничего другого сделать не могли. Они остановились... и там они и сидели, в этих кораблях, пока мы не пришли на них посмотреть. Ты видела, что лааги не выносят безделья. Но им пришлось сидеть там и умирать. И там они и будут сидеть до Страшного суда, те, которых мы видели, и все остальные лааги, которые подошли к той зоне в космосе, которую мыслелюди объявили своей. Мы с тобой могли их видеть и слышать, так что нас их мысленный приказ не касался. Но если бы не это, мы с тобой, Мэри, тоже могли бы сидеть там мертвые.— Понятно... — сказала Мэри.— И подумай, как эти лааги там сидели, не в состоянии пошевелиться, ждали смерти и наконец умерли. И сидят там мертвые, убитые вот этими нашими славными маленькими друзьями. Неудивительно, что они столько времени сохраняли эти планеты и этот участок пространства для себя, и еще менее удивительно, что лааги ищут себе новые планеты в любых направлениях, кроме этого.— Ты хочешь сказать, что и нам не стоит стремиться к этим мирам? — серьезно сказала Мэри.— Я сам точно не знаю, что хочу сказать. Но мы же не хотим, чтобы наш народ жил под невидимым носом инопланетян, которые могут внезапно приказать людям застыть на месте, пока они на этом самом месте не умрут, верно?— Тут ты прав. Но как мы можем обеспечить их безопасность?— Не знаю. Надо получше разобраться в Вопросе Первом и его друзьях. Давай вернемся и поговорим с ними еще. Вопрос Первый?— Да, я рад, что вы оба снова вернулись к нам.— И мы рады вернуться.— Значит, мы все радуемся вместе. Как замечательно!— Да. Насчет лаагов: кажется, я уже сказал, что, когда мы пришли сюда, они нас преследовали.— Разве ты не помнишь, что уже говорил это?— Мне кажется, что говорил, но я не уверен.— Странно, ты, похоже, довольно забывчив.— Наверное.— Однако ты нам это говорил, будь уверен.— Спасибо.— Мы рады помочь в твоих проблемах с памятью.— Вообще-то проблемы у меня бывают только с мелочами, — добавил Джим. — Так вот, насчет лаагов. Ты сказал, что они не могли вас видеть или слышать, но когда весь ваш народ велел им остановиться на месте и не продвигаться дальше, они остановились. Значит, они все-таки могли вас видеть и слышать.— Мой дорогой друг, я и не говорил, что они не могли нас видеть и слышать. На это должен быть способен любой мыслящий разум. Я сказал, что они не стали этого делать. И у них не было поводов для этого, поскольку мы их раньше никогда не встречали. Так что мы их изгнали, и с тех пор они даже не подходили к тому месту, где мы велели им всегда останавливаться.— Ясно, — сказал Джим.— Мы рады, что ты понимаешь. Мы знали, что ты поймешь, потому что ты сам — чуткое и вежливое существо.— Спасибо.— Это не просто комплимент, это правда.— Все равно спасибо, — ответил Джим. — Так вот, прежде чем мы сбежали от лаагов, у которых мы некоторое время были в плену, мы кое-что о них узнали. Я не хочу причинить вам неудобство, друзья мои, но мне тут пришла в голову одна мысль. На основе моих знаний олаагах можно предположить, что вы ошиблись на их счет.— О нет, это невозможно, — сказал Вопрос Первый.— Правда?— Абсолютно невозможно... А почему ты так решил?— Сначала скажи мне кое-что, — сказал Джим. — Когда они вторглись на вашу территорию, почему вы просто не ушли вместо того, чтобы их останавливать?— Но это же лучшее место во всей галактике для танцев. Самое лучшее, без сомнения! Почему мы должны были лишиться замечательного места для танцев только потому, что к нам вторглись какие-то невежливые существа? Мы здесь были первыми. Не мы к ним вторглись, а они к нам!— Минуточку, — вмешался Джим, — я кое-чего, оказывается, не совсем понимаю. Ты сказал мне, что вы не любите дыры и что движение дыр во вселенной по отношению друг к другу — это танец. Но поскольку вы не любите дыры, я решил, что вы и к их танцам особого интереса не питаете, так что...— О нет! Нет-нет, ничего подобного. Танец дыр нельзя любить или не любить, тут вы правы. Он просто есть, и сам по себе он особого внимания не заслуживает. Дыра — это не очень красиво. Ты уж прости, что я так сказал, дорогой друг, я знаю, что у тебя где-то есть маленькая личная дыра, хоть ты и проявил хороший вкус и пришел сюда без нее. Однако мы используем линии силы, которой является танец дыр, как нити, на которых мы плетем свои собственные прекрасные танцы. Возможности тут ограничены только творческим воображением. Таким образом, эту паутину природных сил можно превратить в нечто сияющее и прекрасное; и именно здесь, в этом месте, наилучшие возможности для таких творческих усилий. Мы всегда жили здесь, потому что когда-то в прошлом наши предки нашли это замечательное место для танцев. Мы никому не позволим в него вторгаться.— Но я говорил, что моим сородичам хотелось бы поселиться на одной из дыр в этом районе...— Их присутствие никак не помешает танцу. С нашей стороны это просто небольшой знак вежливости — позволить таким существам, как вы, делать с самими дырами все, что вы хотите.— Лааги тоже не помешали бы танцу, поселившись на одной из этих дыр, — сказал Джим.— Нет, но они бы очень нас потревожили, проходя через это пространство и отказываясь нас видеть и слышать.— Это, конечно, нехорошо, — заметил Джим, — но неужели это достаточный повод для того, чтобы убить их?— Извини, — ответил Вопрос Первый, — но я озадачен. Мы все озадачены. Ты произнес понятие-пробел, и я не в состоянии уловить даже край его значения. Что, ты сказал, мы сделали с этими незваными гостями?— Убили. Заставили умереть. Вынудили прекратить жить, — сказал Джим.— Все это не имеет никакого смысла. Прости меня, дорогой друг, но, как я уже сказал, мы озадачены и совершенно сбиты с толку.— Скажи, а вы живете вечно? — спросил Джим.— Прекращаем ли мы существовать? Конечно, любой из нас может в какой-то момент пожелать прекратить существование. Но никто не знает когда, точно так же, как мы не знаем, как стали народом.— Нет, я имею в виду, вот ты, Вопрос Первый, рассчитываешь никогда не прекращать свое существование?— Не знаю, как такое может быть возможно. Даже если бы я хотел существовать вечно, я не думаю, что хоть что-то во вселенной способно на вечную жизнь. Конечно, задолго до того, как пройдет вечность, я, наверное, устану жить и уйду.— Уйдешь куда?— Просто уйду во вселенную сам по себе. Есть предположения, что после этого начинается существование другого рода, но у нас такие идеи обычно считаются праздной болтовней. Если ты устал от этого существования, зачем тебе еще другое?— А кто-нибудь когда-нибудь удалял других?— Как бы они могли? И потом, это же просто немыслимо! Удалять кого-нибудь из их нынешнего существования — это невыразимо грубо!— Возможно, вы в ответе за то, что лааги, те лааги, которых вы остановили, покинули свое нынешнее существование.— Нет-нет, — отозвался Вопрос Первый. — Разумы тех, кого мы остановили, через некоторое время покинули свои дыры и отправились прочь отсюда в том направлении, из которого они пришли. Последний раз, когда мы их видели, эти разумы точно существовали...Последовала пауза.— Мне сообщили, что мы заметили отсутствие формы у удалявшихся разумов. Они напоминали новорожденные разумы, которым надо всему учиться. Ты хочешь предположить, то, что мы их остановили, заставило их разумы потерять приобретенную форму? Что это было в какой-то мере равноценно удалению из существования?— Именно это я и хочу предположить, — сказал Джим.Последовала еще одна пауза, и наконец Вопрос Первый ответил:— Если так, то это был незапланированный результат, и мы очень о нем сожалеем. Однако они сами его вызвали, упрямо отказываясь отвечать, когда мы вежливо и дружелюбно заговорили с ними.— Возможно, они в этом не виноваты, — сказал Джим. — Видишь ли, когда твой разум формируется внутри личной дыры, это создает некоторые помехи.— Какие помехи могут помешать вежливому ответу?— Они могли не поверить, что вы действительно были там.— Не поверить, что мы были там?— Да, я так и сказал, — ответил Джим.— Ты, должно быть, шутишь. Как мыслящие разумы, они должны были нас воспринять. И потом, после нашего обращения они очень расстроились, хотя раньше были спокойны. Этот факт явно подтверждает, что они нас заметили.— Я уверен, что заметили, — сказал Джим. — Но вы наткнулись на особые ограничения, наложенные на них дырами, в которых сформировался их разум. Мэри и я выросли в дырах, которые общались путем создания вибрации в газах большой дыры, на которой живет наш народ. Восприятие этих звуковых волн мы называем слухом. Из-за этой изначальной привычки мы, даже зная, что на самом деле наш разум воспринимает понятия из вашего, представляем то, что вы нам сообщаете, как вибрации в газовой среде, как при формировании наших разумов. Лааги, с другой стороны, сформировались в личных дырах, которые общались между собой путем легких изменений формы дыры.— Все это необычно и интересно, — сказал Вопрос Первый, — но я не совсем понимаю, к чему это ведет.— К лучшему пониманию лаагов, я надеюсь, — сказал Джим. — Видишь ли, когда вы заговорили с лаагами в кораблях, приближающихся к вашей территории, лааги оказались в ситуации, которую они считали невозможной, но которая тем не менее была у них перед глазами.— Такого не может быть!— Боюсь, что может. В этом и была проблема. Лааги знали: то, что они видят — ваше послание, — не могло быть передано так, как оно было передано. В то же самое время их разум не позволял им сомневаться в том, что именно так оно и было передано.— Не хочу обижать тебя, дорогой друг, — сказал Вопрос Первый, — но ты говоришь какую-то бессмыслицу.— Позволь привести тебе пример, каково это было для них. Ты знаешь, что я имею в виду под газом CO2?— Ты говоришь о газе, который обычно входит в большие дыры, а иногда даже в маленькие.— И ты знаешь его твердое состояние?— Разумеется.— Что бы ты подумал, если бы увидел, как блок СО2 в твердом состоянии парит в атмосфере очень горячей звезды?— Это невозможно. Он бы сразу перешел в газообразное состояние.— Ну а если бы ты увидел то, что я сказал, что он среди горячей газовой оболочки звезды, но сам все еще в твердом состоянии?— Я бы не мог этого увидеть.— Так вот, если бы я такое увидел и точно знал бы, что этот блок действительно состоит из застывшего СО2, а газы вокруг звезды действительно настолько горячие, я бы решил, что у меня то, что мы обычно называем галлюцинацией.— Ты хочешь сказать, что ты был бы не вполне здоров. Но ты не решил, что правда такое видел?— Нет, успокойся, — сказал Джим.— Какое облегчение! Если бы ты такое видел, это значило бы, что ты болен, и нам пришлось бы тебя изгнать. У вас, наверное, поступают так же?— Не совсем. У нас есть другие способы, способы помочь таким людям не видеть больше галлюцинаций, вместо того чтобы изгонять их.— Расскажешь мне как-нибудь, как вы это делаете. Но вообще я понял. Ты используешь образ твердого СО2, который не превращается в газ, несмотря на жару, в качестве примера. Но мы не понимаем, как это относится к нашему разговору с лаагами.— Я объясню, — сказал Джим. — Чтобы воспринять ваши мысли, Мэри и я представляем их как слова, то есть звуковые волны, путешествующие через пространство; а лааги, с которыми вы говорили, по тому же принципу могли воспринять ваше послание только как видимые сигналы от другого лаага.— Видимые сигналы?— Именно, — сказал Джим, — искажения в форме дыры другого лаага. Сигналы должен подавать именно другой лааг, поскольку их сигнальная система основана на форме именно их личных дыр и способности именно этой формы к искажениям. Таким образом, лааг, получивший ваш сигнал, думал, что видит другого лаага — в корабле, где хватало места только для уже находившихся там членов экипажа, — который говорит ему что-то непонятное, потому что, во-первых, в сообщении были пробелы на месте не знакомых лаагам понятий, а во-вторых, то, что он услышал, относилось к существам и ситуациям, которые ему казались невозможными и невообразимыми. Он мог только решить, что у него галлюцинации, как бы лааги их ни называли. И естественно, поскольку он решил, что собственный разум подвел его, то не ответил. Он отверг реальность этого образа точно так же, как вы отвергли возможность существования твердого СО2 — мы называем его сухим льдом, — который не превращается в газ, несмотря на окружающую жару.Вопрос Первый долго молчал.— В то, что ты нам говоришь, почти невозможно поверить, — сказал он наконец.— Необязательно верить мне на слово, — сказал Джим. — Кто-нибудь из вас мог бы отправиться к большой дыре, на которой живут лааги — это всего в нескольких световых годах отсюда по направлению от центра галактики, — и посмотреть, как они друг с другом общаются.— Любому из нас было бы неприятно отправиться туда и сделать это, так что я возьму это на себя, — сказал Вопрос Первый.После его слов воцарилось молчание, которое длилось, по оценке Джима, минуты полторы. Потом Вопрос Первый заговорил снова:— Да, это правда. Все мои друзья удивлены. Если бы я не видел это сам, они не смогли бы такое даже представить. Ваши идеи по поводу этой проблемы достойны высочайшей похвалы. Но тем не менее мы были правы, когда запретили им вторгаться в наше пространство. Как вообще можно общаться с такими существами? И что может дать такое общение?— Большую пользу, возможно, о существовании которой вы пока и не подозреваете, — сказал Джим.— Не думаю, дорогой друг, — ответил Вопрос Первый. — Из-за того, что вы сами обычно дыры, ты слишком терпим к этим лаагам. Говори что хочешь по поводу того, что мы не поняли их реакцию на наше сообщение, но тем не менее они прибыли в своих личных дырах, чего вы с Мэри, проявив вежливость, не сделали. И вообще, что они могут нам сказать, чего мы еще не знаем?— То есть ваш народ уже знает все? — спросила Мэри.Поскольку она давно ничего не говорила, ее вступление в разговор заставило Джима дернуться и даже, кажется, на мгновение сбило с толку Вопроса Первого и его друзей. Она получила ответ не сразу, а после заметной паузы.— Не все, конечно, — ответил Вопрос Первый, — но то, что важно.— То, что важно для вас? — уточнила Мэри.— Конечно, то, что важно для нас... Понятно, ты хочешь сказать, что может существовать важное знание, которое прямо нас не затрагивает. Теоретически это возможно. Но даже если бы это было так на самом деле, зачем нам оно, если не представляет для нас ценности?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36