– Княжий терем гудит – ровно пчелиный рой. Твоя ворожба мимо не прошла, даже князь почуял.– Ты гляди, – буркнул Безрод. – Ворожец на ворожце, ворожцом погоняет. Князь тоже из ваших?Старик отвернулся от окна, какое-то время пристально разглядывал Безрода и, наконец, коротко бросил:– В свое время узнаешь. Подойди, плечо дай.– Да не дави ты, уже по колени в землю вогнал! Полегче!– Не кряхти. Веди.– Куда?– На кудыкину гору!Вышли из избы, и, повинуясь указкам старика, Безрод подвел ворожца к входу в терем, помог подняться. А дальше только и оставалось, что мрачно кусать губу – старик, не спрашивая дозволения, ногами распахивал двери, а дружинные только прятали улыбки в бороды.– Полегче, Стюжень, дверь только навесили. До тебя месяца не провисела!Стюжень пнул сапогом последнюю дверь и едва не снес ее с петель. Князь о чем-то спорил с воеводами. Разгневался, покраснел. Безрод прикусил губу: тьфу ты, из огня да в полымя! Самое время на светлы очи вставать! Князь нынче зол, страшен, попадешься под горячую руку – быть беде. И ведь глядит с неприязнью, ровно сто лет знались и весь век враждовали. Сивый, не мигая, буравил князя стылыми глазами.– Здоров ли, Стюжень? Больно бледен.– А с чего румяным быть? До сих пор в ушах звенит. Только что поднялся.– Ты кто таков, что ворожишь без спросу и с людьми не чинишься?Князь вроде и словом не обидел, а все равно будто кулаком от души приложился.– Кто я таков, про то сам знаю, да тебе не скажу, – буркнул Безрод, глядя исподлобья. Невзлюбил князь – и ладно. Не больно-то нужно.Князь мгновенно сузил глаза, в них недобро заблистали гневные огни.– В яму захотел? Не можешь язык укоротить – сядешь в яму! Не с кем-нибудь говоришь – с князем! Спрашиваю – отвечай!– Чего не сажал, того не жни, чего не давал, назад не проси. – Сивый мрачно выглядывал из-под бровей, сведенных в нить.Стюжень все так же висел на плече Безрода, покряхтывал. Шумело в голове. Князя от злобы аж перекосило. Так стиснул поручень скамьи, что едва в щепы не смял затейливую резьбу. Держала Безрода на этом свете сущая малость – спасенная только что жизнь соловейского дружинного.– Уговаривать не стану. Больно дерзок. Захочу узнать – мигом язык развяжу. Еще не вяжут языки теми узлами, что развязать нельзя.– Крови жаждешь? – еле слышно прошелестел Безрод. Стюженевы пальцы на плече сжались, едва кости не смололи. – Скоро вдоволь напьешься.– Что? – зашипел князь.– Враг на пороге, – процедил Безрод. – Рот не перепачкай!– С кем говоришь, безрод!Ишь ты. Обидеть решил, безродом назвал. Смех один.– Мне клыки не показывай. Ты – им князь. – Безрод кивнул в сторону воевод и дружинных. – А по мне – так просто боярин. И не всякому боярину голову склоню.Князь аж зубами заскрипел, от злости побелел, а дружинные, дай им волю, изрубили бы дерзкого в ошметки. Но князь есть князь – взвился на ноги, вскинул голову и. не глядя на Безрода, процедил сквозь зубы:– П-п-падалью смердит! Отворите окна!Из палаты, вслед за князем, вышли все. Остались только Стюжень и Безрод. Старик не мог уйти сам.– Присел бы. – Сивый подвел старого ворожца к скамье.– Смел ты, парень, да так, что не пойму, смел или просто дерзок. Вроде и любить тебя не за что, а все равно благодарю. А еще за ворожбой ущучу – прибью насмерть. Падешь наземь, больше не поднимешься. Всякому кулику свое болото. Маши мечом, а в дела ворожские носа не кажи!– А почем знаешь, что не ворожец я? Может, зря ругаешься.– Зря не бьют бобря. Я воя с закрытыми глазами распознаю. А что пояса на тебе нет, так мне это не помеха. Иди. А будешь ворожить – прибью.Безрод вышел, а Стюжень еще долго смотрел Сивому вослед. Странный парень. Ему ведомо слово, ему покорился дух меча, ему помогли боги, но ведь не было в округе ворожца такой силы! Не было! Уж он, старый Стюжень, знал бы.Безрод вышел за ворота, в зарослях бузины подобрал меч, скатку, добрел до корчмы, по стеночке доковылял до каморки – да и рухнул на пол замертво.
Утром встал тяжело, а встав, зашатался. Словно полсебя отдал вчерашнему найденцу. Еле-еле пахнет рассветом. Солнце ворочается лениво, да вставать не спешит, день еще не начался, а ноги уже не держат. Безрод осторожно сошел вниз. На востоке лишь начало заряниться, город зябко кутался в сырую ночную тишину, и даже собака лишний раз не сбрехнет в такую-то рань. Так же было в то злополучное утро на заставе две седмицы назад: тихо, туманно и промозгло сыро.Только-только стало заряниться небо, а грузчики уже взялись за бочки и мешки. Время и самому под бочку встать. Быстрее погрузится Дубиня, быстрее уйдет. Не сегодня-завтра полуночники закроют губу.– Здоров ли, Дубиня?– Жаловаться нечего. Чего пришел?– Помочь хочу. Раньше погрузимся, раньше уйдем.– Никак узнал что-то худое? Оттниры близко?– Ближе некуда.– Не беда! Мы – бояны! Отобьемся! Чего кривишься?– Вроде и пожил на свете, а нос дерешь, будто дите малое.– Потому и нет мне от девок отбоя. То-то сам ворчишь, будто старик древний.– Больно много оттниров. И злы они. На вот, схорони. – Безрод протянул купцу меч и скатку.Сам подошел к бочатам на берегу, взгромоздил на плечи один и медленно, но верно, будто настоящий грузчик, пошел к сходням. Дубиня только крякнул.Безрод много где побывал, ходил и под ветром, и на веслах, но не представлял себе, что трюмы купеческих ладей так ненасытны. Носишь, носишь, а она все просит и просит! Еще и еще! Воистину ненасытная утроба – снаружи меньше, чем внутри. И хорошо бы с таким трюмом убраться отсюда пораньше. Если случай-шутник сведет в узкой губе Дубинины ладьи и полуночные граппры, ничего хорошего из этого не выйдет. С таким-то пузом далеко не убежишь. И отбиться не отобьешься. Разменяешь себя на троих-четверых, сложишь голову, и сделает тебе ручкой счастье-марево, багровое зарево. А какое оно, счастье? С рыжим волосом или ржаным? Статна или круглобока? Эх, пустое все! Дураком жил, дураком и помереть!Бочка рассадила шею, расковыряла рану. На многих бочках потом найдут кровавые следы. Почешут затылки и покачают головой. Дескать, до чего грузчик бестолковый попался, всю шеяку себе до крови сбил.Грузчики разошлись полдничать. Звали с собой. На Безрод лишь рукой махнул. Не хотелось есть. Ушел на самый конец пристани, в лесок, чтобы никого не видеть и самого никто не видел. Прилег под березой, подложил скатку под голову и задремал. Знал – долго не проспит. Как выйдет из-за листвы блеклое осеннее солнце, пощекочет нос, так и вставать пора. И снова под бочку или под мешок. Хорошо, рубаха красная, крови не видно. Пусть думают, будто взопрел. С умыслом красную взял, как раз для такого случая.Обратно шел не спеша. И не поймешь – то ли отдохнул, то ли еще больше устал. Так, серединка на половинку. Сон видел. Сколько себя помнил, всегда был при дружине. Ходить начал при дружине, первый раз упал – при дружине, первые портки справил – опять же при дружине. Перешила тогда воеводина жена мужнины штаны, и бегал в них отроком, и спать в них ложился. Меч при дружине взял…Подходя к пристани, Безрод отвлекся. Страшный шум спугнул сладкие дремы. Стоят люди, кричат, руками машут. Так раскраснелись, того и гляди – каждого удар хватит. Безрод протиснулся ближе. Стоит полуночный купец, прижат к углу сарая, бороду ощетинил, рукава засучил, никого не подпускает, рычит, будто пес на цепи. Подойди к такому! Кулачищи – с хлебный каравай. Кто-то уже потянулся за дубьем.– Чего натворил?– А чужое за свое принял, – прошипел какой-то купчина, не оборачиваясь. – Его товар стоял рядом с товаром Зигзи. Вот и повадились его люди втихомолку Зигзевы бочата к нему в ладью таскать! У-ух, погань оттнирская!– А если грузчики начудили? Перепутали?– Не-э-э! Как пить дать, воровство задумал! Знает, что свои близко, вот и тянет руки к чужому!Купцы перекипели и с криками ринулись вперед. Кто с кулаками, кто с колом, но скорее всех в угол влетел Безрод. Толпа будто расплескалась о седого да худого в багровой рубахе. Сивый поискал взглядом Дубиню. Не нашел. Отлегло от сердца. Хватило ума у старого, не ввязался в свару. Настоящим делом занят.– Что удумали, купцы? Если виноват, волоки в терем!– Уйди, парень! Добром просим. Быть беде!Безрод обвел глазами толпу. Нет, не дойдет дело до князя, купцы уже все для себя решили. Овиноватили. Может быть, полуночный купец на самом деле виновен, но где же тогда сам Зигзя? Отчего молчит? Кто из разъяренных купцов Зигзя?– Чего же толпой? Никак перепугались одного полуночника? Пусть один на один выйдут.– Не то говоришь, парень. Не в свое дело встрял. Уйди, добром просим…Вчера встрял не в свое дело. Сегодня, завтра… Так и жизнь пройдет.– Дверь видишь? – бросил Безрод за спину полуночнику.– Где?– Слева.– Да.– Туда ныряй.– Но…– Ж-живо! – Сивый прыгнул вперед и обрушил кулак на дубье, что держал кто-то из купцов. Раздался треск, толпа отпрянула, будто от огня.Оттнир воспользовался заминкой, подался влево, толкнул дверь амбара и мышью юркнул в темень.Обозленный купчина бросил обломки жерди и разъярился пуще прежнего. Голь перекатная! Не подпоясана! Стращать вздумал! Не в свое дело суется!.. Стиснул пальцы в кулаки и первым обрушился на Безрода. Сивый только ухмыльнулся, встал перед дверью в амбар, ссутулился.Озверевшие купцы тешились, пока не взопрели, били, пока кулаки не рассадили. За частоколом рук Безрода видно не стало. В амбаре, куда юркнул полуночный купец, что-то гремело, грохотало, падало, наконец дверь отворилась, и на белый свет с огромным колуном над головой выскочил оттнир. Уставшие битейщики отхлынули, будто волна, огонь злобы в глазах погас. Выдохлись, остыли. На пятачке перед дверью остались только Сивый и полуночник, с топором наперевес. Безрод стоял, стоял да и рухнул на колени. Держал руки на теле, раскачивался, что-то шептал и ронял кровь наземь.– Откушай боянских кулаков, полуночный лазутчик!– Пошли. И так сдохнет!– Может, и не того побили, а душу отвели!Плюнув, купцы разошлись. Оттнир бросил колун, глянул туда-сюда, поддел Безрода под руки и вздернул стоймя. Подвел к поленнице, усадил на колоду, прислонил к стенке дров. Безрод хрипел, стонал, что-то шептал. Полуночник присел.– Не отвечать… – шептал Безрод. – Только не бить.– О боги, могучий Тнир, храбрый Ульстунн, что же с тобой делать? Куда ни тронь – там отбито. Так свело болью, что и не разогнуть. А начну разгибать – от боли помрешь…– Помоги встать, – еле слышно прошептал Безрод, но купец услышал.Осторожно помог встать.– Распрямляй.– Помрешь.– Д-давай!Полуночник прижал Безрода спиной к своей груди, обнял за плечи, начал осторожно разводить. Сивый глухо стонал, крошил зубы, кусал губы и только под конец захрипел.– Ну вот, слава всем богам! Нашли! – Из-за угла выметнулись Дубиня и стражники за его спиной во главе со Здравом.Зеваки стайкой вились поодаль – мальчишки и взрослые бездельники, коих на любой пристани всегда пруд пруди. И впереди всех выступал давешний знакомец с кудлатыми вихрами, тонкой шейкой и козлиной бороденкой. Оттнир напрягся, но Безрода не отпустил.– Дыши ровно, полуночник. Ошибка вышла. Бочки свои у Терпеня заказывал?– Ну.– Подковы гну! То-то и оно, что Зигзя тоже! И сам Терпень свои бочата не различит! Нарочно не придумаешь – бочки одинаковые купили, и даже ладьями вы пососедились. Рядышком стоят, борт к борту! Грузчики виноваты, хотя виноватее всех Терпень.Безрод плохо видел и слышал. Стоят какие-то люди, что-то спрашивают.– Эге, парень еле дышит! Да посади ты его, что ли! – рявкнул в сердцах Брань полуночному купцу.– Не отвечать… – превозмогая забытье, шептал Сивый. – Только не бить…Что? Брань прислушался.– Не отвечать… Не би-и-ить…Здрав дышать забыл. Не отвечать? Не бить? Опять, стало быть, сдержался? Скрепился? А если бы разозлился Безрод, распустил руки? Уж Сивый точно знает, как спровадить человека на тот свет. У Здрава глаз на такие дела наметан, кроме того – на заставах других не держат. Стражника прошиб холодный пот. Вот смеху будет, если не сегодня-завтра Безрод и полуночный купец выйдут на пристань требовать платы по долгу! У всех по одному! Будет ли купцам так же весело?– Ну ты, парень, даешь! Уж так получается, что княжью честь пуще меня бережешь.– Кому честь, а кому бы ноги снесть! – прошептал Безрод и ухмыльнулся разбитыми губами.Брань услышал, но промолчал.– А ведь по миру купчин пустят! Что один, что другой! – Здрав повернулся к Дубине.Тот засмеялся:– По мне, так пусть я один и останусь!– Хитер старый бобер!– Не старый. Просто живу долго. А безвинного сроду не бил.– Отведи меня к морю, – шепнул Безрод.– К морю хочет, – мрачно буркнул Здрав и выпрямился.– Я помогу. – Полуночный купец осторожно поставил Безрода на ноги.– И то ладно. Мне же в терем дорога. – Брань кивнул своим стражникам. – Ступайте за мной, сонные тетери!
Оттнир и Безрод шли к морю через всю пристань. На купцов даже не глядели. А захотели бы взглянуть – ни одной пары глаз не нашли. Все под брови попрятались. Купцы чесали затылки, ломали шапки в руках да прикидывали отступные. Ничего хорошего не выходило, хотя… не сегодня-завтра оттниры нагрянут, а там еще с полуночника взыщут. А то и весь товар отберут, если сбежать не успеет.Кое-как доковыляли до берега, и Безрод без сил опустился на гальку.– Чего полез, дурень? Зашибить ведь могли! – Купец присел рядом.– Так ведь и зашибли.– Насмерть, говорю.– Пустое… – Безрод устало ухмыльнулся.– А чего сам не бил?Сивый промолчал.– Странная штука жизнь, в сыновья мне годишься, а нынче ты мне заместо родителя. Жизнь подарил.– Ни отца у меня, ни матери, и какого роду-племени – не знаю. – Безрод усмехнулся, покосился на купца. – А может быть, полуночник я.Купец задумался, прикусил ус.– А годков тебе, парень, сколько?– Тридцать с лишком.Полуночник недоверчиво покосился. Ишь ты, тридцать с лишком! Уже седой совсем! Почесал затылок.– Сосед у меня есть. Белый Авнюр. Что-то около твоих лет тому назад и пропал у него сынок.Безрод улыбнулся разбитыми губами:– Пустое. Ты-то кто будешь?– Люндаллен я.– Уходи, Люндаллен, отсюда. Нынче же ночью. Не тяни. Знал ведь, к чему дело катится, чего приехал?– Я торговый гость. Мне…– Говорить тяжко, язык не ворочается. Не заставляй повторять. Не сегодня-завтра ваши нагрянут. Первым ляжешь, на тебе наши оторвутся. Убьют, и как звать не спросят.Купец нахмурился.– Бросай все. Что успел – то унес. Один?– С доченькой.– Увози… – Безрод закашлялся, его переломило пополам, застучало о берег побитым телом. – Увози… Сейчас же…– На островах будешь, заходи. На Тумире меня всякая собака знает. – Люндаллен наклонился, неловко обнял Безрода, поцеловал в макушку, будто отец сына, и зашагал прочь.Безрод подполз к морю. Больше не к кому за лаской идти. Раздеться сил не осталось, так и вполз в воду одетым. Вот-вот зальет всего тошнотой, слова станет не вымолвить. Пусть ласкает море синяки и ссадины. Сегодня мало не убили, завтра и вовсе под горку закатают. Уж так на пристани ударить хотелось, в глазах потемнело. Но стиснул зубы и скрепился. Чуть не забыл обо всем на свете. Купчишки в раж вошли, разъярились, думали – страшно седому, от боли ревет. Дурачье! На Чернолесской заставе, бывало, загонял Волочек пяток воев поздоровее в избу, давал к темноте привыкнуть и запускал остальных по одному, без доспеха. Один доспех – рубаха на ребрах. Там-то похлеще было. То не купцы гладили, то вои били, каждый быка наземь валил. Ничего, выходил заживо. Поначалу воевода чару кваса не успевал допить, выкидывали из избы полудохлого. А как пошел счет на три чары – Волочек первый раз в сечу допустил. Крутился тогда в избе, как уж на противне. Насколько будешь скор, настолько и жив.Как добрался до корчмы, и сам не помнил. К себе в каморку поднялся, а дальше – туман.
– …А ты не гляди, что худ! В нем костей на целый пуд.Безрод открыл глаза. Стоят Брань и давешний ворожец, глядят внимательно. Стюжень поднес руку ко лбу, и такое блаженство затопило гудящую голову, будто уже помер, от земных болей освободился. Вдохнуть не успел, как обратно в сон провалился, только сон чистый и легкий, без мути в груди и шума в голове…Долго проспал или нет, сам не знал. Открыл глаза, а Стюжень еще тут. Один. Брань, видать, службу дальше понес. Привел ворожца, ус покрутил и ушел.– Чего пришел?– Ну до чего хозяин грозен! И суров и сердит, аж бровями шевелит! Лучше?– Лучше, – буркнул Сивый и попробовал встать.Старик не мешал.– Ты ведь Волочков человек?– Был. Чего надо?Безрод встал ни легко ни тяжело.– Князь к себе зовет.– Своих пусть зовет. Не пойду.– Боишься?– Ага, языка своего боюсь. Бед не натворил бы.– Отвада хочет узнать про то, что на Чернолесской заставе приключилось. Почему выжил только ты, почему не открылся, почему шастаешь без пояса. – Старик сел на бочку. – Что нынче на пристани случилось?Нынче? Так день еще не кончился?– Нельзя мне в терем. Князь больно сердит. Невзлюбил меня почему-то. Нет, не пойду.– А тот парень белобрысый, которого ты притащил, на поправку пошел.
1 2 3 4 5 6 7 8 9